Возбуждение

Изуку чувствовал, как с его плеча сняли груз. Теперь, когда он наконец-то смог открыто поговорить с друзьями о том, что он на самом деле чувствует и ощущает, в нем появилась лёгкость. Они не без шуток обсудили темы, которые раньше не поднимали, и Изуку узнал о них намного больше. Это был новый уровень их дружбы. Осталось сделать соответствующий шаг в отношениях с Каччаном. Предупредив ребят, что он скоро спуститься к ним на ранний ужин, он закрыл дверь и упал на кровать раскинув конечности в стороны. На его лице сияла широкая улыбка, глаза были устремлены в потолок, а рука сжимала телефон.  Его лучшие друзья были убеждены, что он нравится Каччану, и это был именно тот толчок, в котором он нуждался. Он подхватил руками подушку, и, повернувшись на бок, счастливо в неё закричал. Открыв глаза, взгляд снова упал на телефон в руке и циферблат на экране. Они втроём провели в его комнате несколько часов, а он даже и не заметил. Уведомление от Шото висело непрочитанным на экране блокировки. Изуку вбил пароль и открыл чат. Ах да, та фотография Каччана. Бросив ещё один взгляд на время, Изуку закусил губу. Шото и Хитоши ведь понимают, что он не просто так сказал, что присоединится немного позже, верно?  Сохранив фотографию на телефон, он открыл её из галереи и присмотрелся. Теперь ему ничто не мешает насладиться видом. Он увеличил пальцами изображение сверху. Из-за специфики упражнения голова Кацуки был закинута немного назад, так что не удивительно, что Момо-чан удалось сделать снимок – он её просто не видел. Возможно, она также была достаточно осмотрительна, чтобы не подходить к нему достаточно близко, и быстро справилась, ведь Каччан очень бдительный по жизни. Он как-нибудь придумает как отблагодарить и её, и Шото за материал потом, но сейчас это неважно. Лицо Кацуки наполовину было закрыто светлыми шипами, так что единственное, что чётко было видно на фотографии, это вздёрнутый нос и острый подбородок. Родители Каччана и правда дали ему только самое лучшее. Пусть Изуку и хотел бы, чтобы на фотографии были запечатлены глаза Кацуки, у него не было проблем с воображением того, как они в этот момент пылают огнём сосредоточенности, уверенности и решимости, расплавляя нутро Изуку своим пронзительным взглядом. Его же взгляд скользнул ниже, очерчивая широкую челюсть, и он проследил за влажной дорожкой одной из капелек пота стекающей по шее. Облизав пересохшие губы, Изуку опустил глаза к ярко выраженным трапециям. Эрекция в его школьных брюках неприятно натиралась о ткань боксёров, но пока он не мог себе помочь. Обе руки были заняты телефоном: одна удерживала его, затекая от неудобной позы, а вторая масштабировала снимок вслед за его взглядом, нависая сверху. Он потерпит ещё немного, пока фотография не отпечатается на задней стороне его сетчаток. Там, чуть ниже высеченных лучшим из скульпторов ключиц, к разгорячённому телу прикасалась штанга. Изуку проследил по напряженным дельтам и бицепсам вдоль грифа к держащим его длинным тонким пальцам, пока взгляд не упёрся в навешенные по краям блины. Ох. Это всегда так возбуждало? Как бы не так, продолжать бездвижно лежать на боку ставало сложнее. Рука, покоившаяся на кровати и удерживающая телефон в текущем положении, начинала покалывать, так что, откинувшись на спину, он поднял телефон другой рукой над головой. Тц. Если бы что-то могло помочь… Вспышка осознания пронзила его так же, как это бывает от предчувствия Четвёртого. Черные кнуты. Верно. Изуку уже сбился со счета, как часто он использовал их для мелочей, так почему бы не применить их и сейчас. Хах. Две черные ленты прорезались по одной из каждого плеча в районе бицепса и обхватили телефон так, чтобы не закрывать экран.  