Легенда дома под ивой

      Уанслер не обманывал себя, когда мысленно сравнивал свой дом с соседним, хотя и очень хотел. На фоне светлой, будто вытесанной из солнечного света усадьбы Уилсонов, их жилище казалось не то чтобы некрасивым, скорее помотанным жизнью и неопрятным. Построенное из серого камня, окруженное почти что пустым садом с парой старых деревьев, растущих тут очень давно, и с тусклыми занавесками на окнах оно навевало тоску. Уанслер любил свой дом, несмотря на не самый презентабельный вид. Ведь это то место, где постель всегда мягче и теплее, полы менее скрипучие, а конфеты слаще. Но где-то в глубине души, самом дальнем углу, он сознался себе, что завидует соседям. Конечно, только в плане внешнего вида дома.       — Мам, я выйду на улицу, когда доем. На пару часиков, — мальчик ковырял ложкой в овсяной каше, уже почти остывшей. Он не сильно ее любил, но та насыщала и избавляла от кучи ненужных приемов пищи.       Ответ последовал не сразу. Мама стояла у кухонной плиты, следя за яичницей для близнецов: те еще не проснулись. Она иногда приподнимала крышку, посмотреть, не подгорел ли бекон. В ее светлых волосах виднелись ярко-розовые вырвиглазные бигуди. Изабелла была симпатичной женщиной с приятным голосом, хоть и слова, произнесенные этим самым голосом, обычно были не самыми сладкими. Десятилетнему Уанслеру признаться в этом самому себе было тяжело.       — Зачем ты таскаешься за этой соседской девчонкой? — ее тон звучал спокойно, а лицо выражало скуку, но мальчик сразу уловил раздраженные нотки.       По правде говоря, он ни за кем не таскался. Они с Рианной знали друг друга всего полтора месяца и общались не так часто, чтобы это можно было обозначить радужным словом «дружба». Иногда сидели на качелях, пару раз прогуливались по округе, чтобы заглушить скуку, и мальчик был не против помочь адаптироваться новой знакомой. В пригороде жило не так уж много детей их возраста, школа была маленькой, хоть и хорошей, а наличие музыкальной стало вообще сущим чудом. Рианне удивительно повезло. В основном здесь жили люди старшего среднего возраста, достаточно уставшие от городского шума, но недостаточно зарабатывающие для жизни в месте получше. Молодежь обычно перебиралась в город. Но природа здесь действительно была замечательная: небольшой лесок неподалеку, озеро, чистый воздух и теплый климат. В общих чертах, отличное место для тихой жизни, любителей садоводства и чистого воздуха. И немного скуки.       Уанслер должен был признать это: с Рианной было действительно интересно. Ее манера общения была довольно странной. Она любила замолкать на долгое время, как бы принуждая его говорить и одновременно давая ему отличную возможность высказаться, а такая доставалась нечасто в его большой семье. Когда же весь словарный запас Уанслера истекал, начинала говорить Рианна и рассказывала долго, почти не замолкая. Ход ее мыслей иногда был беспорядочным, перескакивающим с темы на тему, но мальчик списывал это на творческую натуру. Конечно, в силу их возраста, нельзя было назвать их болтовню сверхинтелектуальной, но Уанслер любил слушать девчачьи рассказы про ее родину — город на севере, про недавно прочитанные книги. Обычно они были связаны с морями и путешествиями, а еще морозными странами. Рианна с радостью рассказывала про холодные зимы на севере штата, но ни разу не жаловалась на переезд, хоть и осознавала малую вероятность снежной погоды в здешних местах. Но больше всего, она любила рассказывать про музыку.       О да, ей сказочно повезло, что в этой, грубо говоря, глуши оказалась музыкальная школа. Рианна имитировала движение пальцев по клавишам, во время того как произносила совершенно непонятные мальчику слова, ее глаза горели и голос терял присущую ему скуку, с которой она обычно говорила про бытовые вещи. На человека, который горит каким-то делом действительно приятно смотреть, и до недавнего времени Уанслер был уверен, что такие люди встречаются только в фильмах, выглядят только глупо увлеченными чем-то и наивными. Но только не она. Иногда Рианна жаловалась на неудачи с некоторыми этюдами, но тут же переключалась на старую учительницу в прошлой музыкальной школе, и было видно, что этого человека она действительно уважала, как может уважать девятилетний ребенок своего кумира и воспитателя.       