Вы (16.58) От тебя никакой пользы! Спасибо.
Бан Старый Дед Чан (16.58) Я привезу всех, уже восьмерых хомяков, вам обратно!Вы (17.00) Обнял, приподнял! Признайся уже Чанбину! Я на тебя пятьдесят тысяч вон поставил.
До дома Ли добирался в великолепном настроении. Что-то мурлыкал себе под нос и переписывался с Джисоном, неустанно осведомляющимся о самочувствии. В душе пели птицы, а под кожей бушевал несдержанный океан ласки и нежности, потому что в своём воображении Минхо обставил всё так, как ему хотелось бы это видеть. У него, по глупости или наивности, не было и сомнения в том, что его необдуманные действия могли бы привести к плохому финалу. Голос разума в лице Хёнджина, который не только вторил о необходимости серьёзного разговора, но и крепко обнимал, утягивая прочь в сторону дома, ощущался не более чем писком в сравнении с музыкой, разливающейся в сердце. Вприпрыжку он дошёл до цветочного магазина, перед входом куда зашёлся в чихании, и приобрёл там красивый, огромный букет ярчайших альстромерий, кои его супруг по-прежнему обожал. И уже с ним, рассматривая каждый бутон, Ли ждал Джисона возле входа в дом. — О, малыш, ты чего на улицу вышел? — запыхавшись, прощебетал Хан. — У тебя температура! — Это тебе, — Ли с широченной улыбкой протянул букет вмиг смущенному мужу, — я люблю тебя, моя вселенная. — У нас какой-то праздник? — уточнил зардевшийся щеками парень. — Я опять что-то забыл? — Нет! Просто захотелось порадовать тебя. Минхо осторожно передал цветы и устроил свои ладони поверх замёрзших пальцев Джисона, чем вынудил того посмотреть себе в глаза. Потянулся вперёд и бережно прикоснулся к кончику покрасневшего носа в невесомом поцелуе. Отчего Хан просто уставился на него в неверии и кинулся озираться по сторонам. — На нас люди смотрят, — шёпотом. — Детка, что на тебя нашло? — Пусть смотрят, — Ли стянул цветастую шапку с головы Джисона и ловко ухватил его за затылок, притягивая для поцелуя. — Пусть все видят, насколько ты у меня прекрасный и заслуживаешь всего самого лучшего в этом мире. Вслед за шапкой Минхо избавил Хана и от повязки на слепом глазу, а только после этого поцеловал: нежно, трепетно, дабы показать ему свои самые яркие чувства, какие испытывал в тот момент. А Джисон, нашедший себя после лёгкого замешательства, ответил так же чутко и ласково, пока пальцами сильнее сжимал букет. Только вот дома причитал громко и звонко, отчитывая мужа за его взбалмошность, ведь градусник с превеликим удовольствием показал температуру в 39,1. А Ли всё улыбался и с тремя котами на руках наблюдал за тем, как неловко и неуклюже Джисон среди своих толстовок искал самую тёплую, а потом укутывал в неё Минхо, следом натягивая и самые мохнатые носки на босые стопы. Принёс горячий чай, устроил компресс на пылающем жаром лбу, разложил повсеместно котов и продолжал отчитывать старшего, пока тот всё любовался и взгляда отвести не мог. Всё же они постарались начать жизнь с чистого листа, и это ощущалось в венах и сердце, ведь Минхо не мог найти другого объяснения — как ему удавалось всё сильнее влюбляться в Джисона. Ему нравилось, что и по сей день Хан оставался его лучшим другом, с кем можно просто помаяться чем-то никчёмным или же приятно помолчать обо всём. Нравилось видеть на лице неподдельную радость, почти детскую, от бессменных, крайне тупых шуток Ли, какие отчего-то из него стали вырываться намного чаще, чем когда-либо. Да и сам Джисон упивался трепетной близостью к Минхо. Его воодушевляли те дни, когда они могли проспать половину дня, а после играться с котами и никуда не выходить. Он с любовью расчёсывал его густые волосы и совсем недавно самостоятельно перекрасил их в чёрный, потому что Ли снылся в негодовании от бесконечного отмывания белоснежной ванны от ярко-красных капель. С удовольствием научился готовить самые простые блюда, какими баловал Минхо на ужин и порой на завтрак, если не просиживался до поздней ночи за ноутбуком и поднимался с ним вместе, отправляя его умываться, а сам торопился на кухню, где уже поджидали три голодные моськи. За исключением собственных страхов и неуверенности, что порой возвышалась над всеми иными чувствами и эмоциями, всё было более чем прекрасно. Хотя Джисон стал замечать достаточно странное поведение Минхо в последние несколько недель. Вот только сваливал всё на своё больное воображение, особенно если перед этим ему снился очередной мерзкий кошмар, что пробуждал уже криком собственного голоса. Болезнь оторвала Ли на несколько дней от реальности, отчего ему даже вынужденно приходилось сбрасывать Хёнджина и из раза в раз удалять переписку, только бы Хан ничего не увидел. Однако Джисон видел всё, просто молчал, потому что решил, сначала поставить возлюбленного на ноги, а потом выпытать у него все тайны, ведь одна мысль была намного хуже другой. Феликс тоже ничего не знал и заверил друга, что тот просто сам себя накручивает, потому что Хёнджин, пока Ли сгорал в лихорадке, вообще прописался на работе и возвращался домой без ног, рук и совести. Хвана перестала беспокоить жрущая всё и вся шиншилла — он отрубался мгновенно, а рано утром уже уезжал. А ведь именно зверёк не давал Феликсу спокойно работать из дома, изничтожая запасы закусок, чем он низким голосом оповещал Хана, на что получал лишь неловкий смех. На душе от разговоров с лучшим другом легче не становилось, а Минхо, будто чувствуя что-то не то, уволакивал Джисона в постель и обнимал. Делился своим жаром и мелкими поцелуями куда-то в шею, пока на кухне кричали вечно голодные коты, за которыми уже закрепились прозвища: свинка один, свинка два и Дори-пока-не-свинка. А потом неожиданно наступило Рождество. Да настолько внезапно, что Джисон осознал это только тогда, когда Чан перевёл ему огромную сумму денег — они сдали все проекты и можно было расслабиться до начала января. К слову, ни Чан, ни Чанбин на звонки не отвечали, а ведь никто так и не решил, как именно и где справлять Рождество. Закончив с уборкой квартиры, Хан завалился на кровать и набрал Феликса в жажде позвать его прогуляться по Мёндону и поесть уличной еды, ведь Минхо и Хёнджин до позднего снова планировали остаться на работе. И как же он удивился, когда услышал надрывный плач с той стороны: — Он мне изменяет! — закричал в микрофон Ли. — А Минхо его прикрывает! — Ты… Ты… Ты чего такое говоришь? — опешил Хан и резко сел на постели, однако неожиданное головокружение вернуло его в горизонтальное положение. — Хван? Тебе? Изменяет? — Да! Я делал уборку и решил постирать его вещи! Там длинные женские волосы и рубашка пахнет сладким парфюмом! — Нет, быть того не может! Вероятно, это просто кого-то из учеников. У них же много разных курсов с танцами… — Он изменился в последнее время. Но я не хотел верить, а потом ты начал задавать всякие вопросы, и моя жажда выдавать желаемое за действительное порушилась… Минхо его прикрывает, вот почему переписки они оба удаляли! Либо… Либо… Они вообще нам друг с другом изменяют! Джисон истерически рассмеялся, и его резво откинуло назад в прошлое — в далёкую сцену ревности. Нет, он был уверен в Минхо. Но тогда зачем удалять переписки? Отклонять звонки? Может, всё же, бракованный Джисон не мог удовлетворить потребность мужа в сексуальной близости, и тот пошёл на такое? Тоже звучало бредово, поэтому Хан просто встряхнул головой — Минхо не мог изменить, ведь именно ревность стала движущей силой всего случившегося однажды кошмара. Вот только громкий и отчаянный плач Феликса усугублял из без того шаткое моральное состояние Джисона, подвергающегося атакам кошмаров последние несколько дней. — Не говори ерунды, Ликс. Хёнджин никогда тебе