– Горе ты моё луковое, Медведева...
Андрющенко вздыхает растянуто и медленно, слишком громко для образовавшейся тишины огромнейшей библиотеки. Сидящей за столом, корпевшей над учебниками уже битые часы, Кире, кажется, что той не хватает только округлых очков для образа самой строгой учительницы во всем Хогвартсе, а точнее – Татьяны Алексеевны. Непосредственному декану белокурой, возглавляющему факультет Слизерин.
– Совершенно не поддаюсь обучению? – усмехается одной стороной губ Медведева, подпирая кипящую, от непрерывной работы, голову рукой, установившейся на столе и кидает кроткий взгляд на задумчивую Лизу.
– Нет, ну почему же...
Беловолосая поворачивает голову в сторону стоявшей позади неё, рядом со стулом, брюнетки и смотрит, как та жуёт свою губу, заглядывая в лежащие на столе тетради и поглядывая на расписные буквы. Порою скачущие, периодически совсем-совсем мелкие, иногда те заходили за поля, отбирая на себя внимание читателя и разламывая всю внешнюю эстетичность конспектов – Кира часто не успевала, писала впопыхах, пытаясь успеть за монотонными голосами преподавателей.
– Поддаёшься, конечно, – продолжает свою фразу Андрющенко, схватившись аккуратной ладонью за фигурную спинку высокого стула. – Просто, думаю, надо чуть поднажать?
Когтевранка наклоняется слегка, оставив синих оттенков галстук свисать вниз, а волосы чуть прикрыть обзор на зелёные омуты девушки. Лиза лишь фыркает, приподнимая чёлку потоком воздуха и поворачивается к Кире с милейшей улыбкой. Хватается пальчиками другой руки за край стола, прикасаясь к гладкой лакированной поверхности и одними только глазами заставляет слизеринку поёжиться.
От неуместных мурашек по позвоночнику и кульбитов её сердца в груди, что отбивало биты каких-то магловских песен, вынуждая чистокровную волшебницу поморщиться. Медведевой действительно кажется, что в её грудной клетке решили устроить полномасштабный концерт со всем прилагающимся.
А всё из-за одной лишь
её улыбки.
Кире тяжело сказать, когда улыбка такой застенчивой и милой когтевранки стала входить в её список чего-то
особенного, волнующего, и важного. Совершенно выделяющегося среди другого и слишком сокровенного. Нужного до дрожи в руках и для Киры каждая возможно лицезреть приятный изгиб тонких бледных губ – это зависимость, что давила на сердце и все сосудистые рядом с чувствительным органом. Только бы улыбалась.
Они впервые встретились ещё на (относительном) поступлении в Хогвартс – пересеклись, когда обе изучали вокзал, искали свой вагон и неловко расспрашивали машинистов и кондукторов звонкими детскими голосами. Кира – держа дядю за большую и тёплую руку, Лиза – пытаясь удержать холодные и цепкие пальцы матери, что бегала как умалишённая по перрону, почти забыв про волочащийся рядом чемодан, ещё сильнее не обращая внимания на, переставляющую неловко худые ноги, дочь.
Маленькая Кира тогда только хлопала большими карими глазками, удивляясь данной картине. Тихо опиралась на плечо присевшего на корточки дяди, что укутывал её в огромную хаки цвета куртку плотнее и поставившего большой чемодан племянницы на каменную кладку, выглядывая станцию девять и три четверти.
Пожалуй, они перекинулись парочкой фраз, по типу имени и предполагаемого факультета, потому что ехали девочки буквально вместе. Александр, – чистокровный волшебник, – нашёл проход и подсказал, летающей и грозной, словно молния, женщине. Так и завязался разговор. Потому что маленькая Медведева попросила подсказать правильное местоположение людям, которые, как она сказала: «
Слишком сильно волнуются...».
У Лизы мать была маглом.
Довольно скучным, ненавидящим весь мир, маглом, который ненавидел сильнее всего остального только магическую сторону дочери, что передалась ей от отца. Которая не писала ей письма ни разу за всё время обучения, которая не встречала дочь с распростёртыми объятиями в день начала каникул, а просто игнорировала. Которая не интересовалась жизнью Лизы ни разу, убивала в маленькой Андрющенко всю любовь к ней.
И именно Кира успокаивала её в своих объятиях, убаюкивала, когда у Лизы внезапно появлялось в душе слезливое, тусклое разочарование на весь этот бренный, мерзкий мир, а особенно, на эту злую женщину.
Не смотря на ворчливую и старую шляпу, что разделила их по разным факультетам, будто назло, будто не хотела их дружбы, они продолжили общаться. Ведь, в конце то концов, не так уж и тяжело забежать и утащить подругу с собой после занятия или подбить её на то, чтобы прогулять, верно? Кира всегда умела убеждать.
