Ретичелла

Сияние души в теле человека может проходить разными путями, оно пронзает на сквозь и следит далее за поступками. Если человек может выстоять порыв чувств, не идет на всякий грех и остаётся при всех желаемых поступках собой, то сияние перерастает в счастье. Если же он не сможет устоять перед манящим, то последствия не всегда пойдут на встречу. Далее закатывает свои рукава мисс Фортуна и действует по принципу: повезет/не повезет. Вращает колесо, смотрит на результат и не заканчивает. Для Фортуны игра – смысл жизни, где чья-то жизнь или смерть почти на краю виселицы. Колесо имеет не только две стороны, оно многогранно. Оно отталкивает Судьбу и заставляет её перейти на другую сторону, неизвестную ей самой. Что происходит с человеком? Он уничтожает себя и пытается выжить вопреки всем поглощающим его страданиям. Говорят, а может, просто шепчут... Они ищут виновного. Главного злодея. Главного актера и настоящего убийцу. * * * В тихом помещении, которое стало тихим совершенно недавно, сидели люди разного сорта. Виновные, не виновные, женщины, мужчины и даже дети. Каждый из них уже не помнил с точностью своего настоящего имени. Вместо этого они придумывали друг другу прозвища, которые им нравились больше. Не то чтобы люди, когда-нибудь зацикливаясь на своей личности, продолжали жить другим видением. Нет. Совершенно наоборот, они уже жили своей новой жизнью. Что двигало этим? Почему такая банальная вещь, как имя пропадало уже не первый раз, и почему даже как бы известное настоящее тоже было ложью? Для неграмотных каторжников это было даже не загадкой, ведь им попусту это даже в голову не приходило. Для остальных, кто был схож с сидящем в этой дыре Пикадилем, их мысли были даже юродивые. Это на первое время. В следующие минуты тактика была другой: либо ты смирился и личность в тебе совершенно другая, либо ты навсегда останешься одиноким. В случае, когда человек не мог принять любую из сторон - он сходил с ума. Либо, он выглядел настольно плохо, что про него говорили "спятивший". Вернемся к камерам. Они не были приятными. Более того, на постройку новых времени не было, поэтому "Дополнительные" Места чаще всего выглядели помятыми. Заключенные, что проводили остаток жизни там, боялись больше всего. Не раз уже по всему коридору был слышен только один вопрос: "А не умру ли я здесь не из-за голода, болезни или казни, а из-за того, что меня задавит крыша?". Какой бы потолок не был кривым (а он был, ведь если встать у двери и осмотреть всю комнатку, станет видно, что потолок буквально становится ниже), как бы сильно после дождя не было сыро и мокро, жить здесь ещё как можно было. Он крепок. Тем более, местная власть и учитывать комментарии каторжников никогда не хотела, разве если они не касались деятельности Полдрона. На тот случай был особый подход, который называли "Я иду к тебе с кнутом, ну а ты ко мне — с умом". Это только начиналось всё с побоев. На деле, пыток особо не было, так как их проделывали каторжники и без надзора. Находилась одна-две рохли, которых можно было приложить к стене. Для приличия делали замечания, но с другой стороны сейчас не мешала бы и парочка свободных мест для тюремщиков... Что касалось деятельности Пасгарда. Так как он был почти главной шишкой во всем, его чтили также как и Алебарда. В случае с последним люди уже кланялись в ноги и молили о пощаде. Не всегда знаешь, что на этот раз в голове у власти. Да и кто вообще сказал, что местная власть далеко не самая твердая? С момента как голос якобы "Зонтика" исчез, жители начали думать про теневое правительство Первого министра и что в этой стране всё оканчивается вовсе не огромными голубыми стенами. Откуда берутся продукты, откуда здесь солнце, облака и дождь, если оно пропадает... Другой вопрос: откуда оно берется и куда уходит? Но вернемся к Пасгарду. У него были свои интересные мысли из-за которых он сам начинал волноваться о своем рассудке. А не спятил ли он ещё очень давно? Или же люди вокруг него психопаты? Он часто повторял за своим Министром – ходил из стороны в сторону, с каждым разом делая это быстрее. Он почему-то зациклился на Рубище. Мало того, что она стала больной, беспомощной, но она была в своем уме. Она говорила связанные (не всегда) вещи и понимала что к чему. Если же она говорила мимолетно, это случалось из-за недопонимания. "Конечно, ведь меня там не было, а она была. Она знает там почти всех... Ведь так?". Была одна несостыковка. В день, когда Пасгард хотел подать заключение своему господину, Мантия вывела интересную штуку и теперь он сам не мог понять, где правда, а где ложь. На размышление давалось мало. Девушку уж очень сильно хотят казнить. Начать с неё. Поэтому Пасгард, лежа у