не изменит! Это надо быть полноценным придурком, чтобы такое сделать. Я бы не изменил. — Но ты видел, какой он у меня красивый? Умный, талантливый, добрый, милый, ласковый, — начал перечислять Ли. — А ещё он слюну на подушку пускает и проливает молоко мимо тарелки, — напомнил Джисон всё то замеченное за Хваном, когда друзья ночевали у них с Минхо однажды. — Смеётся с тупых шуток моего Минхо слишком громко, отколол себе зуб микрофоном в караоке и потерялся пьяным с Чанбином, а мы потом их по всему Сеулу искали. Нашли в полиции, потому что они пытались украсть собаку, которую хозяин на пару минут оставил на улице, пока забегал в магазин. — Какой же он потрясающий! — гнул своё Феликс. — Конечно, у него много поклонников. — Он выбрал тебя. Глупо даже предполагать об измене, Ликс! — старался успокоить друга Джисон. — Хёнджин самое нелепое создание, какое мне доводилось встречать. Он красивый, сложно отрицать очевидное, прекрасно сложен и великолепно танцует. Только за границами работы превращается в настоящий хаос. — Но какой же очаровательный хаос, Джисонни! И кто-то мог его соблазнить! Он же наивный ребёнок… — Да кому он, кроме тебя, нужен! — Хан яростно хрюкнул. — Помнишь, как он пошёл Кками выгуливать? Засмотрелся тик-токов и отпустил поводок, а потом на коленках по земле ползал и заглядывал под каждый куст. К слову, мы с тобой стояли в паре метров от него с Кками на руках. А он нас даже не заметил! — Джинни немного рассеянный просто! Хан! На это Хан лишь фыркнул и прикрыл глаза. Пусть он и пытался поддержать друга и совсем не верил в измены Хвана, однако на душе кошки скреблись, ведь какая-то тайна между ним и Минхо определённо существовала. Но стоило заслышать открывающийся замок входной двери, то Джисон пообещал перезвонить и сбросил звонок. На ватных ногах он вывалился в коридор, где взглядом тут же столкнулся с довольным лицом супруга. Улыбку на губах Ли смыло в тот же миг, когда разозлённый Джисон подошёл ближе и принюхался — ничего стороннего, только парфюм Минхо и лёгкий аромат пота. — Чего ты так рано? — поинтересовался Хан и отошёл в сторону. — Вы же работаете до позднего сегодня. — Да, мы тоже так думали, но сегодня же Рождество. И я хочу этот вечер провести с тобой, поэтому я отменил все свои занятия. К слову, никто особо не расстроился, а, может, и обрадовался даже, — Ли потянулся за поцелуем, как только разделся, но Джисон увернулся. — М? Что такое? — Что ты от меня скрываешь? — решил спросить в лоб Хан. — Не понимаю, — Ли засеменил мелкими шагами в сторону кухни, заприметив распушившегося Суни, — я ничего не скрываю. — Хёнджин изменяет Феликсу? — А? — быстро выпрямился Минхо и даже забыл, что хотел поймать кота. — Что ты такое говоришь? — Ты слышал мой вопрос. Минхо-я, я не тупой и пока ещё не слепой. Вижу же, что ты что-то скрываешь. Знаешь, я не хочу слышать, как мой лучший друг плачет, потому что Хёнджин ему изменяет, а ты прикрываешь его… Или… — Ханни, ты с ума сошёл?! — перебил мужа Ли. — Нет! Хёнджин не изменяет Феликсу. Откуда такой бред появился? — Потому что вы оба ведёте себя странно! — выкрикнул Хан. — Зачем опять разводить какие-то интриги? Если тебе есть, что мне рассказать, расскажи сейчас, пока мы снова не поругались. Ты удаляешь переписки, сбрасываешь входящие, скрываешься в ванной часто, постоянно задерживаешься на работе и прикрываешься ложью. — Я не вру тебе! — Минхо сделал шаг вперёд к Хану, но тот вскинул руку. — Хван любит Феликса и только его. И никогда, слышишь, никогда не изменял и не изменит! Ты вообще видел этих двоих? Да они созданы друг для друга! Мне позвонить Ликсу? Мне поговорить с ним? — Что тогда ты скрываешь? — грубо. — Если ты хочешь от меня уйти, или, может… Звонок в дверь отвлёк от выяснения отношений. Джисон с раздражением смотрел на застывшего Минхо, кто выглядел напуганным и явно что-то не договаривал. Снова. Со злостью он потёр тот глаз, который более ничего не видел, но в каком скопились слёзы, и, переступив через развалившегося на полу Суни, засеменил к входной двери. В коридор влетел Чанбин, буквально заваливаясь на неожидавшего такого развития событий Хана, и тот пошатнулся от свалившегося на его тело веса. Парень, пыхтя и что-то бормоча, бегал глазами по помещению и ошеломлённо изучал растерянного Минхо, пока продолжал опираться на Хана. Неловко и неуклюже Джисон подхватил друга подмышки, попутно рассмотрел красно-белый костюм Санты на нём, что кроме смеха ничего не вызывал. На мгновение все мрачные мысли вылетели из головы, только тепло и радость разливались по венам. — Привет, — буркнул Со и выпрямился, пока с трудом сдерживал в себе желание не ударить умирающего от беззвучного смеха Хана. — Ты подрабатываешь аниматором? — Минхо прыснул в кулак. — В каком торговом центре? Где у нас открылся пункт с Санта-гномами-качками? А Белоснежку где потерял? — Завались! — кипятился Чанбин, одёргивая приклеенную бороду на лице, но расслабился, стоило звучному смеху Хана разлиться по коридору. — Моя Белоснежка — это ты, собирайся! С твоей смазливой мордашкой ты хорошо будешь смотреться в платье! — Какое очарование! — тонкие пальцы Джисона звучно ударили щелчком пушистый наконечник шапки друга. — А чего меня не позвали? Я тоже поучаствовал бы. А Чанни-хён где? — Ой, точно, Чан! Откройте окно быстрее! — опомнился Чанбин и кинулся разуваться, но запутался в шнурках. — Скорей! Какого хера вы стоите? — Чего? — перестал посмеиваться Ли, заметив неподдельный испуг на лице парня. — Окно? — Там Чан! За окном! Висит! — Ты головой ударился? — сощурился Минхо, но напрягся всем телом, потому что не понимал бессвязных слов. — Куда висит? — икнул Хан. — А! Джисон поторопился в комнату-кабинет, чуть не упал, когда задел плечом дверной косяк, и застыл в центре. За панорамным окном, не сокрытым плотным тюлем, на каком парень намеревался расположить яркую гирлянду, болтался друг, удерживаемый страховочными тросами. В точно таком же костюме, как и Чанбин, но с широченной улыбкой, что обнажала глубокие ямочки на порозовевших от мороза щеках. И замешательство не позволило Хану сдвинуться с места, поэтому в свои руки всё пришлось взять не менее изумлённому Минхо. Не без труда он открыл окно и затащил в помещение приятеля, на чьём лице улыбка и не думала терять насыщенность, ведь даже не была прикрыта пушистой, искусственной бородой. — Привет? — поздоровался Бан Чан, пока ледяной ветер проникал в тёплую комнату, застужая ноги хозяев квартиры. — Как ваши дела? — Ебанутые, — тихо бросил Хан и издал нервный смешок. — С Новым Годом же, нет? — Чанбин засмеялся и поперхнулся воздухом, когда Бан, в попытках отстегнуть тросы, запутался и завалился на мягкий ковёр. — Точнее, с Рождеством! — Ебанутые, — подтвердил слова супруга Ли и, наконец, захлопнул окно, чтобы оценить взглядом двух неадекватных друзей, от кого за последнюю неделю ничего не было слышно. Уже сидя в кухне-гостиной, Чанбин вещал долгую историю о том, что не так должно было произойти их поздравление, но, по закону подлости, тросы Бан Чана за что-то зацепились, и Со еле смог опустить его на нужный этаж. Хан смеялся до слёз с растерянного и смущённого Чана, теребящего полы кофты Санты и что-то бормочущего про людей этажами выше, кто чуть полицию не вызвал, когда увидел мужика за окном. Всё же судьба снизошла до Джисона, даровав таких отбитых друзей, благодаря которым он не переставал смеяться. Хохот в квартире только усилился, когда Чанбин понял, что приклеил бороду не на тот клей, и она попросту не хотела отрываться от кожи. Минхо осел на пол под истеричные и громкие крики, и держался за живот, потому что Со был до невозможного