Ladies and gentlemen, will you please stand?

      Ему понадобилось добрых пятнадцать минут, чтобы убедить охранника пропустить его внутрь. К тому времени Ойкава, если честно, был вот настолько близок к тому, чтобы просто наорать на него и попросить привести сюда Иваизуми. Но штука в том, что Иваизуми даже понятия не имел о том, что Ойкава, вопреки его советам и указаниям своего лечащего врача, приперся-таки к нему на работу, чтобы хотя бы в обеденный перерыв провести немного времени вместе. Потому что, позвольте уж ему побыть немного драматичным, болезнь сама по себе заставляет чувствовать себя крайне паршиво, но одиночество, на которое она обрекает... в общем, из двух зол Ойкава выбрал метро.       Будь он здоров, ничто не заставило бы его сделать две пересадки, чтобы приехать в этот идиотский футбольный клуб. Но как раз из-за того, что последнюю неделю он более-менее выживал только благодаря пастилкам от кашля и противовирусным, больше всего на свете ему хотелось оказаться в объятиях одного конкретного физиотерапевта, который, так уж совпало, здесь работает.       Ирония в том, что сам Ойкава и настоял на том, чтобы Иваизуми и думать забыл нос казать в его квартиру, строго ограничив их общение видео-звонками и сообщениями. Шутка про "мы не виделись с прошлого года" кажется как никогда актуальной, но Ойкава скорее отключится в вагоне метро, чем попросит Иваизуми приехать. В конце концов, это ведь ему нужно его увидеть, а не наоборот, верно?       Черт, даже если это не имеет никакого смысла, ему это простительно. Он все-таки болеет, ясно? И пусть Иваизуми никак не мог ему с этим помочь, просто сделать что-нибудь, выйти из дома, принять хоть какое-то мало-мальски важное решение, – этого уже достаточно, чтобы снова почувствовать себя у руля собственной жизни. А этого ему ой как не хватало в последний месяц или около того. Тем более сегодня с утра ему правда стало значительно лучше. Он проснулся без головной боли, только заложенный нос вынудил встать безбожно рано. Впрочем, может, это и к лучшему, потому что у него наконец появилось время привести себя в порядок достаточно, чтобы выйти на улицу и не бояться навести ужас на любого прохожего.       Оставив наконец турникет позади, Ойкава напоследок бросил на пост охраны на входе в комплекс серьезный взгляд, который, предположительно, должен был донести до них всю степень его презрения. То, что он не работает и не тренируется здесь и даже не пришел забрать какого-то из карапузов-футболистов домой, не значит, что им правда настолько необходимо было держать его на входе четверть часа, чтобы потом все равно пустить. Разумеется, они просто делали свою работу, но если их работа – это быть лишенными эмпатии кусками дерьма, Ойкава точно не мог их за это уважать.       Сперва он решил найти кабинет Иваизуми. Следуя кратким инструкциям, полученным в день полуфинала, Ойкава направился в западное крыло, по пути разглядывая таблички на других дверях, но не слишком внимательно, чтобы мимо проходящие работники не поняли, что он что-то ищет и не предложили ему помочь. Ойкава как никто другой понимал, что с людьми ему сейчас разговаривать совсем не стоит, – одна только сцена с охраной чего стоит. Он и в хороший день не каждому по нраву придется, а сегодня и вовсе сам себя с трудом выносил.       На кабинете Иваизуми не было его имени, но "физиотерапевт" читалось на табличке достаточно однозначно, так что Ойкава решил, что здесь-то он и подождет до наступления обеденного перерыва. Оставалось всего ничего, а рядом предусмотрительно стоял мягкий на вид диванчик, на котором Ойкава и поспешил разместиться. Снять наконец куртку и шарф помогло только отчасти – по спине все еще бежали капельки пота, и это знатно давило на нервы. Дальше по коридору стоял автомат со снэками, и приятный белый шум, который он издавал, звучал почти как колыбельная. Все совсем не так уж и плохо, Ойкава поспешил себе напомнить. Прикрыв глаза, он позволил тяжелому вздоху сорваться с губ.       