Темное пламя

Неблагой дворец все же не самое неблагое место в этом городе. Да, мой Дей, тут спокойно и тихо, сейчас тут нет ни змей, ни отражений, никаких прилипучих феечек с их неблагими поцелуйчиками и еще более липких взглядов высших. Я понимаю, как ты устал. Устал от пристального внимания высших, что женщин, что мужчин больше, чем от схваток. Ты никого не оскорбил и не обидел, нет, ты был выдержан и спокоен. Боюсь только, твоя слегка взъерошенная прическа (прямо как у нашей Вороны), гневный янтарный взгляд и сжатые челюсти производили впечатление прямо противоположное тому, что ты хотел добиться. Нет, сейчас волосы вымыты и расчесаны. И я вовсе не веселюсь, съезжая по ним! Я доложу Алиенне, что прекрасные неблагие тебя домо… Прости, прости. Плохие, плохие высшие. Все, кроме Бранна. Да, и Боаша. И Линнэт. Ну, еще брательник того удава сразу начал благо… Вот видишь, нельзя судить о неблагих по первому впечатлению. Что значит: «Бранн все равно лучше всех, и я заберу его с собой»? Что за собственнические замашки? Да, здесь ему оставаться смертельно опасно. Но, мой Дей, он теперь окончательно странный! Ты точно хочешь привести его ко Двору? Молчу, мой волк. Горячая вода тоже порадовала, я ведь мерзну! А ты, мой Дей, невозможно мало держишь меня в своих ладонях. Ну хорошо, хорошо, на плечо я тоже согласен, оно всегда горячее. Хотя в ладонях куда уютнее. Что значит: «Луг, не наглей, не котенок»? Ты такой сонный, что можно улечься и на глаза. Шучу, шучу! Ну повтори еще раз свою речь. Да, сам король не сказал бы лучше. Он и учил тебя? Сам учил? Нет, я знаю далеко не все, к тому же ты был мне не слишком интересен. Прости, мой Дей. Я плохо знал тебя, да и ты изменился... Забавную рубашку тебе соткали эти паучки. Нет-нет, просто она тонкая, щекотно скользит по коже. Неблагая. Зато цветов твоего Дома, черная с серебром. И целая, и даже чистая. И очень красивая, тебе идет. Спи, мой волк. Во сне твоя кисть заживет быстрее, рана уже схватилась розовой кожицей. Конечно, незачем спрашивать Бранна, есть ли отрава на шипах Семиглавого! Впервые за долгое время мы ночуем на постели, достойной тебя. Да, и просто в постели! Даже потянувшись, ты не достаешь ногами до края. А ноги у тебя дли-и-инные. Нет, мне они совсем неинтересны. Нет, я не как «эти высшие, с башни головой вниз упавшие»! Ты же имеешь в виду не Башню Звездочетов, мой Дей? Ай! Только не за хвост! Я понял, понял, что ты про Парящую! Я это я, ты мне нравился всегда! Ну, почти всегда. Хе-хе, так-то я часто наблюдал за тобой, не будучи представлен. А откуда мне известно про ножи? И ты меня тогда не ви-и-идел! Слушай, я не знал, что ты так быстро краснеешь. Эй, порядочные волки так не выражаются! Нет, моей госпоже я ни о чем не докладывал! Подумаешь, несколько десятков оторванных подолов! Не покушался я на твою личную, весьма разнообразную жизнь! И уж на высоту твоих сапог я точно не покушаюсь! Да-да, побросай их по комнате! Нет, к выходу не попал, хотя очень старался. Не знаю, спать с двуручником не слишком удобно, нет? Да, кинжал под головой — самое то для волка, нет лучше подушки! Да, метательные ножи, конечно, можно и не снимать. Да, я тоже сплю. Вот переползу на шею и засну, ты не против? Де-е-ей, у тебя тут родинки. Золоты-ы-е… Видно, облака благословили и тебя, мой Дей… Наш Дом! Как давно мы не были там! Кажется, прошли годы, а ведь нет, меньше двух месяцев — хмурые остроносые ели еще в снегу. Или пришла такая зима, что закончится нескоро? Ночь, но никто не спит, в каждом окне горит по охранному светильнику. И тревога, тревога кругом! Она сочится из стен чернильной темнотой, крадется по улочкам зыбкой поземкой, пляшет огнями на высоких холмах. Да, мой Дей, давай вернемся! Давай вернемся в правую башню. Ты же знаешь путь к отцу настолько хорошо, что сможешь пройти его с закрытыми глазами! Уже десять волков стерегут покой Мидира. Коленопреклоненный Джаред словно застыл перед ним — другом, королем, родичем. Потом полуволк вздыхает, медленно проводит ладонью по плющу, словно спрашивая совета, и листья поворачиваются вслед за его рукой. Но молчат, говорить они не в силах. — Что же нам делать? — Алан за его спиной встревожен сверх меры. — Наш король не ответит. На что не ответит?! И почему начальник стражи в боевой броне? Джаред встает, отряхивает колени, словно смахивая сомнения. — Будем делать что можем, — тише и ровнее обычного отвечает он. Страшна эта ровность — потаенный торфяной пожар, зреющий под землей, невидимый до тех пор, пока не прорвется огненным шквалом. — Вы же не станете? — ахает начальник охраны. — Алан! Глаза Джареда загораются желтым. Металл в его голосе слышен и мне, словно меч встретил гардой меч. — Зажигай. Костры. Нехорошо, очень нехорошо. Ох, мой Дей. Коридоры, коридоры. Как же темно и мрачно! Левая, самая высокая башня. Да, конечно, там же лежит Лили! Странно темное небо в просвете окон. Где же Меви и Грей? Нет, наверное, им тоже нужно спать, мой Дей. Хоть иногда. Лежащая посреди башни девушка, нет, женщина — беременная женщина! — вздыхает, шевелится, пробуждаясь от тяжкого, смертельного сна. Ох, все свершилось без нас? Дей, ты стоишь рядом… У нее огненные волосы и зелень весны в глазах. Где мы теперь? А! Кажется, нужно спросить — когда. Это не ты. Это… Мидир. Ты похож на него тогдашнего, нетрудно ошибиться. Чуть темнее глаза, чуть светлее волосы, а взгляд еще более яростный и отчаянный. Он берет очнувшуюся за руку, говорит о любви, возникшей из желания, о сыне, что должен родиться. Просит прощения — за все! — за насилие и обиду, за стертую память и наведенные чувства. — Прощай, Мидир, — качает головой Этайн и пропадает. Мидир хватает лишь пустоту. Та же женщина в глухом еловом лесу. Окровавленный комок, закутанный в тряпку, в дрожащих руках. Три тени вокруг, со всполохами еще более серых крыльев на плечах, шипят прошлогодней листвой, гонимой злым ветром: — Отдай его нам. Но Этайн лишь отшатывается от тянущихся к ней цепких недобрых рук, лишь крепче прижимает к себе новорожденного. — Отдай его. Отдай! Это ребенок проклятого короля! ты слышишь — он не плачет. Он уже мертв! — Нет! — куда тверже отвечает Этайн. Она в коконе силы, серые щупальца тянутся к ней и, наталкиваясь на невидимую