Прямой эфир из потустороннего мира

Все трое молча смотрели на почерневшее окно видеоплеера. — Наблюдатель пятого уровня, он это обо мне? - прошептал вдруг Чу Ян. Он не осмелился произнести фразу до конца, потому что не был уверен, как много Сяо Ицюань знает в действительности. Хотя он подозревал, что они встретятся, и что доктор не случайно взял на себя инициативу поговорить с ним. Лин Ци тоже был шокирован. Наблюдательные способности Чу Яна действительно были очень сильны, и он прочитал только первый акт Желтого Короля, прежде чем смог написать Песнь Смерти, так что он, вероятно, был наблюдателем четвертого уровня, который еще не полностью развил свои способности, но между пятым и четвертым уровнем был почти непреодолимый разрыв. Если наблюдатель четвертого уровня был экстрасенсом, то пятый уровень был подобен полубогу. Все зависело от таланта, и редко кто мог достичь такого уровня упорным трудом. Сяо Ицюань сцепил руки, повернул голову, чтобы посмотреть на Чу Яна, и сказал мягким, но твердым голосом: — Я думаю, мы должны перестать валять дурака. Чу Ян, я знаю, что человек, которого мы ищем, это другой ты в этой параллельной реальности, поэтому я стал врачом Чэнь И и ждал твоего появления, но похоже, что ты в нашей реальности не более чем наблюдатель третьего уровня или около того. Способность наблюдать в основном врожденная, не должно быть такой большой разницы между третьим и пятым уровнем. Чу Ян нахмурился. — Я больше не прикасаюсь к виолончели и не так много знаю обо всем этом. Человек, который сотворил подобное… очевидно, сильно отличается от меня. Мы не один и тот же человек, - закончил он и повернулся к Лин Ци. - Ты специально привел меня сюда? Решил использовать меня, чтобы поймать того парня? — Да ладно, это же ты хотел вернуться домой, чтобы навестить подругу, - состроил невинное лицо Лин Ци. Казалось, в этом есть какой-то смысл, но Чу Ян не мог отделаться от ощущения, что во вселенной существует невидимая нить, которая руководит всеми его движениями, как гигантский кукловод, несущий невидимые нити судьбы, манипулируя ими, словно марионетками. — Он только что упомянул третий том Некрономикона, это ведь не оригинальный арабский текст? - Лин Ци протянул руку и пролистал бумаги, загромождающие стол. - Сяо Ицюань, у тебя он есть или нет? Не лги нам в такое время. Не волнуйся, даже если он у тебя, я его не возьму. Мне не нужна эта горячая картошка, даже если мне её лично в руки сунут. — У меня его нет, видимо, в этой реальности я несу ответственность именно за него, - Сяо Ицюань вздохнул, и его глаза наполнились густым беспокойством: - Если их цель - Некрономикон, то будет много неприятностей. Лин Ци и Сяо Ицюань выглядели так, будто столкнулись с великим врагом. Чу Ян не знал, что это за Некрономикон, но, скорее всего, ничего хорошего. Это было что-то зловещее, что вышло из закрытой реальности, похожее на Желтого Короля. Он пробыл в этой ужасной больнице достаточно долго, и ему очень не хотелось видеть свое второе "я", и, скорее всего, очень злое и извращенное другое "я". Поэтому он не мог удержаться от вопроса: — Что вы двое собираетесь делать? Разве он не сказал не пытаться поймать этих людей и поспешить назад, чтобы разорвать связь с этой реальностью? Как только слова покинули его рот, внезапно жуткий звук виолончели снова поплыл по воздуху, словно призрак. На этот раз мелодия была узнаваема не только для Чу Яна, но даже для Лин Ци. Песня мертвых. Одинокий синий кит медленно задыхался и умирал в одиночестве морских глубин под луной, бесконечное отчаяние накатывало на него, как океанские волны. Как будто эта музыка обладала физическим присутствием, способным проникнуть в ваш разум и переплести все кошмары вашей короткой жизни, которые, как вы думали, наконец-то остались позади, нанизав на цепь все ошибки, которые вы совершили. Вы бы увидели в своем невинном детстве то время, когда вы вслед за остальным классом изолировали и издевались над худым мальчиком, сидевшим в ряду у стены, как