И встречать Андрющенко с занятий было привычно почти весь период обучения, а покупать брюнетке шоколад или сладости на карманные деньги, только бы порадовать – довольно тривиально, но всё ещё приятно, как в первый раз. Провожать к дверям гостиной Когтеврана и заводить диалоги обо всём и ни о чем, шутя умело, иногда по чёрному, когда они уже
чуть (никакие не чуть, прошло
семь лет) подросли, на что Лиза всегда усмехалась уголком губ и говорила, что все они звучат слишком плохо даже для Киры.
Андрющенко была такой красивой в своём образе примерной старосты, чудесной личности и комфортной, – во всех смыслах данного слова, – девушки, что у Медведевой выбивало воздух из груди так, будто её кто-то только что огрел по голове тяжёленьким таким фолиантом. Ноги сами шагали к объекту обожания, только бы поговорить (не)лишний раз или утащить на прогулку, а глаза сверкали так сильно, что, периодически виделось, как у блондинки звёзды в недрах угольных омутов зажигаются.
Кира даже сама не подозревала, насколько влюблённо она выглядит со стороны.
– И как же ты мне предлагаешь это сделать, кошка?
– Ну, что ж, как минимум не прерываться на пустую болтовню, – хмыкает весело Лиза и подозрительно щурит глаза, заглядывая в кофейные радужки подруги.
– Я и не прерываюсь...
– Кир, – вздыхает грузно, устало. – Ты уже несколько раз пыталась рассказать мне о тренировках по Квиддичу.
Медведева отводит сконфуженный взгляд и перебирает шершавыми пальцами складки на юбке, бубнит что-то нечленораздельное, но, по интонации не сложно догадаться – недовольное. Лиза фыркает, выпрямляется и наблюдает сверху вниз за тем, какое сейчас по-детски милое лицо у слизеринки. Ну не могла она ничего поделать с тем, что любила свой вид спорта! И говорить о нём – тоже. Рассказать об азарте тренировок, когда ловишь прыткий снитч, как ветер треплет белое каре на огромной скорости и о том, как весело бывает обходить Захарову в счётах, а после наблюдать недовольное лицо однокурсницы.
– Ну мне нравится, – кривит губы и смотрит куда угодно, но не на Лизу. Складывает руки под грудью и театрально отворачивает голову от когтевранки.
Андрющенко это сразу просекает, но решает, на удивление, подыграть подруге и вытаскивает себе стул из-под края стола, придвигая его ближе, почти вплотную к Кире, садится, оглядывая подтянутое тело младшей.
Задерживается глазами на коралловых губах, метит взглядом линию по туловищу, останавливаясь на жилистых ладонях и, слегка видных из-за задравшейся юбки, светлых упругих бёдрах. Глотает отчего-то скопившуюся в уголках рта слюну и протягивает худощавую руку, нежно зарываясь в мягкость идеально выпрямленного каре, утешая. Поглаживает мягко, не надавливая, чуть массируя кожу головы и Медведева чувствует, как внезапно зашлось ходуном её сердце. Задерживает дыхание, ощущает и сама, как втянула живот, а грудь тяжело приподнялась от набранного в лёгкие воздуха.
Лиза
действительно не имеет понятия,
насколько сильное влияние она оказывает на Киру.
Длинные пальцы брюнетки соскальзывают на затылок плавно, поглаживая ласково, а после заправляют локон белоснежных волос за покрасневшее ухо с уже зажившим индастриалом. Кира находит в себе смелость, – где-то в закромах собственной грудной клетки, – повернуть голову в сторону и поднять на девушку глаза. Наблюдает, как у той на губах искрится игривая клыкастая улыбка и Медведева почти давится воздухом. Она же дразнит!
Блондинка не шевелится и не смотрит на Лизу, только бы не видеть чужое довольное лицо. Очевидно, Кира покраснела как помидор – она сама чувствует резкий приток крови к щекам и именно потому старшая продолжает свои манипуляции. Игривая и насмешливая, она вводила спортсменку в краску таким невинным действием, как погладив по волосам.
Медведева, вспомнив о своей гордости, которой у слизеринки было хоть отбавляй, но рядом с Лизой она отходила на второй план, старается не реагировать на чужие приятные как телу, так и душе, прикосновения. А ещё ей блядски интересно, что же староста придумает ещё.
Если не остановится, конечно.
Вообще, вызвать у Лизы желание тактильности – та ещё задачка, сравнимая лишь с каким-то химическим уравнением, расписанным на целый тетрадный лист. А потому такое длинное прикосновение к себе Кира воспринимает как знак свыше, не меньше. И старается не двигаться, лишь бы не порушить момент, словно карточный домик – мимолётным ветерком из приоткрытого окна.
А почувствовать, как Андрющенко сама тебя касается – лучше всех благ мира. Значит, уровень доверия к Медведевой высок и Кира бы улыбнулась, если бы не данная смущающая ситуация.
