Его творения

      Экскурсия по квартире закончилась вкусным ужином: Чан неплохо управлялся с готовкой, чему Ли был крайне удивлён, потому что Бан не создавал впечатления человека, которому бы такое было интересно. Вместо вина или чего-то крепкого на столе стояла газировка без сахара и шоколадное молоко для Джисона, всё, как все любили. Разговоры неспешно перетекали из одной темы обсуждения в другую, не касаясь чего-то конкретного, словно всем необходимо было выдохнуть и забыться от минувших дней в комфорте и уюте. Суни сновал туда-сюда, перемещаясь с одних коленей на другие, пока в итоге не остановился у Минхо, всё же вспомнив того, кто его спас однажды. И такой вечер стал поистине новым дыханием для собравшихся парней, даже Хёнджин умудрился вовремя позвонить и поздравить с долгожданной свободой, пообещав навестить среди суматохи рабочих дней.       Ли было трудно осознать, что квартира действительно куплена Ханом и всецело принадлежала им. Что Джисон даже умудрился Минхо вписать как собственника, вместо себя. Многое им ещё предстояло обсудить, но одного взгляда на довольного младшего хватало, чтобы тепло разливалось по телу и отзывалось приятными волнами мурашек, что аж в копчик отдавало и по позвоночнику вверх. Ту благодарность и радость, испытываемых Ли к Чанбину и Бан Чану, сложно описать было словами. Потому он смог подарить им только свои крепкие объятия, на которые Со разыграл сценку с «девичьим» обмороком, прислонив тыльную сторону ладони ко лбу и прикрыв глаза с трепещущими ресницами, словно ему в любви признались, как в какой-нибудь глупой дораме. И Бан Чан ему сразу же подыграл, подхватив за корпус и обмахав лицо рукой. Все рассмеялись, и даже расставаться не хотелось, потому что плотно сплелись за столько времени друг с другом сердцами и душой. Наверное, иногда нужно было что-то пережить и потерять, чтобы осознать ценность и приобрести нечто новое: семью.       Когда Джисон и Минхо остались наедине с Суни, они снова обошли всю квартиру, оглядывая каждый угол, а пушистый кот стал их сопроводителем, ведь знал уже каждый закуток. Новое жильё вовсе не было большим: всего две комнаты и кухня-гостиная. Маленькие, но уютные, исполненные в нежно-голубом цвете с вкраплениями белого и кремового: ощущение спокойствия. Спальня обоим понравилось сразу. Большая двуспальная кровать расположилась возле широкого панорамного окна, занавешенного плотным белым тюлем, переливающимся при попадании на него света. Высокий шкаф, прикроватные столики с двух сторон, тумбочка, где расположился букет с привычными альстромериями. Красивое постельное бельё в нежных тонах; огромный бежевый ковёр, невозможно пушистый и мягкий, отчего его было приятно касаться босыми ногами. Их друзья навели невероятный уют, несмотря на собственную усталость и занятость. В обустройство комнаты была вложена душа, и местами Минхо отмечал и приложенную руку своей мамы. Осознание того, что парни стали близки и его семье, настолько распаляло жаром счастья и комфорта, потому в сердце трепетали нотки радости и удовлетворения. В углу комнаты стояли все вещи из съёмной квартиры, ещё не распакованные, гитара и куча коробок. Вторую комнату парни решили отвести пока под рабочую зону, но оба согласились с тем, что хотели бы, чтобы со временем она стала детской: им всё ещё мечталось о чём-то большем. Но в тот момент та комната и вовсе служила складом вещей, хлама и не распакованной мебели — всё было впереди. — Ты хочешь спать? — спросил Джисон, вернувшись в спальню из душа, где провёл слишком много времени, отчего Минхо даже успел задремать под какое-то шоу, проигрываемое на огромном телевизоре. — Можем ложиться. — Нет, я тебя ждал, — Ли поднялся с мягкого матраца и заглянул в окно, откуда открывался потрясающий вид на Сеул, уже затянутый осенними сумерками. Неловко уселся на край кровати и посмотрел на смущённого возлюбленного. — Прости, что долго. Ванна — это что-то на божественном. Я отвык от такого комфорта, а после больницы так и вовсе не могу смыть с кожи все воспоминания и запах препаратов.       Джисон замер в центре комнаты, неуклюже переминаясь с ноги на ногу и вытаптывая ворс ковра. Освещённый приглушённым свечением неоновых лент, растянутых по плинтусам, он стоял, начиная немного нервно перебирать ткань халата на груди пальцами, словно пытался спрятать обнажённую кожу. Неловко. Отчего-то ощущалось всё как нечто абсолютно позабытое, слегка пугающее, но слишком влекущее и манящее. Минхо же с интересом рассматривал изменившееся лицо Хана, не сокрытое повязками, чистое от швов и шрамов. Только вокруг левого глаза всё ещё продолжали происходить процессы заживления, но вся кровь из белков давно пропала: Джисон выглядел обычным. Сложно было сказать, что его левый глаз слеп. Чёрные волосы, отросшие, но приведённые в порядок, были убраны назад в низкий хвостик, а чёлка заколота какими-то забавными заколками, чтобы