В офисе

Такси останавливается прямо у городской администрации. Николай выходит из машины, прощается с водителем, немного поправляет одежду и уверенным шагом идёт к зданию. Этот офис определённо его любимый: с советской надписью, красивый изнутри, потому что это город-миллионник, и имеет самого лучшего сотрудника на земле — его подчинённого — Руслана Андреевича. Ох, Сибирякову уже не терпелось его увидеть. На входе его встречает девушка, уже собиравшаяся уходить домой, и удивлённо хлопает глазками, не понимая, что здесь забыл посторонний человек в такой поздний час. Приходится показать ей документы, утверждающие его в статусе чиновника, чтобы пройти внутрь. Она его пропускает, но всё так же стоит, быстро моргая и не понимая, что за спектакль она только что увидела. Коля спешно поднимается на один из этажей и сразу замечает приоткрытую дверь. Он знает, какую картину сейчас увидит. Дверь открывается даже без скрипа, а в кабинете всё как всегда: в кресле недалеко от своего стола сидит Руслан Андреевич, впившись сосредоточенным взглядом в бумажки, на его рабочем месте папки, печати и несколько кружек из-под кофе. От напряжённой работы головы Красноярск даже не слышит уверенных шагов, и потому вздрагивает, когда, облокотившись на кресло, Николай горячо выдыхает на ухо: — Работаешь? Енисейский испуганно смотрит на нежданного гостя и, только поняв, кто перед ним, немного успокаивается. — Да. Новосибирск игриво хмыкает, однако собеседник порывается вернуться к отчётам, а этого позволить никак нельзя, так что он перехватывает руку с бумажками, вынуждая обратить внимание. — Николай, отпустите, я работаю. Вторая рука Сибирякова огибает тело коллеги и пытается стянуть с того очки. — Ты работаешь слишком много. Как насчёт расслабиться, м? — Н-нет, позвольте… — От смущения голос был нерешительным. — Позвольте мне закончить с работой. Николай смотрел со скепсисом, из его укладки выпала белая прядь, которую он тут же заправил за ухо. Впрочем, настроение его никак не убавилось, поэтому он промурлыкал: — Заканчивать вы будете только у меня в руках, Руслан Андреевич. Красноярск не меньше, чем вспыхнул от таких слов, зелёные глаза широко распахнулись от шока, и выглядело это так, словно ему работать в борделе предлагали. — Что, простите? Но Сибиряков лишь похотливо смотрел в зелёные глаза, освободив одну руку, и вёл ею от колена до таза, а второй гладил за ухом. Енисейский всё уговаривал себя успокоиться, это всего лишь молодой парень, он не ведает, что творит. Но всматриваясь в глубину синевы, убеждался: всё он понимает, это просто старший товарищ не желает этого признавать. Это было редкостным издевательством, Руслан порывался уйти от этих приставаний, но едва он подумал, как ему это сделать, юноша повернул его лицо к себе и впился требовательным поцелуем. Прежде, чем Красноярск успел хоть как-то возразить, с него в порыве страсти стянули очки, а сразу после длинные пальцы другой руки добрались до ширинки. Пришлось вжаться в кресло, чтобы избежать прикосновения, но Новосибирск будто знал его тело лучше, чем он сам, наскоро расстёгивая молнию, а затем и пуговицу. Осталось только невнятно и тихо простонать, когда ладонь прошлась по полувставшему члену сквозь тонкую хлопковую ткань, и дать проход настойчивому парню, который только этого и ждал, углубляя поцелуй. Язык с привкусом какой-то ягодной жвачки так и блуждал, очерчивая нёбо, ровные белые зубы и другой язык, словно подначивая ответить. Но шок всё не уходил, Руслан жмурился, но оттолкнуть не пытался. В раздраконенном похотью мозгу билась мысль: «Продолжай!» и Енисейский был рад, что партнёр её слышал. Стыдно было и самому себе признаться, что этот мальчишка заводил с пол-оборота, поэтому оставалось лишь делать вид, что он в упор не замечает его глупых намёков. Наконец Коля оторвался от мягких губ, приторно улыбаясь. Наслаждался краснотой чужого лица и повиновением тела. Красноярску кажется, что на этом всё, адиос, малец остановится, не