Долина трюфельных пальм. Дом Уанслера. Настоящее время
— Я тоже скучал, Риа. Уанслер дернулся, как от кипятка, хотя даже не успел еще прикоснуться к чайнику. Ее сокращенное имя обожгло его резко, неожиданно. Как давно губы не приоткрывались, растягиваясь так, выговаривая мягкую «р», что плавно перетекала в мелодичное, короткое слово. Всего три буквы оставили странное послевкусие на языке, отсылая куда-то далеко в прошлое. Какое-то время они сидели в молчании, попивая чай с приторно сладкими конфетами. Уанслер знал, что она не сильно любила такую еду, предпочитая горький шоколад молочному, и довольно рано привыкла к кофе. Мистер и миссис Уилсон все пытались отучить своего ребенка от не самого полезного напитка, но кофеин поступал в ее организм регулярно. Уанслер, напротив, был любителем больших доз сахара и часто самостоятельно съедал за день пачку зефира. К сожалению, на тот момент его любимое лакомство закончилось. Он все не задавал крутящийся на языке вопрос, но успокаивал себя тем, что был почти уверен в ответе. У нее вряд ли могла быть другая судьба. Иначе, ему придется признать, что он до сих пор плохо ее знает. — Я так понимаю, ты поступила в консерваторию. Как с работой? Рианна продолжала молча пить чай, чуть прикрывая глаза и будто совсем не слыша его. Уанслера это почти что разозлило, он ненавидел игнорирование в лоб, но оставил незамеченным, как напряглись ее желваки. — Нет, я получила другое образование. Он затормозил с беленькой чашкой в руках и, если честно, был поражен. Даже стало неловко от осознания, что человек, рядом с которым он провел семь лет, а знал больше половины своей жизни, изменился настолько, что невозможно было предугадать его действия. Хотя… Уанслер задумался. Рианна любила заставать людей врасплох, вогнать тех в ступор и наслаждаться забавным выражением лица, поэтому часто говорила абсолютно несуразные вещи с непроницаемым видом, а потом ухмылялась, когда ее маленький проступок раскрывался. Теперь ему стала интересно: может она шутит? — И какое же? Рианна улыбнулась хитро, сверкнув глазами, но ему показалось, что на дне этой зелени проскользнула печаль. — Я теперь маркетолог, — она растянула последнее слово то ли смакуя, то ли насмехаясь над ним. А парень слегка подавился чаем. — Что, прости? — Да, задачки на проценты нашли меня и здесь, какой ужас. И вообще, я думала высшая математика меня когда-то доконает. Сидела над ней ночами и плакала. А вот лекции по истории были интересными и… — Ты серьезно выучилась на экономическую специальность? — Уанслер все еще был в шоке от ее слов, все еще думал, что она смеется над ним. Он не успел осознать ее слов про плачь, хотя, скорее всего, они были сказаны с издевкой. Рианна Уилсон не стала бы так унижаться перед математикой, скорее бы начала обижать ту нецензурными выражениями. Но сейчас она, похоже, раздражалась. — Да, серьезно, — ее тон был сухим. — Но ты терпеть не могла все это! — Уанслер неопределенно махнул рукой. — Ты мне все уши прожужжала про консерваторию, музыку, как будешь играть всю жизнь. Даже твои родители были не против, — в фразе прозвучала еле заметная обида, но тот быстро ее усмирил. — Жизнь заставила, — ее голос чуть повысился, и парень стушевался. — Иногда нам приходится делать не то, что хотелось бы, и ты сам это прекрасно знаешь, — Рианна поднялась со своего стула немного нервно, и чтобы занять себя чем-то, начала осматривать помещение. Ее взгляд вновь зацепился за пушистую вещь розового цвета, что была накинута на спинку кресла в гостиной, виднеющейся через незапертую дверь кухни. — Что-то случилось? — он почувствовал, что его удивление, возможно, было слишком диким и это ее задело. В конце концов, он не видел ее восемь лет, то есть дольше, чем знал за всю свою жизнь, и она вполне могла изменить свои жизненные принципы и интересы. Либо же она пережила что-то, что заставило ее это сделать. Но ему не хотелось в это верить всей душой. Тогда та Рианна Уилсон, образ которой сохранился в его памяти настолько четко, что мог