вода с них, потому что Хан по обыкновению не высушил пряди, не стекала по коже, раздражая. Сам же Минхо вернулся к вишнёвому оттенку волос ещё в больнице с помощью Чанбина, которому всё что угодно, лишь бы не сидеть на месте. А уже Бан Чан помог убрать длину, чтобы сровнять с тем участком, который когда-то был выбрит. Оба выглядели хорошо. По-домашнему, в приятной к коже одежде, а не в больничном одеянии. — Иди сюда, — Минхо похлопал ладонью по месту на кровати рядом с собой. — Я помажу швы мазью. — Мы впервые будем спать вместе, — как-то беспечно сказал Хан, будто вовсе не планировал произносить это вслух. — Если хочешь, я могу уйти в другую комнату. Там вроде раскладушка из прошлой квартиры стояла. — Нет! — Джисон покачал головой. — Не нужно, просто непривычно приятно это осознавать.       Он подошёл к парню и замер аккурат напротив него, заглядывая в обеспокоенное лицо. Ему тяжело удавалось долго держать зрительный контакт или что-то рассматривать, потому что голова начинала болеть и кружиться. Приходилось часто закрывать глаза, давая себе отдых, но в этот раз он смотрел долго и пристально, словно что-то хотел спросить или сказать, но не знал, с чего начать. Его взгляд скользил по лицу возлюбленного, отмечая, что тот почти полностью восстановился, вернувшись тем же красавцем, каким и был. Это вызвало улыбку, а рука сама потянулась к лицу, чтобы приласкать и огладить чёткий контур челюсти. Футболка с котами и огромные спортивные штаны — подарок мамы Минхо, что тоже отдавалось каким-то нежным трепетом в груди. Почти всё, как и раньше. До ссор, до скандалов, до аварии. Любоваться старшим, как самым потрясающим и великолепным творением богов, на кое те были способны, когда не пытались лишить кого-нибудь жизни, Джисон мог часами. Созерцать крупные поры на лице; мелкие морщинки возле рта из-за частых улыбок; острый нос, идеальный в своём исполнении; пухлые губы с заметными ранками, потому что ухаживать за собой полноценно всё ещё казалось немного тягостным — много сил тратилось на продолжение лечения. И Хан подвис, влюблённо впиваясь восхищённым взглядом в Минхо. — Ханни, что-то не так? — спросил Ли, обращая внимание на отстранённость младшего, когда его рука замерла в движениях, а взгляд будто остекленел. — Всё хорошо. Я просто счастлив. — Тогда давай сделаем процедуры и будем отдыхать? Ты, наверное, устал. — А если я скажу кое-что странное, ты осудишь меня? — Хан снова смотрел точно в глаза возлюбленного, слегка пожёвывая нижнюю губу от волнения. — Никогда, — непонимание вводило Минхо в ступор. — Что-то случилось? — Нет. Я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне, — щёки залил румянец. — Ч… Чего? — Пожалуйста, мне это нужно, — почти шёпотом пробормотал он и распустил пояс халата, позволяя ткани соскользнуть с покатых плеч и упасть на пол, к босым ступням. — Малыш… — Ханни… Ты уверен? Я же сделал… Больно.       Минхо смотрел на обнажённое тело, заметно похудевшее, но всё ещё привлекательно манящее. Шрам на груди казался чем-то пугающим: несколько операций. Но вовсе не смущал своей грубостью и размерами. Взгляд скользил ниже, к самому паху, неловко прикрытому ладонями, чтобы скрыть наготу и гладкость. Хану просто было немного боязно и непривычно, но слишком порочно желалось ощутить ласку. Он не знал, как подступиться, как попросить. Проигрывал несколько вариантов в своей голове, будто собирался совершить что-то постыдное, незаконное. Но в итоге всё произошло смущённо и немного глупо. — Мне очень хочется почувствовать себя живым. Близость с тобой всегда давала мне это. Ты даёшь мне это, но сейчас, прошу тебя, дай мне чуть больше.       Тяжело проглотив слюну, Ли опустил руку на часто вздымающуюся грудь Джисона, просто чтобы совершить нежное, почти невесомое поглаживание. На одно такое прикосновение к нагой коже Хан судорожно выдохнул. Контраст с горячей ладонью ощущался ярким и опьяняющим. Ему не хотелось секса, не хотелось страсти, но так нужна была близость и эмоции, которые он получал при занятиях любовью с Минхо, отчего пошёл на отчаянный шаг — попросить. Между ними было столько недосказанности, непроясненных моментов, но на всё было плевать. В тот момент точно было всё равно. Руки Хана переместились от паха к лицу, чтобы спрятать зардевшие щёки и дрожащие от долгожданной чувственности губы, стоило Ли осторожно прикоснуться к бусинам тёмных сосков. Шумный стон, приглушённый ладонями, вырвался из Джисона, и он замер в каком-то страхе за это. — Всё в порядке? — Минхо вновь начал гладить кожу груди, спускаясь к напряжённому животу, где ещё прослеживались очертания пресса. — Я и забыл, какой ты чувствительный, Джисонни. — Ещё. Можешь сделать так ещё раз, — заверил парень, но рук от лица не отнял. — Приятно. — Ты… Мы… Может мы… Нам стоит лечь? — смущение и волнение окутали с головой, отчего голос дрожал. — Как ты хочешь? Что ты хочешь? — Тебя… Хочу… Нежно. — Это так неловко, — Минхо тоже спрятался за ладонями и будто тихо взвыл от собственного стеснения, оставив Джисона без ласки. — Боюсь сделать тебе больно. Снова.       