Уанслер честно любил эти рассказы и иногда ловил себя на чувстве чего-то теплого в душе и до боли знакомого, будто из детской мечты или сна. В общем и целом, проводить с ней время он был совсем не против.       — Я не таскаюсь. Ты же знаешь, здесь скучно на каникулах, — его уши неприятно загорелись, Уанслер не любил, когда его упрекали в общении с кем-то.       — Иди. Но чтоб до обеда вернулся. И в дом к ним не заходи. К нам тоже не зови. Непонятно откуда они взялись и почему.       Уанслер вышел из дома через пятнадцать минут, наконец доев завтрак. Несмотря на довольно раннее утро, солнце уже приятно ласкало лицо. И мальчик с грустью подумал, что половина летних каникул уже медленно протекла сквозь пальцы, растворившись где-то в высокой зеленой траве поля.       Через пару минут полевые ромашки уже щекотали ему лодыжки, а уши затопило жужжание букашек. Он нашел глазами девичью фигурку и ни капли не удивился. Почему-то был уверен, что увидит ее на качелях. Она чуть взмахивала руками, видимо, пыталась пригладить выбившиеся из кос пряди, чтобы те не лезли в лицо во время жары. — О, ну наконец-то. Я уже боялась, ты выйдешь в самое пекло. Сказать по правде, он искренне не понимал, почему ей было с ним интересно. Он вряд ли мог рассказать что-то слишком заманчивое, не ходил ни на какие кружки и не выделялся особенными способностями. Даже школьные будни их сейчас не связывали. Либо он имел слишком низкую самооценку. — Это все овсянка, — он улыбнулся и присел на их качели. Забавно, что пол лета назад, он практически считал те своей собственностью, но Рианна аккуратно втиснулась в эту его приватизацию и теперь привычно занимала левый край широкой и теплой деревянной доски под полузасохшим деревом. — Ох, помню меня пытались приучить к ней, но я так и не полюбила. Теперь папа меня ей только наказывает. Ах да, кстати, — не успел Уанслер удобно усесться на качелях и оттолкнуться, как тут же прилетело, — вставай, пойдем ко мне, я кое-что покажу. Он смутился и попытался спрятать взгляд. — Не, я не пойду. — Почему? — Не хочу. — А если честно? — Это честно. — Тебе не разрешили, что ли? Все-таки у нее было одно сомнительное качество. Она часто забывала про тактичность в вопросах. Вернее, все ее предположения, предложения и уточнения были слишком прямыми. Он к такому не привык и знал, что многие взрослые принимают это за грубость. Взрослые вообще отторгали все, что могло хоть как-то пошатнуть их уверенность в себе, и если девятилетнему ребенку это могло проститься за красивые большие глазки, то чем старше он становился, тем больше проблем у него накапливалось. Но Уанслер не мог сказать, что эта ее привычка его раздражала, скорее выводила из строя. И иногда немного смущала. — Вовсе нет, — его уши вспыхнули второй раз за день. — Не бойся, мы им не скажем, — эта фраза из уст девочки звучало забавно, невинно и по-заговорщически, будто они нарушали какой-то великий запрет и были неудачливыми преступниками. В принципе, так и было. Уанслер цокнул языком и недовольно закатил глаза с небольшим притворством. На самом деле, ему было даже приятно, что она так звала его к себе и даже побеспокоилась о его запретах. Он глянул на красивый дом Уилсонов, выделяющийся светлым пятном в молодой зелени. Они только начали обустраивать новый сад, но одно старое дерево там все же было. Грациозная ива нежно раскинула ветви, и листва спускалась до самой земли. Ветер путался в ее зеленых локонах, что-то нашептывал ей, а та смеялась шелестом листвы. Уанслер в какой-то миг даже залюбовался красотой дерева, и Рианна, проследив за его взглядом, тоже остановила взор на качающихся ветках. — Ладно. Показывай, что ты там хотела.       