преграду, отдергиваются. — Магия и любовь уходят из этого мира. — Все уничтожено, лишь мрак и пепел, — Этайн отрешенно проводит рукой по снегу, и он тает, чернеют даже жухлые прошлогодние травинки. — Отдай ребенка — и мир будет спасен. — Нет! Этайн закрывает глаза, собираясь с силами. Затем произносит Слова, они вырываются из ее рта синей вязью, поднимаются, оттеняя беспросветную черноту неба, с которого посреди летнего дня сыпятся и сыпятся колючие белые звезды… Одна любовь смогла пронзить завесу Нижнего мира, так пусть другая — спасет его. Этайн говорит об Иной, об Искуплении, об Истинном короле. Она открыта, кокона больше нет. Серые тени хороводят вокруг женщины, то вскидывая рукава серых хламид со всполохами пламени, то опуская их. Но как же они не похожи на чистых фей в глазах Бранна! Не-сущие-свет высасывают силу и тепло, отправляя ее вверх, вверх — в холодное черное небо. Но часть прижимисто оставляют себе. Магия, что билась в женщине неослабевающим ключом, пропадает. Этайн падает наземь, и тени забирают ребенка из ее ослабевших рук… Мой Дей, мы опять в левой башне. Твой отец напряжен и готов ко всему, он внимает словам друидов. — Значит, Проклятие можно снять? Я знал — знал! — Этайн великодушна. Где она? Я должен поговорить с ней! — Мы отдали Этайн ее мужу. И закрыли дорогу, — шепчут тени. — Они уже в Верхнем. Ши теперь смогут попасть туда лишь в краткий миг Самхейна. А Этайн уверена теперь, что все эти годы пробыла лишь пленницей в замке волчьего короля. Эохайд только рад подтвердить ей это. Мидир сжимает кулаки. Спрашивает, пытаясь сберечь хоть что-нибудь из прежнего мира, от той любви, что все еще пылает в его глазах: — А как же ребенок, мой сын? Где он? Про него она тоже забыла? — Тебе извес-с-стно, что она хотела с ним сделать, — шипят друиды, словно не желая больше ни слушать, ни отвечать. — Вы довольны? Вы — довольны?! — с гневом и болью повторяет Мидир. О, мой Дей! Прядь его волос белеет на глазах — от виска до кончика, словно ледяная волна бежит по темной воде. Четче обозначаются морщины, теперь его уже не спутаешь с тобой. Но яростный желтый огонь в глазах разгорается сильнее — после еле слышного шепота Не-сущих-свет: — Не с-с-совс-с-сем… Мидир обнажает меч. — Вон из моего Дома и из моего королевства!.. Словно ветер пронесся со всех сторон, грозящий задуть пламя. Дымные тени нападают молниеносно, безмолвно, и пронзают острыми кинжалами сердце короля. Фух, это сон. Не знаю, не знаю, кому из нас он снился. Прости, я сам не понял, как залез тебе на голову. И вовсе мне не страшно. Да, мой Дей, я все еще в ужасе, мой хвостик дрожит даже скрученный. Спасибо, твои ладони такие теплые. Прижимай меня к груди, прижимай! Ну все, теперь никакого отдыха. Нет, Алиенна не проклянет тебя, нет! Оживил бы, даже если проклянет? Эти безумные волки. Нет, надо еще вернуться, и да, надо вернуться с цветком, прости-прости старого занудного ящера. Хватит колотить подушку, она ни в чем не виновата. Да, твой отец рассказал все несколько по-иному, но… Ох, а тени-то во дворце тебе чем не угодили? Похожи на друидов, что не нравятся нашей Вороне? Они теперь и тебе не нравятся? Да, темнота теперь много неприятнее, чем когда Бранн привел и оставил тебя здесь, но… Ну конечно, пойдем разбудим еще и Ворону! — Бра-а-анн! — кричит Дей и врывается в его комнату, не дожидаясь ответа. Ох, мой Дей, ты скорее залетаешь, а не заходишь, хоть птица-то у нас Ворона, а не волк. — Де-е-ей, — тянет в своей грезе Бранн. Он сидит на полу, и не думая ложиться в постель. Глаза его открыты, а взгляд устремлен в никуда. За левым ухом чудится голубое сияние, но оно быстро гаснет. — Хорошо, что ты пришел сам, — наша Ворона снова поднимается к поверхности из каких-то неблагих глубин. — Я тут подумал… Твой отец — великий маг. Ты его сын, пусть и после смены имени. Я должен был почуять волшебство в твоей крови, но я не ощутил ни магии, ни Проклятия. А я ведь не просто был рядом, я много раз дотрагивался до тебя, — свечи в люстрах и подсвечниках вспыхивают, взгляд Бранна обеспокоенно сверлит тебя, мой волк, кажется, в надежде просмотреть насквозь и добиться ответов напрямую. — Знаешь, что это значит, просто Дей? — Теряюсь в догадках! Да, ты шел немного не за этим, мой волк, но дай ему договорить: выслушать Ворону проще, чем терпеть его пристальное внимание. — Кто-то полакомился тобой, мой друг, — Бранн задирает голову, чтобы смотреть тебе в глаза. — И не очень давно. Высосал досуха, — прищуривается, словно просвечивая тебя взглядом. Добавляет тревожно. — Как ты еще жив, не понимаю! Ох, мой Дей. И для кого молодой хищник является лакомством? — Что для этого нужно было сделать? — не пугается, уточняет Дей, складывая руки на груди, хмурясь и припоминая. — Стоять рядом? — Нет, — Ворона задумчиво качает головой, что-то прикидывая и сейчас. — До тебя должны были дотронуться. Гвенн, отец, Финтан? — Вот так, — говорит Бранн, подхватываясь с пола одним движением и дотрагиваясь до твоих запястий. Как жарко! Мне не так давно было так жарко, мой Дей. Когда… Когда меня передал тебе тот друид. Это я? Это через меня тебя лишили остатков магии?! Держись, мой Дей, тебя немного качает, кажется, магии в тебе сколько-то должно обязательно быть! Ох! Вот только что было невозможно жарко, а теперь свирепо холодно. Полное ощущение, что мы опять в неблагих горах, мой Дей, как тогда, еще до болота! В ушах свистит ветер, меняя высоту и голос, свежие порывы ерошат волосы, уносят усталость и нервозность, ты снова как будто целый, мой волк! Я не знаю, что делает Бранн, но это все заканчивается так, словно он бьет тебя в челюсть! Голова моего волка откидывается, но потом приходит давно позабытая легкость, которой не было с тех пор, как мы покинули дом. Да, и мне тоже хорошо и легко. — И что это сейчас было? — моему Дею трудно сосредоточить взгляд на Бранне, который стоит по-прежнему очень близко и по-прежнему держит за руку. Глаза Вороны довольно блестят: — Это было небольшое лечение. Небольшое, потому что ты пока здоров, а до болезни лучше не доводить. Помнишь тяжелобольных высших? Вот до этого лучше и не доводить, — Бранн отпускает твои руки и отворачивается, сам тоже потряхивая головой. — Все ши глубоко магические создания, это часть