являться во снах в полной ясности, больше не существовала. И перспектива того, что в ее прошлом произошло нечто ужасное и скрытое от него, пугала. Что бы Уанслер не чувствовал к ней сейчас, обиду или горечь долгой разлуки, он никогда не желал ей боли. Он видел, как она разомкнула губы, желая что-то сказать, но задержалась, все еще смотря на его «произведение» через дверной проем кухни. «Если бы ты прочел хотя бы одно несчастное письмо от меня, ты бы знал, что случилось.» — Просто повзрослела. Решила создать себе «подушку безопасности». Теперь у меня есть экономическое образование, а значит — возможность найти высокооплачиваемую работу. Да, каким бы заклятым гуманитарием он ее не считал, и как бы скептически к этому не относился, проблем с логикой у нее не было никогда. Она прекрасно понимала ценность образования, особенно технического, но не могла ничего поделать с душой, которая тянулась к искусству. А теперь вдруг разговаривает про подушку безопасности. Рианна продолжила: — Меня отправили в город работать на одно предприятия. Но, какая удача, здесь находится неплохая, даже хорошая консерватория, — довольная улыбка скользнула по женским губам, — собираюсь подать туда документы. А если не будет выходить совмещать… Что ж, у меня уже достаточно денег, уволюсь. План для Уанслера выглядел дико. Правда, если вспомнить, как он умотал из дома поступать в семнадцать, так внезапно, что почти не попрощался ни с кем, а теперь собирается открыть бизнес практически на ровном месте… Какой-то неугомонный сюжет, ей богу. — Ты точно не сможешь совмещать учебу с такой работой, — сказал он, и уголки ее губ дернулись. Наверняка и сама это понимала. — Думаешь тебя возьмут на обучение? — Меня-то? — капля самодовольства заиграла в ней. — С отменными оценками и победами в конкурсах? О нет, точно не возьмут. Рианна захихикала, глядя ему в глаза. А может, там была вовсе и не капля самодовольства. Но рациональность ума она все же не затмила. — Нет, если серьезно, могут отказать, конечно. Но не для того я мучилась в университете, а потом впахивала в отделе рекламы и моталась по магазинам, следя за качеством товара, чтоб теперь отказываться от того, о чем мечтала лет с десяти. На платное денег хватит, в конце концов. Она видела, как парень открыл рот, собираясь сказать еще что-то, и с целью избежать этого неприятного разговора, развернулась, мотнув косами. Быстро прошла в гостиную, и розовая пушистая вещь уже была в ее руках, щекоча ворсинками пальцы. Уанслер глянул на нее с этой тканью в руках и понял, что такой цвет ей абсолютно не идет. Она ассоциировалась у него с зеленью лесов, крепким кофе, нотными тетрадями и темными джинсами, в которых любила щеголять везде, с любой обувью, будь то лакированные строгие туфли или детского вида кеды. Но такая гламурная штука смотрелась рядом с ней удивительно несвойственно, и Уанслер понял, что Рианна — явно не его будущий покупатель. — О, ты так учил меня вязать, я помню эти петли. У меня еще так пальцы болели от тех спиц, — она перебирала ткань в ладонях. — Очень мягкая, — накинула всемнужку на шею и подошла к зеркалу над комодом. Уголки ее губ поползли вниз. — Мне никогда не шел розовый. Казалось, она была даже расстроена, что его изобретение ей не подошло. Но он признался себе, что считал ее… Да, красивой. Что в детстве, что сейчас. Рассматривал: мало что поменялось в образе, но было видно, насколько она стала взрослее, женственнее. Рианна всегда имела худощавое телосложение, схожее ему, разве что была намного ниже. Но парень подметил, как смягчились и округлились девичьи плечи, ярче вырисовалась талия, а лицо стало еще более утонченным, и от чего-то усталым. Из-за работы ли? Уанслер прокашлялся, пояснил: — На днях повезу в город. Люди любят вещи, которые можно использовать по сто раз. Уж не знаю, что это: хозяйственность или жадность, но для меня очень выгодно, — парень сдавленно хмыкнул. Рианна еще какое-то время крутилась перед зеркалом. — Насколько я помню, ты собирался поступать на экономиста. Почему