вы смеялись, наблюдая за тем, как самый сильный ребенок в классе сбрасывал свой школьный портфель с третьего этажа. Вы увидите себя в восемь лет, когда вы ударили девочку в классе так, как ваш отец ударил вашу мать, а потом были полны обиды, когда учитель вызвал ваших родителей, чтобы покритиковать вас. Вы бы увидели себя в шестнадцать лет, когда тайно соблазнили парня своей лучшей подруги и переписывались с ним, пока ваша лучшая подруга с ним ссорилась. Вы увидите своего новорожденного ребенка на руках в тридцать лет и не почувствуете к нему ни капли любви, вам даже захочется задушить его в младенчестве. Вы бы также увидели себя в сорок лет, притворяющимся скорбящим о своей матери, у которой была болезнь Альцгеймера и органы которой отказывали, и нетерпеливо удивляющимся, почему она до сих пор не умерла.[1] Вы верили, что вы хороший человек, вы верили, что преодолеете свою борьбу, свою боль, свою вину и стыд, но чего вы не знали, так это того, что вы так же полны человеческой мерзости, как и все остальные. Пока вы порождаете ненависть и страдания, одновременно вы терпите их, ваше будущее никогда не станет лучше. Открытость тех, у кого не было заблуждений, была лишь тем, что они привыкли к мукам жизни. Именно эта печаль и отчаяние от того, что ты родился человеком, усилились под звуки виолончели и стали импульсом, как яд, побуждающим тебя прекратить эту бессмысленную борьбу. — Чу Ян! Быстро, выключи прямую трансляцию! - Лин Ци внезапно закричал, плотно закрыв уши руками. Сяо Ицюань сделал то же самое. Чу Ян поспешно отключил прямую трансляцию, затем поднял голову и увидел, что несмотря на то, что эти двое усиленно закрывали уши, постепенно начинали выглядеть хуже, а их взгляды уходили в пустоту. Он видел, что Лин Ци изо всех сил пытается сопротивляться влиянию музыки, он не мог сдаться: если он будет не осторожен и позволит этой музыке повлиять на его рассудок, неизвестно, каковы будут последствия. Чу Ян не закрывал уши. Он слушал как завороженный. Звук этой виолончели был даже более трогательным, чем его собственная игра, как будто каждое движение было одновременно идеально контролируемым и свободным, а мелодия, которую он, очевидно, написал, звучала совершеннее, чем любая его собственная игра. Он двинулся к двери, но позади него раздался голос Лин Ци: — Чу Ян! Не уходи! Чу Ян забыл, что только что очень противился встрече со своим вторым "я", но теперь, слушая самую грустную музыку в мире, он поверил, что ему необходимо его увидеть. В конце концов, именно его второе "я" вызвало мутацию этих несчастных жертв, и он считал своим долгом что-то с этим сделать. Чу Ян оглянулся на Лин Ци и сказал: — Все в порядке, я не боюсь этой музыки. Вы, ребята, держите свои уши закрытыми, - затем он закрыл дверь. Звуки музыки эхом отдавались в коридоре, но там больше никого не было. Чу Ян быстро побежал за угол в поисках звука, но музыка, казалось, всегда плыла дальше, вне его досягаемости. Внезапно он замер посреди коридора. Перед ним стояли два человека. Мужчина и женщина, мужчина был высоким и сильным, одетым в черный костюм, но с ужасной белой маской на лице. Женщина была изящной и стройной, одетая в красивую кожаную куртку и узкие джинсы, с длинными шелковистыми волосами и лицом, закрытым японской маской. Позади них, в потрепанном больничном кресле-каталке, сидел мужчина, увлеченный игрой на виолончели. Он был одет в черный парадный костюм, с черным галстуком-бабочкой на шее и черной маской в виде птичьей головы, подобной тем, что носили чумные врачи во время Черной смерти. Только запястья и шея были бледными, бледнее, чем кожа самого Чу Яна, как будто он долго-долго не видел солнца. Он преданно покачивал рукой, мягко двигая телом в такт музыке, и виолончель, которую он держал в руках, была слишком хорошо знакома Чу Яну. Cremona SC-500, его вторая виолончель, была подарена ему на день рождения прабабушкой на семнадцатилетие, и это был последний подарок, который она сделала ему перед тем, как скончаться три