Матрац прогнулся под дополнительным весом: Джисон забрался на постель и устроился у изголовья в куче огромных подушек. Минхо распахнул глаза и отнял руки от лица, чтобы посмотреть на эту чудесную картину. Смущённый, с заколотыми волосами, сведёнными вместе коленями Хан сидел и смиренно ждал, когда же партнёр предпримет хоть что-то. И Ли понимал, что тот хотел инициативы именно от него, так бывало, пусть и редко. В плохие дни Джисон просил о нём позаботиться, а значит, он принимал бы больше, чем отдавал. Но Минхо нравились такие моменты, потому что Хан становился мягким и робким, утопая больше именно в эмоциональной части близости, нежели в физической. Пришлось подползти к растерянному возлюбленному и ласково прикоснуться к гладким ногам, поглаживая аккуратно и невесомо. Они смотрели друг другу в глаза под разговоры из телевизора, но оба будто не слышали его, погрузившись в трепетность чего-то сладостно распускающегося меж ними. — Ты остановишь меня, если что-то будет не так? — осведомился Ли, разводя острые колени в стороны, чтобы устроиться между худых ног. — Да. Просто прикоснись ко мне, будто в первый раз. Я хочу заняться с тобой любовью. — У нас нет ни смазки, ни презервативов. Твоё тело не готово к этому, — руки нежно оглаживали и сжимали рельефную грудь, то и дело касаясь сосков подушечками пальцев. — Мы можем обойтись прикосновениями. — Я хочу тебя почувствовать полностью. В себе, — Минхо замер и взглянул в серьёзное лицо возлюбленного. — И я сломаю наш момент близости, если скажу, что, — Хан вытащил смазку из-под подушки, — это мне дал Чанбин с пожеланиями скорее опробовать новую кровать?       Тихий смех у Ли вызвали слова парня. Он перенял бутылёк со смазкой и отложил в сторону, придвигаясь ещё ближе к Хану, чтобы склониться над ним, прежде чем увести в терпкий поцелуй. Он отличался от лёгких чмоков ранее, от тех невесомых касаний губ, будто они подростки. Сейчас поцелуй был более настойчивым и уверенным, со сминанием чуть пухлых губ до покалывания; с проникновением языка в рот, чтобы сплестись с другим языком в жадном танце и почувствовать привкус зубной пасты; с прикусываниями и тихим скулежом Минхо, потому что Джисон запустил свои тонкие пальцы ему в волосы, слабо потягивая за них, пока вскидывал бёдра вверх. Такие незамысловатые действия, будто позабытые где-то в прошлом, возбуждали быстро и сильно. Одной рукой Минхо удерживал свой вес, уперев её в ворох подушек во избежание падения на тело под собой, а второй вновь и вновь касался твёрдых сосков, чтобы слушать подавляемые стоны. Всё казалось каким-то странным, нереальным. Сказочным. Но до одури нужным и трепетным. Поцелуи рассыпались по лицу неостановимым потоком: Ли зацеловывал каждый доступный участок, пока прохладные ладони Хана проскользили к краю его футболки, чтобы подёргать за него в безмолвной просьбе стянуть. И как только ткань была бережно отправлена в угол огромной кровати, уже Джисон стал осыпать старшего поцелуями, приподнявшись для удобства. Минхо наслаждался робкими прикосновениями, невинными и сладостными, а его наглые ладони в то время скользили по узкой талии, иногда поднимаясь к выпирающим рёбрам, чтобы приласкать. Он не хотел торопиться, смакуя моменты близости с настоящим Джисоном, лишь изредка чувствуя уколы вины за прошлое, потому на что-то более активное не решался. Они снова слились в нежнейшем касании: Хан умело сминал пухлые губы партнёра, уделяя каждой внимание лаской и бережностью, чтобы потом поддаться лёгкому напору Минхо и пропустить в свой рот его язык, ловко сомкнуть губы вокруг, начиная неспешно посасывать. И Ли простонал от этого. Для него этот момент всегда был головокружительно горячим, а Джисон этим пользовался нагло, бесцеремонно вынуждая таять в своих руках. — А Со случайно презервативы не оставил? — тихо хмыкнул Минхо, кинувшись выцеловывать длинную шею, осторожно и медленно. После игры Хана, Ли решил тоже подарить приятные ощущения, отыгрываясь на чувствительном местечке. — Нам нужно тебя растянуть. Ведь так давно мы не были вместе… — Ах, малышка, чёрт, — Джисон несильно впился пальцами в волосы Ли, оттягивая его от себя, ведь тот, сам того не зная, чрезмерно завёл его, найдя новую точку на шее, что аж разряды забытого удовольствия по коже расползлись. — Больно? — Ли остановился, не выпуская талию из рук. Под его ладонями кожа возлюбленного просто пылала огнём. — Прости. Мне прекратить? — Минхо переживал. Ему всё ещё казалось, что он не имел права так касаться того, кого столь сильно желал. — Всё в порядке. Я скучал по тебе. По твоим прикосновениям, — горячим лбом Хан уткнулся в широкое плечо Ли, а тот лишь сильнее прижал нагое тело к себе, успокаивающе поглаживая. — И я подготовил себя. Не… Не