не пошел работать в какую-то компанию? — вопрос был логичным. Намного очевидней было бы действительно работать на кого-то и двигаться по карьерной лестнице, чем сидеть в этой глуши. Даже если она симпатично выглядит. — Не захотел. Вот это и все. Ответ был прост, некрасноречив и довольно понятен, но Рианну от чего-то разозлил. Потому что наверняка был не совсем правдивым, но парень не посчитал нужным делиться с ней подробностями, потупив взор на свои ботинки. Что ж, она не собирается вытягивать из него слова. — Я думаю, мне пора, — ее день был испорчен, хотя пол часа назад Рианна думала, что камень с души наконец упал. Абсолютно внезапное раздражение одолело ее, и та поспешила избавиться от него, думая, что на свежем воздухе оно выветрится. Они прошли к двери, и она сама толкнула деревянные доски прежде, чем парень успел ей помочь. Шагнула за порог, развернулась лицом к дому, и чуть не столкнулась с ним на проходе. Теперь она могла рассматривать его почти неприлично близко. Рост только увеличился, и худоба никуда не делась, но плечи стали шире, руки явно сильнее. Черные волосы чуть завивались на затылке, контрастируя цветом с мягкостью щек. Наверняка они были шелковыми на ощупь. Дотронуться, провести тыльной стороной ладони… Рианна одернула себя, когда он заговорил: — Надеюсь, у мистера и миссис Уилсон все в порядке. Ты ничего не сказала про них. Рианна усмехнулась. Хотелось прямо сейчас съязвить, задать давно интересующий вопрос. Почему? Почему сотни ее кричащих, умоляющих о его внимании строк остались незамеченными, непрочитанными? Разве она заслужила это? И не было стыда в его глазах, будто и не понимал ничего вовсе. Хотелось повысить голос, закатить истерику, рассориться в пух и прах. Рианна не сделала ничего из этого. Нельзя добиться расположения от человека, если он так давно и холодно к тебе безразличен. — Все хорошо, — она попыталась слабо улыбнуться, но губы почти не слушались. Развернулась, чтобы уйти. Прощаться не хотелось. — Ах да. Если понадобится рекламка — звони, — из последних сил подмигнула ему зеленым глазом, слыша за спиной негромкое и удивленное «спасибо», и наконец пошла прочь быстрым шагом. В уголках глаз собрались солёные капли, раздражая слизистую, замерцали разноцветные блики, и где-то справа скользнул один большой ярко оранжевый. Уилсон закашлялась. Видимо, пыльца попала в горло. «Еще и унижаешься перед ним. Дура. Жалкая попытка заполучить уверенность в следующей встрече» Уанслер смотрел, как ее грубоватая коричневая джинсовка начинала теряться среди разноцветных пальм, и не мог разобраться с чувствами. Он только сейчас заметил, что она была совсем налегке, без какой-либо сумки, то есть шла сюда целенаправленно, не имея никакого дела, как предлог. Он даже не поинтересовался, как ей удалось найти его в этот раз. Она обладала удивительным умением делать это в детстве, но сейчас это было намного более странно. Хотя, не так уж и важно на самом деле. Давняя и глупая обида на девчонку отошла на второй план. Он и сам уже начинал считать себя дураком. Но человек, по природе своей, может быть существом не шибко умным, но определенно всегда будет до невозможности гордым. И эта гордость его и задушит. Что-то было с Рианной не так, он чувствовал, что упускает многое из виду, но ничего не мог поделать. Они так давно не виделись, и теперь она ускользает от него. Во второй раз. Он вспомнил, что давно не звонил маме. Надо бы узнать, как у них дела. Если, конечно, она поднимет трубку. Края его штанины коснулось нечто мягкое, и чуть дернуло ту вниз. Парень опустил взгляд, и меланхолия на его лице сменилась недовольством, и тот зашипел: — Да не буду я больше деревья рубить! Сегодня… А завтра посмотрим! И вообще не шастай здесь так! Другие люди, знаешь ли, не привыкли видеть непонятное рыжее усатое существо у них под ногами. Сам ты каланча!***
