"Наш обожаемый игрок"

      Около месяца назад…       «Пора брать власть, — уверенно думал Аято, занимая место Сёгуна в Тэнсюкаку. — Раз её нет… кто-то должен это сделать. Ради блага Инадзумы. И ради блага клана Камисато…»       Нужно признать: Аято Камисато сейчас — лучшее, что есть у Инадзумы. Всем только приятнее будет, если страна будет под его контролем — не оставлять же её на самотёк! А если кто-то захочет ему что-то сказать… обвинить его в попытке государственного переворота… неужели это Аято виноват в том, что Сёгун Райден и Яэ Мико оставили свою вотчину? Он просто сделал то, что должен был — не позволил стране развалиться. Вот и всё.       Конечно, Аято также использовал власть, оказавшуюся в своих руках, для того, чтобы расправиться с врагами своими, но как можно винить его в том, что, получив силу, он воспользоваться ей? Вот именно — никак. В любом случае, разве мог бы глава Камисато и фактически новый Сёгун посадить всех этих людей в тюрьмы, если бы не было за ними не единого греха? Нет. Так значит, он совершил благо — а что послужило первопричиной для его действий… какая, собственно, разница?       — Господин Камисато, портрет… куда его повесить?       Аято улыбнулся кончиками губ:       — В моей комнате. Не хочу, чтобы на него смотрел кто-то, кроме меня.       Мадмуазель… та, ради кого и была захвачена власть: где же вы? Неужели ничего не знаете о том, что творится в Инадзуме? Или знаете, но просто не хотите навещать того, кто сделал всё это ради вас? Неужели он вам отвратителен?       «Начинаю понимать сестрицу, — хмыкнул Аято. — Как не сходить с ума, зная, что любимый человек где-то рядом, но не приходит видеться?..»       …Хах. И когда это он так проникся к Мадмуазель?.. почему так сильно полюбил её?       Аято… не знает, как ответить на этот вопрос. Это было что-то вроде любви… с первого взгляда или всё же с первого появления — ведь Аято не видел настоящего лица Мадмуазель, когда познакомился с ней?       Наверное, дело было даже не в невероятном магнетизме Мадзмуазель, а в самой сущности Аято: он изначально был охотником. Просто ему не попадалось подходящей жертвы. А Лариса… Ларисе просто не повезло встретиться с ним.       «Почему не повезло? — тут же опроверг свои слова Аято. — Я ведь не желаю ей зла. Мои намерения к ней совершенно серьёзны — я хочу жениться на ней. Надо бы обсудить это с Аякой… а впрочем, что она мне сделает? Традиции Инадзумы настроены категорично против однополых браков, она понимает, что доставит дискомфорт Мадмуазель, если попытается начать с ней отношения. Захочет ли она сделать пребывание своей любимой в этой стране некомфортным? Сомневаюсь… я надеюсь, ей будет достаточно статуса сестры, ведь я не позволю ей любить мою жену как женщину…»       Мысли о свадьбе заставили Аято улыбнуться. Отчего-то он даже не сомневался в том, что… может, не сейчас, но позже, Лариса обязательно полюбит его и согласится выйти за него. Нужно всего лишь приложить для этого некоторые усилия…       Этим Аято и занялся. Видный прославленный государственный деятель на рынке женихов должен стоить больше, чем скромный Глава Клана, верно?..       Так, усилиями Аято волки вместе с их лордом Андриусом были возвращены в Мондштадт, началась активная борьба с преступностью, быстро давшая свои плоды: уровень криминала в Инадзуме достиг своего исторического минимума… все Главы Кланов высоко оценили заслуги Аято, и, кажется, он один оказался недоволен собой, ведь его не почтил своим присутствием человек, ради которого всё это затевалось — Мадмуазель.       Что ж, когда ты вернёшься, мы поговорим, как следует. А пока я сделаю всё для того, чтобы в будущем никто не мог помешать нам.       Аято казалось, что он предусмотрел всё — те, кто мог отобрать у него Мадмуазель, были посажены в тюрьмы или подчинены его воле, но он ошибся.       Как гром среди ясного неба прозвучали слова помощника:       — Ваше превосходительство, она… здесь!       «Неужели Сёгун вернулась? — сердце Аято билось, как никогда. — Я… должен уступить ей свою власть?.. и, возможно, свою жену?..»       Но когда Аято взглянул на Райден, то понял: Он не тот, кто убегает. Это… она.