Одинокие люди

Фшшш… Воздух наполнился спичечным запахом, сквозь зубы послышался глубокий вдох, на фоне солнца, светившего белым золотом, мелькнула тонкая дымка. Он стоял возле парадной, фонарик на пороге которой то и дело мигал, реагируя на движение. Он поднял мокрую от снега голову к погасшему столбу и о чем-то ненавистно подумал. Застегнул куртку и пошел по пустынному двору, скрипя ботинками, иногда потряхивая тлеющую сигарету. Обернулся на горящее окно, нахмурился, узнав в нем оставленный силуэт и ускорил шаг. Выйдя на широкую улицу, заткнул уши проводами, чтобы не слышать нервно проезжающие машины. Вскоре это помогло избавиться и от мыслей. Сигарета уже дотлела в придорожной луже, когда он сел в обшарпанный автобус, который тряс его до самого дома. – Молодой человек! Молодой человек, вы проезд оплатили? – почти кричала над ним кондукторша. – А? – он потерянно открыл глаза и вытащил наушник. – Да, вот, простите, – и протянул проездной билет. Женщина недовольно проверила протянутую карту и пошла к следующему пассажиру. Наконец в окне мелькнула знакомая остановка, и он вышел через отваливающиеся двери, едва не поскользнувшись на слякоти, скопившейся на ступенях автобуса. Музыка еще играла, когда в руке звякнули ключи, и противно запиликал домофон. Войдя в подъезд, он остановился у лифта, глядя себе под ноги, не замечая их. Двери разошлись, и из них, чуть не столкнувшись со стоящим, показался человек. Он вошел в лифт и машинально нажал стертую кнопку девятого этажа. Загудела машина, потряхивая, поднявшая пассажира. Снова громыхнула связка ключей, проворачивающая дверной замок. Скрип, грохот, темнота. Он скинул ботинки, дойдя до комнаты, сбросил остальные вещи, ключи, наушники и пошел в душ. Тихо и темно, как во сне. Хлынул кипяток, заполнил ванную паром. Переступив через бортик призрачными ногами, он встал под струи воды. Они обжигали замерзшие конечности, подставленное лицо и редкие царапины. Он долго так стоял, стиснув зубы и не дыша. Хлюпающие шаги раздались на кафеле кухни, щелкнула газовая плита, сверкнул табачный огонек и отправился греться полупустой чайник. За окном не было видно ничего, обзор перекрывали снег и одетые в богатую белую шубу черные ветви. Он не сразу заметил, как запыхтела вода, выключил газ и растворил в чашке две ложки дешевого кофе и две сахара, открыл холодильник, не увидел на его пустых полках молока и сделал горький глоток. Вернувшись в комнату, он поставил чашку на стол рядом с другой, точно такой же, и лег на диван, не обращая внимания на разбросанные вещи. Во мраке стен сверкнул экран смартфона. В строке уведомлений было несколько сообщений: «Добрался? Чего так быстро ушел? Что не так?» Пробежавшись по ним глазами, он произнес: «Действительно, что со мной не так?» – и откинул телефон. Он включил свет, под которым вспыхнула вся невзрачность комнаты. Подошел к заляпанному, пыльному зеркалу и осмотрел тело, усеянное капиллярными полосками, посмотрел в лицо отражению и с отвращением отвернулся. Снова одевшись, он захватил паспорт и звякнул ключами. Снег на улице усилился, так что пришлось надеть капюшон. Он зашел в потерянную лавочку и, показав паспорт, купил курево и новую зажигалку. Включив музыку, он дошел до расплывающейся в месиве таящего снега и химикатов остановки и встал в паре метров от нее, избегая толпящихся в укрытии людей. Водитель остановил маршрутку прямо перед ним. Старая развалина, брыкаясь, довезла его до нужной станции и, кажется, облегченно выдохнула, когда избавилась от нескольких десятков килограммов. По грязным дворовым тропкам он вышел к яркой лаконичной вывеске, обличавшей спорт-бар. Когда он вышел из темного коридора за тяжелой дверью, наушники уже не спасали от внешнего шума – вскриков толпы и гула комментаторов. Он прошмыгнул в служебное помещение, где встретился с еще одним голосом: – Опаздываешь. – Да, прости. Так же стараясь не обращать на себя внимания, он проскользнул в каморку, где было относительно тихо. Он как мог почистил брюки, надел рубашку с бабочкой и поспешил в зал. За стойкой вытанцовывал бармен. Завидев сменщика, он секундно нахмурился. – Извини, опоздал. – Я уже начинаю привыкать к этому, – проворчал коллега, передал бар новоприбывшему и, уставший, ушел. Он сразу принялся за работу, не