нашего естества, её нельзя терять без последствий. Да, мой Дей, маги умеют много такого, что нам не слишком понятно. А неблагие маги — тем более. А уж наш неблагой маг! Наш маг разворачивает к себе, разглядывает твою окончательно зажившую ладонь и слабо улыбается. Уверен, он знал о твоей ране еще и тогда, когда ты стучал его по спине не правой, как обычно, а левой рукой. Затем Бранн присаживается в изножье кровати, поправляет рукава рубашки: мне, да и тебе, мой волк, видно, что веревочный браслет все ещё темнеет на его запястье. Как бы то ни было, от новой сущности волка Бранн не хочет отказываться даже столь символически. — Но ты же шел ко мне не за этим, Дей? — Ворона пытается сдержаться, но зевает. Тени за твоей спиной становятся особенно неблагими, поэтому ты так спешишь закрыть дверь и отойти от нее, да, мой Дей? Ворона, однако, ничего не чует, может быть, это разыгравшееся воображение дает о себе знать? — Да, Бранн, я не о том, — поворачиваться к Вороне лицом опять немного боязно, в голове крутятся варианты того, что может сказать наш неблагой. Что-нибудь про логичность сна по ночам или природу выдуманных видений. Но мой отчаянный волк договаривает. — Я видел сон. — Дей, я верю снам, — говорит Ворона, видя твое тщательно скрываемое смущение и оправдывая, казалось, необоснованные надежды. — Ты можешь поделиться. — Можно ли увидеть то, что произошло очень давно? — Дей все равно заходит издалека, пусть волнение почти отступило. — Былое прячется в земле и небе, в огне и воздухе, — Бранн откидывается плечом на столбик кровати, устало сутулится, нахохливается, подбирая руки, но смотрит живо и внимательно. Голова его явно уже проснулась. — Родовая память ши очень сильна, особенно — волчья, — не сомневается, констатирует факт Бранн, и Дей решается: — Мой брат, мой сводный брат — его не убила та женщина! — твои глаза, мой волк, горят ярче взметнувшихся вверх словно сами собой свечей, а твой кулак с размаху бьет в подставленную ладонь. Звук слишком резкий для ночи. — Его, кажется, забрали друиды! — Интересно. Очень интересно и вполне возможно. Вот только… Это значит, он все равно что мертв, просто Дей, беспокоящийся о брате, — говорит Бранн, и феи в его глазах полны сочувствия. — Полукровки невероятно вкусны и просто напитаны магией. Не его ли просили друиды у Мидира? Не-сущие-свет больше всего на свете жаждут власти… Неблагой рассуждает хладнокровно, перебирая варианты, выстраивая версии с опорой на безусловные факты. А власть, видимо, принимается им как еще одна стихия, с влиянием которой надо попросту смириться. — Они вполне могли подтолкнуть твоего отца попробовать овладеть любовью, — «овладеть», ну надо же, да, я тоже не ожидал подобного, мой волк, видимо, любовь для неблагого тоже еще одна стихия, — чтобы в итоге получить сына от сильнейшего мага и земной женщины. Сына, который родится в нашем мире, что увеличит его силу. Бранн прищелкивает пальцами, свет в комнате резко меняется на изумрудный, потом на красный и фиолетовый, только потом возвращаясь к ярко-желтому. Маленькая демонстрация привлекательных особенностей Нижнего мира. Пусть магов тут почти уже и нет, но магия до сих пор возможна. — Друиды, как всякие жадные до власти колдуны — ловкачи по части формулировок. Сказать что-нибудь обтекаемое, вроде: «Взамен воскрешения Этайн отдашь нам то, чего у тебя сейчас нет!», или «…что твое лишь наполовину», — свободный жест открытой ладонью, предлагающий подобрать еще неограниченное количество двусмысленных предложений, — или прочее мозго… — Бранн, ты только подумай! — нетерпеливо перебивает его Дей, начиная расхаживать по комнате. Три размашистых шага туда, поворот, три сюда, поворот, босые ступни не холодит деревянный паркет, согретый, похоже, тоже магией. Бранн внимательно наблюдает. — Мне втолковывали с рождения, с первой ночи Самхейна: «Это земная колдунья украла сердце твоего отца, наслала Тень!», или, по-вашему, Искажение, — три шага, поворот, три шага, поворот. — Не так давно я понял, что если кто и украл… — Дей отмахивается во всю длину руки, будто стараясь задвинуть свои чувства по этому поводу подальше, чувства не задвигаются, дыхание опять перехватывает. — Ты видишь себя совершенно напрасно, — мягко начинает Ворона, пользуясь возникшей паузой, но Дей, вернув себе сорванное дыхание, яростно останавливает неблагого. — Не надо, Бранн! — отстранение оправданий всей ладонью происходит прямо перед длинным носом, и Бранн забавно провожает твою руку, мой волк, взглядом, спохватывается и, чуть покраснев ушками, возвращается к твоему лицу. — Не надо снисхождения. Я знаю, это наша вина, вина нашего Дома — все, что произошло в трех мирах! А значит, моя. Даже забвение Лили, даже гибель ее родителей! — неблагой недоверчиво хмурится, ты удивил его чем-то. — Даже слепота Линнэт!.. — вывод, однако, отдает и радостью. — Сегодня я понял, что мой брат жив. — Только представь, что ты можешь узнать завтра? — спокойно приподнимает брови Ворона. И тут же поворачивается к медленно открывающейся двери. — Линнэт? — тихо зовет он. Силуэт маленькой девочки больше похож на привидение. Белая с голубым ночнушка смотрится настоящим платьем. — Бранн! — и она кидается в объятия к брату, с разбегу запрыгивает коленями на кровать, безошибочно определяя, где он сидит. Обхватывает за плечи, ласково дергает за ушки, притягивает за голову. — Я приходила! Я приходила не один раз, слышала тебя во дворце! — пепельные брови сходятся недоуменно. — А ты все не шел и не шел! Вернее, все ускользал и ускользал! Где ты был весь этот день? — Развлекал Дея, — смущенно прячется в объятиях Бранн. — Под вечер это было довольно заметно, — хихикает Линнэт совсем по-девчачьи. — Не знаю, что видели остальные, но мне послышалось, что змей спел свою последнюю песню! — Мой благой друг… — Ворона начинает говорить все так же, не отнимая головы от плеча сестры. Да, мой волк, смотрится это странно. Гораздо страннее, чем воспринимается на слух. Линнэт старшая сестра нашего неблагого, даже если он почти в два раза выше принцессы. Но именно принцесса гладит склоненную перед ней голову по волосам. — Я знаю, я знаю! — торопится повторить Линнэт и отстраняется, но не отпускает Бранна. — И я очень благодарна ему. Но у нас