Одинокие люди

– Поезд «Посёлок – Санкт-Петербург» прибудет в пятнадцать минут тридцать две минуты, – отчетливо разнесся женский голос над железнодорожной платформой. Несмотря на наступившую весну, на улицу невозможно было выйти без шапки и не в пуховике – вторую неделю температура не поднималась выше минус десяти. Город был погружен в снежные сугробы, которые, отражая пустое белое небо, ослепляли прохожих. Опущенные к ногам головы осыпались перхотью, суставы всячески выкручивались, попадая в протоптанные каблуками или прожженные солью выемки, открывающие темный асфальт. Платформа была полна людей, вышагивающих по ней, прячущихся под крышей или между стен в ожидании электрички. Наконец подъехал долгожданный поезд. Люди издалека увидели огонек его фонаря и ринулись к краю платформы, словно это могло бы помочь им занять наиболее выгодное место. Поднятые тормозящим составом клубы снежной пыли были похожи на искры, летящие из под железных дисков при резкой остановке. Двери вагонов плавно распахнулись, и из них вышли люди, выталкивающие друг друга к выходу, едва не вдавливая в ворота и не сбивая с ног. В такие моменты понимаешь, как губительно может быть оказаться в разбушевавшейся толпе. В тамбуре не было никого. Вошедшие поспешили внутрь опустевшего вагона. Здесь их, казалось, было меньше, чем на станции. Состав тронулся, проговорив название следующей остановки. Сам вагон не отличался свежестью: металлические рамы окон были окрашены ржавчиной, стекла были заляпаны и забрызганы, прикрученные к потолку лампы попеременно дрожали тусклым серо-желтым светом. Если сосредоточиться на телефоне, реже на книге, эта дрожь будет едва заметна, но для мечтательного человека, погруженного в свои мысли, созерцающего открывающийся по обе стороны окна пейзаж, она будет такой простой, но такой диковиной деталью, без которой не было бы этой атмосферы, этих причудливо изогнутых оранжевых лавочек, не было бы самой электрички, самого момента, самого времени… На причудливо изогнутую оранжевую лавочку села какая-то девушка. Это была единственная в вагоне лавочка, рассчитанная в лучшем случае на двоих. Она всегда выбирала это место, сразу после внутренних дверей, если оно было свободно, а иначе оставалась стоять в тамбуре. Она всегда садилась здесь, закинув длинную ногу на другую, такую же длинную, и прислонялась к уголку между стенами. Через плечо она любила поглядывать в окно, но только не зимой, когда холмы сливались в единое полотно, от взгляда на которое появлялась резь в глазах. Ей нравилось рассматривать пассажиров и нравилось встречаться с ним глазами и улыбаться им, но только если это не были парочки – она смущалась всякий раз, когда оказывалась замеченной кем-то из влюбленных. Ей нравился сегодняшний вагон, тихий, свободный, сонный под этим интересным светом. Она не думала ни о чем конкретном, просто рисовала в своей памяти видимую картину и улыбалась выбору цветов, звуков, запахов. Поезд нес ее домой, но он будто оторвался от земли и теперь летел в каком-то своем мирке. Он приземлился на следующей станции и разменял несколько пассажиров. Напротив девушки сел молодой человек. Он выглядел так, словно очень долго бежал, чтобы успеть на этот рейс. Девушка стала осматривать неаккуратный мазок, показавшийся ей совсем здесь не к месту. На нем была тонкая короткая куртка, запланированная как черная, но изменившая свой цвет под действием долгой и небрежной носки. Шапки не было – она была либо спрятана в карман, либо потеряна. Грязно-серые джинсы открывали бывшие когда-то белыми носки и неизвестно каким образом держащиеся целыми кроссовки. Он осмотрел вагон и наткнулся на большие глаза девушки, с любопытством изучающие его. Встретились две честные улыбки. Парень нагнулся вперед, ближе к соседке и обратился к ней с интонацией искреннего удивления: – Ты знала, что за граффити на поездах дают уголовку? – Нет, – не менее удивленно ответила девушка. – Вот и я не знал. Через несколько секунд диалог возобновился, через несколько минут уже шел полным ходом, так же резво, как летел по выдуманным рельсам поезд. Они говорили очень оживленно о чем-то, чего не понимали остальные пассажиры электрички, к чему некоторые из них сперва прислушались, а потом смешали с проносящимся за составом шумом, сочтя бессмысленным, беспорядочным и безумным. Когда поезд начал торможение перед очередной станцией, в противоположном конце вагона появился контролер, которого собеседник девушки заметил еще в дверях. Он коротко попрощался, усмехнулся напоследок и побежал к выходу из поезда, словно это могло приблизить его к остановке. Молодой человек успел выйти на платформу как раз тогда, когда его соседка отвлекала проверяющего, по-театральному долго ища в карманах свой студенческий. Безбилетник отправил через окно девушке воздушный поцелуй, поклонился и, дождавшись, пока поезд поедет, пошел к забору, через который с легкость убрался с платформы. Вагон вдруг стих и опустел. Теперь ему чего-то не хватало. Словно этот попутчик был той самой деталью, без которой картина будет готова, но без которой она не будет дышать, без которой она никогда не оживет и никогда не попадет на выставку. И все же картина осталась в голове девушки, и неизвестный и непонятный мазок часто появлялся там же.