Указательный палец сдвинул изображение вверх, и теперь, имея обе руки свободными, он позволил своему взгляду упасть на выдающиеся грудные мышцы Каччана. Его широкая грудь всегда была одной из самых возбуждающих частей его тела для Изуку. Боже, он просто хотел утонуть в них, зарывшись носом в ложбинку между двух этих мясистых мышц. Он был бы в раю. Глаза Изуку расширились, присмотревшись к тому, как два мелких соска-бусинки внутри розовых ареолов набухли. Где-то внизу его член дёрнулся в попытке пробить ткань боксёров, но Изуку слишком увлечён. Теперь, когда он знает, как может быть приятна игра с собственными сосками, он бы хотел подарить это удовольствие Кацуки. Чёрт, он сделает для него всё, как только тот позволил прикоснуться к его телу. Взгляд скользнул ниже по фотографии, и не в силах больше смотреть и не прикасаться к искусству именуемому Кацуки Бакуго, Изуку провёл рукой по волосам, откинул голову и прикрыл глаза.   Он стоял прямо там. В пустом зале, где не было никого кроме него и Каччана, сидящего на лавке для жима прямо перед ним. Они не говорили. Просто обменивались многозначительными взглядами, пока Изуку сокращал расстояние к объекту своего желания. Кацуки выглядел так, словно знал, что зеленоволосый делает, и в обычной манере ему либо все равно, либо он не против. В любом случае Изуку этого достаточно. Он встал между раздвинутых ног блондина, и наклонился, чтобы взять то, чего он хочет. То, что он заслужил. То, что по праву его. Рука, покрытая шрамами, погрузилась в шипастые светлые волосы, местами прилипшие к коже от пота, и Изуку потянул голову вниз, пока нахальная ухмылка на идеальной мраморной коже не стала параллельна его лицу. Вторая рука легла на щеку, поглаживая скулу большим пальцем. Изуку старался сопоставить зрительный образ с осязательным, изучая каждый миллиметр. Он избегал взгляда рубиновых глаз, лишь бы сейчас они не мешали ему доминировать в этой ситуации.  В любом случае одна рука удерживала блондина от движений головой, пока вторая продолжала гладить скулы и щеки, очерчивать указательным пальцем спинку носа, проводить ладонью по мужественной челюсти, до тех пор как пальцы не коснулись нижней губы. Изуку наслаждался ощущением нежных персиковых губ под подушечками пальцев, проворя ими от одного уголка рта к другому, когда они разомкнулись, обнажив белые зубы. Он больше ощутил, чем увидел, как рот Кацуки изогнулся в новой сладкой усмешке, а длинный острый язык лизнул нижнюю губу, заодно задев указательный и средний пальцы Изуку. Ох. Каччан всосал два пальца быстрее, чем он успел осознать, что блондин делает. И если бы они не играли в молчанку сейчас, Изуку бы застонал. Похоже именно его проигрыша сейчас Каччан и добивается. Но он не отдаст ему победу так легко. Он чувствовал, как ловкий язык забавляется с его пальцами, когда они исчезают под сочными влажными губами, пока их обсмактывают. С каждым разом всё больше и больше фаланг оказывалось втянутым в этот обволакивающий соблазнительный рот, и Изуку не оставалось ничего, кроме как играть со светлыми волосами другой рукой. Он погружался в мягкие прямые локоны, накручивал их на пальцы, оттягивал, когда Кацуки слишком усердствовал с собственной забавой. Легкие наполнились дымкой, отчего дышать становилось труднее, и Кацуки только усмехался на это, позволяя острым зубам слегка царапать кожу. Пора было возвращать контроль, так что, резко дёрнув голову Каччана назад, он освободил пальцы от греховного заточения, и провёл влажными от слюны вниз по косой мышце шеи, пока все пять пальцев не сомкнулись высоко над выступающим адамовым яблоком. Ненадолго он не может избежать взгляда алых глаз. Рубин сошёлся с изумрудом, когда пальцы на шее дёрнулись во властной, но расслабленной, хватке. Кацуки знает, что, если Изуку захочет, он легко может свернуть ему шею, но позволяет остаться руке там, где она лежит. Каччан всё ещё не хочет проигрывать. Продолжая наблюдать за каждым движением, каждой эмоцией по ту сторону радужки, Изуку перекинул сначала одну, а потом другою ногу, усаживаясь на коленях Кацуки. Блондин дёрнул головой, но крепкая хватка на шее удержала его в том положении, в котором он находился. Изуродованная Одним-за-всех рука, покоившаяся в волосах, соскочила с затылка. Поглаживая, она то поднималась к линии роста волос, то опускалась к шее и немного ниже, рисуя незамысловатые узоры кривыми пальцами. Ладонь двигалась вверх-вниз, растирая трапециевидные мышцы, пока, отвернув голову Кацуки и сдвинув хват, Изуку не уткнул нос в его шею, вдыхая горьковато-дымный запах карамели. Лаская надплечье, он оставил невесомый поцелуй на выступающей части челюсти. А потом ещё. И ещё. И ещё, размыкая губы, чтобы они скользили вдоль сонной артерии, а тёплое дыхание обволакивало кожу Кацуки. Он целовал, он кусал, он проводил языком намереваясь попробовать Каччана. Капельки пота, касаясь его рецепторов, создавали во рту ощущение взрывной карамели.  