Эскапизм

      Кадзуха недовольно косит взгляд в вашу сторону, в пол уха слушая Венти и отпивая мелкими глотками кисловатое на вкус вино, привезённое прямиком из Мондштадта бардом.       Когда ты смеешься от очередной (но, по мнению Кадзухи, вообще-то вовсе не смешной) шутки приезжего странника, а ваши руки случайным образом касаются друг друга, Каэдэхара сжимает со всей силой ручку своего деревянного стакана, от чего тот слегка покрывается трещинами. Неприятное и до сих пор неизвестное чувство разливается где-то внутри, вперемешку с греющим грудь алкоголем — еще чуть-чуть и вспыхнет самое настоящее пламя, вызванное одной лишь маленькой искрой.        Но Кадзуха держится, потому что он самурай (хоть уже и ронин).        А самураи, как правило, обладают стальным терпением и поразительной выдержкой.        — Ка-дзу-ха-а, — растягивает буквы Венти, дергая приятеля за рукав хаори. Хочет привлечь внимание и, как только добивается своего, нагибается ближе, почти шепотом говоря. — Друг мой, ты ведь сейчас испепелишь этих двоих взглядом.        — Вздор, — парень достаточно мягко отвечает, но противится словам Венти, неохотно отрывая глаза от пары. Затем самурай смущенно улыбается и слегка краснеет от выпитого алкоголя. — Я просто… Приглядываю. Не всякий странник — хороший человек.        — Да! Тут ты прав! — неожиданно вскрикивает бард, поднимая палец вверх, — Но судя по реакции и атмосфере, угрозы нет. Расслабься.        Кадзуха не отвечает, заставляя себя улыбнуться уголками рта.        Как тут можно расслабиться, когда та, что волнует его сердце, мило беседует с другим? Кадзуха не одержимый ревнивец, но укол обиды больно отзывается растущей неуверенностью по всему телу. Каэдэхара поджимает губы, вспоминая, что ты относишься к нему почти также доброжелательно, мило, и задается вопросом: Кадзуха что, всего лишь один из той кучки парней для тебя?       Разве он не значит для тебя нечто большее, чем все остальные?        Взгляд снова упрямо перемещается в сторону, тянется к тебе, как сильнейший магнит. Жгучая обида и ревность надоедливо ковыряются где-то внутри: его так долго не было в Инадзуме, а как приехал — сразу окунулся в противостояние против сегуната. Времени поговорить не то, что не было; вы даже толком не виделись, лишь единожды обнявшись после долгой разлуки. Ты пахла все так же, отметил он про себя. Твой аромат отпечатался в затворах его сознания; с его помощью он рисовал твой силуэт и очертания одинокими летними вечерами в Ли Юэ.        Поэтому сейчас он как никогда нуждается в тебе.        «Посмотри на меня, сейчас же», — мысленно требует Кадзуха, поджимая сухие губы.        Но ты не смотришь, что-то до ужаса увлеченно щебеча другому. Кажется, рассказываешь очередную историю про свои путешествия — они всегда очень увлекательны, особенно для него. Твой спутник смеется в ответ, поддерживает разговор и заглядывает в твои горящие глаза влюбленным взглядом.        Кадзуха в отвращении кривит рот.        «Посмотри же. Пожалуйста.»       Необъяснимое чувство заставляет тебя резко повернуть голову в бок. Спину обдает жаром, когда ты видишь как на тебя смотрит Кадзуха. Вот только он тут же меняется в лице за какое-то мгновение: улыбается и радостно кивает в знак приветствие.        Но ведь секунду назад, ты готова поклясться, он был ужасно зол.        Или скорее недоволен?       — Путешественница, хотел бы я с тобой отправиться покорять чужие дали! — Дак смущенно вздыхает, мечтая о нереальных вещах, как тебе кажется.        — На этот раз я планирую подольше задержаться в Инадзуме, — твой голос становится тише, ты бросаешь быстрый взгляд на Кадзуху. Теперь он занят разговором с Венти и не смотрит в ответ. Женские щеки слегка краснеют: то ли от алкоголя, то ли от необъяснимого смущения. — Хотелось бы кое-что сделать.        — Поделишься? — заинтересованно спрашивает Дак, наклоняясь к тебе ближе.        Но ты вертишь головой в отрицании с мягкой улыбкой на лице. Это именно та самая сокровенная тайна, которую не следует разглашать.        Кэдэхара обладает хорошим слухом. Слышит все до мельчайших подробностей и задается вопросом:       Для чего ты остаешься?        Ответ он находит позже. 

