Сигарета

      Очередной притон. Очередной разгул на хрен знает сколько тел. И сейчас все эти тела были примерно в одном состоянии — угашенные и счастливые. Пьяный Андрюха уже минут десять старался найти во всей этой толпе Миху, чтобы присмотреть за ним, чтобы тот не вытворил какую-нибудь хрень. На деле за ним самим присмотр не помешал бы. Андрей впервые в жизни видел столько портвейна, ещё и не самого плохого. Обманчивая сладость отплатила за жадность столь жёстким опьянением, что в реальность он вернулся лишь после часа полудрёмы на холодном балконе в компании гогочущего Балу, который очень благородно не позволил другу уснуть посреди действа. Протрезветь не протрезвел, но зато остался без стрёмных партаков и с непоруганной честью, за что Князь был безгранично благодарен Шуре, даже что-то там пообещал, но в пьяной голове был только Миха. Оставлять его даже на десять минут не хотелось совершенно. «Час без присмотра» — спина покрывается холодным потом. Он находит этого дурака на кухне, будто бы и не пьяного совсем, в очередной раз присевшего на уши какому-то несчастному недопанку, которому нафиг это всё не сдалось, но сбежать от горшенёвских тирад об анархии было практически невозможно. Что ж, главное он тут, сидит и яростно жестикулирует весь такой воодушевлённый. Бьющееся в затылок беспокойство улетучивается ежемоментно.       — О, Мих, наконец-то нашёл, — Дрюха икает и криво подходит к другу, приобнимая за плечо и наваливаясь на него.       — Дрюх, погоди ты! — Отмахивается, но от руки обнимающей не уходит, тут же ловя Князева и покачиваясь от его напора.       — Отстань от парня, ему бы в толчок пробиться, — очередной дурацкий звонкий «ик» и дурной смех, который Миха невольно подхватывает, придерживая норовяшего рухнуть в любой момент друга.       — Ну и фиг с ним тогда, всё равно нихрена не понимает, — Миша неопределённо машет в сторону ускакавшего с кухни парнишки и помогает Андрею усесться на табуретке напротив.       Горшок выуживает из кучи пустых и не только бутылок на столе пачку сигарет и вынимает одну. Прохлопывает себя по карманам и недовольно фырчит, принимаясь обшаривать диким взглядом кухню в поисках огня. Дрюха тупо лыбится, наблюдая за каждым движением, и, сильно покачнувшись, вытаскивает из кармана зажигалку, протягивая её другу.       — О, спасибо, что бы я без тебя делал, ё-моё, — Миха расплывается в довольной лыбе, зажимает сигарету губами и прикуривает, совершенно обыденным движением засовывая зажигалку в карман своих потёртых джинсов.       — Меньше курил бы, — Князь смеётся и тоже тянется к пачке, вытаскивая сигарету и для себя. Сжимает зубами фильтр и тянется к Мише, теряя равновесие и судорожно опираясь руками на его бедра.       — А тебе бы, блин, пить поменьше, — громкий раскатистый смех, едва заглушаемый общим гулом.       Горшенёв наклоняется чуть вперёд, поближе к Андрюхе, поддерживая за плечи обеими руками, чтоб не рухнул. Взглядом указывает на тлеющую сигарету и двигает губами, намекая, чтобы тот прикурил от его сижки. Андрею требуется всего пара мгновений, чтобы понять, что же от него хотят. Он приподнимает голову, чуть вжимая её в крепко сжатые плечи, прислоняется кончиком своей сигареты к чужой и делает пару коротких тяг, как только сигарета подпаливается. И смотрит в два глубоких тёмных омута напротив, от взгляда которых по спине пробегает табун мурашек. Его снова немного штормит, но Миша держит крепко, глупо смеясь с состояния друга. Немного поймав равновесие, Андро весело фыркает в ответ и выпрямляется, делает глубокую затяжку, вынимая изо рта сигарету, выдыхая терпкий дым. Крепкие руки наконец отпускают его, чуть облокачивая на стол. Горшок вторит его манипуляциям со своей сигаретой, но перед тем, как выдохнуть, запрокидывает голову, пуская дым колечками. Дрюх залипает на длинную крепкую шею, на то, как дёргается кадык и поднимаются плечи от очередного вздоха.       