комичен и отчитывал Бан Чана, что именно тот приобрёл не то. Сам же Чан бережно пытался оторвать уже наполовину выдранную бороду от раскрасневшегося лица парня, хотя у самого слёзы по щекам катились. А у Джисона просто сердце готово было вылететь из груди то ли от безмерного счастья, то ли от тоски, потому что одного взгляда на Минхо хватило, чтобы ядовитая змея сомнений зашевелилась под рёбрами. Ближе к полуночи друзья покинули их квартиру, затискав котов до сиплого мяуканья и оторвав, наконец, наклеенную бороду от светлой кожи Чанбина. Хан тогда ещё ухватил Чана за рукав и лукаво поинтересовался в продвижении отношений, на что тот лишь раздосадовано покачал головой, мол, ничего. Расстройство удушливой волной накатило и присоединилось к мерзкой змее, но Джисон оставил скомканный поцелуй на бледной щеке друга и заверил, что всё будет в порядке, просто нужно решиться. Кивнув на прощание, Чан вышел и утянул с собой Чанбина, оживлённо спорящего с Ли о правилах игры в шашки, а это они даже не пили. И когда дверь захлопнулась, парни столкнулись взглядами, где каждый прочитал то, что и хотел. — Давай я позвоню Феликсу? — предложил Ли. — Уже поздно. Ложись спать, — холодно, без интереса. — Я наберу ему с утра. Джисон только плечами повёл и завалился в постель, отгородившись от Минхо подушками. Быстро набрал сообщение Феликсу, но тот не ответил, потому и вина кольнула сердце. Упав в свои страдания и проблемы, Хан оставил друга без поддержки. Подло с его стороны. Да и вопросов в голове меньше не стало. Если бы боль в ней хотя бы на мгновение утихла, то он бы с радостью провалился в сон, только бы не заниматься расчленением собственных дум. Тёплые руки обвились вокруг талии ожидаемо и приятно, притянули к горячему и сильному телу максимально, и Ли уткнулся носом куда-то в шею Хана, вдыхая запах его волос, от которых иногда хотелось сойти с ума. Минхо в прямом смысле терял голову, когда видел обнажённого Джисона с распущенными волосами, немного убранными на аккуратные уши. Его очаровательное лицо придавало особой нежности этому всему: он был похож на ангела. Но зажившее грубыми шрамами сознание даже не думало проводить параллель с Сонни, просто казалось интересным, что фантазия Ли, о коей он никогда не говорил, ожила. Потому что путаться в длине густых волос, иногда тянуть за них в нежной страсти или просто заплетать — чудилось чем-то волшебным. — Я люблю тебя, — совсем тихо произнёс Минхо. — Люблю больше жизни. И не вру тебе. — Тогда поделись тем, что в твоей голове, — неуклюже перевернулся Хан. — Ты, может, и не врёшь, но что-то скрываешь. — Я… Думаю, нужно было раньше всё сделать. Я завтра тебе покажу, хорошо? — Что покажешь? — не понял Джисон. — Что ты натворил? — Пока ничего. Но очень хочу. Я очень много раздумывал над… Всё произошло спонтанно и совсем неожиданно, но именно это я считаю знаком свыше. Просто знай, что я очень люблю тебя. — Я тоже люблю тебя, малыш. Но меня всё это пугает. В ответ ничего не последовало. Ласковый поцелуй был подарен приоткрытым губам, и Минхо окончательно смолк, оставив Джисона копаться в своих же мыслях. В его голове было слишком много всего, но всё так или иначе казалось полнейшим бредом. Только теперь Хан начинал чувствовать, что его муж всё это время был встревоженным и поникшим. Но за своими заботами и работой самого Ли это было сложно заметить. Какие-то мелочи постоянно радовали и создавали атмосферу благополучия, однако вся сложившаяся ситуация вовсе не была историей одного дня. Тихое сопение Минхо убаюкивало, поэтому пришлось просто всё отпустить хотя бы на несколько часов. Джисон обнял мужа, с удивлением обнаружив, что тот был полностью нагим, притянул к себе ближе и устроил его ногу у себя на бедре, дабы касаться нежной кожи, усеянной мелкими, мягкими волосками. Ранним утром его разбудили настойчивые прикосновения к собственной шее, отчего глаза с неохотой распахнулись. Тонкий палец Ли бережно прошёлся по шраму возле слепого глаза, а после подушечка коснулась коротких ресниц, отрастающих слишком медленно и постоянно выпадающих после всех операций. Уверенность Джисона в том, что если бы он был котом, то просто бы разорвался в мурчащих звуках прямо на месте, росла с каждой секундой неутихающих ласк. Они были невозможно крошечными и сдержанными, будто детскими, просто задаривающими теплом и чувственностью. Поцелуй в лоб, кончик аккуратного носа, в родинку на щеке, в родинку под глазом, в уголки губ — Хан судорожно выдохнул и грубовато ухватился за широкие плечи супруга, оглаживая их подушечками пальцев и упиваясь ощущением напряжённых мышц. Ли Минхо был великолепным, и оторвать взгляд становилось чем-то невозможным. Красивые глаза, обрамлённые пушистыми, запредельно длинными ресницами, глядели с обнажённой в своей искренности любовью и пестрели искорками отражающегося в тёмных зеркалах света; пухлые, немного иссушенные за ночь губы растягивались в полуулыбке чудовищно мягкой и нежной, почти ранящей; и взбухшая венка на шее так красиво выделялась и пульсировала, словно манила прикоснуться к себе в невесомых поцелуях, а, может, и след оставить. — Поедем к Ликсу, — произнёс с хрипотцой Минхо, когда заметил на себе желающий взгляд, — Ханни-я. — Зачем? — с трудом Джисон сфокусировался на чужих словах, ведь в своём воображении он уже зацеловывал массивную, столь чувствительную грудь, на какую «случайно» соскользнул взор. — А работа? — У меня занятия после обеда, а потом я ухожу на выходные. Собирайся, милый. Вновь Ли оставил Хана задаваться вопросами, когда сам поднялся со смятой постели и потопал кормить детишек, светя упругими ягодицами и красивейшими изгибами своего сексуального тела, отчего у Джисона слюна во рту скопилась. Он послушно собрался, молчком сидел в машине, пока они ехали в сторону дома друзей, игнорировал перепалку Минхо и Хёнджина по телефону, потому что, видимо, вчера вечером у парней случился конфликт. Продолжал молчать и тогда, когда из подъезда вылетел раздражённый Феликс, а за ним торопливо бежал Хван, попутно пытавшийся натянуть шапку на младшего. Все погрузились в машину и в полнейшей тишине отправились по неизвестному только двоим парням направлению. Когда Джисон завидел очертания больницы, похожей на ту, в какой случилось буквально всё, что могло, его ощутимо начало трясти, словно все воспоминания разом обрушились на изуродованное сознание. Его руки задрожали и старались хвататься за разодранные на коленках джинсы, оттягивая ткань, после переместились к груди и ухватились за плотно завязанный шарф в попытках ослабить его хватку, ведь дышать стало нечем. Минхо заметил это не сразу, полностью сосредоточенный на дороге, но остановился в доступном месте и схватился ладонями за побледневшее лицо. Парни, сидящие позади, даже умолкли в своих разборках, что затянулись несколькими минутами ранее, и испуганно уставились на зашедшегося хрипами Хана. — Маленький, что такое? Тебе плохо? — взволнованно щебетал Ли и распускал шарф, чтобы скорее расстегнуть и куртку. — Воды, малыш, м? — З-за-з-зачем? — палец указал в лобовое стекло, где виднелось здание. — Мы тут? — Т-ш-ш, всё в порядке, тише, ну, — ловко был отстёгнут ремень безопасности, и Минхо притянул к себе растворившегося в ужасе мужа. — Я даже не подумал, что такое может произойти, — обратился он к Хёнджину, пока в его руках содрогалось тело. — Но, правда, зачем мы сюда приехали? — заговорил Феликс, протягивая руку вперёд, дабы погладить Джисона по несобранным волосам, что красиво струились по спине. — Солнышко, всё в порядке. — По двум причинам, — растерянно выдохнул Хёнджин. — Доказать то, что я тебе не