Отвратительно.
Ребекка быстро закрывает рот рукой, стараясь остановить приступ тошноты, но всё идёт не по плану, когда сквозь тонкие пальцы просачивается желчь. Она сгибается вдвое, упираясь сжатыми ладонями в окровавленный асфальт, и блюёт. Это совершенно не похоже на ту Ребекку, которую она показывала людям. Она другая, чёрт возьми, она умеет держать образ и в стрессовых ситуациях, но здесь другой случай. Здесь убийство и смерть, которые произошли перед её лицом и за спиной. Она видела такое только в фильмах, на фотографиях и своих картинах, но не в реальной жизни. Нет. Ей безумно страшно, и она не знает, что делать прямо сейчас. Встать и убежать, надеясь на то, что мозг сотрёт это безумие? Нет, её память работает иначе, чем у обычных людей. Она запомнила абсолютно всё: переулок, звук удара, нож на своей шее и выстрел. Это проигрывается перед её глазами уже по десятому кругу, не останавливаясь и на секунду для спокойного анализа ситуации. — Отвратительно, — шепчет Ребекка, вытирая окровавленной ладонью следы тошноты. — Мисс, я просто хотел вам помочь, — Леон присаживается на одно колено и осматривается по сторонам, сжимая плечо девушки рукой. — Нам нужно вызвать полицию или поскорее уйти отсюда, чтобы избежать проблем. — Нет, — девушка наклоняет голову вбок и выдавливает из себя улыбку, — нам стоит вызвать полицию и всё им рассказать. — Что?.. — Мистер… — Ребекка выдерживает паузу, надеясь, что до Леона дойдёт назвать хотя бы своё имя, но тот, находясь в небольшом шоке, молчит. — Спасибо за помощь, но после такого нужно сообщать в полицию. Ребекка старается сохранять самообладание, но внутри всё полыхает адским пламенем настолько сильно, что она ощущает, как её кожа плавится из-за высокой температуры, а голова совершенно не хочет думать. Она делает глубокий вдох, заполняя лёгкие запахом смерти, и выдыхает. Повторяет несколько раз, надеясь, что хотя бы руки перестанут трястись, а мысли соберутся в кучу. Всё происходит слишком быстро, и это надо решать с такой же скоростью. Сейчас перед ней две проблемы. Первая — это парень, который сжимает плечо сильнее, пытаясь выбить правильный ответ на его немой вопрос. Здесь его быть точно не должно, и от него нужно быстрее избавиться. Вторая — это незаметный побег отсюда. — Если у вас какие-то проблемы с законом, то уходите. Я не собираюсь рассказывать о вас. — Мисс, я пытаюсь помочь, — Леон делает акцент на последнем слове. — Вы уже помогли мне. Спасибо. — Хорошо, — Леон быстро сдаёт свои позиции, — я подожду вместе с вами. Вызывайте копов. Ребекка опускает взгляд на ноги, стараясь подавить наступающую агрессию, но желание выцарапать этому парню глаза за его ошибку никуда не исчезает. Наоборот, оно растёт с каждой секундой. Будь у неё больше силы, то она однозначно бы вцепилась в его шею ладонями и давила большими пальцами на кадык до того времени, пока хрип не прекратится, а лицо не станет синим из-за нехватки кислорода. Вот только есть один огромный минус, который оставляет все эти действия в пределах её воображения, — с детства слабое тело. Лучше бы ей досталась сила, а не эта чёртова память в генетической лотерее. Жилось бы спокойнее. Девушка поднимает голову, когда чувствует, как на её плечи накидывают куртку, и внимательно следит за дальнейшими действиями Леона. Он смотрит на неё сверху вниз и, размяв плечи, садится около стены, упираясь локтями в поднятые колени. Невольно вдохнув чужой запах, Ребекка чувствует дешёвый одеколон и хвойный аромат дезодоранта, перебивающий пот. — Вы уже можете вызывать копов, — спокойно говорит Леон, отводя взгляд в сторону. — Или ваш телефон сломался, мисс? — Да, — девушка незаметно достаёт раскладушку из кармана брюк, открывает и, надавливая на неё, начинает кашлять, чтобы заглушить хруст. — Сломался. — Жаль, ведь мой телефон тоже сломан. Как же нам их вызывать? Он откровенно издевался над ней, доводя ситуацию до полного абсурда. Если их сейчас найдут здесь, то вопросов будет больше, а доказать собственную невиновность намного тяжелее. Нужно уходить отсюда скорее. Выдохнув, Ребекка встаёт с колен и, опираясь на стену, на трясущихся ногах подходит к Леону, протягивая ему куртку. Ей не нужны подобные встречи в данный период, потому что они могут только испортить видимость спокойной жизни, да и, опять же, вопросов будет больше, если рядом с ней кто-то будет. В её жизни сейчас и правда много вопросов, но их можно решить постепенно и её любимой тактикой, где она ничего не видела, не слышала и не знает. Ребекка научилась этому, когда училась в закрытой