Этого мало, недостаточно. Ему нужно быть ближе, чувствовать больше. Так что он толкнул обеими руками Кацуки назад, пока тот не ударился о лавку. Раздался глубокий раскатистый смех утаскивая Изуку под толщь воды. Звук заглушает джаз собственного сердцебиения. Его зелёные глаза широко раскрыты, неотрывно следят за такой редкой искренней улыбкой на лице Каччана, а ладони, лежащие на мускулистой груди, ощущают как смех вибрирует по телу блондина.  Изуку тяжело и прерывисто дышит. Он выиграл в их неназванной игре, но не так как хотел. Он вообще не ощущает вкус победы, но примет её. Возьмёт всё, что Каччан ему даст. И даже больше. Непроизвольно, его бёдра стискиваться там, где он сидит на Кацуки, крепко обхватывая тело. Больше, ещё больше контакта, требуют его инстинкты, и повинуясь зову он опускается, прижимаясь к голому торсу, а одна из его рук, ложится на тончащую талию. Он просто идеален, шепчут его внутренние демоны, и Изуку целует утончённые ключицы, массируя грудь второй рукой. Его таз словно головка кисточки скользит вверх-вниз по телу Кацуки как по полотну, а губы всасывают розовый сосок, пробуя на вкус. Сквозь ткань шорт его эрекция ощущает рельеф пресса перерождённого в друге детства Адониса. Он боготворит каждый миллиметр этого божественного существа под ним, даруя свою любовь. Изуку поочерёдно ласкает его грудь, осыпая поцелуями, играется короткими ноготками с его набухшими сосками, изредка терзая их языком и зубами. У его ног даже нет упора, они обхватили тело и лавку под ним, так что только благодаря движением бёдер он скользит по торсу, приближая себя к разрядке. Кацуки — статуя. Красивая, восхитительная статуя божества. Бога победы. И Изуку уничтожит любого во имя своего бога. Он станет единственным последователем, но его более чем достаточно. Он упивается искусный телом под ним, в ожидании воздаяние за своё вожделение.  Изуку чувствует, как статуя под ним оживает, мышцы напрягаются, а лёгкие наполняются воздухом. Две крепкие руки ложатся на его ягодицы, сжимая, а бас над ухом говорят всего два слова, от которых он кончает: — Плохой мальчик.  Тело Изуку мгновение сотрясается в спазмах, а потом обмякает.   Когда он открывает глаза перед ним всё так же висит в воздухе телефон с черным от ожидания экраном, удерживаемый черными кнутами. Он опускает взгляд вниз. Вот чёрт. Обмякший в руке член выглядывает из-за молнии приспущенный школьных брюк. Белая рубашка смята и испачкана, но это не так страшно, у него есть запасная. Чего у него точно нет, так это второго красного галстука без редких, но отчётливых, пятен спермы. Экран перед ним мигает от нового уведомления Хитоши и в поле зрения Изуку попадает время и сегодняшняя дата. Ах да, завтра же суббота. У него есть время на стирку. Он выдыхает и тянется за салфетками, чтобы вытереть член, торс, руки, и заляпанную ткань формы.  Разблокировав телефон, он открывает новый общий чат, чтобы прочитать явно двусмысленное сообщение о том, когда он «закончит» и спустится вниз. Он отправляет эмодзи с закатанными глазами, что сразу же воспринимается, как продолжение пошлой шутки, и пишет, что спуститься через 10 минут. Он уже хочет выхватить телефон и отпустить черные кнуты, как вдруг прикасается к ним рукой и его озаряет. Он никогда раньше не задумывался над этим, но черные кнуты на самом деле оправдывали название. Пусть они выглядели такими черными как сущность Темной тени, но на ощупь они вполне походили на кожу. Это создавало множество любопытных применений вне боя. В частности, для сексуально жизни Изуку. Он подскочил, быстро сменяя одежду, и, закусив губу, открыл чат с Нолой-сан, выходя из комнаты. У него впереди два выходных, а значит самое время обсудить с ней его открытия.