так мастерски разливая пиво и будучи не таким приветливым и внимательным к гостям, как старший товарищ. Спустя сотню минут начала болеть голова, еще через сотню высохли и раздражились глаза, следом появились измождение на лице и желание покурить. За барную стойку сел мужчина лет сорока с гладкими волосами богатого цвета, строгими графическим чертами лица, в смело расстегнутой рубашке с увесистой цепью под ней. Лицо его не выражало ничего, оно было приветливым и расслабленным, в то время как глаза изучающе скользили по залу и лицам подчиненных. – Почему так тоскливо обслуживаешь наших гостей? Стакан в руках бармена начал незаметно поскрипывать. – Прошу прощения, это не повторится, – он прятался от мужчины. – Мне не нужны вечно опаздывающие и умирающие работники, – он улыбнулся проходящей мимо компании, – ты уволен. Отработаешь смену, получишь деньги, и в следующий раз я буду ждать тебя в качестве гостя. Мужчина глянул на часы и ушел. Он поставил измученный стакан и бездумно налил в него пиво. Его напряжение и задумчивость остались скрытыми и не обнаруженными азартными клиентами. Прошло какое-то время, когда к бару подошла белобрысая девушка-администратор. Ее образ, некогда живший в его голове, теперь был более четким и обыденным. Длинный высокий зачесанный хвост, легкий макияж, идеально выглаженная блуза и неизменно нежные черты. Она не изменилась во внешности, но превратилась из лунного света в осеннее солнце. Как всегда вежливо она обратила внимание бармена на раззадоренного посетителя далеко слева, расстроенного потерей денег и алкоголем. – Помоги его вывести, пожалуйста, – миловидно шепнула она, – а я пока встану за бар. Он перевел безмолвный взгляд на сползающего со стула мужчину и поменялся с блондинкой местами. Подойдя к телу, уже успевшему склониться от горя к стойке, он попытался разбудить его: – Мужчина, кажется, вы достаточно выпили, – бессильно, но настойчиво сказал он, – Позвольте проводить вас на улицу. Ответа не было. Тогда он решил, что до гостя уже не достучаться, и приготовился выносить его самостоятельно. Когда вес тела почти перешел на его плечи, мужчина неожиданно ожил и вывернулся из рук, поддерживавших его, с трудом сумев удержаться на ногах. Немного продвинувшись к выходу, ведомый возмутился: – Руки! – выпутав язык, продолжил. – Ты не имеешь права меня выгонять! – Ошибаетесь, – не надеясь быть услышанным, выдохнул он, – На свежем воздухе вам станет лучше. Он все подталкивал гостя к выходу, дверь, скрывающая темный коридор была уже совсем рядом, охранник скучающим взглядом провожал парочку. В голове мелькнула мысль, что гость успокоился, и в тот самый момент, когда ему оставалось только одеться, он с размаху ударил своего конвоира. Силы оказалось достаточно, чтобы натолкнуть его на бетонную стену. В глазах потемнело, голоса расплылись в однородный шум. Гостя выпроводил кто-то другой. Голова быстро стала проясняться, и он нашел себя сидящим на полу, прислонившись к той самой стене. Когда вернулись проводники дебошира, он уже неспешными шагами шел к каморке. Не встретив никого по пути, он подошел к раковине и посмотрел в висевшее над ней зеркало. Лицо человека за стеклом было бледным, оно стекало в слив вместе с алой струйкой, пробивающейся из левой брови. Он выкрутил кран с холодной водой и стал смывать это лицо. Получалось плохо. Наконец добившись какого-то результата, он сделал пару глотков и вернулся в зал. Гомон ударил по больной голове с новой силой. Нащупав бар и найдя девушку-администратора, он сообщил, что проблема решена, и предложил вернуться к работе. Она долго смотрела на него. – Иди домой. Я тебя подменю, – устало и безнадежно скомандовала она, – со Светиком улажу. Отдыхай. – Меня уволили, – зачем-то сказал он. – Знаю, – ей было неловко, но она все равно смотрела и говорила, – удачи тебе, – она вернулась к гостям и больше не оглядывалась на него. Снова каморка, верхняя одежда и длинный путь мимо оглушительной толпы. Он вышел на улицу, закинул рюкзак за спину. Снег перестал. Он закурил. Пока тлела сигарета, он прогуливался взглядом по зданиям, людям, машинам, грязным брызгам и загорающимся фонарям. Голова разболелась сильнее, затуманенная ядовитым дымом. Он выбросил окурок и пошел к остановке, не замечая лужи и мокрые