ужасно, катастрофически мало времени! Джоки… Бранн договаривает за нее: — Послали Отражения еще утром? — его сестра не способна оценить мимику, но ты-то видишь без удивления приподнятые изогнутые брови. — Точнее, это сделал Джок Первый, его Отражение говорило с нами, сражалось и сумело удержаться в Золотом городе чуть дольше, чем положено. След от удара в лоб давно прошел, мой Дей, но говорит Бранн явно именно об этом, вряд ли Отражениям положено жить без сердца. Линнэт кивает, не в силах ответить, братская вражда знакома ей, но непонятна. Слепая принцесса не видит и некоторых невидимых вещей, а может быть, Джоки скрывают от неё не только тот, давний секрет. — Ну так и что? — Бранн слегка удивляется, склоняет голову набок. — Все кончено, они сгинули. — Сколько было Отражений? — уточняет Линнэт, по-прежнему удерживая брата за плечи, будто боится, что он пропадет, взовьется темным язычком пламени или растворится прямо под руками, оказываясь видением, сном, призраком. Да, мой волк, она очень скучала. — Три, — недоуменно отвечает Бранн, нахмуривается, силясь понять, что он упускает. Сестра тревожится: — И мое было? — Бранн медлит, потом все-таки кивает неохотно. — Брат мой, теперь тебе нужно опасаться еще сильнее! — детские руки сжимают спальную рубашку Вороны с недетской силой, черные вставки там, где у ночнушки принцессы голубые, слегка мнутся. — Опасаться чего? — наш неблагой все так же спокоен, кажется, он или слишком устал, или в принципе не реагирует по-другому на сообщения об угрозе. — Ты опять забыл одну вещь! Одну очевидную вещь! Одного, всего лишь одного ши! — Линнэт стучит Бранна по лбу раскрытой ладошкой, скорее отчаянно, чем сердито. — Ты забыл самое опасное и самое сильное из Отражений! Бранн сосредоточенно морщит лоб, недоуменно потирает второй раз за день пострадавшее от родни место. Ушки дергаются озадаченно. — Твое! — Линнэт до сих пор не сердится, но отчаивается ощутимее. — И твое Отражение, быстренько все прикинув, решит ударить в твое слабое место! Бранн почти болезненно выпрямляется и медленно поворачивается к Дею. — Ну, были там какие-то неприятные тени, — под пристальным взглядом Вороны становится немного неуютно, и вдвойне неуютно от блуждающего взгляда его сестры. Точно такие же изумрудные глаза, только совсем без фей, поднимаются на твой голос в тщетной попытке увидеть. — Вот я и пришел к тебе, — пожатие плечами. Ох, мой волк. А мы уже не одни. В спальне темнеет, свечи испуганно гаснут, прикрываясь взвившимися дымками, лампы тухнут. — Бранн! — тихонько зовет Линнэт и трет свободной рукой висок. — К полуночи их сила растет! — Не покидай пределы этой комнаты, — Бранн усаживает сестру поудобнее, встает, вытаскивает кинжал. — И ты тоже, Дей, — договаривает неблагой, а его отсвечивающий в темноте изумрудный взгляд предупреждает тебя о чем-то. Хочется уточнить, отчего наша Ворона не хватается в первую очередь за магию, а конкретно — за Цветок, но ты смолкаешь, не успевая начать вопрос, говоришь совсем другое. — И не мечтай, — и становишься рядом. — Поздно спорить, — от движения руки Бранна колышется воздух, свечи загораются, но только по периметру комнаты. Центр прямо перед кроватью занимает очень неблагой мрак. Посреди… сгущается тьма. Ой, мой Дей! Та самая тень! Она словно собирает сумрак, притягивает его к себе! И поднимается, расправляя за спиной что-то очень похожее на крылья. На правой руке ши или отраженного ши сияет мрачным фиолетовым отражение Цветка. Ой-ой, мой Дей, это плохо. Это очень плохо. — Так увлекся своим благим другом, что не заметил, кто пришел в его тени?.. И что ты теперь можешь сделать против меня? — шипит Отражение. Бранн, вылитый Бранн, только черный, а глаза горят как два рубина. — Ты создал Цветок, и в нем я черпаю Силу, которой нет у тебя! — фиолетовый рисунок потрясается перед носом Вороны с большой энергией. Бранн меланхолично, чтобы не сказать сонно, прищуривается. — Ты и все в этой комнате в моей власти! Я уведу и тебя, и твоего волка! — Ну, это мы еще посмотрим, — ворчит Дей, хотя сам, и правда, не может сдвинуться с места. Ой, что это с тобой? Линнэт тоже замерла, и Бранн недвижим! Хотя по нему понимать трудно, может быть, просто замер. Даже я не могу пошевелиться! — Ну уведешь, и что с того? Силу силой не заберешь. А в центре Цветка энергии и власти больше всего, мой зеркальный друг, — опять щурится Бранн, медленно, но поднимает кривой неблагой кинжал. Волнистое лезвие захватывает сразу два свечения, золотое и фиолетовое, связывая их, обещая полную чашу. — Правда, ее хватит лишь на одного истинного мага! — Что ты предлагаешь? — заинтересованно поворачивает голову Отражение, ему не терпится подобрать под себя все силы Бранна и порезвиться в Золотом городе, покуда есть еще время. Этот черный ши нетерпелив и, кажется, думает со скоростью полета. — Со-рев-но-вание, — с трудом выговаривает Бранн, медленно опуская и приподымая веки. — Кто быстрее добежит до центра Цветка, получает все магические нити. И всех в этой комнате. — И ты отдашь мне волка и свою силу? Если я добегу быстрее тебя? — Отражение Бранна подозрительно склоняет голову, рубиновые глаза пытливо вглядываются в изумрудные, но Ворона спокойна просто убийственно. — Конечно, — в голосе равнодушие пополам со сдержанным любопытством. Как будто Бранну даже занятно узнать, кто победит. Точно так же он смотрел на тебя, мой волк, при первой встрече. — Если ты добежишь, то я отдам тебе волка и сдамся сам. Мой Дей, мне тревожно, я чувствую, ты чувствуешь — Бранн не врет! Нисколько не врет! Но он устал! И Отражение это тоже чует. На что надеется наш полоумный полублагой? Мой Дей, как ты можешь его защищать, ты же сам слышал?.. — Договорились, — улыбается темнотой Отражение, нехорошо блестя рубиновыми глазами в предвкушении добычи. — Тебе за мной не угнаться, уставший маг! — и срывается с места. Становится легче дышать, впрочем, подвижность к ногам возвращается не сразу — этот ши пытается жульничать. Бранн стоит на месте! Стоит! И ничего не делает! Медленно начинает улыбаться, разве что. Медленно приподнимает левую руку: — Запомни, просто Дей... — поводит правой над левой, и прямо на ладони видно черную торопящуюся точку несущегося сломя голову отражения. Стоит