смотри на меня так, — Хан головы не поднял, но будто чувствовал изумлённый взгляд на себе. — Мне стыдно! Боже, у нас столько раз был… Не хочу использовать это слово… А всё ещё волнительнее, чем в первый… — Ты просто хочешь почувствовать всё то, что было когда-то. Это нормально. Заниматься любовью… В этом нет ничего постыдного, — успокаивал Ли вздрагивающего парня, хотя собственные вены горели возбуждением. — Не смущайся, дорогой. — Хочу только с тобой, — Джисон пугливо поднял голову и заглянул в бездонные глаза. — Чувствовать всё лишь с тобой. Заниматься любовью на общей кровати с тобой. Жить с тобой, дышать тобой, творить для тебя. — Ханни, прости за всё, что я натворил, — Ли обхватил лицо возлюбленного руками и прислонился своим лбом к его, жгуче выдыхая горячий воздух прямо в губы Хана.       Тот расценил этот жест по-своему и оставил тёплый поцелуй на раскрасневшейся коже, уже истерзанной терпкими касаниями. Немного расслабился, когда горячие ладони вновь заскользили по его телу, прежде чем слабо толкнуть обратно на матрац. Минхо навис сверху, рассматривая каждую знакомую мелочь на лице возлюбленного, и тихо рассмеялся, стоило Джисону ухватиться за его шею и потянуть, чтобы уложить на себя, а после обнять. Они застыли под говорение телевизора и тихое урчание Суни откуда-то со стороны пола, просто наслаждаясь теплом друг друга. Кожа к коже — интимно. Ли тоже чуть ли не урчал от лёгких поглаживаний шеи и затылка тонкими пальцами, будто Хан успокаивал и убаюкивал его таким способом. — Мы оба виноваты. Давай оставим всё, что было, там, где ему и место — в прошлом? — Минхо пришлось приподняться, чтобы снова взглянуть в зардевшее лицо. — Сейчас важно настоящее и будущее. И я хочу провести всё это время с тобой.       Неуклюже Джисон нащупал левую руку возлюбленного, чтобы переплести пальцы, пусть и было неудобно. Обручальные кольца красиво переливались в тёплом свете неоновых лент. В душе Ли в тот момент снова натянулась нить, слишком ощутимо, потому что Хан улыбнулся ярко и широко, своей очаровательной улыбкой-сердечком. Очередной нежный поцелуй, и Минхо поднялся, усаживаясь на кровати, чтобы стянуть с себя штаны и уже полностью обнажённым прильнуть вновь к горячему телу. Хан судорожно выдохнул, почувствовав чужое возбуждение, и прикрыл глаза, когда ладонь Ли опустилась на собственный эрегированный член, слабо сдавливая, а после переходя на головку. Большим пальцем Минхо размазал первые капли предэякулята по нежной коже, немного сильнее надавил на уретру, просто для того, чтобы заслышать тихий всхлип. Ли приблизился к лицу Джисона, не прекращая ласковых движений рукой, и поцеловал его в приоткрытые для нового стона губы, словив заглушенный звук. — В какой позе ты хочешь? — сквозь россыпь коротких поцелуев спросил Ли. — Лицом к лицу.       Снова пришлось сесть на кровати, чтобы удобно устроиться между разведённых худых ног, пока выдавливалась смазка на пальцы и согревалась. Минхо созерцал смущённое лицо своего возлюбленного: надломленные брови; прикушена была, раскрасневшаяся и влажная, нижняя губа от накатившего волнения; затопленная чёрным зрачком сладкая радужка левого глаза и ничуть не отличающаяся картина в правом глазу. Свет от лент красиво отражался в зеркалах круглых глаз, обволакивал нагое тело, скользя своим свечение по груди, ногам, гладковыбритому паху. Тёмные волосы немного выбились из-под застёгнутых заколок, потому несколько прядей красиво спадали на бледное лицо: божественная картина. И Джисон тоже разглядывал Минхо бессовестно, без стеснения скользя затуманенным взглядом по каждой перекатывающейся мышце, по впалому животу, по заметно изменившимся из-за тренировок рукам, но больше всего завораживали проступившие вены на шее. А потом снова глаза в глаза, и Хан утонул. Безвозвратно и без шанса, да и желания на спасение. В потрясающе красивых глазах Джисон увидел всё: любовь, заботу, нежность и океан трепещущего восхищения. То счастье, потёкшее по венам вместе с желанием близости, распаляло ещё больше. Они всё ещё желанны друг для друга. И когда первый палец спешно коснулся ануса, Хан сильнее развёл ноги и прикрыл веки, ведь зрячему глазу было изрядно больно фокусироваться на происходящем, отчего все ощущения вмиг обострились. — Ты узкий, Джисонни, — прошептал взволнованно Минхо, склонившись над парнем, пока растягивал его под себя. — Я же мог навредить тебе. Опять. — Пр-р-рости! Ах, — тонкий палец так ловко коснулся чувствительной железы. — Я уже разучился, видимо. Зато полностью чистый. — Глупый, — поцелуй в висок и добавление второго пальца, — как всегда хочешь всего и сразу. — Тебя хочу, — Хан вцепился руками в предплечья Ли, ведь тот интенсивнее стимулировал его простату, не гнушаясь срывать всё более громкие стоны с красных губ. — Боже! Не останавливайся.       