станет его мучать смущением вперемешку с удовольствием, которого он никогда не признает. Однако Сибиряков останавливаться не намерен. Он спускает ткань трусов, чтобы достать из плена ткани полностью возбуждённую плоть с проступившей смазкой, и со всей нежностью проводит по стволу. Стон коллеги невзначай выходит слишком высоким, похожим на девичий писк, и он тут же зажимает рот обеими руками, наблюдая, как медленно движется внизу рука. Новосибирск ухмыляется, аккуратно водит пальцами по венам, оттягивает крайнюю плоть, большим пальцем стимулирует головку, заставляя выделяться предэякулят. Другой ладонью убирает импровизированный кляп и низко вполголоса говорит: — Я хочу тебя слышать. Руслан запрокидывает голову, жмурится, но руки опускает на подлокотники кресла, впиваясь ногтями в обивку. Николая такая сцена почти смешит, но он решает сосредоточиться на другом. Прочувствовав член, он наконец начинает робко по нему водить вверх-вниз, чтобы не навредить или не напугать. Енисейский дышит еле-еле, кусает нижнюю губу и пытается удержаться на месте, а не дёрнуть бёдрами в естественном желании разрядки. Как насмешкой слышится заботливое: — Тебе нравится? — На которое Руслан может только промычать нечто утвердительное, опасаясь открывать рот. Впрочем, даже такой ответ юношу более чем устраивает, потому он ускоряет движения рукой, целуя в такую доступную и открытую шею. Красноярск совсем не боится, что сейчас его укусят — Коля бы не стал. На коже остаётся слюна, она её холодит, заставляя вздрагивать. Один из плюсов Сибирякова заключался в том, что он был очень высоким, хотя в данной плоскости скорее просто длинным, что позволило ему вновь поцеловать обворожительного партнёра. На этот раз Енисейский отдался процессу. Он закинул руки на шею, притянул ближе и засасывал губы по очереди, аж причмокивая. Вся робость его растворялась, он старался полностью быть в месте сплетения языков, а не в месте контакта чужой руки с половым органом. Тело думало иначе, ощущения лились рекой, и от невозможности дышать сквозь поцелуй они отстранились. Старший сразу приметил пылающие щёки и растрепавшуюся укладку коллеги, но думать об этом долго не смог, мысли перенаправились к желанию получения оргазма. Новосибирск старался, водил по члену быстро и с нажимом, и всей реакцией, которую он получал, был удовлетворён: Руслан тихо стонал, а бёдра его дёргались вверх, когда ладонь опускалась. — Ещё, ещё… — Слышалось вместе со всеми вздохами Красноярска. Движения стали совсем рваными, и Енисейский впивается короткими ногтями в руку Коли, дышит сквозь зубы, но этого не хватает, и наконец он кончает с громким стоном совсем рядом с ухом юноши. Тот через пару секунд тоже что-то рычит, взбудораживая в последний раз. Проходит, наверное, больше минуты, после чего Сибиряков встаёт и смотрит на руки. Руслан цепляет обратно свои очки, чтобы вернуться к своему привычному миру. Коля, заметив это, демонстративно вскидывает две ладошки вверх, а на них потёки семени. На обеих. Красноярск снова покрывается румянцем, но особенно пошлым всё это становится, когда как назло и похотливо щурясь Новосибирск прислоняет руки и растирает, смешивает сперму двух разных людей. — Фу! — Ничего не фу! Я и слизнуть могу… — Не смей. — Руслан смотрит грозно, юноша решает его послушать. Но всё это так и так отмыть или оттереть надо. На глаза попадается лист форматом А4, упавший, видимо, с коленок Енисейского. Идеальный кандидат на роль салфетки. — Коля, ну это же отчёт за квартал! — Новосибирск вопрошающе хлопает глазками, вчитывается в буквы и цифры. И правда отчёт. Так же легкомысленно скомканная бумага летит в мусорное ведро. — Переделаешь, чего тебе. Руслан вздыхает. Не переделает, потому что ему это кто-то принёс, но отчёт был неверным, так что невелика потеря. — Давай я тебе хоть салфеток влажных дам, горе луковое. Сибиряков расцветает и глупо улыбается. Какая ему разница, останется он грязным или станет чистым, если рядом Красноярск?