месяца спустя. На боковой стороне футляра все еще была царапина, которую он случайно нанес о дверь. Мужчина, игравший на виолончели, казалось, совершенно не замечал его приближения, поглощенный музыкой, только это опьянение было оттенено необъяснимой темнотой, меланхолией и оттенком страшного зла. Чу Ян вдруг почувствовал, что между ним и его другим "я" пролегла глубокая пропасть. — Стой!!! - Чу Ян бросился к человеку, к себе, и закричал: - Не играй больше! Разве ты недостаточно уже людей погубил?! К его удивлению, мужчина действительно остановился. Смычок завис над струнами, безмолвный силуэт огромного клюва на его маске был пронизан чувством невысказанного страха. На мгновение все звуки в мире словно исчезли, во всем пространстве воцарилась такая тишина, что стало душно. Чу Ян мог слышать только звук собственного дыхания, которое еще не успокоилось после бега сюда. Человек в маске с птичьей головой медленно повернул голову, и в тот момент, когда их глаза встретились, Чу Ян вдруг почувствовал, как множество смутных воспоминаний стремительно нахлынули на него, но лишь на мгновение, а затем эти воспоминания быстро рассеялись, как дым. Все, что осталось, это чувство, которое висело над его сердцем. Холод и одиночество, похожие на пустыню, и безрассудная, ужасающе палящая привязанность. Чу Ян в маске медленно встал и отвернулся, больше не глядя на него. Казалось, что в его последнем взгляде было какое-то презрение. Другой Чу Ян сказал слишком знакомым ему голосом, в точности как у него, но без малейшего намека на эмоции: — Убей его. С этими словами его виолончельный смычок прорезал воздух и образовал разлом, за который уцепились липкие, похожие на сплетение пряжи, нити. За разрывом была головокружительная тьма без единого луча света. Чу Ян в маске шагнул в черный проем, и в тот момент, когда его тело поглотила тьма, трещина снова запечаталась, как будто в коридоре изначально была только инвалидная коляска, а не человек в маске с птичьей головой. Как только трещина исчезла, мужчина и женщина, стоявшие до этого неподвижными статуями, вдруг начали двигаться. Из-под их масок, словно фейерверки, вырвались бесчисленные черные полосы, тысячи тонких щупалец, которые раскинулись перед Чу Яном, как две огромные сети, а затем хлынули вниз, к его ногам. У него не было времени убежать, он мог только поднять руки, чтобы защитить голову, разум даже не успел почувствовать панику или страх. Однако ожидаемого неописуемого ощущения не последовало. Он открыл глаза и с удивлением увидел, что перед ним стоят Лин Ци и Сяо Ицюань, один слева, другой справа. Левая перчатка Лин Ци была снята, а его деформированная левая рука была поднята в воздух, большой, таинственный и ослепительный иллюзорный цвет заполнил воздух, блокируя черные, похожие на воду щупальца, льющиеся вниз. Черные черви, похожие на земляных червей, продолжали перекатываться и извиваться, а цвета пространства, которыми манипулировал Лин Ци, также текли и менялись чрезвычайно быстро, перемешиваясь с черными щупальцами, как будто они были очень взволнованы. С другой стороны перед Сяо Ицюанем странным образом возник огненный барьер, только пламя было ледяного голубого цвета. Обмен ударами длился всего несколько секунд, затем поток черных щупалец мгновенно исчез, и мужчина с девушкой сделали несколько шагов назад, как будто их переиграли. Они посмотрели друг на друга, словно сомневаясь, стоит ли продолжать выполнение приказа. Лин Ци, воспользовавшись случаем, быстро произнес несколько заклинаний, и из потрескавшейся кожи его левой руки полились иллюзорные цвета, а затем весь коридор наполнился странным свечением, которое было одновременно отвратительным и прекрасным, ослепляющим непредсказуемым и злым. Когда двое незнакомцев увидели это, Чу Ян смог почувствовать в них некий страх, несмотря на прикрытые лица. В этот момент Лин Ци отличался от себя обычного, его темные глаза сияли ледяным, но кровожадным, звериным светом. Это было желание убивать, оторванное от