школе-интернате, где каждый твой неправильный вздох обсуждали, вечно сравнивали с одноклассниками, а иногда и с родителями, которые добились многого. Она пыталась первое время бороться со всей этой системой и быть против неё, доказывая всем, что это неправильно. Каждый человек особенный и жизнь у всех разная, но заканчивалось это всё избиениями в туалете и оскорблениями, а через некоторое время всё стало хуже: топили головой в унитазе, пытались тушить окурки о руки и угрожали канцелярским ножом. Ребекке не повезло с первым, а второе и третье она удачно избежала благодаря родительским пожертвованиям для школы. Она правда боролась, хотела быть хорошим человеком, несущим справедливость, но сил на эту одиночную борьбу оставалось с каждым днём меньше, и пришлось сдаться, наблюдать за всем этим ужасом со стороны и быть в тени, оценивая каждый свой шаг, чтобы снова не попасть под удар. Яркая жилетка, куча браслетов на руке, цветные пряди в волосах и блеск в глазах отправились в помойку, и вместо них — сплошное ничего. Ребекка стала чёрным пятном, которое просто умело рисовать и имело «отлично» по всем предметам, кроме физкультуры. Это был её способ выживания среди этих животных, пожирающих себе подобных. Правда, в этом способе первое время был огромный минус — совесть, сжимающая мёртвой хваткой хрупкие плечи и громко воющая прямо на ухо о том, что это всё неправильно, надо обернуться, посмотреть и остановить этот кошмар. Ребекка понимала это, но ей было страшно, и единственное, что она могла сделать — это сидеть в исписанной кабинке женского туалета и закрывать уши руками, старясь вычеркнуть из своей памяти жалобный крик о помощи, когда по чужим рукам проходились канцелярским ножом, и звуки ударов под лестницей на первом этаже и между стеллажей в библиотеке. Её мозг же имел другие планы — он прокручивал ей все эти сцены во время еды, перед сном и даже в самих снах, которые когда-то давно для неё были убежищем от всего этого ада. Ребекка потеряла веру в людей и возненавидела свою «особенную» память, когда ей было четырнадцать лет, но вместе с этим она научилась избавлять свою жизнь от лишних людей, которые могут принести проблемы. Она всем своим нутром чувствовала, что человек в этом переулке, пропахнувшим мочой, кровью и сыростью, принесёт в данный отрезок времени огромные проблемы. Этот сорняк стоит вырвать прямо сейчас, пока он не начал пускать корни, но не выбрасывать, потому что его время ещё не пришло. Нужно научиться ждать, а не лезть раньше времени. Заметив, что Леон её игнорирует, она кидает куртку ему на голову и добавляет шёпотом благодарность за помощь. — Вам стоит быть более острожной, мисс, — говорит парень, когда Ребекка выходит из переулка. Сжав кулаки, девушка проигнорировала ненужный совет и ускорила шаг, чуть наклонив голову вниз, чтобы не ловить на себе озабоченный взгляд прохожих. Какой бы город ни был огромный, но окровавленное лицо будет пугать и привлекать довольно много внимания, а на то, как кого-то схватили или убили, прохожим будет всегда всё равно. Проблемы ведь никому не нужны. До дома идти буквально ещё десять минут, но для неё эта дорога проходит, по ощущениям, уже целую вечность. Ребекка останавливается напротив дверей и внимательно всматривается в своё отражение: засохшая кровь под носом и на разбитой губе, круги под глазами и слипшиеся волосы. Отвратительно. Она разворачивается на сто восемьдесят градусов и спускается на одну ступеньку вниз, чтобы присесть. Достав из кармана полупустую пачку сигарет с зажигалкой и не с первого раза подкурив из-за трясущихся рук, Ребекка матерится себе под нос и пробует ещё раз. Наконец-то получилось. Делает затяжку, стараясь полностью заполнить лёгкие никотином, и поднимает голову, внимательно рассматривая пустое ночное небо. Она знает, что сейчас поднимется в свою квартиру, которую просматривают уже несколько недель, а перед дверью будет стоять очередной букет с цитатой о жизни и смерти. Первое время это немного напрягало, а сейчас уже как-то вошло в привычку, да и приятно в какой-то степени, ведь о ней кто-то помнил. Даже родители ей таких подарков не делали. Они просто решили отгородиться от неё, когда узнали, что она не собирается становиться вирусологом и работать в их компании после университета. Ребекка помнит, как они ругались дома с ней и между собой, швырялись посудой и вещами, рвали её картины и выбрасывали всё, что было связано с рисованием. Они никогда не били её, но вещи довольно часто прилетали в живот, а посуда больно резала ноги и руки. Она привыкла к этому и