– О, – выдыхает брюнетка лишь губами, потянувшись второй, левой рукой к Медведевой. Лицо Лизы придвигается ближе к лицу подруги и она мягко шепчет, будто напевая колыбельную из сказок, что читала Кире бабуля. – Но ты всё равно умница, Кирюш, – блондинка даже сейчас смогла кинуть на неё скептический взгляд, несмотря на неловкость. – Не смотри на меня так! Ты правда начала понимать больше, чем было!
И Кира сама не может поверить в то, что её мимические мышцы позволяют ей настолько широко распахнуть большие глаза, когда холодная ладонь приземляется ей на ногу. Кажется, тоже в знак поддержки.
Гладит невесомо, почти не касается, лишь проводит подушечками пальцев по колену и чуть выше, совсем немного, по бедру, пока пальцы второй руки гладят мягкие локоны на кончиках. Андрющенко находится в какой-то катастрофической близости, потому что Киру, кажется, сейчас придётся тащить в лазарет, если когтевранка не прекратит данные манипуляции. Но она будто и не собирается, потому что слизеринка чувствует чужое дыхание намного отчётливее, но не настолько близко, чтобы прикасаться губами.
– Я правду говорю, – растягивает уголки губ невинно Лиза, будто не её рука сейчас водит по её бедру ногтем. – Ты делаешь успехи. Только тебе бы ещё Историю Магии подтянуть слегка...
– Лиз... – на выдохе, слыша, как чуть понизился её голос. А потом Медведева таки не выдерживает и выпаливает Андрющенко вопрос в лоб чуть ли не фальцетом, – что было довольно таки тяжело, за имением низкого глубокого голоса, – от накала смущения и...
Лёгкого возбуждения? Блять. – Ты... Ты пристаёшь ко мне, – чувствуя, как брюнетка таки осмелела и наконец-то уложила всю ладонь на её ногу.
Может ли быть, что когтевранка делала это неосознанно, сейчас всё поймёт и убежит покрасневшая из библиотеки, позабыв обо всех своих книгах, подготовке, этой ебанной травологии, оставив Киру с тяжёлым дыханием?
Но вместо этого Медведева буквально кожей чувствует, как с манящих тонких губ спадает улыбка, а весёлый взгляд сменяется на серьёзный, когда Лиза заглядывает в карие глаза слизеринки.
– Я знаю, – и этот ответ выстреливает Кире в голову, прямо в висок, не находя больше оправданий для чужих действий, кроме непонимания собственных, очень двусмысленных, манипуляций. Самой Лизе эти слова даются тяжело, неловко, но та держится успешно, выдавая смущающие фразы и заталкивая здравомыслие куда подальше. – Я пристаю к тебе. Что ты будешь с этим делать? – ведёт ладонью по бледной коже чужой ноги и у Медведевой появляется непередаваемое желание свести бёдра от холода чужой руки и контрастного жара лизиных фраз.
– Позволю тебе это делать?.. – на большее белокурую не хватает, и та смотрит прямо в упор, в зелёные большие глаза. Видит улыбку на чужих губах и полуприкрытые веки.
– Слишком необдуманно, знаешь? Но ты сама согласилась.
Медведева даже не успевает понять, осознать и обдумать данную фразу, как чувствует на губах приятное тепло. Находится в ступоре первые секунд пять, а потом понимает, что у Андрющенко очень сухие губы. С трещинками и мелкими ранками, кровоподтёками, появившимися от волнения, но оттого не менее восхитительные на вкус. Кажется, привкус любимой лизиной шоколадки. И закрывает шокированные доселе глаза, притягивая Лизу ближе к себе за талию чуть дрожащими руками, отвечая на поцелуй.
Губы мягко сталкиваются и сминают, вырывая из груди обеих тяжёлые вздохи в чужой рот, а руки будто живут своей жизнью. Ладонь Андрющенко соскальзывает на крепкую шею сбоку, играясь с чужой горячей кожей, будто играя на клавишах пианино, а левая забирается чуть выше по бедру, совсем немного приподнимая края юбки. Но Кира от этого вздрагивает как ужаленная, особенно когда язык брюнетки метит влажную линию на её губе, прося раскрыть рот. И она поддаётся, чувствуя как проходится чужой язык по её собственному.
А потом Лиза отстраняется резко, поджимая уже влажные блестящие губы и сводя брови.
– Оттолкни меня.
– Чего?
– Оттолкни меня, если ты... не хочешь. Не уверена, – смотрит в упор, выглядит уже чуть виновато и готова убрать руки, но вместо этого отводит взгляд и поворачивает голову. – Иначе я буду считать себя слишком плохим человеком. Я не хочу потерять тебя...