черному ши долететь до центра цветка, ну, почти до центра, Бранн словно размазывает воздух правой кистью, и черная точка исчезает. По дворцу разносится звон, усиливается, затем стихает. Ворона поднимает на тебя сияющие неблагим лукавством изумрудные глаза. — Запомни, просто Дей: никогда не заключай сделки с магом! Ушки дергаются знакомо, улыбается Бранн тоже знакомо, но коварство его нам знакомо не было, да, мой волк. — Бранн, — наконец можно пошевелиться, размяться, повести плечами и прикрыть смятение души смятением жеста. — Ты напугал меня до синих фоморов! Но как он не раскусил тебя? — Отражение, Дей, не всегда противоположность неблагому, поэтому и зовется Отражением. Вот, например, взять меня, — занудно рассуждает Бранн, отряхивая руки и слегка улыбаясь. — Довольно умен, магически не бесталанен, не слишком коварен… однако моим дедом был Лорканн. То, что я не живу его принципами, не значит, что не осведомлен о них, — заканчивает свою маленькую лекцию об этике магов, оборачивается к приподнявшейся и на ощупь ищущей столбик кровати сестре, подается навстречу, чтобы помочь… Что-то невидимое слегка звенит в воздухе, заставляя Бранна остановиться, а принцессу — найти, ориентируясь на звук, нужный столбик. — Линнэт! — глаза нашего неблагого опять круглые, но что его удивило в далеко не самом большом за сегодня чуде, пока непонятно. — Колокольчик все ещё с тобой? Я думал, он выдохся сотни лет назад! — Ворона манит пальцем это что-то невидимое, смыкает руку, удерживая, судя по форме, небольшой мячик. Ну или шарик, я не представляю, что это, мой Дей. — А вот и не выдохся! — очень довольная принцесса гордо задирает носик, как будто это её личная заслуга. Возможно, так оно и есть. — Это колокольчик тогда помог тебя вернуть, он рвался уйти за тобой, но я держала крепко и не отпускала, а потом выманила тебя всего, ну, почти всего, услышал ты меня не сразу! Принцесса недовольно притопывает ножкой, хотя ты все равно успеваешь заметить скрываемые от вас слезы, стоящие в глазах. То ли из-за старых опасностей, то ли из-за новых. Что-то мне тоже не нравится эта дорога, по которой Бранн уходил! Мой Дей, думаю, именно принцесса может, наконец, сказать нам, что за темные недомолвки сопровождают нашего неблагого. Правда, не прямо сейчас: колокольчик в руках Вороны раззванивается прямо-таки сыто и довольно, проявляется из воздуха, насыщаясь цветом. Больше всего колокольчик напоминает изумрудно-зеленый снежок, из которого то и дело вылетают крохотные звездочки-снежинки, вращаются по кругу и снова возвращаются к нему. Напитанный магией колокольчик подлетает к Линнэт и зависает чуть впереди неё, кажется, зачарованный на предупредительный полет. И слова про возвращение себя Бранн комментировать никак не собирается, старательно отводя глаза от вопросительного взгляда Дея. — Думаю, дорогой брат и его не менее дорогой благой друг, — пауза еле заметна, Линнэт чуть наклоняет голову в сторону моего волка и прикрывает зеленые глаза. — Вам стоит провести остаток ночи в моих покоях. Наш неблагой упрямо опускает голову, готовясь приводить абсолютно занудные и верные доводы, не собираясь подвергать сестру опасности. Но весь его пыл растворяется от нескольких простых, даже ни разу не магических слов: — Бранн, это для меня! — настаивает она. — Для моего спокойствия! И Ворона сдается. Мы идем не так уж и долго. Коридоры левого крыла дворца темны, впереди летит колокольчик, разукрашивая наполовину белые и наполовину голубые стены беспокоящими зелеными бликами, тени вытягиваются и сокращаются при вашем приближении, на каждом шагу продолжая неостановимый танец. Подспудно заставляя ждать угрозы. Линнэт поджидает Бранна на одном повороте и берет за руку, теперь гордо вытягивая брата за собой. Опустившая голову Ворона сильно напоминает нашкодившего озорника. — И ты, кстати, забыл ещё кое о чем! — Линнэт делает вид, что хлюпает носом совершенно просто так, безотносительно очередной опасности для одной неблагой непричесанной головы. — У тебя же есть Ннарб, ты рассказывал! Он до сих пор у тебя есть? — Да, Линнэт. Он все еще живет в библиотеке, хотя показываться за её стенами Ннарбу невозможно, он сразу начинает таять, мы еле восстановили ему однажды высунутую за порог руку… — Бранн явно готов углубиться в детали, но сестра обрывает его. — Значит, у твоего Отражения, ставшего жителем Золотого города и обретшего собственное имя, тоже есть… — Отражение! — твой голос заставляет неблагих вздрогнуть. — Отражение у Отражения? Так может быть?! Бранн, впрочем, оборачивается к тебе с облегчением, такое чувство, будто один твой вид, один твой голос подбадривает нашего вовсе замкнувшегося неблагого. — Отражение есть у каждого жителя Золотого города, Дей, — на ходу пожимает плечами, — раз он стал жителем, значит, есть, вопрос только, догадываются ли об этом Зануды? И что он может отражать? Если отражает Отражение? — взгляд Вороны затуманивается, неблагой чуть не вписывается лбом в косяк, хорошо, что ты неплохо видишь в темноте, мой волк. Косяк этих дверей оказывается входом в покои Линнэт, она отпускает Бранна и хлопает в ладоши: свечи тут зажигаются явно только для гостей. Возле фитилей трещит, сгорая, серая пыль. Гостевая Линнэт в цветах и… Да, мой Дей, тут очень много кукол. И тряпичных, и фарфоровых! Если Линнэт сядет среди них, то не сразу и определишь, где тут живая девочка. Особенно много кукольных Джоков, да, мой волк, тебе не кажется. В половину девчачьего роста, они сидят вдоль всех стен, а возле камина стоят двое почетным караулом. На каминной полке звенят и гудят, отбивая полночь, часы, и вы с Бранном оба вздрагиваете, когда караул у камина принимают два Джока в лазурном, а Джоки в белом, чеканя шаг, отходят и усаживаются у стены. Сами. — Они же любят покрасоваться, — Линнэт слегка краснеет, — но их так много, что мне пришлось установить очередь. Даже кукольные Джоки очень ждут возможности постоять в центре! — сидящие вдоль стен куклы как-то неодобрительно смотрят на хозяйку. Бранн издает странный звук, похожий больше всего на то, чем действительно является. На сдавленный смешок, да, мой волк. На стене повыше, прямо над очагом — портрет Бранна. Встрепанного, совсем юного Бранна, ему, похоже, не больше