кроссовки. Поездка в маршрутке чуть не вытрясла давно выпитый кофе из пустого желудка. Когда он добрался до дома, желчь все же вырвалась. Он поставил на огонь полный чайник воды и купленный по дороге рис, ополоснулся и выругался на свистящий кипяток. Рис был приготовлен и съеден. Он перешел в комнату, лег на заваленный вещами диван и тут же уснул. Разбудил его грубый стук в дверь, потому что в звонке не было батареек. Он тяжело поднялся на холодный пол и отпер ненавистную дверь. На лестничной площадке стоял высокий паренек со светлой бритой головой в синей клетчатой рубашке, грязно серых джинсах и аккуратных черных ботинках на высокой шнуровке. – Здорово, Кир! – через порог поздоровался жизнерадостный пришелец. – Чего не отвечаешь? – Привет, – ответил Кир, – телефон сел. – Че с лицом? – На работе разбил. Друг посмотрел на трещину и хлопнул ладонью по лбу. – Сорян, не заметил. – Зачем пришел? – Переживаю за тебя вообще-то, – прозвучал обиженный ответ. – Впустишь хоть? – Нет. – Иди нахер, – рыкнул он, протолкнувшись мимо в квартиру. – Арс! – раздраженно, непохоже на крик крикнул Кирилл. В глубине квартиры зажегся свет, включенный вторженцем, отчего жилище, казалось, поморщилось вместе с его хозяином. Арсений был на кухне. Он доставал какую-то коробку из рюкзака, в которой оказались двести граммов профитролей. – Кофе? – хозяйничал вовсю. – Да, – он облокотившись на дверной косяк, наблюдал за обнаглевшим другом. – Сестра сказала, тебя уволили, – буднично сказал Арсений. – За драку? – За тоскливое лицо, – прозвучало иронично. Арсений усмехнулся и налил кофе. Он был человеком крепкого телосложения с размашистыми чертами лица и рубленными руками, был совершенно бестактным и не владел эмпатией, его глаза тусклого болотного цвета всегда были широко распахнуты под тяжелыми нахмуренными бровями. В то же время он был преданным другом и неплохо соображал, к сожалению, эпизодично и только не тогда, когда дело касалось чувств. В такие моменты он всегда переживал за свое незнание и бессилие. Так и теперь Арсений старательно думал о друге, не понимая, что с ним происходит и как ему можно помочь, и злясь из-за этого. К яркому свету в кухне немного привыкли. Они стояли, облокотившись на подоконник, периодически потягиваясь к стоящей на столе коробке или поднося к губам чашки. Кроме внешних звуков, ставших аналогом тишины, слышались только назойливые удары настенных часов и редкое хлюпанье. – Почему игноришь? – спросил Арс. – Устал. – От чего? – От всего. – Можно попробовать взять академ. – На каком основании? Даже если получится, жить мне на что? Снова наступила тишина. Кирилл допил кофе и вымыл чашку в противно звенящей раковине. – Можно продавать статьи, – неуверенно предложил Арсений, – или переводы… или работы на заказ писать… или… – он уже воодушевился, но взгляда на рваные движения полотенца, вытирающего скрипящую чашку, хватило, чтобы остановиться. – Я уже пытался, ты же знаешь. – Да у тебя времени не было все совмещать, а так… Его перебил слабый смех, слабо истерический. Он снова не понимал и снова начинал злиться. – Ты пугаешь. Ответа не последовало. Он обреченно выдохнул и нехотя, скромно произнес: – Бля, я тебе не помощник. Теперь Кирилл рассмеялся без стеснения, даже слезы проступили, он едва не разбил дешевое стекло. Он виновато посмотрел на друга, когда замолчал. Следующее прозвучало с нескрываемой насмешкой: – Спасибо, Арс, верно подметил. – Почему ты смеешься? – Арсений с горечью и растерянностью смотрел на друга. – Потому что это смешно, – отвечал тот, – надеяться на помощь, – он помотал головой. – Ты хоть понимаешь, какую очевидную и тупую херню несешь? – Понимаю, что ты подохнешь один. – И буду рад. – Это неправильно. – Не надо мне говорить, что правильно, а что нет! – поднялась волна, – Не можешь нихрена, так и молчи! Нехер советы раздавать! – и обрушилась на человека. Кирилл стукнул чашкой, что до сих пор держал, по столу, отчего та разлетелась по всей кухне. В руке остались осколки. Он сжал кулак и яростно, опьяненно посмотрел на Арсения. Случайно, боковым зрением, краем глаза наткнулся на свое отражение в окне, за которым темнел вечер. Увидел свой взгляд, и он прояснился. Он снова посмотрел на друга. Ему стало странно, страшно, стыдно, больно. Он раскрыл