Но Кира тянет Лизу ближе, пытаясь вжаться телом в подругу настолько близко, насколько возможно, и это действие выбивает из Андрющенко выдох, давая ответы на её совет-вопрос-просьбу. Та резко привстаёт со стула и хватает блондинку за руку, внезапно вжимая лопатками в стеллажи с холодными книгами и справочниками, уложив ладони Кире на талию и сжимая пальцами почти до боли. Медведеву лёгкие покалывания в том районе, тем не менее, особо не смущают, и та хватается за тонкую чужую шею, периодически оглаживая острые, даже сквозь ткань мантии, плечи. Смотрит вопросительно, глядя на изменившееся место их действий.
– Не особо удобно на стульчике будет, не думаешь?.. – отвечает старшая воровато, краснея щеками. У Лизы всё-таки есть стыд?
Кожа лица Медведевой алая настолько, что кажется, будто из её ушей сейчас повалит пар. Блондинка возобновляет поцелуй, жмурясь от неловкости. Лиза целует её настолько резко и жадно в ответ, покусывая коралловые губы зубами и облизывая щёки, что у Киры даже шанса не остаётся на сопротивление, которым она бы и не воспользовалась. Слизеринка втягивает чужой язык, посасывая, и слышит протяжный стон в губы после, от коего кроет окончательно, добивает и опьяняет, заставляя думать лишь о девушке напротив, даже не заботясь о том, где это всё происходит, что их могут найти те редкие оставшиеся в библиотеке. Уже было поздно и большинство учеников разбрелись по гостиным факультетов.
Пока вязкий поцелуй разрывается, оставляя меж губами тонкую ниточку слюны, руки Андрющенко ведут чуть ниже, очерчивая изгибы тела младшей и забирается под резинку юбки в складку, но только для того, чтобы вытянуть заправленную рубашку. А после скользнуть уже под её края, касаясь холодными пальцами подтянутого живота и заставляя Медведеву тяжко выдохнуть.
Кира утыкается в плечо старшей обманчиво, чтобы свободными ладонями, одной левой потянуться к голубому галстуку, только ослабить его и увидеть хотя бы ключицы когтевранки. Правой же внезапно притягивается Лизу вплотную к себе, грудь к груди, сгибая свою ногу в колене и проталкивая меж чужих бёдер. Надавливает на чувствительную точку – Кира слышит резкий стон себе в ухо и понимает, что если бы не её рука на худой талии, Андрющенко бы свалилась на пол из-за подогнутых в момент коленок.
Да блять, это же уже слишком... Хорошо для правды...
Руки у Лизы проворные, это Медведева отмечает сразу, когда они начинают скользить по её животу, надавливая большими пальцами, ведут по мягким бокам и касаются чувствительной поясницы, чуть забираясь подушечками под юбку. Пальцы Киры таки оттягивают тот несчастный синий галстук и хочется очень содрать его с манящей тонкой шеи к чертям, но вместо этого оставляет узел из голубой ткани где-то на уровне чужой тонкой талии, перед этим освободив несколько пуговиц с петель. Так, что бы было видно тёмный лиф на груди. Убирает правую ладонь со стройного тела, оставляя Лизу без тепла в районе живота, а голову приподнимает с хрупкого плеча и дёргает нетерпеливо за края мантии. Не было бы это формой Хогвартса, Кире кажется, она бы разодрала чёрную ткань к чертям.
– Сними...
Лиза сначала просто хлопает глазами, не понимая что от неё хотят и не желая убирать руки с приятного чужого тепла, а потом до неё доходит, когда Кира дёргает мантию агрессивнее. Вытаскивает руки и наспех снимает длинное одеяние, помогая Кире сделать тоже самое со своей, зелёных оттенков. Сбрасывают обе, куда только попадётся и лизина остаётся на полу, лежать тёмной лужей в нескольких метрах от их ног, а кирина гордо повисает на дереве не так далеко стоящего стула. Меткости у дамочки хоть отбавляй.
Андрющенко на данную мысль усмехается, но потом все лишние мысли из головы насильно вытаскивают, снова надавливая коленом меж её ног и прижимая к себе ближе. Шеи касается чужой горячий язык, водя по скачущей жилке, чувствуя вибрации пульса и это совсем уж как-то плавит сознание белокурой, когда она понимает, как сильно Лиза из-за её действий волнуется. Брюнетка давится воздухом, когда чувствует лёгкий прикус на шее и спускающиеся вниз, к ключицам, поцелуи. У самой когтевранки руки водили по лопаткам, стискивая рубашку в сильных ладонях, пока щека прижимается к белёсым волосам на макушке спортсменки. Дышит тяжело и кусает губы, лишь не быть настолько громкой, насколько хочется – уж она то ещё помнила, где они находятся.
Мягкие губы Медведевой оставляют глубокие засосы на острых ключицах, а руки похлопывают по бёдрам старшей, постепенно уходя вниз, к голой коже и забираясь под юбку шершавыми пальцами, в конце оставляя ещё и лёгкие укусы над небольшой грудью и сразу же их зализывая. Пальцы поднимаются выше и касаются края чёрного нижнего белья, забираясь кончиками пальцев под него, но Кира чувствует, как у Андрющенко мгновенно напрягается живот. Та разводит колени в стороны чуть шире, буквально призывая и, знаете, у Медведевой совершенно нет желания отказываться.