изменяю… — Ты сдашь анализы на венерологические заболевания? — хмыкнул Феликс. — Нет! Боже, хватит, — Хван закатил глаза. — Сам поймёшь. Второе, рассказать то, что, вероятно, не понравится. Потому что я не поддерживал долгое сокрытие сложившейся ситуации. — Поддерживал, — подал голос Ли, — потому что тоже не понимал, что будет правильным. Такой себе ты советчик, конечно. — Что за ситуация? — Хан, чуть успокоившись, поднял голову. — Я ничего не понимаю. — Давайте пройдёмся пешком, — предложил Хёнджин, — нам всем необходимо немного остыть. Из автомобиля Минхо помог Джисону выбраться, а тот буквально повис на его руке, прижимаясь всем собой, пока Ли старался свободной рукой застегнуть его куртку и поправить шарф. Хёнджин и Феликс шли сзади и смотрели в спины друзей, при этом сами даже не пытались заговорить. Все попытки Хвана взять своего парня за руку заканчивались полным провалом, а чуть позже Ли и вовсе рванул вперёд, дабы приобнять всё ещё шокированного и напуганного Хана за талию. И каково же было его удивление и Джисона, когда они пришли в детское отделение. Они непонимающе хлопали глазами, пока Минхо и Хёнджин помогали избавиться от верхней одежды и натягивали медицинские маски на их лица. А после потянули куда-то вглубь больницы, где стояла полнейшая тишина. В конце одного из коридоров появилась девушка, которая, завидев парней, начала им активно махать рукой. Феликс насупился. — Мальчики, привет. А чего вас вчера не было? — радушно поприветствовала она друзей. — Феликс, знакомься, Джихё, наша вынужденная подруга, вероятно именно её волос ты нашёл на моей одежде, — затарахтел Хван и ткнул в девушку пальцем. — Эй! Руки свои убрал от меня, — представленная Джихё, с силой хлопнула парня по рукам. — О, так ты Ликс, а ты, — она повернулась к ошеломлённому Хану, — Джисонни? — Да, — ответил за него Минхо. — Мы можем пройти? — Да, конечно. Она сегодня в хорошем настроении. Улыбается весь день! — девушка подмигнула Ли. — А вы, двое, — она указала на Хвана и Феликса, — пойдёмте в ординаторскую, поговорим про «измены». Тут твоя мама, кстати, Джин. — Они уже оформляют документы? — поинтересовался Хван и испуганно перевёл взгляд на Минхо, что резко обернулся, хотя уже шёл к одной из палат. — Да, осталось три дня, — Джихё покачала головой. — Так что, Минхо-я, вам бы поторопиться, если хотите спасти одну маленькую жизнь. — О чём она? — тихо спросил Хан. Но муж ему не ответил, а только затащил в палату, где в маленькой кроватке лежала крошечная малышка, к тельцу которой были подключены множество мониторов. Минхо чуть склонился над кроваткой и что-то защебетал, на что ребёнок широко улыбнулся, пока застывший Джисон стоял каменным изваянием и даже не моргал, стойко игнорируя головокружение. Спустя пару секунд Ли увидел ступор возлюбленного, подкрался к нему, осторожно переплёл пальцы их рук и подвёл к кроватке, дабы позволить увидеть красивую девочку. А та заулыбалась ещё сильнее и ручки маленькие потянула к чуть подвитым локонам, что струились с широких плеч. Хану пришлось проморгаться и как-то нервно поправить маску на лице, словно она мешала ему дышать полноценно. Заболело сердце. Но больше пугала не жгучая боль, а непонимание, отчего она так яростно вспыхнула под рёбрами. Вмиг опустевшая голова заполнилась кучей вопросов: кто этот ребёнок? Чей он? Откуда он? Почему Минхо знает её? Почему знает ту девушку? Зачем привёл его сюда? Но поток обрывистых мыслей обрубил сам Ли, заговорив: — Несколько месяцев назад к нам на работу, во время обеденного перерыва, приехала мама Хёнджина, просто так. Соскучилась, как сказала. И поведала нам историю о нелёгкой судьбе новорождённой малышки, — Минхо нежно погладил маленькую голову ребёнка, осторожно убирая тонкие волосики со лба, а Хан просто стоял в оцепенении и слушал. — От неё мать отказалась сразу же, но даже не удосужилась подписать документы и сбежала, как только почувствовала себя лучше. Госпожа Хван оказалась юристом, кому было поручено подготовить все бумаги о переводе ребёнка в детский приют, но неожиданно вскрылось, что у малышки проблемы с сердцем. — С сердцем? — глупо спросил Джисон. — Я… Я всё равно ничего не понимаю… — Подожди, — перебил Минхо. — В общем, операцию никакую было сделать нельзя, пока ребёнку хотя бы не будет четыре месяца. И вот мама Джинни сокрушалась на несправедливость мира, ведь найти приёмную семью для этой милой девочки не представлялось возможным. И после всех операций ей бы всё равно пришлось отправиться в приют. Мы посочувствовали, конечно, да как-то оно и забылось, — Минхо провёл пальцем по крошечной ручке и малышка ухватилась за него маленькой ладошкой, что у Ли вызвало улыбку, какая отразилась только морщинками возле глаз, потому что полноценно Хан увидеть не мог из-за маски. — Спустя пару недель госпожа Хван предложила нам побыть волонтёрами в этой больнице. Был как раз день, когда приходили люди и могли усыновить отказников. Так делают, потому что с документами меньше заморочек, чем осуществлять всё через приют. Тем более многие берут именно младенцев, а не более взрослых детей. Мы согласились, это был первый раз, когда я поздно вернулся домой. Не помню, почему ты тогда не спросил про моё опоздание, наверное, был занят работой. Джисон кивнул в знак того, что продолжал слушать, а самому и сказать было нечего. Всё равно понимания того, зачем Минхо его сюда привёл — не было. Сердце заполошно стучало в груди и болело, а потом взгляд прикованным оказался к светлой кофточке девочки, чуть расстёгнутой, дабы позволить проводам спокойно вытягиваться от тела к аппаратам. Дрожащей рукой Хан расстегнул ещё несколько пуговиц, чтобы понять, обманывал ли его здоровый глаз или нет. На тончайшей коже ребёнка застыл большой, грубый, но уже затянувшийся шрам. Почти такой же, как у самого Джисона. Хан отпрянул в испуге, на что Минхо только грустно посмотрел, но не подошёл к мужу, продолжая позволять малышке сжимать свой палец. — Да, моя первая реакция была именно такой, когда я увидел это, — заверил Ли. — Не знаю, как так случилось, но потом мы с Хёнджином ещё несколько раз занимались здесь волонтёрством, прежде чем госпожа Хван познакомила нас с этой крохой. Она тогда была совсем ослабленная после повторной операции. Много плакала и лежала в специальном боксе. И пока мама Джинни жаловалась на то, что эту девочку всё равно придётся оформлять в приют, я влюбился. Правда. Она… Она так похожа на тебя! Худая, нескладная, но эти щёчки, только посмотри, — свободная рука коснулась мягких щёк, — круглые глазки, нос-кнопка. А потом этот шрам… Как у тебя… Разве это не знак? Что нужно спасти это чудо от тяжелой жизни? Я стал сюда приходить, будто ведомый. По вечерам, когда говорил тебе, что задерживался на работе. Это не было слишком часто, но раз или два в неделю я был именно здесь. Я и Хёнджин, который отговаривал меня от всего этого в самом начале, потом просил поговорить с тобой, хотя после и переменялся во мнении, упрашивая подождать кого-то готового к такому ребёнку, а потом просто сидел и пел ей колыбельные. А я смотрел и не мог налюбоваться ею, понимаешь? А у нас с тобой тема детей так остро стояла, что я просто с ума сходил. Особенно тогда, когда ты кричал… Это всё накладывалось друг на друга. И меня будто снова поселили в другой мир. Но где-то внутри себя я ждал и надеялся, что её кто-то удочерит. Кто-то способный вырастить её, любить и заботиться, ведь мы совсем ничего не знаем о родительской жизни. Потом приходил домой и представлял тебя с ней на руках. И вот, каждый чёртов раз, я открывал свой рот, чтобы рассказать тебе, посоветоваться, но что-то ломало