8000 дней без тебя

Вики Зажмуриваюсь от яркого солнца, проникающего через жалюзи. Странно, Мальбонте всегда их закрывает на ночь. Хочу уткнуться ему в плечо и спать дальше, потому что вставать нет никакого желания. Переворачиваюсь на другой бок, закидываю руку, и...не обнаруживаю большого и такого теплого тела любимого мужчины. Пусто. Еще пару раз ощупываю место рядом с собой и открываю глаза. Кровать и комната пусты. Может, он внизу, готовит завтрак? Приподнимаюсь на локтях, смотрю на экран телефона — семь утра. Так рано мы даже не просыпаемся. Нехотя покидаю теплую постель, спускаюсь вниз: ни на кухне, ни в ванной Мальбонте нет. Набираю ему, на что механический голос в трубке сообщает мне, что абонент вне зоны доступа. — Что за..? — и тут мне на глаза попадается связка ключей, оставленная на тумбочке. — И что это такое?! Беру их в руку, окончательно убедившись, что это действительно его дубликат. Прокручиваю в памяти вчерашний вечер, пытаясь понять, что же сподвигло моего мужчину на эти странные поступки. Разговор о сексуальных партнерах, начавшийся ни с того, ни с сего. Я ответила честно. Реакция была вполне адекватная, несмотря на его изрядное подпитие. Потом секс. Тоже будто бы не запланированный, быстрый, без прелюдии, на эмоциях. Мы были охвачены страстью. Я поднялась наверх, уложила Кира в ноги, позвала Мальбонте, он крикнул что-то про душ. И...все. Больше я ничего и не помню. Поднимался ли он вообще, заходил ли, ложился. Наверное, уснула. Черт! Может, зря я себя накручиваю? Может, у него появились проблемы, изменились планы, какие-то срочные дела? Поэтому и отключил телефон. Как только он все решит, так сразу же даст о себе знать? Выбивают из колеи только ключи. Что он этим хотел сказать?! Ничего не понимаю, но решаю подождать пару часов. Пока с Киром погуляю, он как раз прибежал и ластится к ногам, требуя улицу. К полудню, набрав номер Мальбонте уже добрых раз тридцать, постепенно начинаю осознавать, что происходит что-то не то. Холод пробирается по позвоночнику, противно стягивая затылок. Не думая больше ни секунды, сыплю корм своему прекрасному псу, целую его в мокрый нос, сажусь в машину и двигаюсь к бару «Небытие». Надеюсь, там я все же смогу застать его владельца. Однако, уверенность окончательно меня покидает, когда администратор с озадаченным выражением лица говорит мне, что Мальбонте нет на месте и он распорядился его не беспокоить день-два, не сказав больше ничего. — А куда он уехал или ушел, не сказал? — Нет. Он просто сказал «Я буду вне зоны доступа», зашел в кабинет буквально на минуту и сразу же уехал. — Ты мне так говоришь, потому что он попросил? — Нет, Вики, это правда, — администратор хороший парень, приветливый, мы нормально общаемся и у меня нет причин ему не верить. — Я сам не понял ничего. Возможно, это из-за проблем, которые сейчас в баре. Хозяин был такой...нервный, брови сдвинуты, телефон постоянно в руке. Знаешь, создалось впечатление, что он будто бы не здесь, о чем-то усердно думает. А вот это уже интересно. — Можно тебя попросить? Напиши мне, когда мистер Гевара появится в баре. В эту же минуту. — Я не могу так... — Я не обижу. Мне правда очень нужно. Телефон-то у него выключен. — Хорошо, но я сразу удалю, как увижу, что ты прочитала, — с минуту подумав, все же соглашается. — Спасибо, ты очень меня выручишь, — незаметно кладу ему купюру под подстаканник. Пока еду обратно домой, открываю страницу Аарона в соцсети и пишу ему. Мало ли, знает что-то, друзья все-таки. Ответ приходит тут же, но, к сожалению, тот тоже не в курсе, где пропадает наш брюнет. Благодарю его и кидаю телефон на соседнее сидение. Херня какая-то. Был в баре, раздал указания, куда-то свалил и выключил телефон? Что могло случиться-то, блядь, за одну ночь? Еще до моего сознания доходит, что, возможно, он таким образом решил порвать отношения. Вот так уйти по-английски, молча, ничего не объяснив. А я не имею ни малейшего понятия, как буду собирать себя по частям, если так в итоге и окажется... *** Поздним вечером следующего дня мне приходит короткое сообщение «Он