Смотреть на Миху одно удовольствие, тот вроде даже начинает что-то говорить, судя по блеску и огню в карих глазах — очередной монолог либо про анархизм в общем, либо про Кропоткина в частности. Что же, Князю не впервой, пускай Король шутов вещает, он в эти моменты такой красавчик, а запал во взгляде и голосе, охх, пробирает до мозга костей, заставляя жар скапливаться внизу живота. Блин, а вот это опасно. Несчастный слушатель кое-как ногу на ногу закидывает, стараясь зажаться, пытается отвлечь себя сигаретой, то своей, то михиной, за которой пристально наблюдает, пока тот машет руками. Но как только она снова оказывается зажатой между чужих губ, хочется взвыть и прыгнуть из окна. Или на Горшка. Второй вариант интереснее, конечно. Настолько интересен, что в мыслях о нём Княж даже не замечает, как по большей части прогоревшая сижка обжигает пальцы. Окурок в забитую пепельницу он запихивает исключительно машинально, а взглядом вновь вцепляется в лицо друга.       — Андро, Дрюх, — оказывается, Андрея зовут, не ясно, как долго, но уже перешли к физическому взаимодействию, потреся за плечо, — Ты как, ё-моё? А то сидишь тут, морщишься. Может, это, подышать?       — В толчок надо, доведи, а, — немного обеспокоенный Миха выглядит так мило, хочется обнимать, тискать. Облизать всего. Почему бы и нет.       — Ёп твою, чё раньше то не сказал, — Горшенёв подрывается с места, зажимает обновлённую сигарету — когда только успел ту скурить? — губами. Он тянет Князя вверх и, как только тот более менее ловит равновесие вертикального положения, тащит чуть ли не на себе в сторону уборной, которая по звукам была даже свободна.       Им действительно везёт, уборная пустая, даже почти не заблёванная, что удивительно при таком количестве выпитого алкоголя. Маленькая, правда, несмотря на то, что смежная. Миха уже хочет пихнуть Князева внутрь и вывалиться из тесной комнаты, но этот жук тянет его за собой, весьма ловко запирая дверь на щеколду.       — Назад то я как поползу? — Фыркает весело, наблюдая как вопросительно изогнутая бровь сначала задумчиво хмурится, а потом обе понятливо поднимаются, закрепляя всю эту свою игру коротким кивком головы. Какие же шикарные брови. Какой же весь Мишаня шикарный. Ой, нахрен всё.       Андрей тяжело вздыхает и прикрывает глаза, смирившись со всеми последствиями, которые смогла придумать пьяная голова, и отбрасывая все ограничители. Может потом найдёт их и всунет обратно, но это потом. Он толкает Миху, заставляя вжаться бёдрами в бортик ванны, сжимает его плечи, тянется вверх, даже на носочки поднимаясь, покачиваясь, как листик какой, и широко облизывает густую бровь, чуть кусая самый кончик. Под руками чувствуется мелкая дрожь, но Дрюха лишь крепче сжимает напрягшиеся плечи, чуть опуская голову, и оставляет влажный след на скуле, доходя почти до самого виска. Грубые руки хватают его за талию и немного отстраняют, удерживая от падения. Пресловутая сигарета зажимается между тонких губ.       — Ты чё творишь, Княж? Белка что ли? — Горшок смотрит… не злобно, непонимающе скорее. Или удивлённо, по крайней мере, брови именно так и поднимаются, обворожительно изгибаясь.       — Сам ты белка, — недовольно корчит лицо и пытается снова подтянуться ближе, но руки держат крепко, — Либо не мешай и наслаждайся, либо оттолкни, только сильно не бей.       — Дюх, ну ты чего? — Голос становится мягким, успокаивающим, хватка уже не такая крепкая, от чего Андрюха в очередном рывке заваливается на Миху, прижимаясь к его груди.       — Да ничего, Мих, чё ты офигенный то такой? Тебя кто просил? — Горшенёв еле сдерживается, чтобы не заржать со столь глупых слов, сказанных такой обиженно-злой интонацией, — Ржать надо мной решил? А я же серьёзно.       Пьяный Андрюха — зрелище весёлое, пока в голову эту светлую ерунда какая-нибудь не взбредёт. Миша кладёт большую руку на спину друга, успокаивающе поглаживая, вторую тянет ко рту, чтобы убрать, наконец, почти докуренную сигарету. Не успевает, Дрюха резко вскидывает голову и высовывает язык, прижимаясь им к всё ещё тлеющему кончику. Судорожный сдавленный вздох, глаза на секунду жмурятся, но тут же распахиваются, с вызовом смотря в охреневшие глаза напротив. Не отрезвило, ну и пофиг, значит из-за Горшка он такую дурь словил. Зубы сжимают фильтр почти у самых губ Михи. Андро чуть отстраняется, вытягивая из чужого рта сигарету и сплёвывая её куда-то в угол. Снова глаза в глаза, язык с болезненным красным пятном всё ещё высунут, вызывая тревогу. Но этот балбес лишь облизывается, морщась от боли, и тут же прижимается своими губами к михиным, проникая языком внутрь и проводя им по крохотным обломкам передних зубов под аккомпанемент своего же болезненного шипения. Горшок даже немного теряется от такого напора, судорожно опираясь руками о стену за спиной, чтобы не завалиться назад. Но на поцелуй отвечает, неуверенно и осторожно, пока этот дурной исследует каждый миллиметр чужого влажного рта своим повреждённым языком. Андрюхино шипение, общие громкие вздохи и томные выдохи заполняют слуховые каналы, они сейчас одни во всём мире. Князев дуреет сильнее, а Мише нравится, он обнимает лицо друга ладонями, поглаживая успокаивающе, обвивает его язык своим, крупно вздрагивая от ощущения горячей обожженной плоти. А тот стонет протяжно и притискивается ближе, кладя руки на чуть выступающие подвздошные кости, слегка потирая их и шустро забираясь ладонями под джинсы. Горшенёв снова вздрагивает, разрывая поцелуй и вопросительно уставившись в голубые глаза, дурные, с почти полностью заплывшей зрачком радужкой.       — Миш, я плохо не сделаю, Мишка, веришь? — Взгляд Андрей изо всех сил концентрирует на лице Михи, пока сам он плавно сползает на колени.       Миша верит, хоть тело и не сразу слушается, руками нелепо прикрывая пах. Андрей хлопает глазами и дуется совсем уж по-детски, прижимаясь губами к костяшками, принимаясь их кусать и выцеловывать. Когда же руки пропадают, пусть и неуверенно, горячая щека тут же прижимается к напряжённому паху, а не особо ловкие пальцы расправляются с ремнём и ширинкой. Княже медленно тянет вниз потрёпанные джинсы вместе с бельём и задыхается вздохом, подняв взгляд наверх. Горшенёв стоит весь красный, как спелый помидор, дышит тяжело, влажно, а взгляд. Этот в разы лучше любого другого, такой дикий, обжигающий, не скрывающий чертей, даже будто почти горящий. Князь прогибается под этим взглядом и, не отводя глаз, прижимается губами к основанию напряжённого члена, проводя влажную дорожку до самой вершинки. Миху прёт. Он запрокидывает голову в немом стоне, кладёт большую ладонь на затылок, чуть прогибается. Андрею нравится всё, что сейчас происходит, но, хоть член Горшка и занимает его мысли, бледные, едва подрагивающие бёдра он проигнорировать не в силах. Оставив