Вскоре, после преодоления кучи бурьянов и возможности подцепить клещей, они вошли в просторное помещение, что пахло новой свежей краской, а еще духом переезда. Очень редким, некоторые даже не могут его ощутить за всю свою жизнь, а другим он бывает неприятен, но маленькому Уанслеру все понравилось. Помещение дышало и будто жило.       В саду они встретили Мари Уилсон. Та тщательно перебирала упаковки новых семян и была одета в светлый комбинезон. Шоколадные волосы немного выбивались из-под платка, что повязывал голову. И хоть на других женщинах он иногда смотрелся странно, ей удивительно шел. Мама Рианны улыбнулась им и помахала рукой, крикнув дочери, чтоб та не забыла угостить чем-нибудь гостя. Как Уанслер узнал позже, отец сейчас был в городе по поводу работы.       Кормить его Рианна, конечно же, не стала. Вернее, задвинула эту мысль куда подальше, на задний план. Она провела его через прихожую, коридор, мимо кухни, и все эти комнаты были со свежей краской, пахли новизной. Ремонт был практически закончен, воспроизводились лишь малые косметические штрихи. Наконец, они вошли в небольшую комнату, солнечную, как и весь дом. Но светлые стены оттенялись немногочисленной мебелью из темного дерева: письменный стол стоял недалеко от большого окна, освобождаю к тому дорогу, одноместная кровать находилась у противоположной стены, а прямо напротив нее (видимо, чтоб музицировать сразу после сна) — главный житель дома. Черный рояль блестел на солнце, что прорывалось через листву в окне. Уанслер с интересом рассматривал помещение.        — Это моя, — подразумевалась, конечно, комната.       И Рианна естественно подвела его прямо к роялю, у которого не было стульчика рядом. Наверное, еще не успели поставить. Но ее это вряд-ли остановило бы: она могла играть и стоя.        — Ну не молчи. Скажи, что красивый, — девочка откинула блестящую крышку. Удивительно, что несмотря на ремонт, рояль был одной из самых чистых вещей в доме, ни единая пылинка не посмела нарушить его величество.        — Конечно красивый, — Уанслер тихо рассматривал ряд черно-белых клавиш, подавляя желание прикоснуться. Оно было неописуемым, но его перебивал страх дотрагиваться к такому инструменту. Мальчик застыл перед его элегантностью и даже своеобразным величием.        — У меня уже руки чешутся, а лето все никак не кончается. Музыкалка только в сентябре начнется. У меня тут кстати одно место не выходит, не понимаю его…       Уанслер покосился на девичью персону и обозначил ее у себя в голове, как человека с пометкой «странный». Ждать окончания лета, даже с учетом музыкальной… Возможно, она просто не постигла еще страх учебы и не погрязла в домашних заданиях. Или прошлые ее учителя были сущими ангелами. Но если она действительно любит школу… Он сойдет с ума. Нельзя сказать, что мальчик не любил узнавать новое. Он часто засиживался в библиотеке, не желая тащить книги домой, с удовольствием щелкал задачи по математике. Но вечные упреки и гора однотипных домашних заданий отбивали желание посещать сие заведение.       Поток его мыслей прервало резкое чужое прикосновение:        — Давай теперь ты попробуешь. Я тебе покажу.        — Что?! Нет! — смущение одолело мальчишку и он попытался выдернуть руку из цепких девичьих пальцев, но ничего не вышло.        — Да не бойся ты. Я поведу, — он не понял что значит эта фраза, но когда маленькая ладонь легла поверх его, на миг затаил дыхание. Появилось странное чувство: в девять лет оно особенно остро, когда ты еще не понимаешь, как нужно вести себя с противоположным полом, и он кажется тебе загадочным, а еще непредсказуемым.       Несмотря на незначительную разницу в возрасте, Уанслер уже был намного больше Рианны и подмечал это. Даже сейчас их ладони имели удивительно контрастные размеры и от этого ему становилось еще более неловко.        — Ля, ми, ля, ми, ля, соль, соль, соль, — девочка произносила ноты вслух, явно только для него, пока бегала его же пальцами по клавишам. Из-под них доносилась совсем незамысловатая детская мелодия, которую он точно где-то слышал хотя бы раз.       