десяти лет. Бело-голубой наряд принца топорщится, собираясь складками, везде, хотя пошит явно на заказ, пегие волосы торчат вверх и в стороны, усугубляя высоту скошенного лба, зеленые глаза выглядят вовсе огромными на по-детски круглом личике, острые ушки радостно приподняты уголками вверх, широкая улыбка и оживленный вид… Кажется, нет, я уверен, он смотрит на сестру в этот момент. — Может быть, чаю? — очень спокойно и даже изысканно спрашивает Линнэт, а ваше покачивание головами разбирает без слов. Взмахивает величаво рукой, и половина кукольных Джоков марширует в соседнюю комнату. Девочка отходит проследить за ними, ты отходишь за ней, мой волк, и твоему взору открывается необыкновенное зрелище: это помещение превращено в маленькую копию бального зала! Там и сям стоят, замерев посреди движения, фарфоровые Джоки ростом с Линнэт. Так как кукол-девушек ей явно не хватает, Джоки составляют и бальные пары. Маленькие, проследовавшие из гостиной игрушки трудолюбиво подхватывают один диван, кажется, могущий сослужить кроватью даже тебе, мой Дей, и тащат сюда! Линнэт, уловив твой пораженный вздох, жарко краснеет: — Моя бальная зала. Я немного тренируюсь вести себя в обществе и при дворе, пусть я всего лишь принцесса! — девочка мило улыбается, но пока закрываются двери, ты успеваешь заметить ещё одну деталь неблагого спектакля: пара Джоков находится под ударом, за их спинами сторожит другая пара Джоков. С обнаженными и занесенными кинжалами. Да, мне тоже теперь кажется, мой волк, Парящие короли не умеют видеть настоящую угрозу. Рабочая бригада трудолюбивых кукол открывает двери в другой зал, но не успевает зайти, как Линнэт мановением руки захлопывает их обратно. Девочка продолжает улыбаться, но я могу поклясться, мой Дей, там мелькнуло судилище. А может быть, битва. Да, согласен, мой волк, Джоки очень странно упустили из внимания, что Линнэт всего лишь выглядит на двенадцать. Очередная видимость. Распахиваются в гостиную другие двери, там тронный зал, на двух стульях сидят очередные Джоки, но центральное кресло пустует. Второй диван выносится в гостиную, чтобы не мешать, вы с Бранном отходите к камину, Ворона попадает между двух оставшихся в карауле лазурных Джоков и, конечно, случайно сворачивает одного. Фарфор, как ни странно, не бьется, однако красивая кукла не может подняться, барахтается беспомощно на спине, яростно сверля голубыми драгоценными, похоже, топазовыми глазами нашего неблагого. Бранн извиняется, поднимает лазурного Джока, ставит прямо, походя взъерошивая идеальную прическу, почти отрывая рукав и сплющивая щегольский башмачок. Линнэт хохочет: — Бранн! Я чувствую ярость куклы! Сознавайся, что ты сделал? — девочке действительно любопытно. Наш неблагой просительно оглядывается на тебя, мой волк, отвечает: — Я его немного… — меряет пострадавшего критическим взглядом, — помял. — Не грусти, Бранн, кукол у меня много, — Линнэт улыбается шире. — Зато теперь одна будет особенная! — возвращается к маленьким Джокам. — Да не туда ставите, остолопы фарфоровые! Пока принцесса отвернулась, мой Дей тоже обращает внимание на каминную полку вслед за Бранном. Здесь много карманных куколок, а среди селянок и пастушек с пастухами попадаются странные личности в темных плащах, с кинжалами и короткими мечиками. — Бранн, почему у тебя на пижаме черные полоски, а у Линнэт — голубые? — мой Дей, ты думаешь, это уместно? И положи куклу обратно! Ох, зеленые глаза Линнэт тут же вспыхивают яростным огнем, слух у нее действительно потрясающий: — Ну это уже перебор! Бранн, они черные, правда? — наш неблагой ничего не говорит, складывает локти на полку и устраивает на них голову. — Еще бы лошадку* оставили! Бранн вздыхает, не отвечая. Потом поворачивается к тебе, глядя снизу вверх: — Намек от старших, — судя по интонации, это все объясняет. Впрочем, можно предположить, что черные вставки — своего рода черная метка, материализованное недоверие, отрыв от семьи, грозящий гибелью. — Им пора уже успокоиться! Как будто мало им было твоего изгнания! — у Линнэт захватывает дух, она не обращает внимания ни на установленные, наконец, диваны, ни на осуждающие взгляды кукольных Джоков. — Как будто мало им было твоей смерти!.. Бранн вздрагивает, вжимая голову в плечи, а Линнэт, похоже, одновременно жалеет и радуется, что сказала. — Бранн… умер? — да, мой Дей, тут стоит удивиться. С той грани еще никто не возвращался. Даже для нашего неблагого это слишком! Ворона не оборачивается, так и стоит возле изукрашенной каминной полки, хотя перестает перебирать небольшие фигурки тряпичных франтов и модниц. Отодвигает их от себя очень аккуратно, словно боясь поломать, в зеркальной поверхности корпуса каминных часов видно, что лицо его застыло, а взгляд стал обреченным. — Линнэт, не надо, это не будет интересно, это не стоит расск… — а вот голос совершенно спокойный. Пока его не перебивает сестра: — Бранн! — протягивает руку в его сторону, шагает навстречу и крепко хватает рубашку. — Ты как будто вовсе не понимаешь, что сделал! И твоему другу, я уверена, нужно это знать! Особенно если вы пришли просить что-нибудь у Джоков! — брат не отвечает, и Линнэт горячится, дергает совсем по-детски за рубашку, повышает голос, стараясь добиться ответа. — Благому нужно это знать! Нужно! Ты герой! Герой, а не позор семьи! Девочка срывается почти до слез, прижимается к брату, закидывает его руку поверх своих плеч, обнимает и, кажется, всхлипывает. — Ну что ты, Линнэт, совсем как маленькая, а ты, между прочим, меня старше, — Ворона оттаивает и тоже обнимает сестру. Ох, мой волк, мне тоже очень неловко. — Все, все должны знать, что ты геро-ой… — Линнэт всхлипывает теперь в плечо Бранну, присевшему возле нее. — А все знают, — я и не предполагал, что ты можешь говорить так тихо, мой волк. Бранн удивленно поднимает на тебя глаза. Линнэт всхлипывает потише и оборачивается на твой голос. — Все знают, принцесса, — девочка слушает тебя, мой благой волк, вцепившись в брата, кажется, даже затаив дыхание, — за стенами этого дворца лежит неблагой мир, самые разные обитатели которого признают Бранна тем, кем он действительно является. Не знаю один лишь я. — Он не рассказывал? — сердится Линнэт, продолжая мять на плечах пижаму Вороны. Сам