Ladies and gentlemen, will you please stand?

hajiyou думаешь, я плохой человек? 02:18 oitooru зай, ты почему не спишь в такое время у вас же режим 09:51 hajiyou режим у команды 10:02 oitooru и ты тоже ее часть 10:05 hajiyou да просто не мог уснуть 10:08 hajiyou ты не ответил на вопрос 10:12 oitooru нет, я так не думаю 10:13 oitooru откуда у тебя вообще такие мысли? 10:14 hajiyou не знаю мне показалось, ты меня осуждаешь 10:14 oitooru за что я могу тебя осуждать, зай? за то, что ты через скакалку прыгать не умеешь? 10:15 oitooru я, конечно, над тобой посмеялся в пятницу, но это ведь по-доброму было 10:16 hajiyou я про кьётани 10:16 oitooru а что с ним? 10:16 hajiyou не придуривайся хоть ты и не стал давить, я знаю, что ты все еще хочешь, чтобы я с ним поговорил 10:17 oitooru ну, то, что я этого хочу, не означает, что ты обязан это сделать если ты не готов, ладно, так тому и быть 10:17 oitooru меньше всего я хочу, чтобы ты из-за этого себя накручивал и ночами не спал 10:18 hajiyou а если я никогда не буду к этому готов? 10:20 oitooru значит, мы это отпустим 10:21 hajiyou и ты даже не спросишь, почему? 10:21 oitooru зай, давай договоримся так если ты хочешь это обсудить, я тебя выслушаю в любое время 10:21 oitooru если хочешь с ним поговорить и ничего мне об этом не рассказывать, я не против 10:22 oitooru если хочешь и дальше его избегать и думаешь, что это не сделает хуже, я не буду лезть не могу же я тебя заставить 10:23 hajiyou и тебя даже не злит то, сколько мы говорим о моем бывшем? 10:25 oitooru знаешь, я сам бы себе не поверил, скажи я такое в начале наших отношений но нет, не злит 10:26 oitooru я просто хочу, чтобы ты поступал не на основе своих эмоций и обид а из уважения к человеку, который когда-то был тебе так же близок, как я теперь 10:27 hajiyou постой ты же не ставишь сейчас себя на место кьётани? 10:27 hajiyou тоору? 10:30 oitooru извини, мне, кажется, пора работать 10:30 oitooru обеденный созвон пропущу, не теряй до вечера 10:31 hajiyou и почему мне кажется, что ты сбегаешь? 10:31 oitooru потому что я плохо вру 10:32 //

Групповой чат "why am I crying? mf I'm broke"

mattsun так ты прям железно решил? 16:27 mattsun поговоришь с ним? 16:28 hajiyou попытаюсь, по крайней мере 16:28 mattsun и ойкава не против? 16:29 hajiyou вообще-то он и настоял на этом разговоре 16:29 makki ну ничего себе 16:29 hajiyou что? 16:30 mattsun да так не бери в голову 16:30 makki главное близко к нему не подходи может укусить 16:32 hajiyou ой, да брось 16:33 mattsun а вот я бы тоже его не недооценивал 16:33 mattsun он парень неординарный 16:34 hajiyou бред не несите 16:34 mattsun ива, ты же понимаешь если все пройдет плохо вам там вместе еще полторы недели тусоваться 16:38 mattsun может, подождать хотя бы недельку? 16:39 hajiyou и что это изменит? мы все равно будем и дальше вместе работать 16:39 makki но так он хотя бы сможет куда-нибудь от тебя свалить или ты от него сбежать 16:40 hajiyou набегался уже 16:40 mattsun резко ты решил проблемы свои решать это на тебя новый год так влияет? 16:41 hajiyou да не знаю приехали, а тут все по-старому воспоминания эти 16:41 hajiyou и кьётани смотрит, как побитая собака от самого себя противно 16:42 makki ну ты давай, на провокации не ведись и найди место потише, но не в сильном отдалении от людей 16:43 makki и убедись, что он с собой вилку с ножом с ужина не припас 16:43 mattsun макки, перегибаешь 16:44 makki а что? ты его видел? я бы не был в нем так уверен 16:44 // hajiyou кьётани, ты еще на ужине? 18:33 kyoken да 18:34 hajiyou зайдешь ко мне после? 18:34 kyoken зачем 18:36 hajiyou хочу с тобой поговорить 18:36 kyoken о чем мне с тобой говорить 18:39 kyoken я вроде не травмировался чувствую себя хорошо 18:40 hajiyou это не по рабочему вопросу 18:41 kyoken тогда тем более не понимаю 18:41 kyoken не ты ли от меня как от чумы шарахался последние 4 месяца? 