С закрытыми глазами Джисон полностью отдался чувствам, сосредотачиваясь только на себе и партнёре, что даже не заметил, как возле его головы нагло устроился Суни, засыпая под скулёж и всхлипы. Хан пропустил тот момент, когда Минхо перестал растягивать его, зато почувствовал, как его тело приподняли и подложили несколько подушек под поясницу. Веки он и тогда не разомкнул. Горячие ладони проскользили вверх от острых, чуть согнутых коленей к внутренней стороне бёдер и дальше, будто специально избегая контакта с подёргивающимся членом. Дыхание сразу же сбилось, стоило ощутить горячую головку около сфинктера, коей лишь водили по слегка распухшему ободку, будто дразня. И только Джисон хотел уже открыть рот и попросить сделать хоть что-то, как Ли слабо толкнулся вперёд. Оба застонали. Неспешно и осторожно Минхо покачивал бёдрами, зафиксировав возлюбленного за талию на месте, а тот лишь ноги сильнее разводил для удобства более глубокого проникновения. — Ах, Ханни, это… Так… Хорошо, — Минхо начал более плавные движения, наконец войдя в дрожащее тело полностью. — Такой горячий внутри. — Ты бо-больш-ль-шой… Ох! — Хан распахнул глаза, когда широкая ладонь с талии переместилась на грудь, закрыв собой шрам. — Двигайся. Это превосходно… — Я не причиняю тебе боли? — Ты заставляешь меня чувствовать себя живым… Наша близость… Это такое… Хён!       Ли склонился чуть ниже, чтобы начать двигаться более размашисто, хотя Джисон сжимал его сильно, но слишком головокружительно приятно. Поцелуй вышел смазанным, потому что Хан пытался подмахивать своими бёдрами в такт движений партнёра. Оба улыбнулись этому, всё, правда, как в первый раз, только после болезненной попытки. Руки Хана блуждали по плечам и предплечьям, сжимая, касаясь, лаская, пока Минхо ускорялся, проникая глубже и сильнее растягивая Джисона. Стоны сливались воедино и звучали почти в одной тональности, ведь оба сгорали от происходящего ощутимо и рьяно. Каждый толчок приходился прямо по простате, отчего Хан чуть ли не кричал, сжимая Ли в себе ещё сильнее. Он чувствовал, как изнутри его наполнял член, пульсирующий и горячий, раскрывая постепенно всё больше, принося поразительное удовольствие, тягучее в своей чувственности. Вдвоём они пылали в безумном танце страсти и нежности, потому что возбуждение обоих распалило тела до предела: восхитительное чувство. Неуклюже Хан отцепился от Минхо, чем заставил того остановиться в движениях. Джисон поднялся немного, чтобы устроиться на согнутых ногах Ли — не очень удобно, а тот сразу обвил тонкую талию сильнее, чтобы не позволить упасть спиной назад. — Я скоро, — тихо прошептал он, скользя пальцами по коже старшего, — хочу так. Хочу и тебе сделать хорошо. — Мне хорошо, — заверил Минхо, утыкаясь раскрасневшимся лицом в широкую грудь, чуть влажную из-за пота. — С тобой всегда хорошо. Неважно, в каких мы позициях.       Многозначительно хмыкнув, Хан приподнялся на дрожащих от приближающегося оргазма ногах, чтобы сразу же полностью опуститься на толстом члене до упора и слегка резко. Ли застонал громко и протяжно, впившись ногтями в нежную кожу талии, потому что Джисон всё ещё был узкий, а разбухшая головка слишком правильно скользила по стенкам внутри пылкого тела. Откинув голову назад, Хан ускорился, почти прыгая на партнёре до шлепков тел друг о друга. Его рот был открыт в беззвучных стонах, ведь стимуляция не прекращалась ни на секунду: слишком много, но опьяняюще великолепно. И когда его стали прижимать ближе, задерживая на полной длине дольше, а пульсация в теле стала ещё более ощутимой, Джисон достиг края в один из таких моментов максимальной заполненности под свой же звонкий стон и яркие судороги, сжав в себе Минхо неимоверно сильно. Ли же попытался выйти из тела, когда возлюбленный излился прямо на него, до своей полной разрядки, но Хан стиснул его острыми коленками и вцепился руками в шею, не позволяя отстраниться. Горячее семя ударило в мягкие стенки, растекаясь по ним медленно, пока парни замерли в неудобной позе, а сперма младшего расползалась белёсыми змейками по животу Минхо. Спустя несколько мгновений, когда Джисона перестала разбирать дрожь, а мышцы остановились в сокращениях, Ли осторожно уложил его назад спиной, не выходя из тела. Он всё ещё был твёрд, однако не двигался, боясь сверхстимуляцией навредить. — Ты можешь продолжить, — отдышавшись произнёс Джисон. — Но тебе же не будет комфортно. — Я слишком устал, чтобы возбудиться снова, но хочу, чтобы ты полностью расслабился. Двигайся, — Хан закинул ногу на старшего, давая ему доступ, — мне нравится, когда ты делаешь со мной такое. Даже если я уже кончил.       