Рианна еще раз пробежалась по клавишам руководя его пальцами, мягко касаясь подушечками, иногда нажимая чуть сильнее, если это было нужно. Ей владел живой интерес, принцип работы инструмента, и это чувство передалось мальчику. Происходящее, несмотря на свою незамысловатость, захватывало дух. Мелодия закончилась, руки пришлось убрать и разъединить, и Уанслер тут же ощутил немыслимую тоску по клавишам, по мягким нажатиям. А еще в голову пришла интересная мысль.       — Можно я кое-что попробую?        — Да… Конечно, — ее лицо слегка исказилось в удивлении, брови приподнялись. Она явно не ожидала такого предложения.       Уанслер занервничал: почему-то он был уверен, что ему откажут. Теперь когда он остался один на один с черно-белыми клавишами, волнение овладело им. Но помня примерные звуки определенных нот и смотря на красивые пятна света на черной блестящей крышке рояля, мальчик собрал остатки храбрости и придвинул кисти рук ближе. Конечно, он держал их неверно. Они были не округлыми и неумелыми, но когда из-под длинных пальцев начала выходить заезженная мелодия дешевой рекламы, улыбка засияла на мальчишеском лице. Пожалуй, впервые за очень долгое время он ощутил прилив эйфории, жидкой и жгучей, растекающейся по венам. Он прокрутил мелодию еще парочку раз, чтобы прожить это чувство удовлетворения самим собой, пьянящую гордость. Как когда ты открываешь новую бутылку газировки и делаешь первые, самые вкусные глотки, изнемогая от жажды.       — Это мелодия из рекламы зубной пасты? — Рианна мягко усмехнулась. — Где ты достал ноты?        — Я не доставал.       Темные брови на ее лице сдвинулись, и в болотных глазах заиграло сомнение.        — Ты ходишь в музыкалку?        — Нет.        — Ходил?        — Нет.       Одна бровь полетела вверх и почти скрылась в спадающей на лоб пряди.        — Значит, кто-то научил.        — В моей семье ни у кого нет музыкального слуха.       Брови окончательно взлетели и Рианна была не просто удивлена. Шок завладел ее лицом, вызывая ту милую гримасу, которая обычно бывает у девятилетних детей.        — Ты что… Сыграл мелодию на слух? — маленький ротик приоткрылся после вопроса, так и не захлопнувшись. Уанслер все думал, как заставить уши перестать краснеть.        — Видимо.        — Это… Нет, мелодия, конечно, простецкая. Но ты впервые стоял возле инструмента … — озарение спало на ее темную макушку внезапно, хотя все к этому и шло. — Тебе нужно пойти со мной в музыкальную школу!       Вот теперь Уанслер расхохотался. Громко и заливисто. И немножко грустно. Тогда Рианна задумалась, что это был первый раз, когда она слышала его смех. Жаль, он не был счастливым, от слова совсем.        — Даже не думай. Я уже просил.       И он действительно просил, даже не раз. И не два. Мальчик знал про вечные жалобы детей на это заведение, только возможность воспроизводить что-то прекрасное своими руками манила и восхищала. Но блондинистая женщина отбивала любые желания надолго.       Рианна не знала, что ответить. Ситуация ее смутила.        — Но у тебя явный талант. А чем ты старше, тем тяжелее тебе будет.       Она отвернулась к окну под мальчишеское молчание. Долго рассматривала зеленое море. Длиннющие ветви ивы колыхались на ветру и свет играл на лице солнечными зайчиками, слепя левый глаз. В тишине было слышно шум листвы.        — Тогда я сама тебя научу, — решительность прозвучало в ее голосе после не очень долгих раздумий, но скоро сменилась на смятение, и девочка резко заморгала. — Чему смогу, конечно… Мне уже говорили, что у меня мысли несвязные. Кстати, хочешь хлеб с медом?       Уанслер улыбнулся. Это действительно было очаровательно. И желание помочь, и перескакивание на другую тему в подтверждение своим же словам. Благодарность переполнила его с головы до пят. Как и внезапное чувство голода. И вместо того, чтоб сказать «спасибо», как предполагали правила приличия, он выдал лишь короткое:       — Буду.