меня… Я смотрел в твои глаза и думал, что расскажу завтра. И так из раза в раз. — Прости… — Нет, Ханни, тебе не за что просить прощения, я должен умолять тебя о нём. Знаешь, когда мы полетели во Францию, я думал о том, чтобы всё тебе уже рассказать и предложить удочерить её. Или хотя бы привести тебя сюда, познакомить. Но продолжал сомневаться и оттягивать. Только вот уже Рождество пролетело, а совсем скоро новый год… И её перевезут в приют. Я заверял Чана, что ты примешь всё, позволишь нам стать семьёй, и мы заберём малышку. Но сейчас я растерял всю уверенность, потому что жил в каком-то своём розовом мирке. Не поговорил с тобой, не обсудил, просто решил всё за тебя. И мне так стыдно! Ты не представляешь. Почему-то я решил, что излечу твои раны. А теперь вспоминаю твои слёзы, твои переживание и будто глаза открываются. Какой же я уёбок. — Чан знал? — только и спросил Хан. — Не так давно я ему рассказал. Поделился, как со старшим. Он сначала сказал, что это хорошая идея, если мы оба готовы. Но потом я… Проговорился, что ты вообще не в курсе и… — Почему ты всё время называешь её малышка, ребёнок? — У неё нет имени, — печально усмехнулся Минхо. — В больнице не дают имена отказникам, чтобы не привязаться. А Джихё привязалась. И я тоже. И Хёнджин. Это всё глупо! Эгоистично и необдуманно! Прости, Ханни. Просто… Нужно было всё раньше тебе рассказать и между нами не возникло бы столько недомолвок. Я не знаю, почему думал, что ты просто скажешь, мол, да, давай удочерим её. Не знаю… Это я был с ней здесь, я видел её слёзы и утешал, я разговаривал и первый раз прикоснулся, когда её перевели из бокса. Именно я видел первую улыбку… — Хён… — Просто… Мне было тяжело видеть, как ты себя изводишь этими мыслями о том, что не можешь подарить мне ребёнка. Это давило и на меня. А потом… Оно словно само всё так сложилось, понимаешь? И я, чёртов эгоист, чего-то ждал. Молчал. Дотянул до последнего, чтобы осознать, что настало время прощаться. Я только сейчас осознаю, насколько же это всё абсурдно. Боже, я такой кретин. — Малыш… — Прости меня, любовь, если сможешь, — Джисон увидел слёзы в глубоких глазах супруга. — За ложь, за, пожалуй, предательство. За то, что втянул в это наших друзей. За то, что не могу… Быть хорошим мужем? И ты меня прости, — ласково и невозможно мягко произнёс Ли и посмотрел на ребёнка. — Пока? Хан совсем ничего не успел сделать, когда в палату вошла девушка, а сзади за ней ворковали Феликс и Хёнджин. Джихё выставила всех, ведь у малышки было время питания и сна. Хёнджин выпытывал из парней хоть какую-то информацию, но те молчали. А в машине так и вовсе Джисон забрался на заднее сидение и позволил Феликсу крепко себя обнять. Пусть Хван вкратце и поведал историю глупости Ли своему парню, он всё же не мог прочувствовать того, что поселилось в сердце друга. Да и самому Минхо было сложно дать этому описание. Яркая вспышка: девочка — копия Джисона, хотя такого, конечно, не могло быть. Этот шрам. Её слёзы. Она тоже пережила нечто ужасное, разве она не имела право на счастье? Стать частичкой любящей семьи? Возможно, если бы он не стал тянуть так долго, а давно бы обсудил всё с супругом, не было бы так больно. Ведь он далеко не сразу привязался, однако с каждым новым днём влюблялся всё сильнее. Попытки Феликса разговорить Хана тоже не увенчались успехом. Но то, что удивило всех — Джисон вышел из машины вместе с друзьями, ничего не сказав Минхо. На этот поступок Ли понурил голову, нажал педаль газа и отправился в сторону работы, потому что решил, что не хотел возвращаться домой. В принципе, как он считал сам, ничего критического не произошло. Вероятно, стоило просто попрощаться с малышкой ещё раньше, ведь действительно было наивностью полагать, что Хан просто бы принял всё. Они не готовились, они ничего не знали об особенностях содержания детей и воспитания, в доме нет ни единого уголка, предназначенного для ребёнка. А на улице распустилось двадцать шестое декабря. К слову, подарка для Джисона всё ещё не было, зато была уверенность, что Хан простит. Будет обижаться, возможно, покричит, сорвётся и было бы неплохо получить от него пощёчину, дабы протрезветь. Хотя сердцем понимал, какой урон его поступок мог нанести для сломленного сознания возлюбленного. Минхо потерялся в лабиринтах своего же воображения в попытках найти ответ на вопрос «для чего?» и выбраться не мог. Цифра три плотно засела в голове, потому Ли просто думал, что был обязан вернуться в последний день и нормально попрощаться. Просто, чтобы попытаться закрыть дыру в своём сердце. И вновь эгоизм. Ведь даже не представлял, чем закрыть ничуть не маленькую пустоту в душе того, кого слишком сильно любил и кому снова причинил боль. Ему удалось отработать свою смену, сдать ключи от танцкласса и стойко проигнорировать Хёнджина, кто приехал на вечерние занятия. Но от Хвана просто так ещё никто не уходил, поэтому у самой двери он ухватил друга за плечо и притянул к себе, крепко обнимая. Конечно, удивлению не было предела, когда Ли расплакался, причём надрывно и как-то обессиленно. Торопливо Хёнджину пришлось увести парня в рабочий кабинет и выгнать оттуда заинтересованных увиденным преподавателей, кто тут же начал обсуждать своего коллегу. Хван осторожно утёр раскрасневшееся лицо Минхо, продолжал обнимать и поглаживать по чёрным волосам, что-то нашёптывая тихое и подбадривающее. — Хён, хватит, никто не умер, — присев на корточки, залепетал Хван. — Джисон ждёт тебя дома. — Дома? — А где ему ещё тебя ждать? — тепло улыбнулся друг. — Он пробыл у нас, поделился тем, что пока не понимает, что именно ему нужно чувствовать. Но выглядел вполне нормально. — Я херню натворил, да? — Возможно. И я этому поспособствовал. Ликси сказал, что если бы он оказался на месте Хана, то придушил бы тебя. Потом воскресил, конечно, но сначала бы убил с особой жестокостью, — Минхо бросил на парня немного испуганный взгляд. — Все мы люди и по-разному относимся к тем или иным вещам. Может, ты поступил неправильно, что так долго скрывал. Может, стоило просто отпустить ситуацию и перестать туда ездить, только вот я тебя иногда вынуждал. А, может, ты всё сделал верно. По крайней мере, все всё знают. — Я снова причиняю Ханни боль. Я снова отдался своим желаниям что-то доказать, как когда-то… Чёрт! Мерзко от самого себя. — Ну, хён, — Хван потрепал Ли по волосам, заведомо зная, что в любой другой день мог бы за это получить, — всё в порядке. Очень жаль малышку, очень. Но есть вещи, которые мы не можем исправить. Ты не мог принять решение в одиночку. Было бы хуже, если бы ты всё провернул за спиной Джисона. Феликс отвёл его до метро, кстати, и у него было неплохое настроение. Так что, может быть, — лукаво протянул Хёнджин, — тебя просто изобьют. На удушающий в этот раз брать не будут. — Пошёл ты! — рассмеялся Минхо. — Спасибо. Я поеду. — Утри слёзы. Всё будет хорошо. В чём я не сомневаюсь, так в том, что ты и Джисон небесами сведены. Прошли такой тяжёлый путь. Столько пережили. И теперь у вас всё будет хорошо. Тем более новый год за окном. А мы ещё ничего не решили. — Созвонимся завтра. Несмотря на всё сказанное, Минхо возвращался домой с тяжёлым сердцем. Он замер возле дома и долго смотрел в окно на далёком этаже, не мог отвести взгляда от мерцающих гирлянд. Хан украсил квартиру. Это грело где-то под рёбрами, но не внушало спокойствия. Хотелось зайти в уютное место и увидеть милого Джисона, окружённого тремя пухлыми котами, вероятно, почувствовать запах еды, потому что за день Ли так ничего и не съел, но все эти мысли были отброшены. Слишком хорошо звучало даже в собственной голове: он не заслужил