То, что ему было лучше с утра, не означает, что сейчас он не чувствовал себя, словно его мозг пропустили через мясорубку, поперчили и затолкали обратно в черепную коробку. Где-то внутри его живота, наверное, там, где должен быть желудок, затянулся тугой ком, и тем болезненнее он пульсировал, чем сильнее Ойкава старался его не замечать. Перед тем как выйти из дома, он честно попытался выпить чаю с сахаром, но одна мысль о том, что что-то окажется внутри его желудка, едва не заставила начать выдергивать волосы на голове. Сегодня, пожалуй, был один из тех дней. И это нормально. Все это только часть выздоровления. Ничего страшного. Все под контролем.       Если верить часам, обеденный перерыв должен начаться только через десять минут, но телефон у Ойкавы в руке все равно беззвучно загорелся, выводя на экран блокировки короткое сообщение. kurootetsu ты встал? 12:49       Сообщение возникло на фоне засвеченного лица Иваизуми. Это было сделанное наспех селфи, о котором Ойкава попросил его позавчера в приступе вечернего бреда (если бредом можно назвать то, как сильно он по нему соскучился; это, если честно, уже просто смешно). Иваизуми явно не пытался найти удачный ракурс, тем хуже то, как сильно Ойкаве эта фотография на самом деле нравилась. Смешная рожица, которую он состроил, сидя у себя в кабинете, почему-то наводила на размышления о том, каким Иваизуми был подростком. Был ли он тем самым молчаливым одноклассником с задней парты, которого все боялись? Уважали ли его за высокую успеваемость или спортивные достижения? Сколько младшеклассниц в него влюбилось без какой-либо надежды хотя бы на ответный взгляд в их сторону? Удивились ли учителя, когда узнали, какую профессию он для себя выбрал?       Сидя в коридоре и пялясь в свой телефон, Ойкава почувствовал, как сошедшиеся было к переносице брови расслабились, а уголки губ поползли вверх вопреки законам физики. Если бы кто-то его сейчас увидел, наверняка решил бы, что это ему премия по итогам года пришла, или что-то в таком духе. Может быть, в душе он и правда так и остался романтиком.       Видимо, Куроо решил не дожидаться ответа на свое сообщение, потому что вскоре на экране высветился его номер телефона, а лицо Иваизуми сменило его лицо. Закатив ради приличия глаза, Ойкава тут же ответил на звонок.       – Если бы я сейчас спал, а ты бы меня разбудил, наш отдел остался бы без менеджера, и это была бы полностью твоя вина.       – Так ты не спишь? Отлично.       Ойкава фыркнул, и это тут же отдало ему тупой болью куда-то в затылок. Черт бы побрал этот грипп. Откашлявшись, он равнодушно сказал:       – Учти, Тетсу, если ты опять катаешься по офису на моем кресле, я тебе эти колесики в задницу запихну. По одному.       Куроо громко сербнул в трубку, многозначительно хмыкнув. Точно, может, позвать Иваизуми выпить кофе?       – Ойто, ты когда в нос говоришь, твои угрозы прямо приобретают новые краски. Ну, я только хотел узнать, не задохнулся ли ты во сне или чего-нибудь еще. Рад слышать, что начальству придется оплатить тебе еще как минимум один день больничного.       – Выглядит скорее как неделя.       – Правда? Вот блять.       – М. Что, опять аврал?       – Ну, ты знаешь, как оно бывает, – в тоне его голоса так и слышалась бессонная ночь. Ойкава закинул ногу на ногу, зная, что сейчас последует тщательное перемывание косточек всех, о ком Куроо только ни вспомнит, но тот, словно что-то вспомнил, вдруг сменил тон. – Не бери в голову. Продукты какие-нибудь завезти?       – Вчера же завозил. Я не так много ем, как ты думаешь.       – Ладно. Если увидишь в ТикТоке какой-нибудь тупой рецепт, для которого тебе что-то понадобится, напиши, да?       – Фазана в перьях привезешь?       – В супермаркете только лысых продают. Давай, до вечера.       Не дождавшись ответа, Куроо повесил трубку. Ойкава только и мог, что улыбнуться, зная, что вечером снова ответит на его звонок, и Куроо, еще чуть более уставший, наконец разрешит себе пожаловаться на работу, пока они вдвоем будут готовить ужин или мыть посуду. Казалось лишним вслух благодарить друга за то, что заполняет тишину в его лофте своим голосом, но, может быть, Ойкава позже сбросит ему смс-ку. Чтобы и вашим, и нашим. Ну и чтобы Иваизуми не говорил, что у него проблемы с уязвимостью.       