Хватило лишь нескольких грубоватых и резких толчков, парочки развязных, глубоких поцелуев и тихих нахваливаний Джисоном, как хорошо Минхо справлялся и какое потрясающее удовольствие приносил ему. Скомканные стоны и рваное повествование указывали Ли на то, что Хану правда нравилось, он приглушённо поскуливал и вторил: «малыш, хорошо, ещё, ты молодец». И при сладостном поцелуе, разлившемся по телу теплом, Минхо излился вновь внутрь принимающего всё Джисона. Оба шумно выдохнули, прижимаясь друг к другу ближе. Над их головами раздалось мяуканье, и парни подняли взгляды вверх. Казалось, что Суни смотрел на них с осуждением, а после и вовсе ушёл из комнаты, постукивая когтями по полу. Смущённые возлюбленные рассмеялись, придвигаясь теснее. Нужно было сходить в душ, но тела казались чрезмерно мягкими и неподатливыми для движений.       Уже нежась в тёплой постели с первыми лучами осеннего позднего рассвета, Джисон ласково перебирал сырые после долгой ванны пряди тёмных волос Минхо, зарываясь в них пальцами, пока по телевизору шла какая-то интересная дорама. Они так и не уснули, потому что долго разговаривали о своих чувствах, делясь переживаниями и планами на будущее. Хан уверил возлюбленного, что им пока точно не нужно переезжать куда-либо. Они долго жили вместе, как пара, и в Корее, пусть свидетельство о заключении брака из другой страны и будет бесполезным на родине, они сами будут знать, что стали друг другу ещё ближе, официально, даже без штампов в корейских паспортах. Их левые руки привычно были переплетены, а под трепетные ласки Ли начал проваливаться в сон, путаясь ногами в огромном одеяле, чтобы не терять тепло, ведь никому из них не хотелось вылезать из постели, чтобы увеличить подогрев пола. — Ханни, — тихо позвал Минхо, когда пальцы в его волосах расслабились и прекратили поглаживания. — Да, малыш, я здесь. — Ты всё ещё не хочешь рассказать мне, что произошло тогда? Что с тобой было все те три недели? До аварии, — Минхо приподнялся, чтобы посмотреть в печальные глаза, — Из-за того, что я ничего не помню, мне немного не по себе. Будто я всё ещё где-то в другом мире. — И мы поставим точку в этой истории? — надломлено улыбнулся Хан. — Да. Больше никогда не будем к этому возвращаться. Пока я был в коме, то слышал многое, твои слова до сих пор эхом по ночам отдаются в голове. — Надеюсь, хорошие слова? А не те моменты, где я рыдал и нёс какой-нибудь бред? — Джисонни, — поцелуй в щёку и утягивание обнажённого тела в медвежьи объятия, — я помню все твои признания. Ты же, правда, по бумаге читал? — А, ты про письмо, — лицо залилось румянцем. — Да, я написал все свои мысли, пока был один. Мне было так проще всё осознать и обдумать. В самом начале я очень был напуган, когда ты… Я не был зол на тебя или что-то такое, но тот страх из-за того, что… Ты порвал меня. Несильно, но, в общем, да, — Ли смотрел со скорбью и виной. Слышать это было ужасно, а чувствовать ещё хуже. — Ох, нет, не плачь! — тонкие пальцы бережно стёрли слёзы с бледных щёк фарфорового лица. — Сейчас всё в порядке. Уже столько времени прошло, хён. И вина лежит на нас обоих. Но настало время отпускать. Нам даровали новый шанс, потому будет глупо тратить его на бесконечные воспоминания всего плохого, ведь мы можем отстроить всё с нуля. Я думал отдать тебе лично в руки мою скомканную душу, потому что не был готов говорить словами обо всём, но мы попали в аварию.       Джисон подвалился ближе к Ли, устраивая голову у него на плече, пока руками стал вырисовывать на гладкой коже груди какие-то узоры, будто успокаивал себя от всех неправильных мыслей. Он давно отпустил произошедшее. Считал, что виноват не меньше, чем Минхо во всём, что между ними произошло, и был уверен — вновь такое никогда не повторится. На себе ему удалось полностью прочувствовать то одиночество, которое испытывал его возлюбленный день за днём, когда ждал его с работы дома, наготовив много еды после своего не менее тяжёлого рабочего дня. Хан понимал, что привык к тому, что его ждали, и это превратилось во что-то обыденное, бытовое, отчего он просто принимал это, как нечто обязательное. Но стоило поставить себя на место Минхо, как мир перевернулся с ног на голову: он вёл себя ужасно неправильно, хоть и пытался загладить вину. А потом снова врал и давал ложные обещания. Они оба сломались на том этапе. Совершённое насилие стало переломным моментом — Ли потерял себя в отчаянии из-за ревности и одиночества, ведь в то время Джисон просто отключил все эмоции, забыв, что человек, ждущий его дома, имел чувства и желания. Теперь всё должно было быть иначе. — Я могу извиняться перед тобой столько, сколько потребуется, — прохрипел Ли, хлюпая носом. — В тот момент всё казалось не таким, как я осознал позже. Как я увидел позже. — А этот Сонни был очень похож на меня? — Хан повернул голову, улыбаясь Минхо. — Мне ревновать? — Хан-а, укус считается за насильственное действие?       