Голова брюнетки опускается ниже и староста прикасается языком к красной ушной раковине слизеринки, когда блондинка аккуратно отодвигает её бельё, так и оставляя голову на аккуратной груди. Лиза всасывает ртом ухо, прямо под недавно сделанным пирсингом и, кажется, оставляет полукруглый алеющий след, играется языком с серёжкой-крестом, прикасаясь к мочке губами и у Медведевой от этого вздрагивают руки.
Но та упрямо держится и прикасается кончиком среднего пальца к мокрым складкам, чувствуя вязкую липкость. Усмехается, пока Лиза душит стон в её широком плече и проводит по чувствительным половым губам вдоль, наслаждаясь хныканьем и мученическим мычанием в белую ткань, пока блондинка её откровенно дразнит. У Киры на лицо ползёт усмешка, а свободная рука водит по талии, ощущая, как у старосты чуть подрагивает живот. Уши у неё красные, да и всё лицо такое же, пока она ткань на широкой спине мнёт и не знает, как бы заткнуть собственный громкий рот, когда Кира медленно входит средним пальцем, слыша тихий, едва сдерживаемый, скулёж.
Лиза кивает спустя десяток секунд, давая понять, что можно начать двигаться и Медведева аккуратно водит пальцем вверх-вниз, надавливая на чувствительные стенки влагалища – Андрющенко жмурится, опираясь полностью на Киру, прижимая ту спиной к стеллажам вплотную. А сама поднимает голову с плеча и приближается ртом к красной ушной раковине, тихо постанывая прямо Кире в ухо. Та дёргается от чужого жаркого дыхания и от этого случайно входит до упора, до костяшек, но неловкое движение заставляет Лизу захлебнуться в стоне и закусить губу.
Вводит второй палец в податливое нутро и слизеринке кажется, она отчётливо слышит биение чужого сердца, водя носом по скачущей жилке. Лиза двигает бёдрами чуть вниз, пытаясь насадиться и Медведева от этого чувствует, как по ладони растекается смазка, пачкающая занятую руку, даже стекая на тыльную сторону. Пальцы входят до костяшек и набирают темп – быстрый, но не жёсткий. Достаточный для того, чтобы Лиза стонала на ухо её имя прерывисто, но сладко настолько, что у беловолосой чувство, будто её сейчас начнёт трясти.
Трястись, а точнее дрожать, тем не менее, начинает Лиза, выдохнув на ухо длинное «
Я сейчас...», а после туго сжав мышцами чужие пальцы, которые Кира достаёт через минуту и резко, что Лиза дёргается, дышит тяжело, но выглядит довольно. А ещё смущённо, когда чувствует стекающую по ноге жидкость и видит блестящую ладонь Киры.
Которую та облизывает, пройдясь языком по каждой фаланге.
– Что ты?! – выдаёт смущённо брюнетка, глядя, как Медведева довольно причмокивает и после облизывает свои губы.
– Вкусно так-то, Лизок, – издевается откровенно и смотрит игриво в глаза, улыбаясь Чеширской Кошкой. – Спасибо за ужин?
Лиза на такое заявление только щурится, а потом прижимается к Кире, снова заползая руками-лианами под рубашку блондинки и выдыхает довольно, чувствуя под ладонью мышцы спортсменки. Смотрит на то, как её руки просвечивают из-под тонкой ткани рубашки и наблюдает за горящим угольным взглядом – тот томный до безобразия, пьяный настолько, будто Киру напоили чем-то.
И Медведева действительно пьяная, но дело в том, что пьянит её девушка напротив, а не что-то вроде сливочного пива.
– Может... Снимешь её? – предлагает Медведева, когда костлявые руки добираются до края её спортивного топа и уже скользят по резинке под грудью.
Лиза кивает едва заметно и расстёгивает многочисленные пуговицы, что уже слегка выводят из себя, но справляется. Вместо того снимает мешающийся изумрудный галстук, а рубашку оставляет на месте, чтобы не тратить время и упрямо задирает чужой топ. Чувствительную кожу холодит температура библиотеки – от этого у Медведевой встают соски и она ощущает себя слегка неловко, отводя карие глаза в сторону окна с уже синеватым свечением – почти девять часов вечера. Но Лиза на данную картину смотрит настолько заворожённо, не в силах оторваться, что блондинка не может не испустить полу-смущённый, полу-нахальный смешок.
– Лизок, ты меня трогать можешь, если что, – тянется ладонью к чужому запястью, накрывая собственную грудь чужими тёплыми, цепкими пальцами. – Можно, разрешаю, – вырывается из горла, но сразу прерывается хриплым выдохом, когда Лиза сжимает мягкую грудь в руке, второй опираясь на стеллаж позади Киры.