Бранн смотрит на тебя теперь с опаской, ему явно не хочется посвящать своего благого друга в неблагие тайны, пусть он и осознает, что теперь отвертеться невозможно. Мне страшно представить, мой волк, что же могла натворить эта рассеянная Ворона такого, чтобы вздрогнуло все королевство, чтобы обычные неблагие считали его героем, а высшие — негодяем, не стоящим элементарной вежливости. Пусть даже он и принц. Даже притом, что он принц! Ты много решительнее меня, мой волк, но пока Линнэт вздыхает, наш неблагой, которого, возможно, вовсе ошибочно называть нашим… Нет, я решительно не понимаю, отчего ты его защищаешь, мой Дей. Он втягивает тебя в авантюры! Он подвергает тебя риску! Он не хочет говорить о себе что-то на самом деле важное! И опять пытается увести разговор в другую сторону. — Пожалуй, не стоит утомлять нашего гостя этими подробностями, — неуверенно начинает Бранн, ушки слегка дергаются. — Завтра прием, и очень рано, уже пробило полночь, а день был весьма насыщ… — Стоит, ещё как стоит, — решительно хмурится и облокачивается на каминную полку основательнее мой волк. Линнэт невдомек, что выражают ваши лица, но брата она знает как облупленного, а ты слишком яркий, мой Дей, чтобы не прочитать твое настроение по голосу и интонации. Принцесса улыбается сквозь слезы, откидывается к брату, находя спиной опору на его плече. Не отпуская его рук, оборачивается к тебе всем лицом. Судя по тому, что маленькие трудолюбивые Джоки пододвигают диван поближе к огню, ей хочется устроить тебя поудобнее, мой волк. Проще говоря, ты очень нравишься неблагой принцессе, и, возможно, в этом виновато твое дружеское расположение к Бранну. Хотя пренебрегать гостеприимством я бы тебе все равно не советовал, лучше присядь. — Когда Бранн посчитал — и совершенно напрасно! — что совершил ошибку, рассказав мне о мире и о моей слепоте, он решил положить свою бессмертную жизнь на что-то достойное, — неторопливо начинает Линнэт, вытирая слезы. — Мой десятилетний брат посвящал свои дни поискам самого разного знания, проводил эксперименты, от которых, бывало, содрогались стены дворца или, чаще, библиотеки… В ответ на твой вопросительный взгляд ушки Вороны пунцовеют и подрагивают, а сам Бранн смущенно улыбается. Да, отбитый у трона подлокотник — это только цветочки, мой волк. Неудивительно, что первое движение Вороны после убийства змея было направлено на заметание следов. Почти что под коврик, мой Дей! И что в этом смешного, я тоже не понимаю. Отказываюсь понимать! Ну хватит! Нет, ну вы посмотрите — смеется. Слава старым богам, диван удобный, можно пересесть и вежливо откашляться. Откашляться! Откашляться, мой волк! Ну что о тебе подумает Линнэт! Впрочем, похоже, она думает о тебе все еще хорошо — фарфоровые Джоки споро подтаскивают подушки и подкидывают дров в камин. Зато Бранн пытается скрыться за тонкой фигуркой сестры. Все одно видные уши пунцовеют просто образцово, даже странно, что не светятся в темноте, как раскаленные угли. — Да, мой брат очень талантливый маг, — принцесса гордо улыбается, крепче перехватывая расслабленно выскальзывающие из ее рук ладони Вороны. Проводит пальчиками прямо по Цветку, похоже, чувствуя магию, безошибочно очерчивая лепестки. Жест, однако, такой, словно Линнэт хочет их стереть. — Что поначалу просто раздражало, потом заставляло опасаться, а после и ужасно пугало наших старших братьев. — Ну вот об этом можно было и не говорить, — Ворона бухтит неразборчиво, не поднимая головы, все ещё скрываясь за сестрой от тебя и твоего ясного взгляда, мой волк. — Думаю, благой друг обо всех стадиях ваших братских чувств уже догадался, — Линнэт слегка поворачивает голову назад, адресуя слова брату. Легко и печально улыбается, договаривает, снова глядя только на тебя, мой Дей. — И чем старше становился Бранн, чем больше он делал попыток, чем сильнее раздвигал рамки доступных средств магии, тем яснее становились две вещи: излечить последствие Искажения для меня невозможно или почти невозможно, а ещё — братья с тревогой следят за попытками. И не будут терпеть это долго. Ворона снова вздыхает, не спеша поднимать голову, очевидно, тоже вспоминает те события трехсотлетней давности. Не сказать, что его это радует, но и ужаса никакого в чувствах нет, сплошные печаль и стыд. Линнэт продолжает, прервавшись на то, чтобы тоже усадить Ворону на придвинутый куклами диван, однако, опять прикасаясь к брату всей спиной, смыкая его ладони вокруг своей талии, удерживая руки в руках и откидываясь затылком на его плечо. Да, мой волк, думаю, сколько бы ей ни было на самом деле лет, она скучала по брату так, словно ей двенадцать. Неблагой больше не отворачивается и не прячется, но его мысли очень далеко отсюда. Взгляд туманится, ушки подрагивают, ловя отзвуки прошлого. Изрядно неблагого прошлого, как подсказывает тебе и мне прозвучавшее начало. — Мой брат очень талантливый маг, а потому прошло почти сто лет, пока Джоки по-настоящему испугались, перво-наперво королевским указом запретив ему появляться в стенах библиотеки, — незрячие глаза Линнэт туманятся точно так же, как у Вороны, она жмется к брату ближе, тот смыкает объятия крепче. — Это вынудило Бранна отказаться от более-менее обычных исследований, заставило обратиться к самым древним источникам, хранящимся в нашей, дворцовой библиотеке. Принцесса рассказывает задумчиво, хотя за ее интонацией твоему чуткому слуху чудятся испуганные крики, дрожь земли и неба. — Тогда же Бранн обратил мое внимание, что я тоже могу колдовать не в шутку, — в подтверждение ее слов вперед выходят фарфоровые Джоки, подкидывают дров в камин и раскланиваются перед тобой, мой Дей. — И посему, во-вторых, его изгнали даже из дворца! Удачно припомнив, что принц не в силах быть именно принцем, то есть создавать видимость общения на балах, — кивок в сторону маленькой бальной залы, — и участия в переговорах! Пытались забрать титул, но это не в их праве. А официально — за кражу ободка короны Первого дома, но его изгнали без права возвращения! За государственную измену! — на лице девочки читается взрослая ярость. — Из дома! Из нашего дома! Мой волк, осторожно, отпусти подлокотник, отпусти, твоя ярость слабо поддается контролю, глаза снова горят янтарем, а опущенные плечи Бранна