Как по команде глаза его снова сверились с часами. Интересно, что он скажет, когда его увидит? Было бы здорово остаться здесь до вечера, чтобы не пришлось ехать обратно на метро, но Иваизуми наверняка уговорит его вызвать такси и потребует фотографию его измученного болезнью тельца под одеялом в доказательство того, что доехал и отдыхает. Ойкава вытянул ноги, и самому себе признался, что не отказался бы прилечь. Дорога утомила его гораздо больше, чем он рассчитывал. И это не учитывая бой, с которым его пустили внутрь. Еще и в горле першит так, что слезы начинают подступать.       Сделав еще одну попытку откашляться, Ойкава вытер одной рукой текущий нос, а другой принялся шарить по карманам джинсов в поисках леденцов. Вот черт. Оставил на тумбочке. Отлично сработано, Тоору, просто блестяще.       К стоящему рядом автомату с напитками как раз подошел какой-то парень, может, даже спортсмен, хотя Ойкава и не пытался его рассмотреть. Только вознес наполовину искреннюю молитву, чтобы тот побыстрее отошел. Кашель становилось сдерживаться все труднее, но если Ойкава успеет купить себе воды, прежде чем в результате самого идиотского поворота сюжета задохнется в коридоре под дверью Иваизуми, то все должно быть нормально.       Ну сколько можно там стоять?       – Вот, держите. Попейте, полегче станет.       Парень протянул ему невскрытую бутылку воды, которую Ойкава принял без особых раздумий. А ведь он даже не заметил, как тот к нему подошел.       После первых пары глотков Ойкава внезапно осознал, что слезы все-таки потекли по его щекам, а еще что его бросило в жар, из-за чего на лбу выступили капли пота. Если Иваизуми увидит его в таком состоянии, точно проведет весь обеденный перерыв, заботясь о нем. В любое другое время его внимание подействовало бы на Ойкаву, как луч света на подсолнух, но не сейчас. Сейчас он с трудом поднял взгляд на незнакомца, боясь увидеть там жалость или отвращение.       – Спасибо.       Парень ничего ему не ответил. Его взгляд сверху вниз подействовал на Ойкаву как заземление. Он сделал еще несколько маленьких глотков, чувствуя, что вода в желудке уже вот-вот начнет булькать. Вблизи незнакомец оказался намного младше, явно еще студент. Его поза выдавала напряжение, хотя неловкая попытка в улыбку намекала, что парень и сам в курсе, что его внешность может вводит в заблуждение. Ойкава достал из куртки бумажные платки, рассеянно гадая, почему лицо парня кажется смутно знакомым, и сколько же еще он будет вот так стоять рядом с ним.       На первый вопрос он быстро нашел ответ. Вероятно, парень был из местной футбольной команды. Ойкава вообще-то целый тайм посмотрел в финальном матче, должны же были хоть какие-то лица ему примелькаться. Что же касается второго, то совсем скоро Ойкава понял, что, видимо, парень решил составить ему компанию еще на какое-то время.       – Вы кого-то ждете? – спросил он.       Ойкава чуть себя по лбу не стукнул.       – Да, друга. Он здесь работает.       Парень взглянул себе за спину, туда, где дверь в кабинет Иваизуми по-прежнему оставалась закрытой.       – Сейчас обеденный перерыв начнется, – сказал, как будто это все объясняло. И, наверное, в его глазах это действительно было так.       – Я знаю. Слушай, может, тебе деньги за воду отдать?       – Что? Нет, не надо.       Ойкава шумно вздохнул. Вот и закончились догадки, почему этот пацан мог тут зависнуть. Он потянулся к телефону проверить время, потому что все это уже начинало давить ему на нервы. 12:58. Решено, если Иваизуми сам не выйдет из кабинета через четыре минуты, Ойкава постучит к нему в кабинет. Или четыре – слишком много? Хорошо. Три. Три минуты, и...       Что-то просвистело у него над ухом, и только подняв взгляд от экрана, Ойкава понял, что это незнакомец сквозь зубы втянул воздух. Встретившись с ним глазами, тот на мгновение застыл, потом опустил глаза в пол и сделал шаг назад. Поддавшись внезапному порыву, Ойкава прижал телефон к груди и, подняв с сиденья свою куртку, встал на ноги.       – Знаете, мне вообще-то пора, – начал он, уже делая первый шаг в сторону кабинета физиотерапевта. Парень не поднимал глаз, но желваки его ходили ходуном. – Спасибо еще раз за воду, очень...       – Тоору? Ты что тут делаешь?       Ойкава чуть не запнулся о собственные ноги, не без удивления заметив боковым зрением, как стрелой метнулся взгляд незнакомца ему за спину.       – Хаджиме, привет, я вот подумал...       Иваизуми был не в халате, но в форме в цветах футбольного клуба. Ему очень шел бирюзовый, и Ойкава уверен, что уже говорил ему об этом, но скажет еще раз, лишним не будет. Вот только остались бы они уже наконец одни, сколько может продолжаться эта пытка?       – Все нормально? – перебил его Иваизуми, глядя куда-то повыше его плеча. Руки он засунул в карманы, а лицо его посмурнело за какие-то доли секунды. Ойкава даже растерялся, но в следующее мгновение все стало ясно как день. – Кьётани, ты что-то хотел?       Стало ясно правда все: и перемена в лице парня, и его взгляд точно пуля, и поза Иваизуми, и холодность в его голосе. Казалось, Ойкава все это время ходил на руках, а теперь ему наконец напомнили, что для этого у людей есть ноги.       – Нет. Уже ухожу. До завтра.       Наверное, он всегда так говорит: отрывисто, словно ему каждое слово – это усилие над собой. А может, только когда Иваизуми перед ним.       Ойкава проводил взглядом его спину. Как ни старался, не получалось игнорировать то, как парень весь ссутулился, как натянул пониже капюшон толстовки поверх темных волос. Сколько, говорите, ему лет?       – Тоору.       Иваизуми выжидающе на него смотрел, кусая губы. Ойкава разрывался от желания их поцеловать.       Когда руки Иваизуми легки ему на плечи, Ойкава только сморгнул щиплющее чувство на кончиках ресниц и сам притянул его за талию. Знакомый запах шампуня, дезодоранта и медицинской свежести пробился даже сквозь насморк, принося вместе с собой дурманящий коктейль из нежности, умиротворения и желания.       – А я его не узнал, – почти на грани слышимости прошептал Ойкава, гладя Иваизуми по его колючим волосам. – На вашем сайте у него другая прическа.       – Чего он хотел? – вопреки тону, тоже колючему и чересчур серьезному, ладони его мягким теплом поселились у Ойкавы на пояснице.       – Да ничего. Я закашлялся, а он мне воды дал попить.       – Да? Ну, хорошо. Подождешь меня в кабинете? Я быстро в столовую и вернусь к тебе.       Ойкава промычал что-то в знак согласия, однако не пошевелил и пальцем, чтобы расцепить объятие.       – Взять тебе что-нибудь? Там должна быть паста.       – Спасибо, я плотно позавтракал.       – Ладно. Отпустишь меня?       Шмыгнув носом, Ойкава в последний раз провел пятерней по его волосам.       – Не говори, что на метро добирался.       Вновь оказавшись под пристальным взглядом Иваизуми, Ойкава скривился, отказываясь взглянуть ему в глаза.       – Что, так заметно?       – Нет, просто я тебя знаю. Кошмары ночью не снились?       – Нормально я спал, Хаджиме. Не нужно так обо мне переживать.       Иваизуми забрал из его рук куртку, кивком показывая на приоткрытую дверь своего кабинета.       – Там есть кушетка, можешь прилечь.       Теперь, когда они остались одни, все внимание Иваизуми наконец принадлежало только Ойкаве, и страшен будет тот день, когда одна мысль об этом не заставит его сердце срываться с неторопливой рыси в галоп. Осматриваясь в кабинете, Ойкава был более чем уверен, что ничем этого не показал, но почему-то Иваизуми все равно вышел со страшно довольный выражением лица.       Признаться честно, в одиночестве обстановка в кабинете только наводила тоску. То и дело хотелось узнать, откуда вот эта безделушка на столе, или что это за грамота на стене, но спросить как назло было некого. А кушетка все это время так и стояла в углу во всей своей простой, даже заурядной красоте. Сдавшись, Ойкава снял ботинки, подложил под голову куртку и ненадолго прилег.       Иваизуми наверняка вернулся через считанные минуты, но разбудил его, только когда закончился обед. Ойкава ему об этом не сказал, но то самое мгновение, когда Кьётани поднял взгляд от его экрана телефона, с которого улыбался Иваизуми – не ему улыбался, а Ойкаве, – вот что снилось ему весь тот без малого час.