У любви твои ресницы...

10 октября, 2003 года. Москва.       Смотреть, как выступает её мужчина, было удовлетворительно. Слушать его приятный, с хрипотой, голос, было раем, и она тонула в своих чувствах к нему, глядя на него.       — Глазами умными в глаза мне посмотри, словами нежными меня заговори, чтоб снова дрогнуло, как в юности, в груди, чтоб я остался пьян тобою до зари, — закончил петь припев Филипп, и добавил. — И как девять лет назад.       Алла засмеялась, и прикрыла рукою лицо. Она сидела в первом ряду, совсем одна, как зритель, наслаждаясь замечательным выступлением, пусть это и была репетиция.       — Могу объехать ну всю страну весь мир, чтоб снова встретить твои руки и я при встрече буду пьян, я буду пьян концом разлуки.       Женщина улыбнулась, махнув рукой.       — Я поднимаю свой бокал, чтоб выпить за твое здоровье, но не вином хочу быть пьян, хочу быть пьян твоей любовью, — он подошёл ближе, оставаясь примерно в пяти шагах от неё.       Алла кокетничала, и он сел рядом, обняв её одной рукой.       — Глазами умными в глаза мне посмотри, словами нежными меня заговори, чтоб снова дрогнуло, как в юности, в груди, чтоб я остался пьян тобою до зари.       — Дурак, — она засмеялась, слегка толкнув его.       — Глазами… — Филипп запнулся, и улыбнулся. — Ты же знаешь, как я тебя люблю. Ну прости за всё!       Алла сделала каменное лицо, шутливо отодвинувшись от него.       — До свидания, — она помахала ему ручкой, и села за другой стул.       Он придвинулся к ней.       — Ну ты знаешь, ну… Ну я же того, да?       — Знаю, знаю, — она улыбнулась, глядя на него.       — Я тебя люблю! Никого! Только тебя!       — Любишь — женись, — женщина вспомнила фразу, которая, когда-то, повлияла на их судьбу.       Филипп сел перед ней на одно колено.       — Когда угодно! Всегда! Посмотри! Словами нежными меня заговори! Чтоб снова дрогнуло, как в юности, в груди, чтоб я остался пьян тобою до зари, — следом, мужчина перешёл на более спокойный голос, голос, который ей всегда нравился, и сел на пол перед ней, всё ещё держа её за руку. — Глазами умными в глаза мне посмотри. Словами нежными меня заговори. Чтоб снова дрогнуло, как в юности, в груди. Чтоб я остался пьян тобою до зари.       Они поцеловались, когда последние аккорды мелодии звучали за их спиной.       — И я тебя люблю, — она погладила его по, слегка седым у корня, волосам, поцеловав его щеку.       Всё, как девять лет назад. Она тогда сидела на его репетиции, оценивая вокал, костюмы. А потом они поссорились.              Март, 1994 год. ГЦКЗ «Россия». Репетиция.              — Я не буду одевать пиджак! Что люди подумают? Что мне одеть нечего?! — неистовствовал Киркоров, раскрыв большие глаза.       — Подумают, что ты нормальный, стильный мужчина, а не шут гороховый! — Алла злилась, и буквально просила саму себя не треснуть мужчину.       — Я не буду одевать пиджак.       Он закурил, нервно откинув от себя пачку спичек, сев спиной к ней, лицом — к зеркалу.       — Филипп, я умоляю тебя. Этот костюм выглядит чудовищно и…       — У меня ещё и плохой вкус в одежде! — недослушал её болгарин, и рыжая в край разозлилась.       — Да! Я хочу тебе подсказать, как по-человечески!       — Я тебе не Челобанов, чтобы слушать, как надо одеваться! Свои костюмы, пиджаки, галстуки, ему суй!       — Какой, блять, Челобанов? — Алла развернула его к себе. — Он сам умел одеваться, а я лишь согласовывала его наряды! И одевался Серёжа нормально, а не как клоун!       — Может, и замуж тогда за него пойдёшь? Он же лучше!       Пугачёва сжала руки, пытаясь себя контролировать, но не сдержалась, и звук пощёчины заполнил гримёрную.       — Придурок! Ненавижу!       Он смёл всё со стола, посадив её на него, раздвинув ноги. Чужой рот опустился на неё, и Алла забрыкалась, больно укусив его губу.       — Пусти!       Хоть и была она на него дико зла, но эта настойчивость, страсть в его крови её возбуждали, и Алла выпустила стон, прижав его ногами к себе.       Он снял её чёрную кофту, расстегнул лифчик, поцеловав возбуждённый сосок, сжав полную грудь. Алла разорвала его рубашку, потрогав волосатую грудь, почувствовав от этого ещё больше возбуждения. Сняв лосины с женщины, он голодно посмотрел на красное бельё, которое выдавало её состояние, судя по влажности ткани. Расстегнув ремень, она потянула молнию вниз, достав из белья вставший член. Потерев влажную плоть членом, Филипп медленно вошёл, заглушив их стоны поцелуем.       — Я не закрыл дверь, — усмехнулся тот, быстро двигаясь. — А в здание куча людей.       — Идиот, а если кто-то зайдёт? — Алла испугалась возможной проблемы.       — Это их личные проблемы.       Он грубо начал входить, схватив женщину за горло, прижав её голову к зеркалу. Она стонала, извивалась, и Филипп начал глубокие толчки, уже сам не контролируя свои эмоции.       — Господи, Киркоров, быстрее!       Он силой её сношал, и Алла стонала громче, и громче, пока не затряслась от оргазма.       — Мне иногда страшно, что из-за такого адреналина, у меня остановиться сердце, — она засмеялась, пока Филипп нежно водил руками, будто успокаивая, по её ногам.       — Сумашедшая, — он засмеялся, поцеловав её нежную шею.       — Теперь оденешь тот пиджак?       — Только если ещё сделаешь мне одну услугу… Тогда одену.       Филипп хищно улыбнулся, отойдя от неё, поглаживая свою плоть. Алла облизнула губы, увидев свою «сладость», и опустилась на колени перед ним.              После репетиции, пара поехала домой, на Земляной Вал.       — Истру я, конечно, люблю, но эта квартира… — Филипп воодушевлённо посмотрел на их апартаменты, в которых так многое хранилось.       Стены этой квартиры хранили всё: начинания этих отношений, переезд сюда, как муж и жена, ссоры, ревность, секс, любовь, страсть и уют, который они создавали на протяжении нескольких лет. Переезд на Истру, почему-то, был плачевным. Как только они заехали в белый, роскошный дом, всё стало портиться, и, в итоге, разрушилось. Алла переехала в гостиницу, а Филипп жил в гастролях.       — А мне больно возвращаться сюда… Кузи больше нет, а Ирмуша сейчас в клинике…       — Ну, чего ты, Аллусь, — Киркоров погрустнел, вспомнив истерику жены, когда та узнала, что любимого пуделька больше нет. — Хочешь, заведём ещё кого-нибудь? Будет вместе с малышкой расти. И Ирма скоро будет дома. Я звонил Люсе, она говорила, что Ирмочке скоро можно будет домой.       — Не знаю, — рыжая сняла куртку, повесив на вешалку. — Пусть Ирма вернётся домой, мы отвезём её на Истру, и там посмотрим. Тем более, через примерно два месяца рожать.       — Так волнуюсь, если честно. После моих концертов сразу едим в Цюрих, там ты под наблюдением врачей, и мне спокойней.       — Ты переживаешь больше, чем я, Филя, — Алла засмеялась, и прошла в гостиную.       — Ну так моя дочка бунтарка, вся в мать. То копается, то кушать хочет посереди ночи, то ещё, что-то. Девочка с характером. Ещё выйти захочет пораньше.       — Вообще-то, девочки похожи на своих папаш.       — Я не кушаю по ночам. Ну, разве что, если ты зовёшь, — Филипп засмеялся, и обнял супругу со спины, положив ладони ей на живот.       Малышка задвигалась, и Алла смахнула слезу.       — Филипп, я сильно толстая?       Мужчина опешил.       — Ты сильно прекрасна. Самая красивая. Самая-самая лучшая. Я тебя люблю.       Она развернулась, и хотела его обнять, но обнаружила, что ей мешает выдающийся живот, натыкающийся на его тело. Он улыбнулся и почесал затылок, его брови взлетели вверх.       — Видишь? Я даже обнять тебя не могу.       Его улыбка превратилась в искренний смех.       — Ты выглядишь великолепно! И мы можем поэкспериментировать с некоторыми другими позами.       Он отошёл в сторону и вновь обнял её со спины, положив руки ей на плечи. Губы касались нежной кожи шеи, медленно поднимаясь к её уху.       В тот момент, когда он начал целовать её, она откинула голову назад, полностью открывшись ему. Как это вообще было возможно? Да, они не занимались любовью несколько недель, но это было смешно. И всё же она смирилась со своим непрекращающимся влечением к нему. Нет ничего лучше, чем быть так близко к этому мужчине. Ничто так не сравнится с глубокой связью, которую они всегда разделяли. Это было волшебно.       — Алла…       — Мм… — её рука потянулась назад и нашла мягкую текстуру его волос.       — Пошли в спальню? — он говорил тем низким, глубоким, соблазнительным тоном, который всегда умел зажечь её огонь.       Его руки двигались от её бёдер к груди, обхватывая их, массируя. Та удивительная часть его, которая всегда заставляла её задыхаться, сильнее напряглась, прижимаясь к женским ягодицам.       Другая её рука тоже потянулась назад, пробираясь между их телами. Найдя его твердую длину и воспроизведя на нём те же самые заботы, которым он подвергал её. Он ритмично упирался бедрами в её руку, и Алла изо всех сил пыталась сосредоточиться.       — Ты уверен, что хочешь…       В последнее время она стала более неуверенной в своём расширяющемся теле, и, на мгновение, испугалась, что он не шевельнется с ней, найдя её совершенно непривлекательной.       — Я покажу тебе прямо сейчас, как сильно хочу этого… — его пальцы занялись широким свитером, снимая, и, как только он был снят, Филипп расстегнул лифчик, обхватив руками её пышную грудь.       — Посмотри, какие они красивые и полные… — восхитительное ощущение того, что он ласкает её именно так, с этой идеальной смесью нежности и грубости, почти заставило потерять сознание.       — Подожди… Стой… Я хочу подготовиться. Мне нужно в душ.       Движения его рук замерли, но поцелуи в шею ещё, какое-то время, продолжались. Она повернулась и нашла его губы, и они поцеловались глубоко, основательно.       — Конечно. Я буду ждать тебя в спальне.       Последний маленький поцелуй в кончик её носа, и он отступил.       Алла повернулась, чтобы посмотреть на него. Раскрасневшееся лицо, тёмные и пылающие глаза, джинсы, внезапно ставшие тесными прямо под ремнём. Он смотрел на неё с такой нежностью, что ее сердце растаяло. Она вышла из гостиной и поднялась наверх, заперевшись в ванной.       Женщина освежилась и приготовилась, всё время слыша снаружи его приглушённый, гудящий голос. Он пел. Она улыбнулась про себя, покачав головой. Спасения не было. Она любила его, как сумасшедшая. Она уже просто не представляла своей жизни без него. А если и знала, то это было какое-то жалкое существование, отсутствие чего-то столь важного, столь решающего, что даже думать об этом было физически больно. Она не хотела этого для своего будущего. Она не хотела быть без Филиппа. Она хотела его всем сердцем. А сейчас — ну, прямо сейчас, она стремилась удивить его. И оставить его безмолвным.       — Алл? Ты в порядке? Уже сорок минут прошло, и…       Дверь открылась, и Пугачёва прислонилась к косяку, глядя на него из-под опущенных ресниц.       И он сразу замолчал, его губы всё ещё были приоткрыты. Его глаза блуждали по всему ее телу, замечая сексуальное красное прозрачное бельё, состоящую из двух частей.       Наконец, почувствовав себя намного спокойнее, Алла подошла к нему, и их поцелуй был горячим, глубоким. Губы болгарина снова нашли её шею и спустились к плечам, покусывая. Пока его губы удерживали её в напряжении, он начал возиться со своими брюками, расстегивая ремень. Он вздохнул с облегчением и начал заботиться о своей рубашке.       — Нет, я хочу сама… — уже запыхавшись, женщина накрыла его руки своими и, закусив губу, расстегивала пуговицу за пуговицей, затем стянула рубашку с его плеч.       Когда он спустил джинсы, она задрала его футболку, и он тоже избавился от неё. Стоя перед ней в одних боксерах, он выглядел настоящим произведением искусства. Она гладила его плечи, грудь, живот. В тот момент, когда её пальцы коснулись пояса его боксеров, он закрыл глаза. И она тоже, когда, наконец, снова коснулась его через ткань.       Его руки нашли её грудь, наслаждаясь полнотой в ладонях, сжимая и массируя их, чувствуя напряжённые соски. Ощущение пронеслось прямо к его ноющей промежности, и он был уверен, что нанесёт себе серьёзный ущерб, если не вылезет из этих боксеров. Одна рука оставила грудь, и он начал стягивать своё нижнее бельё.       — Дай я помогу, — голос Аллы теперь был низким и хриплым от страсти.       Она откинула волосы назад, и её глаза приобрели знакомый блеск. Руки немного отодвинули его, и она медленно начала стягивать бельё, позволив своим горячим, шаловливым пальцам ласкать его, заставляя больше крови прилить к его эрекции. Алла поцеловала его в грудь и стянула вниз трусы.       — Как мне тебя отблагодарить, за то, что ты ждал меня тут больше полу часа?       Филипп схватился за себя и начал поглаживать набухший член. Женщина улыбнулась и облизала губы.       — Я не знаю. Но ты должна, что-нибудь придумать, милая. Это было долго… — он медленно потянулся вверх, наблюдая, как предэякулят блестит на обнажённой головке. Протянув руку, он взял её за руку, и она очень услужливо присоединилась к движению. Он закатил глаза, наблюдая, как обе их руки мастурбируют его. — И мучительно.       — Я вижу, как долго, тяжело и напряженно это было. Я знаю, тебе сейчас нужно какое-то облегчение, не так ли, мой мальчик?       