Конечно, Минхо рассказал Джисону про странный мир, в котором он жил долгое время, пока был в коме. Про то, как переживал потерю возлюбленного, про Чана, сидящего в его голове, про всё, что с ним происходило, и как реальная жизнь перекликалась с той, придуманной. Про Сонни он тоже рассказал. И воспоминания об отключении всё ещё отзывались мурашками по коже и болью в сердце, ведь левый, слепой глаз Хана, где чернота затопила всё вокруг себя, отчётливо напоминал о мёртвом взгляде куклы. А теперь перед Минхо предстал черноволосый Джисон, чья длина волос уже постепенно подбиралась к широким плечам, отчего всё и казалось ещё фантомно-притворным. — Не нужно извиняться больше, — Джисон поцеловал возлюбленного в губы быстро, но ласково. — Главное, что сейчас всё так, как оно есть. И теперь я точно никуда не исчезну. В этот раз сдержу обещание. — Что с нами случилось? — Я метался между Сеулом и Инчхоном почти все три недели. В Сеуле занимался покупкой квартиры, при этом избегая контактов с кем-либо, в Инчхоне жил в хостеле, расположенном на самой окраине. И когда с документами все вопросы были решены, я уже намеревался позвонить тебе, но, видимо, моё внутреннее состояние было слишком изуродованным. Я сломался под давлением панических атак. Потом разболелся сильнее, чем болел, потому что игнорировал лечение, слёг окончательно, затухая в хостеле. Чанни-хёну не стал ничего говорить, хотя в последнее время мы снова начали общаться, потому что мне нужна была помощь с обустройством квартиры. Он бы точно меня придушил бы за такое безответственное поведение. — Ох, милый мой… — Когда стало совсем плохо, я решился написать тебе. Попросил приехать и скинул геолокацию. И ты даже не представляешь себе, как я был рад увидеть тебя, когда ты зашёл в тот крошечный номер. Не знаю, сколько мы обнимались, сколько я рыдал тебе в плечо и просил прощения. А ты так хорошо держал себя в руках, хотя тоже плакал, говорил, что всё в порядке. Что я у тебя глупый, но любимый. И ты собрал все мои вещи, помог одеться, не отпускал мою руку всё это время. И, боже, как же я ненавидел себя в тот момент, — Хан покачал головой, — ведь лишил нас друг друга так надолго. Лишил нас всего! — Нет, Ханни, это вовсе не так! Нам обоим нужно было время обдумать всё, чтобы больше тех событий не повторить! Мы могли бы найти другие варианты, но оба были на пределе своих эмоций. Повели себя абсолютно неправильно. А я ещё и границы дозволенного перешёл. Но ты же написал? Ты позвал меня. — Потому что ты моё всё, Минхо-я, — глаза в глаза, — я безумно скучал, но страх и паника не давали мыслить здраво. Тело напоминало синяками обо всём. А потом я сам себя бил, потому что трус и слабак, а лишь после содеянного приходил в себя, когда ноги уже покрылись кровоподтёками. И даже такой сломанный я оказался нужным тебе, — сквозь льющиеся слёзы Джисон улыбнулся, — ты обнимал крепко и успокаивал. И тогда я понял, что меня и свело с ума. Отсутствие тебя рядом. Того, кто сделал меня тем, кем я являюсь. И в машине ты продолжал успокаивать меня. Мы останавливались каждые десять минут, и ты проверял моё состояние. Гладил, ласкал, предлагал воду, пока я сидел в панике и продолжал рыдать. Потому что боялся, что это всё очередной сон. А потом нас подрезала машина. Это было настолько неожиданно, что, ну, ничего нельзя было сделать.       Хан замолчал, будто на мгновение вернулся в прошлое. Его взгляд стал стеклянным, почти неживым, а под кожей расползлись тёмные венки, взбухая от пролитых слёз. Бережные объятия усилились. Ли сгрёб Джисона, подмяв под себя, словно так хотел сокрыть от всех терзающих мыслей и тревог. Показать, что теперь всё хорошо, что они вместе и пройдут весь путь вдвоём. Научатся обсуждать все моменты и проблемы, свои желания высказывать правильно, чтобы строить совместную жизнь полноценную, без недомолвок и тайн. — Наша машина превратилась в груду металла. Удивительно, что мы выжили там. Тебя придавило к водительскому сидению и ты сильно ударился головой. Думаю, что ты потерял сознание мгновенно. А я долго не мог понять, что произошло. Даже боли не чувствовал, пока кто-то не начал вытаскивать меня из салона. А потом уже осознал, что почти ничего не вижу. В глазах было много стекла, левому, как ты сам понимаешь, досталось всё. А дальше: больница, реанимация, операции. И я снова тебя потерял. Судьба дала нам хотя бы немного побыть вместе, прежде чем развести вновь. — Но кто-то же кричал? Мне в том мире снились кошмары с криками. — Да. Так как это была трасса в черте города, свидетелей было много, несмотря на ночное время. Машина виновника аварии загорелась. Он погиб на месте. Люди пытались нам хоть как-то помочь, потому что все ожидали, что автомобиль взорвётся. Но у меня не было сил хоть на что-то. Я видел, как тебя вытащили из салона, мы вместе лежали на траве. И на мгновение тогда показалось, что нас хоронят. Было так холодно. Все что-то кричали, но я уже не мог разобрать слов. Возможно, я тоже кричал, потому что звал тебя, а ты не откликался. Мне тогда удалось увидеть твоё окровавленное лицо, бледное, почти неживое. Я испугался, что ты погиб, но даже не мог дотянуться до тебя, прикоснуться. Твои чёрные глаза — это последнее, что я помню, прежде чем нас не