научилась спокойно ходить по осколкам, не теряя спокойного выражения лица и закусывая нижнюю губу из-за боли. Первое время родители даже пытались навязать ей чувство вины на тему того, что всё это происходит из-за её выбора. Но как из-за выбора может рушиться то, что уже давно было разрушено? Не из-за её выбора отец менял любовниц как перчатки и приводил их домой, когда мать употребляла марихуану или кокс, чтобы снять стресс из-за исследований. Не из-за её выбора они притворялись, что любят, зная о зависимостях друг друга. Это всё было не из-за неё, а из-за них. Они сами выбрали притворство за пределами дома, затягивая в свою игру и маленькую Ребекку, которая старательно изображала хорошую и послушную дочь. Лучше бы они научили её не врать. Всё изменилось в тот момент, когда Ребекка принесла письмо о зачислении в академию искусств. Бережно хранила надежду на то, что родители примут её выбор, сдадутся и поддержат, но вместо этого они просто сняли ей квартиру и приказали больше не появляться на пороге дома, пока сами не назначат дату и место встречи. Она верила и тешила себя тем, что это очередная угроза: в скором времени они успокоятся и всё наладится, потому что деньги на её банковский счёт и за аренду всегда приходили вовремя. Осознание пришло только спустя год, когда промокшая от дождя Ребекка стояла за воротами родительского дома и билась в них, крича о том, чтобы её впустили просто поговорить. Она сбила собственные руки в кровь и сорвала голос, но продолжала умолять о разговоре. Ей правда в тот момент нужна была помощь, родительская любовь и поддержка, потому что в её жизни всё разрушилось из-за дешёвой бутылки пива на вечеринке за успешное закрытие экзаменов. Сев на мокрый асфальт и продолжая слабо биться головой о ворота, Ребекка пыталась остановить собственные слёзы и огромное чувство обиды хоть на секунду, пока порванная в некоторых местах одежда неприятно липла к телу, а фантомное дыхание и прикосновения мучили её. Эту трагедию она смогла пережить сама, среди разбитых зеркал, злости, слёз и ночных кошмаров про ту ночь, которые заставляли просыпаться по несколько раз и забиваться в угол комнаты. Кричать и царапать руки до крови, пытаясь привести дыхание в порядок и успокоить себя тем, что это просто плохой сон. Сейчас она одна в своей квартире, а не на той самой кровати с тем человеком. К ней никто не прикасается и не шепчет на ухо: «Ты такая сладкая на вкус», «Не дёргайся, получай удовольствие», «Я знаю, что тебе нравится» и «Кричи, тебя всё равно никто не услышит». Этот человек был, к сожалению, прав, ведь её и правда никто не услышал тогда и в те дни, когда её тошнило из-за этих воспоминаний. Ребекка смотрит на тлеющую сигарету и усмехается, ведь сейчас её тоже не слышат, когда она сдержанно отвечала на допросах о том, что ничего не знает и родителей не видела уже три месяца из-за их запланированной командировки в Испании. Да, она лгала, но это было исключительно ради выживания, ведь ей никто не сможет помочь выжить в смертельной игре, которую устроили родители. Они буквально сделали из неё живую мишень и трофей для торговцев биологическим оружием и тайных организаций, а для правительства она может в любой момент стать опасностью, которую надо срочно уничтожить. Ребекка просто знала слишком много, потому что родители доверяли её памяти намного больше, чем бумажным или электронным записям, и каждый раз прокручивали один и тот же диалог: — Ребекка, не смотри так на нас. Сама же знаешь, что без проблем можно украсть абсолютно всё, но вот то, что ты держишь в своей голове, — это украсть будет тяжелее. Тебе надо будет либо пережить пытки, либо поставить лучшие условия для себя. — Я всегда буду выбирать себя. — Знаю, ведь ты наша дочь. Она только усмехалась на этот ответ, но внутри прекрасно понимала, что родители знали и правда абсолютно всё о её жизни. Довольно легко было об этом догадаться, ведь человека, который изнасиловал её когда-то, нашли убитым в квартире через пару месяцев. Они заботились о ней в своём стиле, но не принимали её выбора. Ребекка же принимала их деньги и заботу, но никогда не любила. Она вообще никогда и никого не любила. Наверное, это досталось ей от отца. Ребекка берёт ещё одну сигарету из пачки и закидывает ногу на ногу, лениво покачивает в воздухе носком дорогих туфель, пытаясь в очередной раз понять, когда всё пошло не по плану и как ей нужно действовать дальше. Потерпеть и ещё раз рассчитать время для раннего появления того человека из окна напротив или же довести всё до точки невозврата, когда он уже