человеческой морали и глубоко укоренившееся в звериной природе людей. — Постарайся взять их живыми! - крикнул ему Сяо Ицюань. — Вот брюзга! - прорычал Лин Ци, его рука вдруг сделала яростное хватательное движение, а колышущиеся цвета, казалось, услышали какой-то призыв, и, словно гигантская сеть, они резко сомкнулись над двумя людьми в черном. У них не было никакой возможности сбежать, но в критический момент черная трещина снова прорвала воздух, словно пасть, поглотив двух людей в черных одеждах, и они исчезли в мгновение ока. — Блядь!!! - громко выругался Лин Ци. Это был первый раз, когда Чу Ян видел его таким расстроенным и злым. Сяо Ицюань бросился к тому месту, где исчезли двое, и обнаружил на полу несколько капель черной субстанции. Он присел на корточки и макнул палец в черную жидкость, похожую на пасту, поднес её к носу и понюхал: — Храм Хаоса. — Ты в порядке? - втянув Космические Цвета обратно в руку, Лин Ци с беспокойством посмотрел на Чу Яна, надевая перчатку. Его лицо было заметно огрубевшим, как будто он немного постарел. — Я видел его, - ответил Чу Ян. — Я знаю, - сказал Лин Ци, - иначе бы звук виолончели не прекратился. Не смолкни виолончель, они не смогли бы действовать, а тем более не успели бы спасти Чу Яна. Лин Ци догадывался, что, возможно, целью опасного наблюдателя пятого уровня Чу Яна был Чу Ян из различных реальностей. Это подозрение возникло у него после того, как Сяо Ицюань на видео сказал, что Чу Ян, вызвавший заражение, не принадлежал этой разрушенной реальности, а проник из другой реальности и уничтожил Чу Яна этой реальности. Когда Чу Ян был увлечен музыкой, Лин Ци почувствовал сильную опасность. Опасность, стекающуюся к Чу Яну. Тогда он заткнул уши и, спотыкаясь, попытался догнать Чу Яна, но сила музыки виолончели была настолько сильна, во много-много раз сильнее той мелодии, которую его Чу Ян играл в баре, что даже он с трудом мог ее выдержать. Спасти Чу Яна в таком состоянии было невозможно. Хорошо, что Чу Ян использовал какой-то метод, чтобы заставить музыку остановиться. Последователи Храма Хаоса отличались от Совета Старейшин, они не решили принять стигматы через паразита, вместо этого они непосредственно изменили свои тела мутацией. Однако использовать музыку для воздействия на рассудок мог только член Совета Старейшин. Чу Ян был гением игры на виолончели, а его дед был учителем музыки, так что он должен быть потомком Совета Старейшин, как ни посмотри, так почему же наблюдатель пятого уровня Чу Ян стал лидером этих двух последователей Храма Хаоса? — Он использует ту же виолончель, что и я, но... но я не понимаю… - Чу Ян протянул руку вверх и потер свой лоб, - как я стал таким? — Как я уже сказал, опыт и воспоминания оказывают огромное влияние на человека, - голос Лин Ци был низким и мягким, его рука сквозь перчатки осторожно подняла лицо Чу Яна и он серьезно посмотрел ему в глаза: — Я не знаю, через что прошла та версия тебя, но в нашей реальности я обещаю, что не позволю тебе стать таким. — Но если я не стану таким, я буду бессилен перед ним, - прошептал Чу Ян. Ощущение того, что он раздавлен существом, слишком сильно превосходящим его самого, заставляло все его тело чувствовать угнетение и удушье. — Что если он захочет загрязнить нашу реальность? Единственная причина, по которой он был жив сейчас, вероятно, заключалась в презрительном взгляде, который другой Чу Ян бросил на него в конце. Он знал, что тот слаб, поэтому просто передал его двум своим подчиненным, вместо того чтобы сделать это самому. У него было сильное предчувствие, что они с этим Чу Яном встретятся снова. Если этот субъект причинит вред Чэнь И, Чжу Хэцзе, Су Юю и остальным, или даже попытается навредить Лин Ци, сможет ли он защитить их? — Им это не сойдет с рук, - твердо сказал Сяо Ицюань, подходя сзади: - Я доложу об этом, как только вернусь, мы не позволим им продолжать делать то, что они хотят. [1] Это отсылка к цитате Конфуция об этапах жизни. 四十而不惑 - В 40 лет у меня не было заблуждений.