Играет пальцами с горошиной, царапает ногтём и не может не заметить, как Медведева кривит лицо, изо всех сил пытается не издать ни звука, закусывая припухшие от поцелуев губы. Перекатывает чувствительный сосок левой груди, накрывая губами вторую и вырывая томный выдох над головой. Кружит языком, очерчивает тёмную ореолу, а после всасывает в рот играясь ладонью с другим полушарием. Кира хватается за тёмные волосы, прижимая к себе ближе и если бы позади не было библиотечного стеллажа, блондинка уверена, она бы свалилась вниз.
Рука Лизы соскальзывает, ведёт по напряжённому и подрагивающему животу слизеринки, заставляя ту дёрнуться от прикосновения чужих рук. Андрющенко прикусывает чужой сосок на последок и снова вцепляется в чужие губы, тяжело дышащий рот Медведевой, что сейчас была такой чувствительной в её руках. Подставлялась под касания тёплых ладоней, тянулась руками к Лизе, держалась за её шею словно утопающий за последнюю ниточку и смотрела так чувственно-томно, что у когтевранки подрагивали кончики пальцев. Эти самые пальцы, к слову, уже забрались под резинку чужой юбки и бережно водили по кромке спортивного белья, пока язык судорожно вылизывал кирин и касался влажных губ.
Ладонь оказывается ещё ниже и надавливает на клитор прямо сквозь ткань трусов, но даже чего-то такого беловолосой хватает, чтобы зажмуриться, стискивая предплечье Андрющенко так, что, возможно, останутся синяки. Лиза второй рукой, коей опиралась на полки, касается правой ноги Медведевой, ведёт по напряжённому бедру, прикосновения к которому, собственно, всё и начали. Сгибает в коленке, закидывая себе на талию, а пальцы прижимая ближе к скоплению вязкой, горячей влаги. Кира от такого скулит, отрывается от лизиных губ и утыкается в шею, что была чуть солоноватой от пота, когда Медведева мажет там языком.
Лиза решает больше не мучить слизеринку ожиданием и отодвигает полоску ткани в сторону, касаясь половых губ уже напрямую, удивляясь, как там влажно. Сама не понимая,
откуда нашла силы не съязвить на такое? просто хмыкает и постепенно вводит сразу два пальца, отчего у Киры чуть глаза не вылетают из орбит. Мокро настолько, что беловолосая не нуждается в долгой растяжке.
Тугие стенки обхватывают пальцы поразительно сильно, не желая отпускать и Лиза аккуратно ведёт рукой вперёд-назад, глядя как Кира от лёгких толчков жмурится и по виску скатывается капля пота. Ухмыляется и ускоряет движения внутри, периодически разводя два пальца в стороны, на манер ножниц. Левой рукой гладит чужое упругое, чуть дрожащее бедро и прикасается языком к изгибу чужой шеи, отчего Медведеву резко подбрасывает чуть вверх. Но она торопливо опускается назад, вниз, хватаясь за лизины предплечья и Лиза готова поклясться, что вид слизеринки, что сама опускается на её пальцы в поиске разрядки – лучшее, что только можно было лицезреть в жизни.
Ещё несколько десятков секунд и большой палец ладони надавливает на чувствительный клитор – Кира кончает, почти вскрикнув, но Андрющенко вовремя зажала ей рот своей второй рукой, давая прикусить ребро и оставить отпечаток своих зубов и, особенно глубоко, клыков.
В ушах гудит и звенит многоголосо, пока Кира тяжело дышит, пытаясь придти в себя и почти не чувствует, как по внутренней стороне бедра скатываются полупрозрачные капли.
Лиза прислоняет к чужому уху и шепчет что-то дрожащим, хрипящим и ломаным голосом. Но Кира, к сожалению, не слышит и только лишь надеется, что то было что-то приятное или, хотя бы, объясняющее данную ситуацию.
Потому что две подруги, что потрахались в библиотеке Хогвартса, которых могли застать в любой момент – это точно не то событие, что является нормальным.
Лиза отходит и гладит макушку слизеринки, заставляя выбеленные пряди торчать в разные стороны, а потом подхватывает мантию и на ходу поправляет свою одежду, оставляя Киру сползти спиной по стеллажу на пол и запрокинуть голову, пытаясь вспомнить, что же Андрющенко там ей бормотала в пунцовое ухо. Из-за этого по кипящей крови расползается вина, потому что из-за стучащего в ушах сердца не услышала, возможно, что-то важное и такое нужное. Услышала лишь концовку, немного успокоившись – «
Давай завтра поговорим».
«...Ты мне нравишься, Кир. Просто пиздец как сильно нравишься. Я сама охуеваю с того, насколько сильно ты мне... – замирает и замечает расфокусированный, ничего не смыслящий взгляд чёрных, из-за расширенных зрачков, омутов. – Блять...».
***
У Киры чувство, что её со вчерашнего вечера посадили на стульчик, усыпанный иглами и гвоздями, которые впиваются в её чувствительную кожу и не дают встать с этого чёртового элемента мебели, будто Медведева приклеена.