18:42 hajiyou послушай, я бы тебе лучше лично все объяснил, чем в чате 18:42 kyoken хочешь и дальше загадками говорить – пожалуйста только я не приду 18:43 kyoken я тоже могу быть упрямым и гордость у меня тоже какая-то есть 18:44 hajiyou кьётани, я тебя по-человечески прошу давай уже разберемся со всем раз и навсегда 18:44 hajiyou неужели ты от всей этой истории не устал? 18:45 kyoken я истории ни писать, ни читать не люблю это больше ты у нас идиотские отмазки придумываешь 18:45 hajiyou ну ты сам не видишь, как глупо себя ведешь? сначала бегаешь за мной по пятам, просишь поговорить а теперь ни в какую не согласен 18:46 kyoken между первым и вторым прошло несколько месяцев, хаджиме в течение которых ты об меня ноги вытирал и делал вид, что я пустое место 18:52 kyoken спасибо большое, обойдусь без твоих подачек 18:53 hajiyou слушай, я знаю, что поступал неправильно и за это я тоже хочу извиниться 18:54 hajiyou дай мне хотя бы попытаться все объяснить 18:55 kyoken все? 18:55 hajiyou да, все 18:55 hajiyou почему мы расстались, почему я отказывался с тобой об этом разговаривать все 18:56 hajiyou я жду тебя в своем кабинете 18:56       У него только немного тряслись руки, когда он отложил телефон на край стола и встал с кресла, чтобы хоть как-то выпустить нервное напряжение. Иваизуми и не надеялся, что уговорить Кьётани поговорить будет просто. Будь он на его месте, тоже не побежал бы сломя голову по первой просьбе. И осознание этого, вероятно, было причиной тяжести, поселившейся в его груди. С ней он просыпался, с ней работал, с ней засыпал. Было ли с его стороны эгоистичным звать Кьётани на этот разговор? Может, Иваизуми снова о себе напомнил, когда тот только начал его отпускать? Ойкава, судя по его словам, был уверен, что Кьётани не только ничего не отпустил, но и не сможет этого сделать, если этот разговор не состоится. Иваизуми подозревал, что это распространяется не только на Кьётани.       Именно поэтому он с такой надеждой обернулся на дверь, когда та без стука распахнулась.       – Честное слово, ты меня за последнего идиота держишь, Хаджиме, – сказал Кьётани, глядя ему прямо в глаза. Ему на лоб упала темная прядка волос, и Иваизуми отвел взгляд.       – Заходи и прикрой дверь поплотнее.       Они сели – Иваизуми за стол, Кьётани на кушетку на другом конце комнаты, игнорируя второй стул. Тишина вокруг звенела, и Иваизуми совсем не знал, что сделать, чтобы стало легче дышать. Он запустил пятерню в волосы, бегло оглядел то, как Кьётани оперся руками по обе стороны от себя, приподняв плечи, словно готовился либо сбежать, либо наброситься на него. Поразмыслив еще секунду-другую, Иваизуми решил начать с главного.       – Спасибо, что пришел, – сказал он, мысленно вышвыривая в окно план их разговора, который набросал на салфетке, сидя в столовой. Тогда ему только хотелось как можно скорее выложить все то, что зрело внутри на протяжении последних месяцев, отделаться от Кьётани, как от обязанности, которую на него повесили вопреки его собственным желаниям. Сейчас же, глядя ему в глаза, Иваизуми вдруг вспомнил, что имеет дело с живым человеком; человеком, которому сделал очень больно. – Я хотел лично попросить прощения за то, что так резко все закончил и ничего тебе не объяснил.       – Пожалуйста, – перебил его Кьётани. Его брови почти касались, так сильно он нахмурился. Потеряв мысль, Иваизуми просто уставился на него, наблюдая, как поигрывают желваки. – Я пришел. Пожалуйста. Только не надо передо мной извиняться. Я не собираюсь тебя ни за что прощать.       