видятся в другом свете. Неудивительно, что он не хотел рассказывать. Правда, пока вовсе не понятно, как к этому всему относится Цветок. — Нашему брату пришлось жить у друзей, — Ворона опускает голову ниже, пряча глаза. Да, мой Дей, ты видел его друзей, их не так уж и много. — И он все равно не оставлял попыток помочь мне! Целых пять лет Джоки получали доклады, что Бранн постоянно торчит на улицах столицы, в любое время года, от рассвета и до самой темноты! И что-то рисует. Так, мой волк, переведи дух и отпусти теперь подушку: ещё чуть, и ты выпустишь когти. И пусть пронаблюдать за прибирающимися Джоками было бы забавно, но зачем портить вещи такой милой принцессы, как Линнэт? Вот, вот, мой волк! И вовсе я тебя не глажу по руке, тебе показалось. Я понимаю и ты понимаешь: друзей у нашей Вороны слишком мало для безоблачного полубездомного существования на улицах той столицы, которую мы видели. Впрочем, стража от него шарахнулась. Все это совсем невесело, да, мой Дей. Бранн рискует поднять на тебя глаза, а может быть делает это случайно или по зову любопытства — и застывает, прямо как в ловушке Белого змея, забывая, кажется, даже дышать. Он вовсе не ожидал такого живого сопереживания, да, рассеянная неблагая Ворона. Именно наша рассеянная неблагая Ворона! Раз его не могут оценить при этом Дворе по достоинству. Я, однако, сомневаюсь, мой волк, что он придется ко двору и у нас… Ладно, я молчу, мой Дей, когда ты рычишь в мыслях, мне становится страшно. Тем более, что Линнэт продолжает: — Пока линии сходились, стража устала следить за Бранном, поэтому никто не уловил тот волшебный момент, когда Цветок был завершен и зажегся, — лицо девочки выражает не радость, как можно было бы ожидать, а такую же печаль, как у нашего неблагого. — И в тот же день третьего принца Неблагого двора… потеряли. Упомянутый третий принц не шевелит даже ушками. — В тот день, когда Цветок засиял, как говорят, золотым светом, у всех жителей стали исполняться желания, — Линнэт переводит дух. — Неподвижные картины обрели способность ходить и менять предметы местами, мистер Октопа превратился в большого и страшного быка, чтобы поднять на рога церемониймейстера Норвеля, церемониймейстер стал обычным высшим, как всегда мечтал, и потерял способность летать, поэтому ему пришлось убегать от мистера Октопы… — Ворона слушает сестру так же внимательно, как ты, мой волк. Фарфоровые Джоки поблескивают глазами и, кажется, тоже внемлют её рассказу. — Магия оказалась среди нас, она помогала исполнять высшим и обычным неблагим те желания, которые не ограничивали свободу остальных, однако стража все равно сбивалась с ног. Впервые со времен Искажения достаточно было просто пожелать… Но я очень хотела найти брата, — Линнэт прищуривается, припоминая. — Я подходила к Джокам, но братья даже не вышли из комнаты, отвечали странными звонкими голосами, я звала слуг, я звала Бранна, я не слышала его, совсем не слышала… — Линнэт, правда, не надо! — Бранн увещевает сестру не потому, что ему неинтересно, да, мой волк, а потому что ему довольно страшно слышать её версию событий. Но принцесса неумолимо продолжает: — Как оказалось, это Цветок исполняет все желания! Один из магов, представившийся Бууком, рассказал, что надо только нарисовать его и оживить. Правда, для этого кому-то нужно было взлететь в небо, — глаза Линнэт смотрят прямо на тебя, мой волк. — А потом сложить крылья. — Я вполне могу догадаться, кто это был! — твой голос, мой волк, не предвещает некоторым воронам ничего хорошего. — И без всяких подсказок! Хотя это странным образом разряжает атмосферу: Линнэт улыбается, находя единомышленника, а Бранн поднимает на тебя глаза, веря и не веря, что ты за него волнуешься. Даже за тогдашнего. — Да, это был мой брат. Который решил сложить крылья и голову ради того, чтобы я видела, ради того, чтобы на нашей земле снова жила магия, а Золотой город был в безопасности, больше не осаждаемый тварями самого разного толка. Но больше всего… Больше всего я хотела, чтобы у меня был мой брат! — Линнэт отворачивается от тебя, мой волк, обхватывает голову Бранна своими детскими ладошками. — Ты слышишь меня, Бранн? Я не хотела и не хочу видеть такой ценой! Не ценой твоей жизни! — Но сейчас же Цветок снова горит золотым! И он целый! И Бр-ранн, — подозрительный взгляд на заалевшую Ворону, — не умер-р! Как это возможно? Или, — нет-нет, успокойся, мой волк, это предположение слишком страшное и слишком припозднившееся, — что-то может с тобой случиться?! Неблагой принц немного вздрагивает от вашего с Линнэт пристального внимания: — О чем он говорит, Бранн? — голос принцессы точно так же не обещает ничего хорошего. — Нет, сейчас нет никакой опасности! Тогда я должен был открыть Цветок, пользуясь его формой, пронизать через наш мир завесу, проткнуть в определенных местах, чтобы магия могла попасть сюда… — пожатие плеч. — Теперь мне пришлось только разбудить форму и установить связь, а не пробивать тоннель между мирами. Это можно сделать обычной магией, все равно что подставить чашку под струи фонтана. Притом, что чашка уже есть в руках, ее не надо вытачивать из собственного череп… — видит ваши лица и осекается. — Ну то есть просто не надо вытачивать! Нельзя сказать, что он вас очень успокоил, да, мой Дей, поэтому неблагой торопливо, насколько может, то есть чуть быстрее обычного добавляет: — И это не слишком масштабное колдовство. Цветок пропускает магию, пусть не в таком количестве, чтобы хватало на город, потому что в этот раз крылья никто не складывал. Ну, кроме змея. Если быть точным — двух змеев. Но это не в счет. — Да, — Линнэт вздыхает очень тяжело, — такая древняя магия признает только специальные жертвы! И в тот раз я дозвалась тебя потому, что три дня сидела рядом, в середине Цветка. И очень хотела, чтобы ты выжил, манила колокольчиком твою душу обратно… — Я просто не совсем умер, — уточняет Ворона. — Видимо. Я не слишком хорошо помню этот момент. — Ох, Бранн, умер ты вполне по-настоящему, совсем прежним ты не стал… — похоже, Линнэт чувствует, что брат краснеет, по температуре его щек, иначе как объяснить, что она замолкает, словно увидела яркий румянец? — Просто помни, я рада, что ты жив! Надо признать, я тоже, Бранн. Я рад тоже.