***

      Они сидели на новой кухне. Стены были светлые, как и везде, в углу стоял небольшой, но новенький холодильник. Круглый деревянный стол был приятно уютным, особенно с накинутой на него белой скатертью. По центру стола в лучах света купалась вазочка с васильками. Дышалось легко и почему-то радостно. Тихо тикали старые деревянные часы, что были вытащены с какой-то барахолки. Миссис Уилсон обожала такие вещи.        — Черт, молока забыла налить, — Рианна вскочила с круглого стульчика, оставив хлеб с растекающимся медом прямо на белоснежной скатерти, и потянулась искать две кружки. Уанслер, заметив, как золотые капли грозились испачкать светлую ткань, подхватил ее хлеб в руку, продолжая одновременно кусать свой.       Было очень вкусно и сладко, и из-за этого действительно хотелось пить. Про себя он отметил, что именно сейчас чувствует себя отлично. Никто не толкал его локтями, не подгонял, не отбирал половину бутерброда и не упрекал за очередную ерунду. Было хорошо.        — На, держи, — аккуратная коричневая кружка, с нарисованными подсолнухами, опустилась перед ним, наполненная до краев молоком. Поверхность его вспенилась, и теперь пузырьки тихо лопались. Уанслер кивнул в благодарность и протянул Рианне ее кусок хлеба с медом. Они ели в тишине. Молоко приятно охладило горло и, пожалуй, прибавила пару нот к наслаждению.       Уанслер утонул в тиканье часов, задумавшись о чем-то несвязном. Он правда проголодался, хотя плотно позавтракал. Интересно, который час?       — Кстати, а ты читал про… — Рианна не успела договорить: нервный мальчишеский голос ее перебил. Он не был громким и визжащим. Скорее наоборот, слишком тихим и оттого ситуация принимала темные оттенки.        — Черт. Обед. Я должен быть дома.        Через минуты три они шагали в сторону его калитки. Сейчас он войдет и просто скажет, что они заигрались. Главное, чтоб мама не увидела, как они выходили из усадьбы Уилсонов. Запреты у нее были откровенно необоснованные, но это не мешало выносить сыну мозг по поводу и без. Тем не менее, он продолжал называть ее «мамочкой», закрывая на все глаза и обижаясь максимально редко, с поразительной выносливостью.       Изабелла стояла на крыльце. Удивительный закон подлости: она явно вышла из дома случайно, при этом пробыла тут достаточно долго, чтобы увидеть, как две небольшие фигурки покидали соседский дом.        — Мамуль, я…        — Здравствуйте, миссис Изабелла. Извините, я еще не знаю, какая у вас фамилия, — Уанслер закрыл глаза в ужасе, когда Рианна открыла рот. — Это я его заставила войти к нам, он так долго сопротивлялся, но от меня не отстанешь.       Рианна притворно вздохнула:        — Мне просто тяжело адаптироваться в новой обстановке… Какие у вас красивые бигуди!       Уанслер почувствовал, что начинает улыбаться. Его мама что-то ответила девочке и он увидел, как ее лицо приняло более снисходительное выражение, а тон чуть сгладился в сравнении с ее привычным, после комплимента заколкам. Но даже ее ответ он не слушал. Мальчик был признателен маленькой Уилсон за то, что она догадалась не упоминать про музыкальную школу, хотя наверняка очень хотела. Благодарность переполнила его который раз за день.       Уже поднимаясь по ступенькам крыльца, он одними губами шептал ей заветное «спасибо». Болотные глаза светились усмешкой, и Рианна игриво подмигнула, сохраняя серьезное выражение лица. Темные косы чуть касались ее плеч и казались сделанными из черного шоколада на фоне ивовых веток позади.       Наверно, это был первый шаг, к тому чтобы ласково сократить ее имя аж на три буквы.