Вопреки ледяному тону, на лице Кьётани застыло вполне себе неравнодушное выражение. Его никогда нельзя было назвать хладнокровным, но за все то время, что они провели рядом, Иваизуми научился делить его гнев на две разные эмоции. Одна из них горела обжигающим пламенем, неконтролируемо бушующим, но поддающимся тушению. Другая была катаной в его руках, не более чем холодное оружие, защищавшее его в схватке один на один. Ее можно было выбить из рук, но тогда Кьётани пускал в ход зубы. Все что угодно, лишь бы не остаться беззащитным.       – Мне только одно непонятно, – продолжил Кьётани тем же тоном, хотя Иваизуми прекрасно видел, как побелели его костяшки от того, как сильно он сжимал края кушетки. – С чего ты вдруг решил со мной поговорить? Почему именно сейчас?       Иваизуми на мгновение задумался, потом понял, что уже знает ответ на этот вопрос.       – Тоору сказал, что нам обоим это нужно.       – И ты его послушал?       Прежде чем ответить, Иваизуми тяжело вздохнул. Хорошо, он действительно готов выложить на стол все карты.       Он встал, обошел стол и, перевернув стоявший по ту сторону стул, сел на него так, чтобы их с Кьётани глаза снова встретились. Почему-то ему казалось жизненно важным хоть как-то сократить разверзшуюся между ними пропасть.       – Послушал, но не сразу. Сначала так же отказывался, как от твоей просьбы.       – Выходит, он не такой особенный, как я думал, – хмыкнул Кьётани, но на его лице не отразилось ни тени радости или ехидства.       – Я не собираюсь обсуждать с тобой свою личную жизнь. Только то, что было между нами.       – И что между нами было? М? По-моему, ты просто поигрался со мной и выбросил, когда тебе стало скучно, – впервые за этот вечер из-под его раздражения проглянула настоящая эмоция. В его глазах не блестели слезы, голос не дрожал, но Иваизуми все равно невыносимо было на него смотреть, зная, что вот это с ним он сделал собственными руками. Еще каких-то полгода назад он бы порвал любого, кто заставил бы Кьётани в себе усомниться, а теперь мог только виновато отводить глаза. – Нечего сказать?       – То, что между нами было, – начал Иваизуми медленно, жалея, что невозможно просто дать Кьётани заглянуть себе в голову, – было для меня настоящим. Я правда тебя любил. Может, любил даже в тот день, когда решил все закончить. Просто я больше так не мог.       На улице уже давно стемнело, до отбоя оставалось меньше четырех часов. В такое время в здании почти никого не оставалось, все расходились по своим комнатам в гостевых домиках, так что тишину, которая повисла в кабинете Иваизуми, можно было назвать абсолютной. Кьётани уткнулся взглядом в свои бедра, выражение его лица совсем не выдавало его мыслей.       Глядя на него, Иваизуми догадывался, что Кьётани не спросит, что он имел в виду. Если это будет значить не знать до конца жизни, так тому и быть. Если из-за этого он еще в течение месяца по ночам не сомкнет глаз, додумывая самостоятельно, что на самом деле случилось, значит, так выпала карта. Все что угодно, лишь бы не остаться беззащитным.       Вздохнув, Иваизуми подумал было предложить Кьётани чаю, да тут же отмел эту идею. Тот точно откажется, а уж это разрядить обстановку никак не поможет. Ладно, значит, будет работать с тем, что есть. Даже если Кьётани не открыт к диалогу, всегда можно его немного подтолкнуть.       – Ты помнишь, в какой день мы расстались?       Вопрос и впрямь заставил Кьётани вновь поднять взгляд, невеселая усмешка застыла на его губах.       – Ага, каждый месяц праздную эту дату.       – Нет, я серьезно. Помнишь, что в тот день мы должны были идти на день рождения к твоему другу? – дождавшись кивка со стороны Кьётани, Иваизуми продолжил. – И сколько тебе пришлось меня уговаривать, чтобы мы пошли вдвоем, хотя я его совсем не знал, тоже помнишь?       – К чему ты клонишь? У вас что-то с этим другом было?       – Блять, Кьётани, – Иваизуми даже не собирался ругаться, просто мысль об измене казалась ему настолько идиотской, что ругательство проскочило само по себе. Однако заметив, как тень опустилась на лицо Кьётани, он понял, что опять сделал глупость. – В смысле, нет, не было. Давай еще один пример. Если помнишь, предыдущий новый год мы встретили в гей-клубе. Это тоже была твоя идея, от которой я был не в восторге. Мы в итоге сильно поссорились, и я уехал к родителям. И это была не первая и не последняя вечеринка, на которую я с тобой пошел. Даже мой день рождения мы праздновали там, где ты захотел. А теперь спроси меня, нравятся ли мне клубы.       Кьётани не сводил с него серьезного взгляда своих светло-карих глаз, но рта раскрывать не спешил. Иваизуми гадал, было ли того, что он уже сказал, достаточно, или он один сейчас сидел и вспоминал все те разы, когда Кьётани что-то предлагал, они спорили о том, почему Иваизуми это не кажется такой уж хорошей идеей, а потом все равно приходили к выводу, что идея вполне себе ничего. Может, Кьётани не помешало бы услышать, сколько раз за месяц Иваизуми слышал от своих друзей, что очень изменился, а сам чувствовал, что потерял почти все, с чем до этого себя ассоциировал.       И все-таки, что-то во взгляде Кьётани намекало, что он понял, что все это значит. Он пару раз моргнул, потом накрыл лицо руками, и по тому, как побелели его ногти, Иваизуми догадывался, что сейчас Кьётани видит перед глазами звезды.       – В какой-то момент я перестал узнавать сам себя. Как будто у меня не могло быть собственных желаний, потому что ты потом все равно меня переубедишь, – Иваизуми позволил словам обрести форму, несмотря на то, что они царапали что-то у него в груди. – Если бы я это не прекратил, моя воля полностью подчинилась бы твоей.       Тут Кьётани отнял руки от лица, но взгляд его все равно остался где-то на уровне лодыжек Иваизуми.       – Я бы полностью подчинил твою волю, ты хотел сказать.       Иваизуми снова захотелось выругаться, но на этот раз он сдержался.       – Это слишком похоже на обвинение, а я здесь не за этим, – только и сказал он, не вполне отрицая, но не желая, чтобы эти слова были вложены в его уста.       Даже после того как Иваизуми все озвучил, тяжесть в груди никуда не делась. Может, дело было в том, как опустились плечи Кьётани, как он закусил губу, как боялся поднять взгляд. Если раньше он готов был к драке, то сейчас, кажется, полностью сдался Иваизуми на милость. Если честно, его от такого зрелища вот-вот стошнит.       – Если бы ты сразу мне все объяснил, я бы смог что-то исправить, – наконец сказал Кьётани. Его слова – все равно что пощечина. Иваизуми набрал было воздуха, но Кьётани продолжил: – Перестать давить на тебя. Научиться слушать. Ты бы мог просто сказать, что не хочешь. Что я веду себя как мудак.       Мысли Иваизуми заметались в поисках ответа, чья-то рука крепкой хваткой сжала горло.       – Я не хотел тебя расстраивать.       С губ Кьётани сорвался какой-то странный звук. Ни усмешка, ни всхлип, ни кашель. И одновременно и усмешка, и всхлип, и кашель.       – Ну да, сейчас-то я просто свечусь от счастья.       Когда он встал с кушетки, выражение его лица было по-настоящему нечитаемо. Иваизуми на секунду задумался, куда же подевались те времена, когда он мог безошибочно угадать разницу между трепетом и тревогой, между досадой и скукой? Потом вспомнил. Теперь этот его навык существовал в контексте другого человека.       – Извини, мне надо идти. Ну, ты знаешь, – Кьётани судорожным движением мазнул по щеке, потом затолкал обе руки в карманы толстовки и вышел из кабинета.       И Иваизуми дал ему уйти.