такой встречи. Однако дома пахло чем-то вкусным, Суни, как только заслышал копошение в коридоре, вылетел из кухни и громко замяукал, потому что требовал к себе хозяйских рук. Обычно Хан гладил его слишком нежно, как-то аккуратно, иногда прерываясь на аллергическое чихание, а Минхо тискал сильнее — даже здесь была видна разница их характеров. Только удивление не заканчивалось, когда из гостиной показался домашний, облачённый в белую футболку и белые шорты Джисон, чьи волосы были сострижены до привычной длины и выкрашены в шоколадный цвет, отчего кожа выглядела более смуглой и сладкой, чем была. — Я ужин приготовил, проходи, — тихо бросил он, а Минхо, ведомый пугающими переменами, потопал к столу. — Сильно устал? — Не сказал бы. Зачем… Волосы? — Тебе не нравится? — Хан не встречался взглядом с мужем. — Очень нравится! Просто ты так гордился длиной и густотой, тебе они так нравились… — Захотелось перемен. Приятного аппетита. Минхо запихивал в себя мясо, немного пересоленное, и не мог взгляда отвести от Джисона. Длинная чёлка чуть прикрывала щурящиеся глаза; на губах играла неуверенная улыбка; в аккуратные ушки были вставлены серьги-ромашки, какие Ли подарил ему не столь давно. Хан смотрелся невозможно мягким и уютным, однако атмосфера безмолвия и напряжения не позволяла Минхо расслабиться в созерцании своего супруга. Он чувствовал, как собственное сердце заполошно стучало в груди, и его удары отдавались даже в горле. Завести разговор тоже не получалось: Ли не знал с чего начать. Поэтому просто погрузился в еду, отмечая, что всё было крайне вкусным, пусть и со своими недостатками. Хан всегда старался для него. — Соён. — Что? — Минхо поднял голову. — Ли Соён. Красиво звучит. — Не понимаю. О чём ты, милый? — О нашей дочке, — Джисон тоже поднял голову и первый раз посмотрел на Минхо. — Её зовут Ли Соён. — А? — Малыш, — рассмеялся Джисон, завидев глупое и непонимающее выражение лица мужа, — давай заберём её домой? Немного же времени осталось. — Ты… Ты не шу-у-утишь? — Минхо резво поднялся из-за стола, только чтобы обойти его и упасть на колени перед шокированным резкими действиями Джисоном. Он уткнулся лицом ему в живот, оплетя руками за талию. — Ты серьёзно? — Кто о таком шутить будет? — хмыкнул Хан и запустил пальцы в сухие волосы Ли. — У меня было время подумать. Я позвонил Чанни-хёну, отчитал его, на что он мне сказал, что не в его правилах лезть в чужие отношения. Он тебе высказал своё мнение, ты его проигнорировал, на этом и всё. Но при этом добавил, что мы бы сделали большое дело, если бы взяли девочку. Тем более… Я ему плакался в плечо. Что очень хочу воспитывать ребёнка вместе с тобой, — с трудом Ли оторвал голову от тёплого тела мужа и заглянул тому в глаза. — Потом я позвонил маме… — Своей или моей? — уточнил Минхо. Джисон называл маму Ли и своей. — Моей. Сам позвонил. Представляешь? — тёплый смех, ведь Минхо повертел головой в отрицании. — Рассказал ей всё. Ну, я опущу момент, как долго она плакала мне в трубку, но в итоге сказала, что поддержит нас в таком решении. Она произнесла то, что, пожалуй, и отрубило все сомнения: ребёнок должен расти в любви и заботе обоих родителей. Добавила, что мы это всё сможем подарить нашей Соён, ведь, несмотря ни на что, остаёмся вместе и любим друг друга. Пусть звучит и глупо, но мама сказала, что наша любовь осязаема. И попросила не повторять ошибок, которые совершила она и мой отец. — Ох, Ханни! — Я не думаю, что хочу знать точные причины твоих действий. Мне достаточно того, что ты сознался во всём. Что Хёнджин поклялся новыми тапками в том, что порой он тебя тащил в больницу и подговаривал на такие вещи, как проводить там время. А ещё, — Джисон бережно взял в свои тёплые ладони красивое лицо Минхо, поглаживая чуть зарумянившиеся щёки большими пальцами, — я увидел твоё отношение к ней. Ты правда влюбился, малыш. Ли подался вперёд, стоило заметить хрусталики слёз в глазах Хана, дабы поцеловать раскрасневшиеся губы в ласке и трепете. В ответ на это Джисон склонился, позволил Минхо приподняться и ухватить себя под бёдра, с силой прижать и целовать так долго, как тому хотелось бы. Он всё равно боролся за инициативу вести чувственные нежности, но рука на пояснице, а вторая под ягодицами, так правильно и привычно поглаживали и сминали, что оставалось только задыхаться в скомканных стонах. Когда у Минхо заболела спина от долгого удерживания немаленького веса супруга, он опустил его на пол и осторожно оправил задравшиеся края коротких шорт, дабы не соблазниться на красивые, немного вывернутые коленками внутрь ноги. Они быстро обсудили всё, позвонили маме Хёнджина, которая буквально закричала от радости и заверила их, что давно подготовила все документы на имя Минхо. К сожалению, что оставалось только принять, на Джисона оформить опеку было невозможно. Ведь, по сути, он не имел жилья и работы, да ещё и был инвалидом. Зато к Ли ни у кого вопросов бы не возникло. Женщина это уже всё проверила, потому что сердцем надеялась на такой исход, хоть и подписывала договор о содержании ребёнка в приюте. Спустя пару минут телефоны обоих разрывались от звонков друзей. Незатыкающийся Хёнджин успел позвонить Чану и Чанбину, оповестить Феликса и ещё нескольких сплетниц-коллег о таком важном событии в жизни друзей. Даже Джихё позвонила, и Минхо поставил разговор на громкую связь. Девушка отчитала Ли за несообразительность и трусость, пожелала удачи и благословила, подметив, что его муж слишком хорошенький для такой ледышки, как он. Хан с этого посмеялся, ведь у Ли уже щёки пылали огнём. А когда ещё и его мама завела целую историю о том, какие они оба замечательные и хорошие, так Минхо и вовсе размазался по полу в смущении, что даже коты его стороной обходили: тот издавал непонятные пищащие звуки. Как подумал Джисон — звуки счастья. Всю ночь они провели в интернете, заказывая мебель для малышки; посуду; одежду и всё самое необходимое. Минхо продолжал разговаривать с мамой, а та инструктировала их по каждой мелочи. Она заверила, что приедет в любое время дня и ночи, если им потребуется какая-то помощь. Хоть Ли уже и успел активно позаботиться о ребёнке, зато Хан вообще с детьми знаком не был, да и в целом, это их ребёнок. Всецело и полностью. Кому они должны будут отдать всю любовь, ласку, время и нежность. Яркими и радостными словами они перешёптывались, отправляя в корзину очередные ползунки, что-то оживлённо представляли себе и тихо смеялись, пока их трое детишек даже вообразить себе не могли, что их ждало. Следующий день выдался насыщенным: Минхо выпроводил Хана с Феликсом за всеми заказанными вещами, а сам дождался Чанбина, Бан Чана, Хёнджина и доставки мебели, чтобы под своим чутким руководством эксплуатировать друзей. Ни у кого и мысли не возникло о том, что мог последовать отказ. Все уже мысленно поздравляли парней с огромнейшим и самым ответственным шагом в их жизнях, как раздался звонок. Почему-то сердце пропустило удар, а шумные парни замолчали вмиг. Ли осторожно ответил на звонок, ведь только сейчас осозналось, что всё могло быть не так, как того хотелось бы. И женский голос стал тому подтверждением: - Мне очень жаль… — телефон выпал из рук. Хёнджин мигом подлетел к смартфону и увидел имя своей мамы. — Что ты ему сказала? — громче, чем рассчитывал, спросил Хван. Несколько минут замешательства и три пары глаз уставились на Хёнджина, кто дрожащей рукой заблокировал телефон. Бледный Минхо осел на пол, а Чанбин просто ослабил руки, позволив ему это сделать, даже не попытался придержать. — Всё зря? — тихо спросил Чан. — Хён, — Хван позвал Минхо, — поехали. — К-куда? — За Соён! Нам