H & B

Одна из главных теорий, всем казавшаяся клишированной и чересчур преувеличенной, но по которой Хоби и Павитр были вместе - противоположности. Они оба не были похожи в точности друг на друга по типу личности, взгляды на мир очень отличались. Но от этого точек соприкосновения не становилось меньше, скорее наоборот: парни подолгу могли дискуссировать об обоснованности того или иного мнения (относясь, несомненно, с уважением к нему), или о плюсах и минусах того или иного фильма, который оба договорились посмотреть. Несмотря на то, что они с лёгкостью могли олицетворять огонь и воду, часто противостоящие друг другу, но они так же могли и показывать через себя Аполлона и Гестию, всё равно оставшихся вместе. Хоби пусть и мог заморозить того, кто приходил к нему с наездами, откровенным безразличием, но при взгляде на Павитра янтарь в глазах теплел, расстаивая под силой яркого пламени индуса. Но в этот раз Хоби, пожалуй, переборщил со своей отстранённостью по отношению к окружающим его людям, потому как теперь эта участь не обошла даже Прабхакара, оставляя его ледяной статуей стоять посреди базы и непонимающе глядеть вслед уходящему панку, засунувшему руки в карманы и словно желавшему уменьшиться, чтобы не чувствовать на себе прожигающий постоянный взгляд ореховых глаз. *** И сам Хоби тоже понимал, что перегнул с напускной холоднокровностью. Мало того, что он не мог говорить, так ещё и из-за этого и заодно внутреннего нежелания менять внешнюю личность, успел за пять минут если не поссориться с Павитром, то по крайней мере поставить их крепость отношений под угрозу, это точно. Язык еле ворочался от ещё не закончившейся анестезии, напоминая собой полумертвую змею, задыхающуюся от нехватки кислорода. Он только вернулся после очередного сеанса пирсинга, на этот раз "пострадал" язык, так долго остававшийся без железа и не имевший никакой изюминки, когда панк показывал его на фотографиях. Браун планировал вернуться к паукам, чтобы не надо было долго добираться до квартиры, и отдохнуть, после чего заняться той бумажной дребеденью, что заставлял предоставлять Мигель. Но все не могло не пойти не по плану. Первым делом на него налетел Питер, начиная о чем-то щебетать, перескакивая с темы на тему, за которыми парень перестал следить после второй, только запомнил, что последняя фраза была посвящена новой фотографии Мэйдэй, подкреплённая выкриком: "Ну посмотри, какая миленькая-я...". Питер, как человек, привыкший к тому, что Браун практически никогда не отвечал на его рассказы,  внимательно слушая, хлопнул его по плечу и пошел донимать кого-то ещё по второму кругу, чувствуя себя удовлетворенным. И хорошо бы, если на этом закончилось, но пришел ведь Павитр, лишь завидев его налетевший с объятиями. Тактильность - одним этим словом можно было охарактеризовать Пава, и она росла в геометрической прогрессии ещё сильнее рядом с родными людьми, в случае Хоби не ограничиваясь прикосновениями исключительно пальцев. Павитр хотел ещё поцеловать его, показывая, как успел соскучиться за несколько дней - он постоянно так делал, никого не стесняясь: Хоби иногда мог (не)благоприятно влиять на тех, кто дружил или просто присутствовал рядом с ним, вот и Павитру постепенно стало по барабану на общественное мнение, поэтому он мог свободно обнимать и целовать того, когда вздумается, перестав опасаться осуждений. Поняв, к чему движется, Браун мягко откосил от потянувшегося было Пава, неловко усмехнувшись и отходя немного в сторону, удерживая маленькую дистанцию. Достаточную, чтобы успеть среагировать на новые движения навстречу, но не настолько большую, чтобы требовалось кричать друг на друга, для того, чтобы услышать. – Что-то не так? - растерянно спросил индус, протянув руки к панку. Конечно, он был в замешательстве: не каждый день твой же партнёр чуть ли не отскакивает от тебя, как прокаженный. Хоби покачал головой, ничего не ответив. Известие о том, что нельзя будет целоваться с языком ещё недели четыре, а желательно и все шесть, слегка раздосадовало его. Захотелось острых ощущений, блин. Но Хоби справедливо подумал, что это можно как-нибудь пережить, невелика