на месте», я быстро ставлю реакцию и стираю переписку. Надеваю первые попавшиеся топ и джинсы, и, чуть ли не вприпрыжку выбегаю из дома и сажусь в машину. Недосып и голод дают о себе знать легким головокружением, но я стараюсь взять себя в руки и выезжаю на шоссе, вдавив педаль газа в пол. Я должна с ним поговорить, черт возьми! И все выяснить. Почти двое суток я сходила с ума и совсем погрязла в собственных мыслях, раз за разом анализируя наши отношения. Может быть у нас и нет шансов на счастливый финал? Может, эти отношения изначально были обречены на провал? Я надумала за нас обоих, обустроила иллюзорный мир, вцепилась в первого попавшегося мужчину, который стал близок настолько, что без него дышать трудно. Ведь ни слов любви, ничего такого, с его стороны никогда не звучало. Да, он дарил мне цветы и подарки, когда чуть ли не сразу предупредил, что не дарит их никогда никому. Да, он устраивал мне потрясающие свидания. Заботился и оберегал. Я влюбилась по уши. А он...видимо, для него этого недостаточно. Мы просто встречались, просто проводили вместе время, просто постоянно переписывались, просто спали друг с другом и порознь. Просто... Может он остыл ко всему и решил просто уйти... В любом случае, уже через пару минут я все выясню и перестану додумывать, терзая себя негативными мыслями. Паркую авто у входа, захожу в помещение, залитое огнями неона, киваю администратору и решительно направляюсь в кабинет хозяина. Хозяина сего заведения и моего сердца. Если я сейчас туда зайду и увижу Мальбонте с какой-нибудь девицей, наверное, просто умру. Приходится расправить плечи, чтобы вдохнуть, выдохнуть, чуть успокоиться и принять неизбежное. — Даже если ты не хочешь меня видеть, я вхожу, — дергаю железную ручку, отмечая, что дверь не заперта. Зайдя в кабинет, застаю Мальбонте сидящим на диване. Мыслями он где-то далеко, размеренно прикладывает к губам фильм сигареты. Втягивает дым и выпускает его, долго и ровно. Смотрит в пустоту перед собой, вытянув длинные ноги в черных джинсах. А я словно приросла к полу. Сердце предательски сжимается в груди. Желание одно — броситься к нему и зацеловать каждый миллиметр так горячо любимого тела. Но я держусь. Еще не все мозги растеряла. — Ты не хочешь объясниться? Что это было? Прощальный секс? Свалил в закат, ничего не сказав? Медленно поворачивает голову в мою сторону. Смотрит с минуту и...отворачивается, снова приникая губами к сигарете. Это что, прикол такой? Впиваюсь глазами в его лицо. Нет на нем эмоций. Маска. Мальбонте транслирует безразличие. Ко всему. Ко всем. Больше на меня не смотрит. Даже когда я встаю напротив него. Даже когда по щеке бью, чтобы очнулся. И молчит. Играет желваками и молчит. А мне...мне хочется кричать, впервые за все время. Мне хочется орать, обвинять, драться. Я устала думать. Устала держать все в себе. — Я звонила, не переставая. Я волновалась, места себе не находила. Не ела, не спала. А ты просто возвращаешься как ни в чем не бывало и сидишь молчишь, игнорируешь меня, — закипаю, эмоции берут верх. — Чем я заслужила такое? Чем? Просто скажи. Ноги подкашиваются, потому что я перенервничала и ничего не ела. Он это замечает, быстро встает с дивана и подхватывает меня под локоть. Смотрит сверху вниз. — Зачем ты оставил ключи? Почему ты ушел? Что происходит, скажи уже хоть что-нибудь, — со всей силы толкаю его в грудь. Чувствую, как по щекам катятся слезы. Нервная система не выдерживает. — Прости, — говорит на выдохе, совсем тихо и ослабляет захват. Отстраняется. Я не чувствую больше на себе его пальцев. Не чувствую... Всхлипываю. А он отходит. Я задыхаюсь, глядя в его непроницаемо-черные глаза. Слов нет. Ничего нет. Я ничего вокруг себя не вижу и не слышу. Ноги ватные. В глазах слезы, но мне плевать, пусть видит меня такой жалкой, заплаканной и разбитой. Пусть видит, что мне больно. Больно из-за его необдуманного поступка. Больно из-за того, что сердце мне на куски порвал, растоптал меня, убил. Меня трясет, губы дрожат, пальцы, кажется, тоже. Отхожу на несколько шагов назад, пока не упираюсь в стол. — Не надо