Эскапизм

      Когда целует Аллен, голова начинает слегка кружиться, словно ты только что сошел с самого дикого аттракциона. От переизбытка чувств теряешься в пространстве, облегченно улыбаясь уголками рта, и отвечаешь лаской на ласку, тихо подмурлыкивая на раскрасневшееся ушко.       Уолкер в ответ смущенно хихикает, шепчет неуклюжие, но приятные комплименты, и вдыхает сладковатый запах, который стал для него слишком родным. Этот цветочный аромат вкупе с ноткой горького цитруса он вспомнит даже по памяти, представит ее милый образ в самых мельчайших деталях.        Он любит, когда женские пальчики, слегка дрожащие после убийства акум, касаются его щеки, обводя по контуру нелюбимый красный шрам. Это прикосновение вызывает целый спектр чувств в его теле: от мучительного удовольствия до скрываемого отвращения. Не то, что бы он ненавидел эту метку — вовсе нет, — но с ней связаны слишком плохие воспоминания, думать о которых совсем не хочется.        Хочется думать о ней и о том, какая у нее приятная и бархатистая на ощупь кожа, какие трепетные поцелуи она дарит ему тихими вечерами, и какие у нее прекрасные глаза, в которых хочется забыться.       — Ты такой красивый, — Лилли шепчет ему на ухо, но Аллен млеет и лишь заливается румянцем, качая головой из стороны в сторону, отрицая этот факт.       — Нет… — понуро говорит Уолкер, отводя взгляд куда-то в сторону горизонта. Добавляет тише. — Совсем нет…       Когда место Аллена занимает Неа, ситуация меняется. Лилли почти задыхается от возмущения и негодования: разве можно настолько грубо целовать и так сильно сжимать пальцами ее запястья, оставляя после краснеющие следы на бледной коже? Разве можно смотреть таким свирепым и ненавистным взглядом, но продолжать прижиматься к дрожащему телу, обхватывая сопротивляющиеся руки?        Лишь по одному взгляду, смотрящим из-под ресниц, можно понять, что перед тобой не Аллен. Не Уолкер, что одаривает светлой улыбкой и сияющими глазами, а Ной, стремящийся уничтожить все живое вокруг и погрузить этот мир в трехдневную темноту.        Когда Неа захватывает тело Аллена, белые прямые волосы начинают слегка завиваться, а глаза переливаются ядовитым золотом с щепоткой горечи и нелюбви.        Девичья рука непроизвольно тянется к длинной передней пряди, аккуратно обхватывая ее. Кончики пальцев горят. Волосы жесткие, далеко не мягкие и чересчур тонкие — молодому телу не хватает витаминов и хорошего отдыха. Он моментально перехватывает запястье: грубо и резко, угрожающе рыча на самовольные действия.       — Не много ли ты себе позволяешь, девчонка? — Неа выдыхает горячий воздух в лицо, недовольно хмуря брови.       Взгляд его опускается ниже на искусанные и краснеющие губы. Ной кусает корочку на ее потрескавшихся губах и резко отрывает, сплевывая в сторону. Она вскрикивает от пронзающей, неприятной боли. Пульсирующая от ощущений губа покрывается кровью, тонкой струйкой опускаясь вниз.        Кончиком языка Ной слизывает ее, дразняще возвращаясь к ранке, и посасывает поврежденный участок. Даже не извиняется, потому что не чувствует вины.       Девушка ощущает, как сильно жжет эта маленькая рана, упрямо пытается отстранится, но с Неа такое не срабатывает. Это не Аллен: он держит слишком крепко и напористо; он принуждает, а не дает выбор.       — Пусти, — умоляюще шепчет она, жмуря глаза от страха. — Мне больно.        — Терпи, — безэмоционально и сухо.       Девушка сдерживает слезы в уголках: её Аллен никогда так не       говорит.       Её Аллен не причиняет ей боль.       Её Аллен не монстр, против которого нужно бороться.        Но Аллена здесь нет, как и намека на доброе отношение или хотя бы понимание.       Это продолжается уже слишком долго, ощущается остро-болезненно до жалостливых слез и хрипоты в голосе от рыданий.       И Уолкер не знает об этом: сознание в такие моменты уплывает далеко, уходя за сияющий золотом от заката горизонт, пропадая в колосьях зрелой пшеницы. Когда он просыпается, он каждый раз видит её: грустно улыбающуюся, понурую, но ласковую, что заставляет забыть все заботы.       Он понимает слишком поздно, а Неа лишь смеется над его наивностью, возвышаясь над ним тяжелой тенью. Уолкер скован цепями: разум, сознание, тело — всё уходит в руки проклятого Ноя, не давая ни малейшей возможности взять все под свой контроль.       Ему бы зацепиться за ту самую тонкую нить сознания, обхватить обеими руками и вернуть все на круги своя. Вот только Ален не может — сил не хватает. И, как ни странно, мысль о том, что он собственными руками мучает возлюбленную не придает ему ничего, кроме чувства собственной никчемности и беспомощности.       Уолкер не может не признать, что проигрывает. Самому себе, в первую очередь, когда в очередной раз сдается и отдает самовольно бренное тело в руки Неа.       Мальчишка закусывает губу, ненавистно проклиная и себя за глупость, и его за всю боль, что он причинил и до сих пор причиняет ей.        — Держись от нее подальше, — сквозь зубы ненавистно шепчет Аллен, исподлобья смотря на своего врага. Его зрачки сужаются, а дыхание становится рваным. — Ни шагу к ней. Ты слышишь?!       Неа лишь хитро и загадочно улыбается в ответ, качая головой.       Он явно не согласен с таким условием.