С Лизой они с момента в библиотеке не пересекались, потому как совмещённых занятий меж Слизерином и Когтевраном в этот день нет и Кира даже не знает, рада она этому или же не очень. А после каждого занятия, по обычаю, Медведева к ней не заходила и не забирала её, не предлагала прогуляться по двору и она не уверена, правильным ли это было решением...
Поговорить с Лизой необходимо, это понятно... Но хватит ли смелости заглянуть в любимые зелёные глаза и услышать, возможно, что-то ломающее сердце напополам и убивающее всю возможность хотя бы хороших, дружеских отношений? Потому что Андрющенко вполне может сказать, что это ошибка и порыв эмоций, который она не смогла сдержать.
Подобные мысли заполняют голову на протяжении всего дня, и даже жужжащая под ухом Крис не может их выветрить или прогнать собственными репликами и попытками завести с Медведевой разговор, и к середине дня она перестала пытаться. Страхи обвивают сознание скользкими щупальцами несвойственной Кире неуверенности и дрожи в кончиках пальцев, а потому конспекты становятся ещё более неопрятными. Сомнения оставляют липкую слизь по всему телу и блондинка даже не знает, что могло бы дать ей "волшебного пинка" чтобы подойти к когтевранке.
Но, очевидно, смелости среди них двоих оказывается больше в Андрющенко и Кира почти благословит брюнетку за это. Та ловит её за рукав после последнего занятия, с учебником по травологии в руках и растрёпанными волосами, будто та шла и случайно попала под воздействие торнадо. Будто бежала и собиралась впопыхах, пытаясь кого-то догнать...
– Можно... – чуть сбивается ритм голоса, в попытках отдышаться. – Можно поговорить с тобой?
Медведевой ответ даётся не то, чтобы трудно, потому что разговор – это самое здоровое и нормальное решение ситуации, что произошла меж ними. Скорее, на нервную систему напирает лёгкая неловкость оттого, что картинки совместного времяпровождения до сих пор стоят в голове, а взъерошенные волосы старшей только добавляют красок в воспоминания.
Блондинка кивает легко в ответ на вопрос, замечая бледную чужую ладонь на своём локте и слышит, как облегчённо выдыхает Лиза.
– Пошли.
Кира не спрашивает, но пройдя половину пути и поднимаясь по винтовой лестнице, вслед за брюнеткой и её колыхающейся мантией, идёт на Астрономическую башню, не понимая, как они отворят дверь и почему именно там. Им ведь запрещено входить в сие помещение, если то не урок астрономии.
Не то, чтобы Киру когда-то очень волновало данное глупое правило, но чтобы Лиза так опрометчиво его нарушала...
Так и случается, к огромному удивлению беловолосой, когда Андрющенко вытаскивает ключ из внутреннего кармана и открывает замочную скважину. На недоумённый взгляд и сложенные руки младшей, только отвечает уверенно:
– У старост свои привилегии, знаешь ли, – и подмигивает забавно, высунув чуть кончик розового языка. Но такая простая эмоция будто убавляет градус напряжения между молчавшими до сих пор, и на протяжении всего пути, девушками – обе издают почти синхронный смешок.
Заходит Кира за Лизой в комнату уже без подрагивающих рук и натянутой в напряжении спины, но у себя за спиной перебирает рвано длинные пальцы и крутит массивное кольцо на большом. Оглядывает башню изнутри, в которой бывает не так уж и часто и только наблюдает, как староста Когтеврана приближается к балкону, чтобы опереться на перила и подставить личико тёплому ветру.
На самом деле – уравновешенность Лизы сейчас смущает до жути. И пугает слегка. Потому что она выглядит больно уж спокойной для человека, который загнан в ситуацию
подобного рода и как-то переживает об этом.
Рав-но-душ-ная.
И это слово слишком сейчас пугает Киру, которая, в зависимости от исхода, может лишиться всего.
Она переставляет ноги больно уж ломано и нетвёрдо, но ничего поделать не может и становится рядом с тонкой фигурой подруги. Не так быстро, как хотелось бы, но так медленно, как необходимо ей, чтобы дать себе хотя бы секунду на разложение мыслей по скрипучим полкам мозга.
Лиза не поворачивает голову. Опирается подбородком на подставленную ладонь, что упиралась локтём в перила и смотрит вдаль, наблюдая за редко пролетающими птицами. Чёрные волосы колышет лёгкий ветер, точно так же, как и белое каре младшей, собирая их в почти бесформенный поток мягких прядей. Зелёные глаза вдумчивы и серьёзны, а розоватые губы расслаблены, пусть и сухие. Кира знает, каковы на вкус.
А потом Лиза выпаливает обыденно, спокойно до ужаса, но Кира вздрагивает, будто на неё надвигается волна холодной, моросящей воды:
– Ты мне нравишься.