короткий поцелуй на головке, опускается ниже, принимаясь кусать и вылизывать внутреннюю сторону подрагивающих бёдер. Миха сначала пытается оттянуть дурную голову, но сдаётся быстро, крепко зажимая рот ладонью, чтобы сдержать громкий протяжный стон. А Андрюха лижется, не оставляя без внимания ни сантиметра нежной кожи, то подбираясь ближе к паху, то опускаясь почти до уровня колен, а то и буквально просовывая лицо между ляжек, вызывая у друга стыдливое мычание. Миша ещё может смущаться в такой ситуации, это так мило. Милый-милый почти совсем невинный Миша. Князь же пьяный, Князю ничего не стыдно, не сейчас, может потом, но когда это потом наступит. Сейчас Дрюха готов провести так всю жизнь, пристроившись лицом между михиных нежных бёдер.       По полной насладившись соблазнительными ляжками и ещё раз облизав напряжённый член по всей длине, Андрей поднимается на ноги, возбуждённо смотря прямо в прикрытые глаза. Чувственно изогнутые брови будто умоляют продолжить ласки. В пьяной голове возникает безумная идея.       — Мишка, нам будет приятно, сейчас я сделаю хорошо, — будто в бреду начинает шептать Андро, прижимаясь губами к шее и протягивая руку к раковине.       — Делай, Дюш, мне всё нравится, давай, — мягкий, чуть хриплый голос наполняет немыслимым теплом, вырывая из горла Князя непроизвольный совсем тихий скулёж.       Протянутая наугад рука находит почти пустую банку с вазелином. Сука, неужели нельзя выкинуть, раз уже нет там нифига? Что же, пьяный мозг не всегда тупой мозг, особенно если с фантазией у этого самого мозга всё хорошо. У Андрюхи с фантазией всё было потрясающе, а потому, не позволив себе задуматься дольше, чем на мгновение, он шустро собирает остатки вазелина на пальцы и касается ими внутренней стороны мишиного бедра, вызывая крупную дрожь и сдавленное мычание.       — Дюш, эт-то чё, ё-моё? — голос приглушён зажавшей рот ладонью, во взгляде ониксовых глаз сквозит лёгкая неуверенность.       — Миш, прости, Миш, это тоже хорошо, я уверен, сожми ляхи только, пожалуйста, Миш, — Княже смотрит глаза в глаза, так нежно, как только может, чтобы Мишка расслабился, чтобы он смог сделать ему приятно.       Немного несмело, но Горшок сжимает бёдра, зажимая между них андреевские скользкие пальцы. Те судорожно принимаются размазывать скудные запасы вазелина по мягкой коже, где пару мгновений назад проходился юркий язык. Мише это кажется немного странным и жутко смущающим, но это же Андрей, опасной для Михи фигни он точно не сделает, поэтому все душевные метания засовываются поглубже, под аккомпанемент тяжёлого дыхания обоих и тихого михиного мычания. Вымазав почти весь вазелин между бёдер, Дрюха убирает от Миши руки, заставляя немного занервничать. Только зря, потому что опустивший взгляд Горшенёв еле сдерживает хохот, наблюдая, как этот пьяный дурак старается справится с джинсами одной лишь чистой рукой.       — Дюша, балбес, иди сюда, — и снова этот мягкий голос обволакивает, укутывает нежностью в контраст рукам, которые уверенными действиями расстёгивают злополучные обтягивающие джинсы, приспуская и их, и почти насквозь промокшее из-за предсемени бельё.       