Она села на диван, наклонилась вперёд и встретила следующий взмах языком, облизывая маленькую каплю, как самый вкусный десерт, затем позволила своему языку обвести его головку. Киркоров не мог подавить стон, и жар пульсировал в нём, подпитываемый электрической силой её дразнилок.       — Конечно, нужно… Оно всегда мне нужно, милая.       Она наклонилась вперёд и разжала хватку, позволив своему языку скользнуть от основания его толстого члена по пульсирующим, набухшим венам, к головке, целуя верхушку, но останавливаясь, чтобы не погрузить его в жар её влажного рта.       Он собирался кончить, а она даже не успела полностью взять его в рот. По пульсации в своей руке, Алла немного отступила, ведь не хотела, чтобы всё так быстро заканчивалось вместо этого оставив мягкие поцелуи на его животе.       — Я кончу, если ты продолжишь в том же духе.       Она поцеловала его пенис, прежде чем сесть на середину кровати, стянув с себя рубашку, позволяя своим рукам массировать свою великолепную грудь, пощипывая соски.       — Тебе нравится, как они стали больше?       — Они всегда прекрасны, милая. В любом периоде я схожу с ума от них, — он сел на кровать коленями, помогая ей массировать эти груди, его пальцы теперь стимулировали сжимающиеся соски.       Алла откинула голову назад и застонала. Он притянул её голову к себе, и она жадно ответила на поцелуй, а рука снова начала поглаживать его член, на этот раз более нежно, всё ещё давая ему возможность немного остыть.       Его ладонь опустилась ниже, найдя её промокшее бельё. Отодвинув немного ткань, его пальцы терли её хорошо смазанную плоть, наслаждаясь её учащающимися движениями и звуками. Наконец, он позволил одному пальцу войти в неё.       — Тебе нравится это? Ты хочешь большего?       — Я всегда хочу от тебя большего, милый.       Ну, кого он должен был разочаровывать… Ещё один палец вошёл в неё. Хватка на его пенисе снова усилилась. Движения его пальцев ускорились, когда он ввёл их в дрожащую плоть, чувствуя, как из неё вытекает природная смазка, пока Алла вращалась вокруг него. Он видел, как румянец на её щеках становится глубже, а соски напрягаются ещё сильнее. Она вдруг взяла его за руку.       — Стой. Я хочу, чтобы ты закончил первым.       Она уложила его на спину, потянувшись рукой к возбуждённому органу. Пугачёва поцеловала его в шею и грудь, затем медленно опустилась к животу, доходя к заветному месту. Голубые глаза были прикованы к его, наблюдая, как он их закатывает.       — Больше никаких дразнилок, Алла. Вот, возьми.       По блеску в её глазах он понял, что ей понравился его властный тон, и она послушно открыла рот. Сначала она только окутала чувствительную головку, позволив ему ненадолго насладиться теплом, прежде чем она вытолкнула его обратно со шлепающим звуком. Его глаза закрылись, и он застонал. Она повторила движение, на этот раз вовлекая его глубже, позволив своему языку обвиться вокруг него.       — Мой мальчик, не своди с меня взгляд. Я хочу, чтобы ты смотрел, как я тебя прикончу. Трахни мой рот, милый.       Её глаза остановились на его, и она продолжала держать основание его члена, используя свои губы, язык, зубы, чтобы приблизить его к грани экстаза. Предательские прыжки его пениса указывали на то, насколько он был близок к извержению, и Алла продолжала свои действия. Когда удовольствие концентрировалось в жгучей, раскаленной докрасна, закручивающейся спирали, которая возникла в его животе, он сделал один глубокий вдох и отказался от контроля, чувствуя, как обжигающая лава начинает выплескиваться по всей длине его члена в её горячий рот. Его стоны и крики удовольствия заполнили комнату.       — Алла…       Готовая к нему, Алла жадно проглотила его семя, движение её рта заставляло его дрожать ещё больше. Он увидел пляшущие перед глазами пятна, похожие на снежную бурю, состоящую из пылающего пепла, и беспомощно вцепился ей в волосы.       — Ты просто сумасшедшая. Откуда столько желания к сексу? — Филипп рассмеялся, погладив её по волосам, когда она поцелуями поднималась к его груди.       — Эта беременность меня просто делает, какой-то секс-женщиной. Я на каждом шагу хочу, чтобы меня отымели! Это ужасно!       — Не знаю, как тебе, но мне это нравиться, — он улыбнулся, поцеловав затылок бестии.       Алла удобно устроилась на волосатой груди, и закрыла глаза.       — Что-то я так спать хочу… — она сладко зевнула.       — Эй, а как же продолжение? — Филипп развёл руки.       — Потом. Ещё всё успеем. Выключай ночник.