было ничего продолжать. Трахнул на этом самом столе — и разбежались. Пережила бы. Сейчас не было бы так больно, — в горле стоит ком, голос свой уже не узнаю, больше на хрип похож. — Это все из-за каких-то проблем в баре? Может, мы попробуем решить их вместе? Может, Леон может помочь, у него огромные связи... — Я сам разберусь со своими проблемами! — отвечает довольно грубо, не дав мне договорить. — Я уже большой мальчик, ни в чьей помощи не нуждаюсь! — Но... — Уходи, Вики, не усложняй. Наверное, именно так и расстаются с девушками. Безо всяких эмоций. Но меня снова трясет. Еще чуть-чуть и будет паническая атака. Хочется вылить на себя ведро ледяной воды. Губы сохнут, я закусываю нижнюю так сильно, что она трескается. Соленый вкус крови немного отрезвляет. — Сейчас я выйду из твоего кабинета и легко смогу познакомиться с каким-нибудь мужчиной. Возможно даже, это будет твой администратор, он вполне себе симпатичный молодой человек, — внимательно слежу за тем, как у Мальбонте дергается кадык. — Возможно даже, я с ним пересплю. Сегодня же. Он приближается. Снова сокращает расстояние между нами. Не хочу, чтобы он подходил, и одновременно желаю этого больше всего на свете. Мне нужно, чтобы он сказал, что все это неправда. Что все это затянувшаяся шутка. Сказал и обнял. Но этого не происходит. В его черных, как ад, глазах, нет ни единой искорки. Я вспоминаю, как вспыхнули его глаза, когда он только меня увидел. И как блестели, пока он целовал меня два дня назад. Когда прощался. — Дерзай. Удачи желать не буду. — Я знаю, что ты говоришь это от злости. Я не безразлична тебе. Иначе бы не случилось всего того, что было. — А что было, Вики? — отчеканивая каждое слово, ударяет все больнее. — Для тебя все, что было между нами, ничего не значит? — затаив дыхание, задаю вопрос и одновременно хочу и не хочу слышать на него ответ. — Мы хорошо провели время. Что еще ты хочешь услышать? — О, не утруждайся! «Хорошо провели время», — хмыкаю, повторяя его убийственную фразу. — Ты просто бездушная, безэмоциональная скотина! Что мне остается делать? Только принять тот факт, что мной воспользовались и бросили без объяснения причин. Как в тот день, в этом же кабинете. Только сейчас невыносимо больно. Мы оба оборачиваемся на звук открываемой двери и я снова застываю на месте. Для полного «счастья» мне не хватает только ее. — Не помешала? Я старалась! — Ты пришла раньше, — Мальбонте отводит взгляд от двери и смотрит на часы. — На час. — На час раньше станешь свободным, — мама смеется, поправляя волосы. — Здорово же! — Что она здесь делает? — слезы мигом высохли, теперь меня одолевает только ярость и непонимание. — Судя по расстроенному личику моей дочери, ты принял решение не в ее пользу? — О чем она, Маль? — Меня уже изрядно подбешивает вся эта ситуация. — Ах, детка, твой рыцарь ничего тебе не говорил? Он должен мне деньги за свой бар. Я по доброте душевной одолжила ему крупную сумму, а теперь хочу простить, взамен на...тебя, Вики, — она говорит это так спокойно, словно мы в магазине выбираем, мясо или рыба будет на ужин. А я просто не могу пошевелиться. Все это время Мальбонте мне врал? Он в сговоре с моей матерью? — Это правда? — Мой голос еле слышен, это даже не шепот, писк какой-то. — Умоляю, скажи «Нет». — Да, — твердо, четко, уверенно. Как отрезал. Сглатываю. Грудь сковывает, отняв возможность сделать вдох. Руки ослабевают. Да что там! Все тело просто парализует. — Можно побыстрее с этим закончить? — говорит Мальбонте моей матери, больше не смотря в мою сторону. — Ты добилась своего. Избавь меня от своего присутствия в моей жизни. — Ауч, как грубо, — мама открывает папку, которую все это время держала в руках, достает оттуда пару листов и передает Мальбонте. Он внимательно читает каждую строчку, хмуря брови. Зачем я продолжаю на него смотреть, когда он так со мной поступил? Зачем продолжаю терзать свое и так измученное сердце? — Мне даже жаль тебя, Вики. Ты действительно подумала, что этот мужчина полюбит тебя? Я думала, ты умнее, — добивает меня своими словами женщина, которая меня родила. Я