беда. Главное, дожить до того момента, когда закончится заморозка, а дальше они с Павом уж как-нибудь справятся без глубоких поцелуев. Так они простояли друг напротив друга несколько минут, ничего не говоря. – Так ты ответишь что-нибудь? Я что-то не так сделал? Черт. Только этого не хватало. Эта фраза всегда повергала Хоби в ступор, при этом растворяя все внутренности и превращая самого панка в кучку рассыпавшейся ледовой крошки. Местами его раздражало, что Павитр настолько сильно наговаривает на себя, не думая о том, что могли насолить ему самому другие, но ничего не мог сделать, кроме как каждый раз его яростно переубеждать. Жаль только в этот раз он не мог этого сделать, выдав всего несколько мычащих звуков. Попытавшись еще раз выдать что-то членораздельное ещё не до конца оттаявшим ртом, из горла вылетело только приглушённое "нет". – Нет? Тогда объясни, чем вызвано такое нежелание поздороваться со мной как всегда и желание соблюдать дистанцию. Панку ничего не оставалось, кроме как взять и уйти, сгорбившись от пронзительного взгляда, прожигающего позвоночник, что он мог чуть ли не явственно почувствовать. Огонь передаваемой растерянности разливался по всем костям, сжигая их в пепел. А Хоби всё шел и шел, отдаляясь от своего любимого. Ему искренне не хотелось, чтобы Павитр думал, что виноват только он, при том даже неизвестно в чем, но выбора не оставалось. Панк допускал возможность написать фразу о том, что пока что ему было тяжеловато говорить последовательно и полноценными предложениями, но, как назло, телефон сел, а рядом никто не потерял ни ручки, ни бумажки. Хоби был сказочно рад, когда-то наконец смог скрыться за дальним поворотом, ведущим в его "апартаменты" и сползти по двери внутри комнаты, хмуро взирая в никуда. Как же его иногда бесили свойства анестезии, пусть он и понимал, что без неё никуда, особенно если дело касается такого тонкого отдела тела, как ротовой полости. *** Павитр всегда знал, что Хоби не являлся человеком, больше всего в его жизни обожающим прикосновения, и старался держать баланс между своим тактильным голодом и комфортом панка, что ему, казалось, даже удавалось. Но похоже не в тот день. Заметив, как тот молча отказался от его фирменного и персонального (возникшего исключительно для того) приветствия, парень подумал, что всё-таки не такой уж он и профессионал в балансировании над пропастью на тонкой нити, каким себя считал. На всякий случай он, конечно, решил узнать, что случилось, но не получив ответа посчитал, что случилось что-то более колоссальное, чем простое нежелание обниматься, раз его ещё и фактически проигнорировали, только пробурчав что-то под нос. Павитр пусть и не собирался просто так сдаваться и рушить их отношения, он посчитал благоразумным подождать день-другой, чтобы Хоби успел и обдумать то, что его беспокоило, и если эта была обида, то остыть после нее, раз она была такой важной и влияющей на отношение панка к нему. Тем не менее этот план и его доскональное знание не убирало навязчивые мысли, посещавшие Павитра и пытающиеся вычислить, где именно он прокололся. С каждым разом они становились всё более и более изощрёнными и неправдоподобными, как посчитал бы человек, смотревший на них со стороны, но в которые вполне мог поверить метавшийся в неведении мозг парня, и если начиналось с лёгкой обиды Хоби на то, что Павитр забыл вернуть его медиатор, что брал для школьной репетиции концерта, то заканчивалась череда вариантов тем, что панк банально разлюбил его, но совсем не хотел говорить индусу, продливая его надежду на светлые воспоминания и такое же будущее. С каждым часом в голове Павитра всплывали всё более странные и запутанные догадки, но, подумав, раз Хоби пока не ищет его (спустя уже целых полчаса, ну как так?) парень постарался успокоиться и дожить остаток дня, подчищая пятна незаконченных дел и просто сваливаясь от усталости, пусть к утру ничего и не ушло. В тот вечер Хоби, как и Павитр, практически не мог ничего делать, только один – от беспокойства, а другой – от усталости, связанной с новым проколом: чем больше уходила заморозка, тем больше ощущался дискомфорт