Рианна шагала по затемненным улицам города в быстром темпе, желая забыть все о недавней встрече. Она никогда не сомневалась в своих умственных способностях настолько сильно. Угораздило же ее! До ушей добрался слух от местных дачников, якобы кто-то заявился в долину трюфельных пальм. Молодой, очень высокий парень. С ослом. Она хмыкнула, в попытке заглушить внезапный смех, от того как глуповато это прозвучало среди ее грустных мыслей. Тем не менее, обида все еще жгла ее. Она ринулась туда к нему почти сразу, без какого-либо повода, кроме желания раскрыть его личность. Интуиция редко ее подводила, но сейчас Рианна думала, что лучше бы подвела. Да, возможно, тогда в прошлом она поступила резко, но и он тоже не подарок! В конце концов, она извинялась много раз, но никто не удосужился ей ответить на полные конверты листов. Нет ничего хуже быть игнорированной и брошенной наедине со своей виной и совестью, заставляя метаться и прокручивать все в голове снова и снова. Тем не менее она не собиралась больше так себя вести. Никто не был удостоен такого ее рвения к встрече, кроме родных и него. Если сегодняшний день никак Уанслера не тронул, значит любая дружба проходит. Даже их. Город купался в синеватых тонах, закат давно растаял, теряя почти все свои краски. Где-то очень далеко, в конце бульвара, на горизонте, виднелось оранжевое пятно, в ореоле розовых облаков. Зажглись уличные фонари, и их мягкий свет, прикидываясь солнцем, гладил лицо. Забавно, их знакомство тоже случилось в начале лета и теперь это все выглядело так, будто круг замкнулся. Как бы она хотела испытывать радость от встречи с давним другом. Но впервые одиночество нахлынуло на нее так ясно, и Рианна плотнее закуталась в джинсовую куртку. Путь был длинным, но девушку не отягощал: та была слишком занята обдумыванием ситуации. Под стук ботинок об асфальт и гул собственных мыслей она не заметила, как приблизилась к своему двору. Через дюжину минут, она входила в маленькую по площади, но с высокими потолками квартирку. Рианне казалось, что в таких помещениях легче дышать. Она была сделана на нью-йоркский манер, но достаточно упрощенный: стиль лофт с привычной ему кирпичной стеной, что находилась на кухне, пестрая плитка в ванной с бетонными стенами и гостиная, которая так же служила спальней казалась уютной, благодаря пестрым подушкам на диване, мягким коричневым тонам. У нее хватило сил на то, чтобы разуться, неопрятно скинув обувь у входной двери. Уставшие ноги сразу понесли в гостиную, где она долго смотрела в окно. Было уже совсем темно. Не так далеко можно было различить очертания консерватории. В ночной синеве деревьев мерцали огоньки фонарей: рядом с ней ютился красивый парк. Рианна прислонилась лбом к стеклу и прикрыла глаза, наслаждаясь прохладой на коже. Скоро она подаст документы и наконец начнет новую жизнь, которую всегда хотела. И все будет хо-ро-шо. Расставила руки, отклонилась назад и плюхнулась на диван, с мычанием вытянув гудящие ноги и чувствуя, как мышцы чуть подрагивают от перенапряжения. Пожалуй, она ходит слишком много, и это перестает быть похоже на обычные прогулки. На тумбочке зазвонил стационарный бордовый телефон. Рианна тут же распахнула глаза, усталость улетучилась, и даже ноги перестали болеть. Она метнулась чуть правее по дивану и сорвала трубку. — Да? Папа! Как ты себя чувствуешь? Родной голос успокоил и принес долгожданное умиротворение. Отец был как всегда бодр, а сегодня практически весел. Рианна прижимала трубку к уху двумя руками, почти любовно, желая подольше слышать его хрипловатый голос. Она не сказала ни слова про встречу со старым другом. Все-таки, тот в какой-то момент был очень близок ее семье… Не нужно расстраивать отца. — Да, тут сегодня прохладно… Да, я хорошо одеваюсь, не переживай… Не начнется у меня ничего… Она никогда не раздражалась из-за родительского желания позаботиться и не понимала людей, которые так делают. Это была для нее большая ценность — чья-то забота и защита. А отец давно уже был на пенсии, и одиночество могло грызть и его, не имея никакого уважения к его престижной и бывшей профессии. — Да, пап… Да, я купила тебе лекарства. Завтра заеду. Постараюсь успеть в обед.