после всего этого даже матерью не могу ее назвать. Мальбонте подходит к столу, берет ручку и ставит свою подпись в нижнем углу второго листа. Этим жестом перечеркивая все хорошее, все светлое, что я о нем напридумывала сама себе. — Какая же я дура, — слезы душат, но не могут вырваться на свободу, заставляя безмолвно кричать от боли. Зажмуриваюсь, и вываливаю на него весь шквал эмоций, которые меня переполняют, на его родном языке, чтобы покрасочнее. — Un cobarde y asqueroso bastardo. Débil y traidor. Te odio. Буквально на пару секунд на его лице появляется удивление, но он не произносит ни слова. — Она знает испанский, ну это так, тебе на заметку, — забирая документы со стола, произносит Ребекка. — Пойдем, Вики. Смотрю напоследок в глаза испанцу. Он также сидит в кресле, то сжимает, то разжимает кулаки. Злится. Я привыкла с ним! Я не хочу без него! Даже после всего...Я так его люблю... Но все это остается где-то внутри, где-то очень глубоко. И внешне я лишь отворачиваюсь и, расправив плечи, оказываюсь рядом с матерью. Дверь кабинета хлопает с внешней стороны, кажется, что этот хлопок громче всех звуков на свете. Он разделяет мою жизнь на «до» и «после». И как дальше — я не знаю... К машине мы идем молча. А в салоне авто мама закрывает перегородку между нами и водителем и решительно поворачивается ко мне. — На то, чтобы прийти в себя я даю тебе несколько дней, после — знакомство с твоим будущим мужем. И никаких фокусов, Вики. В этот раз мне не помешает ничто. Нужно будет тебя запереть дома и посадить на цепь — значит так и сделаю. — Делай что хочешь. Только дай забрать собаку, — мне действительно все равно, на слова, на грубости, на все. Я ее даже почти не слышу. — Собаку? — она приподнимает бровь в изумлении. — У меня есть собака. Мальбонте подарил на день рождения. — Как все запущено, — закатывает глаза и, уже опустив перегородку, называет водителю адрес. Отворачиваюсь к окну и не произношу больше ни слова до конца поездки. Я просто опустошена. *** Забрав Кира и кое-какие вещи, я оказываюсь у ворот дома, в котором прожила так много лет, а сейчас понимаю, что он мне совсем чужой. Вот так бывает. Несколько ступенек, массивная дверь, и я уже внутри. Белые стены, яркий свет холла. И все красиво, и с размахом. Огромный современный особняк, со всеми удобствами и невероятными девайсами. А мне это все не нужно, я чувствую себя в собственном доме как в гостях. Да что там, я всегда так здесь себя чувствовала. И как только раньше не замечала?! — Не думала, что опять здесь будут домашние животные. Ну, я надеюсь, твой пес приучен к лотку, — говорит Ребекка уже в коридоре, когда я ставлю сумку на пол и отпускаю Кира изучать новое помещение. — Приучен. — Завтра запишу тебя в СПА, это никуда не годится, — она сбрасывает туфли и направляется в гостиную. — Возьми себя в руки, соберись. Напоминаешь своего отца, он был такой же тряпкой. — Что ты сказала? — Я сказала, что ты копия своего отца, — смотрит на меня прямо, с вызовом. Как будто давно готовила эту речь, просто подходящего момента не было. — Твои повадки, твой смех, улыбка, твое это слишком доброе сердце. — А это плохо? — Это раздражает. Я до сих пор надеюсь, что в тебе появятся хоть какие-то мои черты, но, видимо, зря. Ты неисправима. Как бы я ни старалась, кажется, гены отца оказались намного сильнее моих. — Ребекка Уокер в чем-то дала осечку? Не может быть. — Нет, пожалуй, кое-что от меня у тебя все-таки есть — это стервозность и слишком длинный язык. — Это у меня от себя. Ты никогда мной не занималась. — А знаешь, почему? — Уже даже не интересно... — Я не хотела детей, — она все равно продолжает, несмотря на мое безразличие. — Когда я узнала, что беременна, хотела сделать аборт. Габриэль был против. А я была слишком юна, чтобы настоять на своем. Да и Габриэль любил меня, тут ничего не скажешь, — хмыкнула так издевательски, как будто ей неприятно было это признавать. — Он женился на мне, как подобает всем порядочным мужчинам. Я родила тебя. И поняла, что никаких чувств и эмоций у меня нет. Все годы я старалась «соответствовать» роли