точно не сможет сбежать и ему придётся её защищать до собственной смерти? Если выбрать первый вариант, то она может победить и проиграть в любой момент. Он, возможно, связан с полицией, но намного опытнее, чем те, кого ей присылали ранее. Их всегда можно было вычислить среди толпы из-за того, что они находились слишком близко к ней и довольно часто заглядывали в незашторенное окно, пока она пряталась за стеной и наблюдала. Этот же — довольно странный. Скрывался довольно хорошо, но раскрыл себя настолько глупо: он был единственным, кто побежал, когда её схватили, но почему так поздно вмешался в это? Именно этот вопрос больше всего мучил Ребекку, заставляя забыть об этом варианте до того момента, пока она точно не будет уверена, что человек из окна и парень, что вмешался — один и тот же человек. Для этого нужно создавать больше стрессовых ситуаций и чаще играть в жертву, что будет довольно энергозатратным. Второй же вариант — это дождаться, когда человек, присылающий ей букеты, выйдет из тени и открыто нападёт на неё, потому что те мужчины точно не от него. Она в этом уверена на все сто процентов. Опасность он представляет сейчас только пустыми угрозами, а не действиями, но сколько ещё это будет продолжаться? Пока её родителей не найдут или же до того момента, пока она окончательно не потеряет бдительность? Эта неизвестность довольно сильно нервировала. Ей и правда в этом варианте надо будет ставить свою жизнь на кон, чтобы человек из окна её спас. Нужно принять правильное решение и обдумать каждый свой шаг, если она не хочет быть пойманной или убитой. Если её поймают, то будут выпытывать информацию до тех пор, пока она всё не расскажет, да и довольно маленький шанс того, что эти люди будут работать с ней на её условиях, когда она сообщит о том, что готова выложить всю информацию. Если же просто убьют, то так будет проще. Ребекка закусывает ноготь на большом пальце и немного хмурится, взвешивая все за и против, но её выбор, если честно, был сделан давно, и эта ставка точно будет выигрышной. Она в этом уверена на сто процентов.————————————
Леон нервно перебирает пальцами и ждёт, когда мужчина очнётся. Сейчас у него нет времени и желания на то, чтобы вызывать кого-то и вести его на допрос. Нужно просто узнать имя заказчика и избавиться от этой помехи, чтобы держать ситуацию под мнимым контролем и продолжать слежку. Проблема состоит в том, что он не может уйти отсюда, ведь Ребекка после такого происшествия не захотела ничего говорить и идти вместе с ним, а просто молча ушла, оставив вопросы без ответов. Может, ему стоило надавить на неё, когда зашёл разговор про полицию? Нет, не вариант. Полиция не будет работать с ним теми методами, которые он привык использовать, да и не поверят они ему, а будут бесконечно долго копаться и пытаться узнать про его миссию. Не стоит привлекать посторонних в этот раз. Услышав сдавленный хрип, Леон встаёт и подходит к телу, ударяя со всей силы ногой в живот. Мужчина переворачивается на спину и мутными глазами пытается осмотреться, но Леон, не давая времени на передышку, хватает мужчину за шиворот и поднимает его, прижимая к стене и направляя дуло пистолета к чужому потному лбу. — Рассказывай всё, что знаешь. — Убери свою пукалку, щенок, — сплёвывая кровь в сторону, сдавленно отвечает мужчина и получает за это выстрел в колено. — Блять! — Отвечай, если не хочешь, чтобы я вышиб твои мозги. — Не знаю я ничего! Не знаю! Блять! Мужчина кричит, когда Леон стреляет в плечо и сильно надавливает горячим дулом пистолета в открытую рану. Его раздражает эта ситуация с каждой секундой всё больше и больше. Хочется уйти обратно в отпуск и временно забыться где-то на дне стакана с дешёвым виски. Он где-то внутри своего распалённого сознания понимает, что этот мужчина ничего не знает про этот заказ. Просто исполнитель, расходник, который выбросят после исполнения дела. — Кто заказал? — Я правда не… Его перебивает оглушительный выстрел сначала в живот, образуя кровавое пятно на футболке, а затем — в лоб, заставляя мужчину безжизненно скатиться по стене вниз, оставляя за собой кровавый след. — Блять! Леон ударяет кулаком в стену, не сдерживая всей злости, которая душила его всё это время. Чувства о том, что он бесполезный в этой операции и ничего не может сделать, угнетали его с такой силой, что хотелось выстрелить себе в висок. Лишь бы не думать, лишь бы больше не ошибаться, а просто сдаться, склонившись перед судьбой и смертью. Он чертовски устал от всего этого, но продолжает барахтаться и доказывать собственную значимость.