при движении языком. Но панк за столько лет смог запомнить, когда стоит начать бить тревогу, поэтому спокойно стал накидывать зарисовки новых деталей костюма на первом попавшемся листе, стараясь не высовывать язык в задумчивости и почти не двигать им, предпочитая откинуться на кровать и пялиться в потолок, в конце концов сдавшись под желанием вздремнуть. И рано или поздно им пришлось выйти и встретиться, чтобы перекусить утром, потому как никто не мог позволить себе умереть голодной смертью. Первым пришёл, конечно, Хоби, надеясь, что Джессика опять забыла там своё зеркало и он сможет рассмотреть прокол на возникновение признаков занесенной инфекции, а заодно и обработать язык не вслепую, как делал это вчера, благо он вполне хорошо чувствовал своё тело, но лишний раз рисковать не хотелось, а заодно ещё и потихоньку умоляя госпожу Удачу, чтобы Прабхакар не проснулся и резко не захотел масала. Ему дважды повезло в то утро: и мирамистин, и пузырёк с раствором фурацилина ещё остались после вчерашнего вечера, а так же небольшое зеркало, обрамленное красной рамой, всё ещё стояло на одном из столиков. Но Удача решила, что Хоби достаточно того везения, что она ему предоставила, и, с наглой улыбкой показав средний палец, знаменуя то, что в третий раз панку не повезло. Павитр пришёл раньше, чем обычно это случалось. Хоби планировал сразу же после проверки сгонять к Гвен и выпросить оставшиеся на самый крайний случай бумажные цветы-оригами, что панк случайным образом научился делать на одной из сходок группы с фанатами, но плану не суждено было сбыться, видимо цветочки так и будут лежать до нужного дня. – Хоб... Ты тут что делаешь? - всё ещё сонно спросил Павитр, подходя со спины к Хоби и все ещё не до конца расставив по местам события прошедшего дня. Паучок отставил от себя зеркало и перевернулся всем корпусом к Павитру, усмехнувшись от картины индийского человека-паука в растянутой серой футболке с нарисованным сердцем-гранатой и синих штанах. Опять его вещи крал. Не ровен час у Хоби и одежды не останется, такими-то темпами. В мозгу у панка возникла мысль "Ну, понеслась", после чего он начал говорить: – Пав, во-первых прости за вчерашнее, я правда не хотел тебя задеть своим молчанием. И нет, ничего не случилось. А во-вторых.... смотри. Это причина отсутствия моих ответов вчера, - аккуратно высовывая язык, подвел заинтригованного парня к сути панк. – Ого, - изрёк Павитр, рассмотрев прокол под разными углами. – Это нехреновая такая анестезия должна была быть. Так ведь? Хоби кивнул, улыбаясь одними губами. Павитр приблизился к стулу, где сидел панк, развернувшись к нему и оперевшись грудью на высокую спинку, приобнимая того. За счёт того, что панк сидел, Прабхакар мог положить голову на его темноволосую макушку, чего в обычной ситуации он, к сожалению, был лишён. – Сколько? – Да фиг знает, скорее всего месяц, а то и больше, - обнимая в ответ, пробормотал, параллельно уткнувшись лицом в район рёбер индуса и шуточно закатив глаза, Хоби. Пусть он и терпеть не мог лишние нежности, предпочитая энергичные похлопывания по спине или приобнимание за плечо и перемещение из стороны в сторону, Павитр имел некоторые привилегии. – Ясно, - смиренный тон умудрился выразить две мысли за раз: "Не лезь с поцелуями, убьёт" и "Я понимаю, что так надо". Конфликт, какой, по правде,даже нельзя было назвать таковым, был исчерпан. Павитр не умел долго злиться и терзаться, а Хоби, в свою очередь, не умел долго видеть того подавленным. Пирсинг – дело тонкое, и Павитр заставит панка позаботиться и лишний раз соблюдать осторожность, пока тот полностью не заживёт, хотя скорее всего сам в один вечер спустя полтора месяца, скорее всего в какой-нибудь счастливых для них обоих вечер, забудет об этом напрочь и поцелует его, впитывая новые ощущения всей своей сущностью, а потом по тридцать раз бегая за Хоби и спрашивая, не причинил ли он ему ненароком боль своим порывом. А Хоби? А он будет просто спокойно пить пунш, становясь более пьяным не от него, а от поцелуев любимого индуса, глубоко в голове продолжая следить за благоприятным прохождением таких "мероприятий".