Настолько буднично и безмятежно, но честно это сказано до скрежета на зубах. Кира просто сейчас не видит, не слышит, как хрипит у Андрющенко голос, как та глотает вязкую слюну, в попытке сконцентрироваться на каком-то действии, только бы не взорваться от кипящей в волнении, будто лава, крови.
Лизе не страшно говорить эти слова – сам факт того, что эта фраза озвучена, её далеко не пугает. Но пугает то, какую реакцию она получит от такой милой блондинки напротив. Ведь та смотрит сейчас с широко распахнутыми глазами и дрожащими ресницами на неё, с приоткрытым ртом и смотрит в ответ так смущённо, что Андрющенко едва держится от того, чтобы не потянуться и поцеловать её, схватиться за мягкие щёки и снова почувствовать тепло под мягкими ладонями.
У Лизы чувство, что Медведева нравилась ей всегда – она действительно думает, что какого-либо момента в их отношениях не было, чтобы раз, щелчок, и влюбиться. Это происходило походу, пока они раскрывались друг другу. Её сердце цапнули и отобрали себе, окутав когтевранку своей харизмой и шутками, подколами и идеями, иногда поведением грубым и по-злому саркастичным, а чаще забавным и неловким.
Но сейчас брюнетка думает только о том, какой финал будет у их истории. И будет ли он сейчас вообще?
И набрав больше воздуха в лёгкие, поправляет себя саму же:
– Хотя, знаешь, я хочу перефразировать, – кашляет себе в ладонь и, в кои то веки, поворачивает голову к покрасневшей Медведевой. – Я бы даже сказала, что влюблена в тебя.
Кира поджимает губы и едва держит порыв закрыть лицо своими ладонями и разрыдаться прям в них.
От счастья, конечно же.
– Я не понимаю... – заглядывает в зелёные большие глаза, что сейчас окрашивались золотым светом заката и выглядит это так восхитительно, что Кира смотрела бы сутками. Лиза изгибает неловко и вопросительно бровь на это. – Как у тебя получается так легко говорить об этом... Типа, тебя это совсем не смущает?
– А меня должно? – говорит это так невинно, будто ребёнок и Медведева действительно не понимает её невозмутимость. – Почему я должна стесняться, что влюблена в кого-то? – фыркает недовольно и поджимает губы, стуча кончиком указательного пальца себе по щеке. – Тем более, если я влюблена в кого-то настолько замечательного, как ты? Я не смущаюсь своих чувств. И не подумаю.
Кира таки не сдерживается и зарывается в свои ладони лицом, садится внезапно на корточки, пачкая полы чёрной мантии пылью на бетоне. Но так похуй. Ей буквально трижды повторили, что влюблены в неё. И повторил кто? Лиза, от которой тяжело отвести глаза. Лиза, которую она считает самой комфортной и чудесной компанией на всей белой планете.
Лиза, которой она очень
хочет и
может ответить взаимностью.
Андрющенко смотрит недоумённо и откровенно ёжится. Боится. Ну, а кого не напугает такая реакция?.. Сердце сразу же заходится ходуном, а у брюнетки сама собой появляется на лице какая-то жалостливая гримаса, с поджатыми губами и изогнутыми бровями, она опускается на корточки рядом, вздрагивая с каждым глухим шмыгом.
Убирает от покрасневшего лица беловолосой руки и держит её ладони в своих, пока смотрит на покрасневший нос и уши, которые пугают её сейчас как никогда прежде.
– Единственное, что меня сейчас волнует, это твой ответ, – смотрит в кофейные радужки и почти утопает в солёном море, что застыло там же. – А не какая-то там неловкость или стыд, – целует костяшки пальцев младшей и хлопает часто глазами, пока не понимает – у неё у самой дрожат руки.
Кира смотрит. Смотрит непрерывно и долго, будто пытается всё осознать. Рассматривает ждущую Андрющенко, пытается поверить, что это не фантазия и не сон, созданный заклинанием какого-нибудь умелого и очень жестокого волшебника. Ветер треплет обоим волосы, а у Медведевой он ещё и слизывает слезы с подбородка; на секунду скользит мысль – они, наверное, сейчас так забавно выглядят. Одна заплаканная, вторая ожидающая ответа, будто приговора на казнь – помилуют или голову долой.
А потом брюнетку притягивают к себе в мягкий поцелуй, одними лишь губами, потому что Кира вправду думает, что действия делают и показывают суть своих чувств намного острее и яснее. И ещё, возможно, ей было бы намного более неловко сказать Лизе в ответ: «
Я тоже влюблена в тебя».
Когда они отрываются, Лиза улыбается счастливо, а потом горделиво произносит:
– Что ж. Довольно красноречиво ты решила сказать, что мы теперь встречаемся.
И смеётся хрипло, пока Кира утыкается ей смущенно в грудь и легко, по инерции, бьёт костяшками по плечу.