Андрюха срывается на блаженный стон, освободившись наконец от болезненной тюрьмы шмотья. Стон становится лишь громче от лёгкого прикосновения Михи к самой вершинке чувствительной головки. По ощущениям, сейчас каждая секунда промедления могла стоить жизни, а потому, наскоро размазав остатки вазелина по напряженному члену, Дрюха резво толкнулся между сжатых смазанных бёдер, еле сдержав стон наслаждения и вырвав из горла Михи удивлённый всхлип. Скользко, горячо, просто, сука, потрясно. Мише тоже должно быть хорошо, Андрей обхватывает его член испачканной в вазелине рукой, получая в награду сдавленный и приглушённый стон. Движение рукой, ещё одно, Горшок тихо мычит в ладонь, до боли сжимая вторую руку в кулак. Дрюх чуть отклоняется, почти выскальзывая из сжатых бёдер, но тут же резко толкается назад, прикусывая подрагивающее плечо в попытках спрятать громкий стон. У Михи сдержать стон не выходит, потому как он, откинувшись назад, обеими руками вцепляется в несчастный бортик ванны, стараясь удержаться, чтобы не свалиться, и чуть подаваясь бёдрами навстречу. А стон пьянящий, сладкий, голову сносит не хуже портвейна. Что, собственно, с Андрюхой и происходит. Толчки тут же становятся быстрыми, рваными, не сильно размашистыми, рука на чужом члене двигается остервенело, лишь от раза к разу попадая с толчками в такт, заставляя Горшка сходить с ума от удовольствия. Миху тоже вмазало, от того, какой Княже горячий, страстный, как стонет и прижимается к нему всем своим телом, на всё для него, Михи, готовый. Горшенёв крепко обнимает этого придурка за талию, запуская другую руку в растрепанные патлы. Сжимая пряди, он притягивает к себе дурную голову, прижимаясь к приоткрытым влажным губам в нежном поцелуе, смешивая стоны и всхлипы. По позвоночнику бегут разряды тока, заставляя Андрюху делать лучше, приятнее, чтоб до разноцветных пятен перед глазами. Но у Миши уже цветные пятна под веками, трясущиеся колени и судорожно прижимающие Дрюху руки. Он не выдерживает первым, с протяжным стоном, который Князь ловит своими губами, кончая прямо на свою футболку.       — Ох, Миш, блин, ща, сожми покрепче, и я тоже…       Содрогающиеся ляжки сжимаются чуть сильнее и Андрею хватает пары движений, чтобы залить их горячим семенем. Оба дышат тяжело, будто загнанные. Гул за дверью небывало громко долбит по ушам. Стекающая по бёдрам и застывающая сперма вызывает мелкую дрожь. Немного придя в себя после нахлынувшей эйфории, Дрюх резко падает на колени — не разбил ли он их? — и принимается вытирать друга первым попавшимся под руку полотенцем.       — Миш, тебе было хорошо? — Андрей поднимает взгляд, немного обеспокоенный и бесконечно влюблённый, прижимаясь щекой к чистому бедру.       — Очень хорошо, Дюш, до одури прям, — большая ладонь зарывается в спутанные пряди, ероша их, от чего Князь ластится сильнее, расплываясь в глупой счастливой улыбке.       Они стоят так ещё с минуту, пока дверь в занятой так надолго уборной не начинают натурально выламывать. Но парни не особо торопятся. Миша помогает другу подняться, поправляет их одежду и, спустив воду в туалете и наскоро замыв пятно на футболке, вытаскивает тушку чуть ли не на руках, пропуская в сортир двух вусмерть пьяных девок.       — Я куплю потом целую банку, Мих, чтоб нормально, да? — Голос уставший, вконец разморенный страстью и алкоголем, но охренеть какой счастливый.       — Да хоть десять, — Горшок смеётся, затаскивая просиявшего от этих слов друга в, предположительно, спальню, где вповалку кто где спало несколько тел.       Миша заваливается на свободный кусок растянутого небольшого дивана, укладывая Андрюху на себя сверху, крепко обнимая и поворачиваясь на бок вместе с ним.       — Только в следующий раз на кровати, — в полусне бурчит этот дурной, закидывая на друга чуть согнутую ногу и морщась от боли в явно подбитом колене.       — И без алкоголя с сигаретами, ё-моё, — бегло осмотревшись, Миха быстро целует уже почти спящего Князева в макушку.