***

      Когда таверна закрывается, вы пересекаетесь с ним на улице. Прохладный ветер приятно приподнимает волосы, освежая слегка влажные шею и спину после душного помещения. Запах пота и алкоголя сменяется свежим воздухом, поэтому дышать становится в разы легче.        — Я тебя провожу, — говорит Кадзуха, равняясь с тобой.        — Спасибо, — мягко киваешь, чуть ближе подходя с нему. Ваши плечи сталкиваются, и вы чувствуете жар, исходящий друг от друга. — Что-то случилось? Почему не подошел поздороваться?        — Не хотел мешать тебе и твоему другу. Вы хорошо проводили время, — без намека на обиду ответил он. Кадзуха никогда бы не стал разыгрывать сцену ревности и устраивать скандал.        — С тобой было бы лучше.        — Думаешь?        — Мне нравится, когда ты рядом.        Ты говоришь это тихо, опуская голову вниз. Ботинки шаркают по брусчатке, ты ждешь ответа, а потом замечаешь: Кадзуха стоит на месте, вглядываясь в горизонт.        — Кадзуха?        — Мне тоже, — решительно произносит он, подходя ближе. — Всё, что связано с тобой, мне очень нравится.        Порыв ветра, который уже должен был стихнуть, неожиданно подталкивает тебя, мягким кулаком ударяя в спину, а затем буквально тащит в объятия ронина. Он тихо смеется, обхватывая тебя за талию и аккуратно прижимает ближе. Относится к тебе так, словно к драгоценному хрусталю, который может треснуть от одного лишь неаккуратного движения.        — Это не я, — признается он, — Честно.        Твои руки ложатся на его плечи, голова склоняется в бок.        — Правда? — лукаво говоришь ты, слегка хихикая над его оправданием. — Тогда что будешь делать ты?        Кадзуха снисходительно улыбается на твои поддразнивания и нежно берет женское лицо в свои руки, притягивая ближе. Кончики его пальцев холодят покрывшиеся хмельным румянцем щеки. Сердца обоих начинают колотиться с такой силой, будто вы пробежали марафон; глаза в полумраке темной улицы блестят от выпитого алкоголя и безмолвно обмениваются между собой тайными чувствами и желаниями, намекая на продолжение. Какое-то мгновение ничего не происходит: дрожащие от влечения губы слегка касаются друг друга, накрываясь одеялом горячего дыхания.       А затем соприкасаются с щемящей нежностью в чувственном танце, вкладывая всю любовь. Руки тянутся к нему самостоятельно, слишком нуждающееся, зарываясь кончиками в длинных белоснежных волосах. От обилия чувств, вкупе с алкоголем, приятно кружится голова. Горячие языки, словно два голодных пламени, сливаются воедино, отчего по телу проходится едва ощутимый электрический разряд. Кадзуха забывается: его разум мгновенно становится пустым, уступая место только сладкому ощущению твоих мягких губ на его.       Коктейль этих чувств — любви, тоски и желания — ощущается слишком хорошо и неповторимо: этот рецепт нужно запомнить и как можно чаще пробовать его, отмечает про себя Кадзуха, поглощенный страстью.       Венти стоит за соседним домом, хитро улыбается и продолжает играть с ветром.