L’amour est une sottise faite à deux

— А если ты ещё раз так сделаешь, то… Сам узнаешь! Понял меня? — чужой звонкий голос отражался от барабанных перепонок и будто попадал в виски, заставляя голову гудеть.        Нет, если честно, то не понял.  — Это… Это недопустимо! Понимаешь? Нельзя так делать! Ты вообще меня слушаешь?.. — а гудение всё нарастало и нарастало, доходя до той точки, когда уже и терпеть невозможно.        Прикрыв один глаз, Михаэль всё-таки со свистом выдыхает и отвечает равнодушным тоном: — Конечно, всё будет сделано. В лучшем виде.  — Да нихрена ты не слушал! Не надо ничего делать. Вообще ничего. Прижми задницу и сиди на месте, — голос Исаги резко повышается на несколько тонов, когда он буквально кипит от негодования.        А чего волноваться-то? Никаких проблем нет, всё просто замечательно. Парочка до смерти напуганных смертных — это никакая не беда. Небольшое развлечение, только и всего. Так бывает, иногда человеческая фантазия начинает творить удивительные вещи. Да ещё и такие, что любой местный ёкай обзавидуется. — Ты всё усложняешь. Расслабься, — Кайзер говорит устало и спокойно. Если Йоичи с самого начала планировал довести его до нервного тика, то пусть обломается. Ничего страшного, и не таких видали.  — Да запросто! Пойду расслаблюсь. Или даже возьму отпуск. И на следующий день будешь ты гореть где-нибудь на центральной площади перед счастливой толпой. А знаешь что? Я туда тоже приду. И буду стоять в первых рядах, потому что нечего тут выделываться, — кажется, это Йоичи будет тем, кто выйдет из себя. Можно считать, что этот раунд остался за Михаэлем.  — Сжигают ведьм. Я не ведьма.  — Конечно не ведьма! Придурок ты, вот кто. — Ну-ну, Йоичи. Не напрягайся ты так. Ты знал, что стресс негативно влияет на сон? Будешь много ругаться — будешь мало спать. Но не волнуйся, я всегда могу скрасить твою бессонную ночь, ты только позови.        От этих слов Исаги бесится ещё больше. Гордо запрокидывает голову и поворачивается спиной. Строит из себя неприступную крепость, которую простыми методами так сразу и не взять.        Как жаль, что Михаэль был воякой со стажем. Именно поэтому он не поведётся на фальшивый фасад, за которым не каменная стена, а уютный домик, готовый открыть для него свои двери в любой момент. Нужно только хорошенько постучаться.  — Ну ты чего это. Мы же оба знаем, что ничего такого ты не сделаешь. Смотри, какой ты хороший. Разве можно так поступать со мной? Твой холод разрывает мне сердце… Кто бы мог подумать, любимец всего города, драгоценный Исаги Йоичи, окажется таким чёрствым и бесчувственным… — Михаэль театрально хватается одной рукой за голову, а вторую складывает по левую сторону груди.  — Нет у тебя сердца. И ума у тебя нет. И ответственности. Ничего нет, — Исаги надулся и просто так сдаваться не собирался. Нахохлился, как мокрый воробей после дождя.  — Сердца, может, и нет. А вот насчёт остального зря ты меня обижаешь.  — Обидишь тебя, как же, — Йоичи изогнул бровь, ни на секунду не веря этому спектаклю. — Сам делов натворил, а мне за тебя отдуваться. Раз такой умный, то поделись-ка советом. Как прикажешь оправдываться перед той семьёй? «Нет, господин, вам с женой это показалось. Сейчас в лесах туманно, господин, вот и чудится всякое. Уважаемая госпожа, никто не покушался на вашу невинность. Да ни за что, госпожа, не водится у нас никаких тварей, все опасения напрасны».  — А у тебя неплохо получается. Вот особенно часть про невинность мне понравилась.  — Да пошёл ты.       Михаэль хихикает и самоуверенно лыбится. Резко хватает Исаги за локоть, поворачивая лицом к себе. Нависает над ним всем эфермерным телом и заглядывает прямо в глаза.        Йоичи уже давно должен был привыкнуть к этим наглым выходкам, но всё равно смущается, как изнеженная девица на первом свидании. Сравнение ещё более неловкое, нежели сложившаяся ситуация, но оттого не менее подходящее. Исаги делает глубокий вдох и медленно выдыхает, успокаиваясь. А затем так же уверенно смотрит в ответ.        И гляделки бы эти могли продолжаться до тех пор, пока один из них не сдастся и не отведёт взор. Но оба не хотели проигрывать. Этакая борьба между ними.        Соперничество за первенство было прервано внезапным поцелуем. Нельзя сказать точно, кто начал его — и Михаэль, и Йоичи могли поклясться, что потянулись друг к другу практически одновременно, — но теперь это казалось не таким уж и важным.        Холодные губы мягко сминали чужие тёплые, силясь не то выразить свои чувства, не то опять побороться. В ответ их прикусывали и слегка поглаживали языком, выражая явное удовлетворение.       «Вот и помирились», — пронеслось в голове у обоих.       Внезапная идиллия была прервана звенящим визгом. Высоким таким, наполненным чистым ужасом.        Оторвавшись от Михаэля, Йоичи обернулся и пробежал взглядом по округе, силясь найти источник шума. Им оказался паренёк лет двенадцати. С лохматыми волосами, неряшливыми штанами в заплатках и несоразмерно огромной соломенной шляпой, видимо, доставшейся от отца. А глядел этот ребёнок с таким отчаянием, выпучив глаза, будто лицезрел не чужой поцелуй, а стал свидетелем чьей-то яркой ночи в ближайшем борделе.        И не понятно, чего тот испугался больше: Михаэля, мать его, Кайзера, который на человека был похож только верхней половиной — можно сказать, даже третью — или двух самозабвенно лобзавшихся парней.        Исаги хотел что-то крикнуть ему, но паренёк уже убежал и возвращаться явно не планировал.  — Скажи, что к тебе приходил дух леса и даровал своё благословение.  — Заткнись, Кайзер. Просто заткнись.       Теперь оправдываться придётся не только перед женатой парой, невольно ставшей свидетелями кайзеровских развлечений, но и перед недовольными родителями того мальчишки. Кажется, Исаги вновь придётся нести ответственность сразу за двоих.