L’amour est une sottise faite à deux

      Хиори редко задумывался о том, каким человеком он был. Серьёзно, обычно мало кто размышляет о таких вещах. Разве что в моменты, когда происходит нечто по-настоящему плохое и непоправимое. Или когда кто-то принимается за ярую морализацию, сразу же упоминая принципы и общепринятые нормы поведения.        Но Йо почти уверен в том, что ничего ужасного он не сделал. Тогда внезапно возникшая мысль кажется ещё более странной. Она будто возникла из ниоткуда, взяла и засела на подкорке сознания, прокручиваясь в голове снова и снова. Возможно, причиной были лёгкие, ещё не успевшие восстановить запас кислорода после длительного бега, возможно, просто усталость, причина неизвестна. Зато ясно одно: так просто она никуда не денется.        Если думать в этом направлении, то нет, Хиори не плохой. Раньше он мог чувствовать вину за ссоры родителей и неоправданные ожидания, но с возрастом это перманентное чувство превратилось в отвращение, глубокую обиду. Последнее признавать не слишком хотелось, но сбегать от себя — тоже в какой-то мере плохой поступок.        На те же эмоции выводила не только семья, но и сам футбол. Беготня по полю несколько помогала отвлечься от собственных мыслей, заставляя мышцы привычно напрягаться, временно заменяя моральную суету на — вполне себе терпимую — физическую.       Хорошо сложенная фигура рядом — лишь дополнение к тренировке на сегодня. Случайный партнёр внезапно привязался и стал чуть ли не рутиной. Наверное, было приятно иметь человека, которого можно назвать своим другом. Йо не совсем уверен, имеет ли право считать его хотя бы товарищем.        Карасу замечает пристальный взгляд на себе, оборачивается и подмигивает Хиори, хитро улыбаясь. Тот приподнимает кончики губ в ответ и сдержанно кивает. Оба сидели на скамейке около поля на расстоянии вытянутой руки друг от друга.  — О чём думаешь? — Табито приподнимается и меняет положение, перекидывая ногу через скамью, двигаясь чуть ближе к Хиори.  — Как понять, хороший ты человек или нет? — ответ следует незамедлительно, будто собеседник только и ждал возможности озвучить свои мысли. — Я вроде как футболист, а не философ. Мне-то откуда знать? — Карасу слегка наклоняет голову и смотрит с прищуром. Затем всё-таки продолжает: — Без понятия. Наверное, человек сам так решает. Каждый второй идиот считает себя паинькой, а на деле тот ещё засранец.        Хиори формулировку не оценил, но задумчиво кивнул. Снова перевёл взгляд на собеседника и уставился тому прямо в глаза. Точного ответа так получить и не удалось, зато назрел второй вопрос.  — А ты… Считаешь себя таким? — Йо сглатывает, во рту моментально становится сухо и неприятно, будто по языку прошлись наждачкой. И почему-то возникло неловкое чувство, словно он лез не в своё дело.  — Идиотом? — Хорошим человеком.       Табито кажется немного удивлённым, но всё равно задумывается. Трепет рукой тёмные волосы, взъерошивая их ещё сильнее, до хруста разминает затёкшую спину: — Так какая разница? Думай-не думай, ничего не изменится. Хоть ушлёпок ты, хоть святой. Неважно, кем себя считаешь ты сам, люди всё равно увидят это иначе.  — Хочешь сказать, что никто точно не знает? — Хиори вслушивался в каждое слово, стараясь понять общий смысл. Почему-то сейчас казалось важным узнать чужое мнение по этому поводу.  — В точку. Чаще всего другие решают, хороший ты человек или плохой. А самостоятельно это делают, как я уже говорил, идиоты только, — Карасу шумно выдыхает, запрокинув голову вверх, затем переводит взгляд на Хиори. — Почему вдруг спрашиваешь? Если так хочешь сблизиться, есть способы и получше. Знаешь, романтический ужин или в кино сгонять.       Йо мягко улыбается в ответ, не воспринимая чужие слова всерьёз. Он встаёт и переминается с ноги на ногу, хватает лежавшую под боком сумку со сменной одеждой. — Ты всё уже? Наболтался? — Табито остаётся сидеть, смотря на него снизу вверх. — У меня расписание. Если хочешь, можем встретиться позже, — отвечает Хиори спокойным тоном.       Если честно, из графика он не выбивался и мог спокойно позволить себе провести лишние десять-двадцать минут на поле.       Но почему-то сейчас хотелось совсем не этого. Чужая компания расслабляла и давала странное ощущение понимания. Будто он мог просто промолчать, а другой понял бы без слов. Только вот их разговор всё не выходил из головы. Хотелось обдумать это, но только в полном одиночестве, заперевшись от остального мира.       Развернувшись и ступив пару шагов в сторону выхода за сеткой, Йо услышал знакомый голос, зовущий его. — Эй! Если тебе так интересно, то не считаю. Знаешь, мне кажется, ты всё-таки лучше. Пусть и сам не понимаешь, чего хочешь.       Хиори оглядывается назад, скользя взглядом по Карасу. Тот впервые с момента их знакомства выглядит настолько серьёзным. Хочется оспорить это заявление, рассказать о том, что у него на душе, но не получается. Потому что Йо и сам знает, чего так жаждал всё это время — услышать чужое мнение о нём, узнать, не было ли то чувство близости односторонним. Не сдержавшись, произносит: — Ты же сам сказал, что это решают другие. Я бы не назвал тебя плохим.       Он снова разворачивается, чувствуя странный жар на кончиках ушей.       Возможно, всё же не стоило это говорить. С одной стороны, ничего особенного, но неизвестное ранее чувство всё усиливалось, одновременно и согревая, и холодя что-то в груди.         А Табито лишь молчит, вглядываясь в уходящий силуэт. Затем на его ошеломлённом лице возникает привычная ухмылка, пока он чешет вспотевший затылок.