себя на дряхлом матрасе, думал о прошлом разговоре... * * * – Хорошо, Мантия, я понимаю. Уже вечность, хотя это всего лишь неделя, но! Ты обещала ещё день назад, теперь уже семь дней, и знаешь... Мне это нужно. Это нужно всем. Знать правду. Знать, чтобы предотвратить множество бед, узнать, кто стоит за всем этим... Ты же понимаешь? Ну же, ради благого дела. Ради Великого Зонтика. – он присел совсем рядом и взял девушку за ледяные руки, тихо улыбаясь и создавая обстановку безопасности. – Я понимаю, это сложно... Для тебя сложно, но -.. – Он послал меня за смертью... – Так, ты, кажется мне, говорила это день назад, два... Впрочем, постоянно! – он опустил её руки и встал. Взгляд пал на тарелку с едой, к которой она даже не притронулись. Девушка отказывалась есть, ведь иногда из-за этого её сильно рвало. Мантия слегка качалась из стороны в другую сторону и часто кашляла, благо, без всяких выделений. Её взгляд падал ровно вниз, а сами глаза стали словно напуганными. Что было в её мыслях? Девушка вспоминала лица людей. То, как они выглядели под капюшонами с черными прорезями. На этот раз, долго не спав всю ночь, он глубоко вздохнула и решилась... – Мне стыдно осознавать всё то, что происходило со мной. Что он делал со мной из-за дня в день. Да, он поклялся в тот день, когда вытащил меня из комнаты с мёртвым телом, охранять и защищать. Вы бы видели! – она вскинула руки вверх, а в глазах сверкнула светлая память, – как несколько месяцев назад, ещё когда я была глупенькой художницей без красок, он держал меня крепко-крепко, смеялся и, ахах... А-ха-ха-ха-ха! Он твердил из-за дня в день, что никто не смеет свернуть мне шею, ни один палец! – по щекам девушки потекли одна за другой слезы. Это не были слезы боли, она плакала от счастья. Пасгард в это же время облокотился о стену и слушал каждое слово, опустив голову вниз. Для внимательности. – Ах, да что же и это Вы хотите сказать, что он навредил мне? Что он хотел меня убить? – Не он? Постойте, так ты говоришь не про Полдрона? – Полдрон? Да... Полдрон. – тельце замерло, она села в недоумении. – Он давал мне задания и, когда я садилась просить помощи у Зонтика, он бил меня. Полдрон? – она снова переспросила. – Постойте же... Да, но у него другого выбора не было, он же... Ах! Девушка подскочила, хотела было куда-то убежать, но из-за нехватки сил упала. Пасгард, обхватив тело Мантии, уложил её обратно на матрац. – Вы знаете, мы же все время говорим о разных людях, верно? Полдрон вас послал поджигать храм, что было после? – Полдрон послал? Постойте же... Верно Вы путаете, я не знаю. Он часто повторял мне: «конечно ты выполнишь всё, что бы я не приказал, я же спас тебе жизнь», но это не он послал меня за смертью. Постойте же, не он! – Мантия смеялась и плакала. Тело было ледяным, но сердце внутри билось бешено. – Господин Пасгард, дайте... Дайте мне помолиться, ведь Великий Зонтик услышит, услышит! – она вскинула руки. – Вы мне не запрещайте, что я Вам, не родная? Вы же не будете как он, верно? Вы же знаете, что молиться, что вера для человека, почти как его вторая душа, так? Господин Ак-...Пасгард! Он удерживал её, пока она пыталась вырваться. Это в её голове она совершала большую работу, на деле её оттеснения даже не чувствовались. Глаза искали чужие. Она смотрела в них и видела печаль и сожаление. Мантия видела в них сострадание. – Ох, ещё немного... Я бы подумала, что Вы совсем, как он. Вы только не смеётесь... Вы не смейтесь, не смейтесь, прошу. Я всё что угодно сделаю, но не смейтесь. – Почему? Смех доставляет вам боль? – Так Вы же будете совсем, как Аке-... Постойте. Вы же не Акетон? – глаза раскрылись широко. – Вы же, ох, глаза в слезах, не вижу Вас. Кто вы, кто вы?! Не убейте меня опять, прошу! Ах! – тело содрогнулось и упало. Пасгард прислонился живо к груди. Такой лёд был словно нерастапливаемый, но.... Сердце билось. Он с облегчением выдохнул и вышел из каморки, ничего не понимая. * * * Он точно знал, что девушка поела днем, а всё остальное время спала. Весь этот разговор она не помнила, да и, наверное, не хотела вспоминать. Когда он пошел к Рубище, то она сонно укладывалась у угла, прикрывая тело полностью пледом, что принес совсем недавно из своей квартирки Пасгард. Мантия хотела была улыбнуться, но эта улыбка выглядела кривой, поэтому она не пыталась дальше. Он думал, что все хорошо. Из слов девушки он не понял несколько вещей. Про кого они говорили? Что было такого пугающего в его простых вопросах и главное. Кто такой Акетон? * * * – Вы знаете, я помню каждые побои. Мне стыдно за них. – Стыдно за то, что он бил тебя? Почему? Ты правда настолько плохо выполняла работу? – Нет, нет... Не в этом дело. Я скучаю по этому человеку.