забрала скорая. — Это страшно. Не знаю, как ты всё выдержал. — Я тоже. Когда тебя перевели из реанимации, моей опорой стал Бан Чан. Наверное, если бы его не было, я бы сошёл с ума и сделал бы что-нибудь с собой. Было тяжело и страшно. Не хотелось есть, спать, существовать. Я не отходил от тебя. Боялся, что если покину палату, то больше никогда не смогу почувствовать твоего тепла, потому что видеть тебя я почти не мог. А после операции и вовсе был лишён возможности смотреть. А дальше медикаментозная кома. — Ох, Ханни, — Минхо сплёл их ноги и уткнулся лицом в длинную шею. — Прости за всё. — Это ты меня прости. Если бы… Уже всё неважно. — Прошлое в прошлом? — Да, хён. Я хочу, чтобы этот рассвет стал для нас началом чего-то нового, — Джисон посмотрел в панорамное окно, где проснулось холодное солнце. — Давай отпустим сейчас всё? — Давай, — оба поднялись на матраце, кутаясь в одеяло и не размыкая переплетённых пальцев рук. — Наша новая жизнь начинается здесь? — Да. С нового листа, — Хан улыбнулся, купаясь в свечении солнечных лучей. — Я люблю тебя. Навсегда. Мой муж, моё сердце, моя душа. — Я люблю тебя, моя глупая, маленькая, очаровательная вселенная. Спасибо, что дал нам шанс. — Спасибо, что дал нам шанс, — повторил Джисон. — Поцелуй меня, пожалуйста, — попросил Минхо, притягивая парня к себе ближе за талию. — Сколько захочешь, малыш.       Джисон подался вперёд, чтобы прильнуть в нежном поцелуе к губам Минхо, робко сминая их своими, будто впервые, а Ли отвечал точно так же: ласково и медленно, смакуя подаренные прикосновения. Оба будто не могли насладиться касаниями, теплом друг друга, распустившейся нежностью и долгожданной близостью. Они смогут удержать всё в этот раз.       Утренняя заря безропотно проникала в спальню парней своим светом, восстав над осенним городом. Лучи обволакивали два тела, слившихся воедино, под тёплым одеялом, наконец, отдавших себя во власть приятного, долгожданного и полноценного сна. Реальность более не казалась страшной и жестокой. Она даровала то, чего так хотели оба: друг друга. Пройти столько боли; пережить смерти, потери, горечь утрат; восстать из пепла страданий; остановиться в пожеланиях себе смерти и прекратить путаться в мирах; сжирать ненавистью изнутри, создавая в сердце дыры — и всё лишь по прихоти гнусной судьбы. Они потеряли всё, что было и казалось возможным потерять, чтобы обрести вновь. Пусть расплата за счастье и казалась слишком огромной.       Последняя точка была поставлена. Прошлая страница дописана и завершена. Теперь же оба были готовы шагнуть в будущее. С новым рассветом. Они есть друг у друга. Они побороли всё то, что тащило их на самое дно. Пусть требовалось немало времени, чтобы пройти через все последствия, чтобы дать каждому шраму затянуться и превратиться в жуткий рубец, они были готовы на это. Вдвоём. Всей большой семьёй. Ведь не только потери и страдания принесло им всё произошедшее. Они обрели семью. Нашли выход из всех тех глупых и беспочвенных страхов, отчего на душе становилось теплее и светлее. Больше никакой лжи. Никаких сокрытий и тайн. Обманов и ссор из-за недосказанности. Ведь не только любовь помогла им выжить и остаться вместе. Но и дружба. Искренняя, яркая, полная самопожертвования и любви, хоть и немного иной. Если бы не друзья, если бы не родители, пусть с которыми не всё так гладко, как хотелось бы — их могло бы попросту и не быть сейчас.       Бан Чан сыграл одну из самых важных ролей в спасении двух измученных душ. И оба понимали это, признавали. И желали для него сделать всё, чтобы и он был счастлив. Минхо бы никогда не подумал, что кто-то такой может вот так вот запросто ходить по земле. Потому что всё ещё считал приобретённого друга никем иным, как ангелом. Возможно, оно так и есть? Кто знает.       Может быть и Чанбин ангел? Немного необычный, со странным юмором и подходом к каким-то вещам, но он сделал слишком много. Пусть и оставался в тени, спасая всё то, что дорого его сердцу и сердцам его лучших друзей. Пока Бан Чан был опорой для Хана, а после и для Ли, то Со всё это время был его спасением и якорем. Потому что даже Чан сломался, окунувшись в пучину отчаяния. Они все связаны.       Может они оба были посланы небесами для Джисона и Минхо, чтобы те, наконец, возродили то, что позабыли, утонув в скудных днях и собственных требованиях друг к другу? Но новая жизнь уже началась. Каждый вынес свой урок из жизненных перипетий и событий. Реальность однозначно сменила палитру со всех тонов чёрного на яркие цвета. А подлые Боги улыбнулись, позволяя начать жить ту жизнь, кою заслужили все, завершив искупление своих грехов.       Суни лениво потянулся и ловко запрыгнул на кровать. Несколько раз обошёл по кругу обнимающихся парней и, не найдя себе более удобного места, забрался на них сверху, чтобы устроиться на груди Джисона, где на самом шраме лежала ладонь Минхо. Кот удовлетворённо заурчал.