хорошей жены и матери. Создавала идеальную картинку для родственников и друзей. Но внутри знала, что это не мое, не моя жизнь, не мое предназначение. В один день я собралась и сказала Габриэлю, что мне все надоело и я хочу развестись. Тебя оставлю с ним, а сама уеду. И именно тогда он заболел. Злой рок. Я сажусь на край дивана, пытаясь переварить услышанное. А мама все продолжает: — После того, как мой бизнес пошел в гору, как я обзавелась большим количеством связей и необходимых людей, ты мне стала нужна для того, чтобы выгодно выдать замуж. Чтобы ты родила детей влиятельному мужчине, обеспечив себе и своим детям безбедную жизнь, и все были бы счастливы. — Ты. — Прости? — Ты была бы счастлива. Я — точно нет. Но тебе на это плевать. Ты никого не любишь. Просто это не твое. И чувства других людей тебя абсолютно не интересуют. — Любовь — это чушь, Вики. Это болезнь. Порой неизлечимая. — Мне жаль тебя, мама. В итоге ты останешься одна. Тебя будут окружать стены пустого дома, а ты будешь одинокая и несчастная. — Одинокая и несчастная сейчас как раз ты. Из-за любви, заметь. Я права. Я всегда права, Вики. Так что заканчивай свои страдания и настраивайся на правильную жизнь, никуда тебе не деться. Я просто разворачиваюсь и ухожу. Нет сил что-либо отвечать, пререкаться, спорить. Нет сил ни на что. А слезы, кажется, закончились. Выплаканы все. Я пустая. Три потрясения за один вечер — это слишком. На негнущихся ногах вхожу в «свою» комнату. В ушах звенит, голова раскалываться, шершавый язык прилип к нёбу. Хочется броситься поперек кровати и забыться, но сначала захожу в ванную. В большой шикарной ванной комнате какое-то время просто смотрю на свои руки, не в состоянии решиться даже на то, чтобы сходить в душ. Мне кажется, что, если я сейчас помоюсь, то смою с себя его запах, его прикосновения. А я не хочу. Не хочу и не могу остаться без этого. Поднимаю взгляд на бледную осунувшуюся девушку с абсолютно пустыми глазами. Она просто не могла быть мной. Ведь еще несколько дней назад я выглядела совсем иначе, когда смотрелась в зеркало у нас дома. Тогда я была счастлива. Медленно соскальзываю на плитку и поворачиваюсь к Мальбонте спиной. Откидываюсь на его грудь и жадно рассматриваю наше отражение в висящем над раковиной зеркале. Сама себя не узнаю. И дело не в том, что волосы стали немного влажными и прилипли к шее, а щеки покраснели от оргазма... Нет, дело во взгляде. Он другой. Зрачки блестят, будто нарочно выдавая то, как минуту назад нам с Гевара было хорошо. И он рассматривает нас не менее жадно. Его ладонь накрывает мою грудь, чуть сжимает. Хочется прикрыть глаза от удовольствия, но не могу оторвать взгляда от его, пронзительного, обволакивающего. Он тоже смотрит прямо на меня. Улыбаюсь. Это так круто — чувствовать себя желанной. А с ним я чувствую... Он так смотрит, словно... — Не любит! Он тебя не любит, Вики, — кричу на зеркало и бью ни в чем не повинное стекло. Оно трескается, ладонь опухает и покрывается царапинами, которые сразу кровоточат. Но это ничто по сравнению с тем, как кровоточит мое сердце. Смотрю на собственные пальцы, по которым медленно струйками стекает кровь. Они не разгибаются. Я их даже не чувствую. Повинуясь какому-то внутреннему необъяснимому порыву, перевожу взгляд на стоящую на стиральной машине косметичку. Достаю оттуда ножницы и, не глядя, режу свои волосы. Прядь за прядью. Они падают, рассыпаясь темным каскадом, создавая контраст с белым мраморным полом. Когда руки уже немеют от монотонных движений, а волос на полу становится много, решаюсь посмотреть в разбитое зеркало. И вижу совершенно другую себя. Не милую девушку с волнистыми локонами до поясницы, не безвольную куклу, за которую принимают решения и указывают, как жить. А знающую себе цену сильную женщину с каре, которая больше не позволит обращаться с ней, как с вещью. — Раз тебя никто не любит, будешь любить себя сама. Кусаю губу и запрокидываю голову, позволяя непрошеным слезам скользнуть по щекам. Он со мной попрощался. Я с ним тоже. Теперь остается только жить дальше...И я буду.