дали три часа. Поздравляю, теперь ты официально отец! Минхо вскинул голову и слезящимися глазами посмотрел на друга в замешательстве. Тот поведал, что малышке дали инвалидность, что влекло за собой некоторые проблемы, но документы были оформлены. Минхо уже ожидали в больнице, чтобы не оттягивать момент и выписать последнего пациента, кто, наконец, обрёл семью. Силу удара, который Ли оставил на ноге Хвана, можно было счесть по его же лицу: Хёнджин взвыл и получил выговор за то, что и он, и его мама так неправильно подавали информацию. Поэтому до машины он ковылял, пока оставшиеся в квартире Бан Чан и Чанбин дособирали кроватку и небольшой комод. По пути в больницу Минхо захватил обвесившихся сумками Джисона и Феликса, которым, конечно же, ничего не сказал, кроме того, что надо срочно ехать. Хван скулил на переднем пассажирском, но на вопросы тоже не отвечал, зато уверил друга, что пойдёт писать на него заявление в полицию за домашнее насилие. А потом всё произошло слишком сумбурно и быстро. Джихё вынесла малышку к застывшим в холле парням и осторожно передала её в протянутые руки Минхо. Другая же медсестра вручила пакет документов, где уже было прописано имя Ли Соён, изумлённому Джисону. Все четверо собрались в круг и созерцали кряхтящую девочку, которая не понимала на кого именно ей нужно смотреть, но, когда круглые глазки сфокусировались на лице Хана, её маленькие губы растянулись в улыбке, так забавно обнажающей розовые дёсны. Подготовленная кроватка дожидалась свою новую хозяйку, как и встревоженные коты. Чанбин обложился ими на полу в спальне, растянувшись морской звездой на пушистом ковре и смотрел на медленно мерцающую гирлянду, пока отсчитывал удары собственного сердца и почёсывал Дори за ушком. Бан Чан ошивался на кухне, изредка забредая в комнатку, чтобы запихать в рот парню кусочек мяса или овоща. Он тоже ждал. Ликование в его душе совсем не утихало: наконец, два его друга, с какими он прошёл достаточно тяжёлый, уничтожающий, разрушающий путь, станут тем, кем и хотели — полноценной семьёй. За год происходило многое, как взлёты, так и падения, но только отношения между ними всеми крепли и становились всё более тёплыми. Наблюдать за радостным Джисоном было чем-то невозможно сладким и ярким — его любимый ребёнок вернулся прежним. Да, бывали моменты полной апатии, приступов паники, и истерики тоже случались. Хан мог сорваться, и никогда нельзя было быть уверенным, что именно станет точкой невозврата. Но работа помогала ему во многом. Он запросто терялся в создании музыки и творил без остановки, чем Чанбин и Чан были довольны. Потому что у них от этого появлялись веские причины насильно выдавать Джисону милые подарочки и объятия. А ещё выходные и разрешение работать из дома до всех записей гайдов. Они снова задышали как единый организм, что приводило к творческим успехам и наградам — одно из заветных мечтаний их небольшого коллектива. Чану нравилось, что можно было уткнуться Хану в шею и плакаться о тяжести судьбы в безответной любви к Чанбину, слушать его прекрасный смех и чувствовать успокаивающие поглаживания. Нравилось, что тот порой специально их лбами сталкивал, дабы уже вывести парней хотя бы на разговор, а потом только глаза закатывал, потому что Бан работой Со загружал и убегал за кофе с пылающими щеками. Нравились глупые шутки и подколы Хана, какие перетекали в настоящий стёб от Минхо, кто тоже постепенно превращался в истинного кота: ласкового, с непростым характером, манерного, но любящего и преданного. Его поддержка в тяжёлые дни была неоценима, но в остальные моменты Ли без зазрений совести шутливо издевался и подначивал Чана к шагу в признании, а потом громко и заливисто смеялся, потому что Со, непонимающий, что происходило, кидал Чану воздушные поцелуйчики на неуместный флирт. И это уже всё казалось привычно правильным. Проводить вместе праздники, выпивать по вечерам или общей компанией, или разбиваться на парочки, порой утаскивая Хёнджина в свои лапы, когда тот докучал Феликсу и мешал работать. Сотворять какие-то глупости и вытаскивать друг друга из полицейского участка, где они оказывались чаще всего именно из-за Чанбина. Бывать в гостях у родителей Минхо, выслушивая наставления отца о том, как лучше и правильнее собирать мебель. Чан понимал, что такая их шумная семейка кому-то могла показаться странной, глупой, неправильной — ведь, так уж случилось, все они состояли в тех отношениях, какие общество не могло принять по сей день. Ну, как все. Совсем не все… — Хён, у тебя что-то подгорает, — вплыл на кухню сонный Со. — Моё сердечко от любви к тебе, — решил в очередной раз пошутить и одновременно признаться Чан, перевернув мясо. — Такой ты придурок, — рассмеялся Чанбин. — Твоё сердечко горит только от работы. — Да, конечно, — согласился Бан и отвернулся, потому что почувствовал, как запылали его уши. — Ты мне нравишься, хён, — сильные руки обвили тело Чана, а горячее дыхание отразилось на коже шеи. — П-п-п-почему ты такое говоришь? — кинулся заикаться старший и резво развернулся в чужой хватке. Чанбин выглядел умилительно: в очках с толстой оправой, с кудряшками чёрных волос, в светлой толстовке и с яркой улыбкой, чуть оголяющей небольшие клыки. — Ты шутишь. — Совсем нет, — Со в момент стал серьёзным. — Ты мне нравишься. Я всё пытался найти кого-то, кто меня бы отвлекал от мыслей о тебе. А Минхо, этот чёртов кошак, всё смеялся и говорил, что мои попытки ни к чему не приведут. Так, собственно, и случилось. — Почему ты тогда не признался? Разве я не очевидно тебе намекал? — Более чем очевидно, — Со прижал Чана ближе к себе. — Не признавался, потому что не был уверен, что всё это правильно. Мы с тобой со школьной скамьи вместе, а тут такую долгую дружбу разрушить отношениями? Да и каждый из нас на достаточно хреновой ноте закончил предыдущие. — Нет. У нас всё будет в порядке. Мы уже более зрелые, хорошо друг друга знаем. И кто говорит о том, что возлюбленные не могут дружить? Посмотри на Хёнджина и Феликса. Я порой забываю о том, что они пара. — Больше похоже на преданного щенка и его хозяина. — Точно, — тепло рассмеялся Бан Чан. — Хёнджин просто боготворит Феликса. — Разве? Я думал, всё наоборот! — Ладно, Бин. Раз уже всё так… То… Ты будешь мои партнёром не только в работе, но и в жизни? — торжественно, совсем не боясь, произнёс Чан. — Да. Я буду твоим всем. Их губы осторожно, будто на пробу, соединились в лёгком поцелуе. Они неспешно изучали друг друга, тихонько оглаживая предплечья и кисти рук. Совсем не срывались на что-то дикое или же необузданное, а дарили друг другу саму искренность и чувственность. Показать хотели, что это совсем не страсть, а обдуманные, взвешенные, испытанные временем чувства. Каким теперь позволили выйти наружу. Но их нежность прервал голос Джисона. — Гони мне пятьдесят тысяч! — Какого…? — хотел выругаться Минхо, но посмотрел на Соён на руках мужа и не позволил словам вырваться. — Ты проиграл! Ты мне отдаёшь пятьдесят тысяч. — Вы о чём? — просунул голову между ними Феликс и расплылся в улыбке, когда увидел оторопевших парней. — Такие лапушки хорошенькие. Я знал. — В смысле? Ты проиграл. Чанни-хёну признался Чанбин-хён! — Да! Но Чан предложил отношения! — Да захлопнитесь! — Хёнджин осторожно забрал из рук Хана малышку. — Не слушай этих придурков, но смирись, они твои родители. — Вы делали ставки на нас? — изумился Чанбин? — Раскрывай свой кошелёк, — не унимался Ли, на ходу раздевая Джисона. — Естественно делали. На таких дураков грех не поспорить! — Боже, — выдохнул Феликс и увёл Хёнджина в сторону спальни, дабы уложить проснувшуюся Соён и продолжить забирать