ладонь и увидел стекло и кровь. Он начал задыхаться. Грудь сдавило. Он обхватил руками шею, пытаясь пробить путь кислороду. Он не слышал, как Арсений звал его по имени, не чувствовал, как он отнимает его руки. Только искал глазами. Окно. Дверь. Стекло. Стол. Батарея. Пытался нащупать. Кафель. Футболка. Дерево. Руки. Услышать. Шум машин. Дыхание. Голос. Почувствовать запах Кофе. Пот. И вкус. Он сидел на полу в слезах рядом с другом. Арсений крепко сжимал его запястья, пытаясь дозваться до него. – Я в порядке, отпусти. Арсений послушал. Кирилл поднялся и оперся на столешницу отдышаться. Он взял целый стакан, налил воды, выпил, аккуратно поставил на место, пытаясь совладать с дрожью, не поворачиваясь, сказал: – Прости, – и принялся с той же тряской вытаскивать из кожи стекло. – Дай помогу. – Не надо. – Ладно. Есть, чем осколки собрать? – В ванной. Арсений вышел из кухни и долго копался в поисках чего-то похожего на метлу. В это время Кир отряхнул руки и вытер слезы, размазав их вместе с кровью по щекам. Он почувствовал слабость и сел на стол, свесив голову и конечности. С успехом вернулся искатель, положил принадлежности на пол и обнял его. Тихо подошел и обнял. Так просто и аккуратно, без лишних слов. Он уткнулся в его плечо и больше ничего не хотел. – Давай ты умоешься, а я пока тут приберусь? – терпеливо сказал он, дождался кивка и отпустил. Кирилл медленно пошел в ванную и, не включая свет, не глядя в зеркало, открыл воду и начал тереть, сняв футболку, руки и лицо, шею и грудь. Он кинул в стирку тряпку, дошел до комнаты, взял сигареты, зажигалку и закурил. К нему вошел Арсений и бросил в пепельницу отобранный косяк. – Хоть бы обработал. – Нет у меня нихера для обработки. Вали уже и дай покурить спокойно. Достаточно уже помог, – пихнул его и снова взял сигареты. – Ага, как же. Хорош помирать, идиот. Где аптечка? Под его выжидающим взглядом завилась дымная лента, следом за которой, никуда не торопясь, расплылось облако. – В нижнем ящике, пустая почти. Через пару минут Арсений обматывал ошметками бинта пострадавшую кисть. – Тебе не обидно тратить столько сил на человека, который тебя не уважает и только гонит? – А ты такой? – подумав, спросил Арс. – Да, – прозвучало незамедлительно. Арсений только хмыкнул и завязал бинт. Он долго мыл руки, прежде чем вернулся в комнату. – Поздно уже как-то, останусь у тебя, – и увидел его уже неподвижно спящим. – Клёво, что ты согласен. Через приложение доставки он заказал что-то для пустующих холодильника и аптечки, пока ждал, попробовал привести квартиру в поверхностный порядок, тоже закурил и открыл соц сеть, чтобы немного выдохнуть. Быстро пришел курьер, и он пошел хозяйничать на кухню. Полночи он провел за просмотром бессмыслицы и вздрагиванием от редких движений спящего. Вторую половину он все же проспал и проснулся около девяти. Пары решено было пропустить обоим, на что староста группы даже не ворчала. Он приготовил и съел завтрак, сходил в душ и сел за учебу. Около полудня проснулся Кирилл. Он выглядел помятым, но словно облегченным. И удивленным видом друга. – Доброе утро. Ты чего тут? – Привет, – он оторвался от телефона, – пересказ готовлю. Как себя чувствуешь? – Лучше. Чего не на парах? – Написал Ане, что мы с тобой умираем и не можем прийти, – посмеялся он. – Завтра надо будет ожить. Завтракать будешь? Лицо второго умирающего тоже посветлело, серая штукатурка треснула и обвалилась, и сквозь нее пробились лучики звезды. Он остановился в дверях кухни, учуяв запах жареного хлеба. – Даже не подгорели. – Мы в восхищении. Он погрел чайник, откопал чайный пакетик и сильно посластил содержимое кружки. От крошащегося хруста хлеба по телу растеклось приятное тепло. Арсений наблюдал трапезу из дверного проема, заботливо таращась на друга. – В магаз ходил? – Доставка. – Благодарим за пожертвование. – Всегда рады. – Долго торчать у меня собираешься? – Бежать, как некоторые, не планирую. Пойдешь завтра в уник? – Да. Оба улыбались легко и свободно. За окном светило солнце, ярко отражаясь от корки льда, намерзшей в эту холодную ночь. Шумели машины и чуть слышно пели птицы. Люди шаг от шага падали, скользя по тротуарам. Они быстро поднимались и продолжали свой путь, кто-то, не уделяя внимания этому падению, а кто-то, смеясь над ним.