вещи. Они всё слышали, но молчали до победного, чтобы понять, чем это могло закончиться. Но удивительным было то, что их толпу даже не заметили. Как и агукающего ребёнка, так нежно прижимаемого Джисоном к своему телу. — С кем я дружу? — Нет! — пискнул Хан. — Ты проиграл! Он вывернулся из слабой хватки супруга и поторопился покинуть место между коридором и кухней. Минхо, естественно, последовал за ним, после чего раздался заливистый смех и выкрики Хвана о дурдоме, в котором он оказался. Всё оставалось неизменным и глупым, но слишком родным, чтобы жаловаться. Парни остались наедине и, отойдя от шока услышанного, снова поцеловались. Так же нежно и осторожно, просто смакуя каждый момент соединения их губ. Пока ошалевший взгляд Со не застыл на сковороде: ужин сгорел. Запах стоял неприятный, но до него определённо никому не было дела, хотя из комнаты доносились недовольства Минхо и страдания по новой сковородке. Бан Чан засмеялся, махнул рукой на плиту и ухватился за очаровательные щёки Чанбина, кинувшись зацеловывать его всего, наконец, позволив всем страхам покинуть разум. До тридцать первого декабря время пролетело быстро и незаметно. Каждый был занят приготовлениями и своими делами, а Джисон с Минхо так и вовсе продолжали развивать навыки родителей. Мама Минхо смогла пробыть с ними только два дня, потому что ей необходимо было тоже готовиться к празднику, какой в этом году она с мужем встречали с родителями Джисона — услышанная информация шокировала обоих, только развивать эту тему никто не стал: хлопот хватало. Но за пару дней она помогла им чувствовать себя более уверенно во многих вещах и в уходе за ребёнком. Соён оказалась невероятно спокойной и улыбчивой, отчего Минхо с Ханом просто по несколько часов залипали на неё. Устраивали на своей постели, чтобы переодеть или покормить, садились по разные стороны и смотрели. А девочка всё улыбалась и медленно переводила взгляд с одного парня на другого, словно изучала. Часто засыпала на руках у Минхо или на груди у Джисона; хваталась маленькими ручками за игрушки, каких накупили слишком много; с интересом рассматривала снующих туда-сюда котов, которые активно делали вид, что не замечали новое существо в своём доме, а потом спали в ногах Соён в детской кроватке. Джисон был счастлив. Он не думал ни о чём, а просто был счастлив, позволял себе быть таким. Любовался, как ночью его муж укачивал плачущую девочку, если Хан просыпался не сразу. Как целовал её пухлеющие с каждым днём щёчки. Как наряжал в плюшевые костюмчики для небольшой прогулки, если позволяла погода. Как кормил смесью, как улыбался на каждый мягкий звук. Всё это отзывалось невыносимо ярким светом и жгучим теплом. Но ему также нравилось, как Минхо целовал его. Как прикасался и ласкал, выплёскивая ещё бóльшую нежность, так отчаянно зародившуюся в душе. С какой любовью он брал его на их общей кровати, когда детская постель была пустой, потому что Феликс и Хёнджин прогуливались с Соён, ведь тоже питали любовь к ребёнку. И Хан в такие моменты отдавался порочно и громко, позволяя тянуть себя за состриженные волосы. В нём полыхал целый пожар чувств и эмоций. И Ли Минхо был их причиной. Ли Минхо и Ли Соён — два маленьких мира, какие Джисон просто обожал и мечтал сберечь. Поэтому тридцать первого числа был крайне удивлён, когда увидел понурого Ли на диване в гостиной. Хану с трудом удалось уложить ребёнка из-за того, что они случайно сбили график сна, но всё же, после долгого плача, ей удалось уснуть. И Джисон уже грезил о том, чтобы оказаться в объятиях мужа, прежде чем накрыть небольшой праздничный стол. Однако всё пошло не совсем так, как виделось. — Малыш, ты чего? — осторожно поинтересовался он, присев на край дивана. — Плохо себя чувствуешь? — Ханни, мне так жаль! — вдруг громко сказал Минхо, на что Джисону пришлось ему рот ладошкой накрыть. — Что? — Я не купил тебе подарок! Я… Я готовился два месяца и не купил… — Всего лишь, — тихо выдохнул Хан, словно ожидал чего-то более пугающего. — Мой подарок — это Соён. Ты мне её подарил. Мой подарок — наша семья. Ты мне её подарил. Мой подарок — твоя любовь. Её тоже ты мне подарил. Ты — вот мой лучший подарок. — Я без ума от тебя, — пробормотал Ли и утянул бережно Джисона к себе на колени. — Знаю, но, вот я, — отпечаток превосходства застыл на его лице, — купил тебе подарок. — Я чувствую себя отвратительно, — потупил взгляд парень тотчас и снова опустил голову. — Всё в порядке, детка, — подмигнул ему Хан. — Первый раз в жизни ты не купил мне подарок. Тоже, нашёл трагедию, пф! В общем, я знаю, как сильно ты любишь Японию, — Ли закатил глаза, припоминая каждую шутку о том мире, в какое его поселило собственное сознание на время комы, — поэтому купил тебе абонемент на языковые курсы. О, не пугайся! Они проходят как онлайн, так и оффлайн. Ты сам составляешь себе удобное расписание. Но! Если ты будешь хорошим учеником, то можешь выиграть недельную поездку на двоих в Осаку. — Правда? — Минхо принял небольшой буклет, заполненный на его имя. — Я буду стараться! — Не сомневаюсь в тебе. Никогда не сомневался. — Я постараюсь больше не давать поводов, — заверил Минхо. — У нас теперь всё будет хорошо. — Да. В этом я тоже не сомневаюсь, — Джисон нежно поцеловал супруга, погладив его раскрытой ладонью по широкой груди, чтобы мгновенно ощутить ответное прикосновение к своей — на том месте, где расположился грубый шрам. Новогодней ночью они остались своей большой и дружной семьёй, ведь каждый из друзей принял решение встреть праздник в кругу родителей, договорившись о встречи уже второго января, когда все отойдут от избытка еды и алкоголя. Поэтому Джисон удобно устроился в постели, между его ног расселся Ли, в чьих руках кряхтела Соён и с интересом смотрела на валяющихся рядом котов, какие игрались с хвостами друг друга без особого энтузиазма. На столе в кухне стояло дорогое вино, початое, и много закусок, местами надкусанных, но не съеденных. Хан с удовольствием перебирал отросшие волосы Минхо, иногда почёсывая затылок и кожу за ушами, а тот чуть ли не мурчал от этих действий. И в полночь они не сменили своего положения, только малышку устроили в кроватке, ведь та давно уснула. По телевизору шла какая-то глупая дорама, но никто особо не обращал на неё внимания. С первыми залпами салюта, рассыпавшегося над домами где-то в самом центре города, Хан кинулся зацеловывать Минхо, лаская его и вынуждая неимоверно тихо стонать себе в рот, чтобы проглатывать эти милые звуки. Руки Ли не отставали: трогали мягкое тело трепетно и осторожно, губы старались поспеть за немного агрессивными поцелуями, а глаза, хоть и пытались прикрыться, но всё равно с упоением рассматривали зарумянившегося и разомлевшего Джисона. — Ох, — выдал Хан и запрокинул голову чуть назад, позволяя поцелуям рассыпаться по медовой коже шеи и ключиц, торчащих из ворота футболки. — Больно? — тихо спросил Минхо и приподнялся. — Что болит? Ах, ты, боже… — Мне неловко, — Джисон свёл колени вместе. — Не смей издеваться только! — Я и не собирался. Ты чудесный, — рука осторожно коснулась мокрого белья, — такой был жаждущий. Такой всегда отзывчивый. — А сам-то, — Хан разрешил руке погладить себя, что подарило тишине комнаты тихое поскуливание. — Я тоже кончил. Просто целуя тебя, — шёпотом, словно боясь быть услышанным. — С новым годом, моя вселенная. — Боже, Минхо-я! Ты только что признался, что кончил, и в этом же предложении поздравил меня! — Я люблю тебя, — рассмеялся Ли, ведь смущение на круглых щеках становилось всё более ярким, пусть и приглушалось свечением гирлянды. — Я люблю тебя, — повторил Джисон и вновь поцеловал Минхо.