Сломанный

Сломанный. Так Минхо думает о том, кто переводится в его выпускной класс в середине учебного года. Хёнджин вежливо улыбается остальным, держит спину чуть-чуть слишком прямо, словно несёт за душой слишком тяжёлый груз, и его лицо один в один совпадает с лицом парня, которого разыскивали год назад как пропавшего без вести в пригороде Сеула. Потом того парня нашли, и Минхо знать не знал бы, как именно — после чего именно, — если бы поисками не занимался в том числе его собственный отец. Тогда, сопоставляя его обмолвки в единую картину, слыша разговоры по телефону с коллегами, Минхо приблизительно понимает, чему подвергся пропавший парень, и долго думает перед сном, как же тот живёт теперь дальше. Что ж, спустя год у него есть возможность узнать об этом из первых рук. Хёнджин — на ориентировках отца стояло другое имя, был другой цвет волос, но Минхо уверен, что это всё равно он, — не идёт на контакт ни с кем из одноклассников или младших. Он молчит, вежливо улыбается, много рисует между и во время уроков и игнорирует любые попытки других подружиться с самого начала. С первого дня Минхо наблюдает за ним, словно кот за мышью. Составляет для себя досье его реакций, будто сокровища, собирая случайные оговорки, отслеживает его движения и записывает в мозг привычки, напоминая тем самым себе самому заправского сталкера. Но он не хочет ничего плохого, Хёнджин его просто заинтересовывает донельзя, потому что как можно оставаться человеком после того, как пережил подобное? Как можно спокойно учиться, ходить, дышать, жить, в конце концов? Минхо бы наложил на себя руки, а Хёнджин — ничего, Хёнджин сильный, вон, сидит и улыбается профессору на семинаре. Минхо хочет его разгадать и понять, в чем его секрет — самый главный секрет, самую большую тайну Хёнджина, понять, откуда тот берёт силы, потому что тайну поменьше — о том, что тот пережил, — кажется, знает в этой школе только он. Ну, может быть, ещё и учителя, но те ведут себя слишком профессионально, чтобы Минхо мог хоть что-то предполагать. Одноклассники не в курсе точно, и поэтому отстраненность Хёнджина вызывает у них сначала удивление, затем раздражение, а потом… потом класс неожиданно большей своей частью делится на две группы. Первая Хёнджина начинает ненавидеть. Хёнджин для них непонятен, раздражающ своей молчаливостью, своей внешностью и отсутствием реакций на раздражители — и тем ещё, что существует вторая группа. Во второй состоят преимущественно девочки старших классов. Им Хёнджин кажется своеобразным байроническим героем, непонятым обществом, и они думают наперебой, что уж ее-то — каждую из них — Хёнджин поймет и каждая из них поймет его. Оставшимся, не вошедшим ни в одну из групп, на Хёнджина плевать. И есть ещё Минхо. Минхо, который точно знает причину отстранения Хёнджина и не романтизирует его ни секунды; однако Хёнджин игнорирует их всех скопом. Как оскорбления — Минхо со своей задней парты видит его напряжённую спину, — так и комплименты, и вопросы, и предложения, отделывается лишь вежливыми безликими фразами, кто бы ни подошёл и чего бы ни попросил — если, конечно, это не учитель. Минхо ухмыляется, когда на очередную попытку его угостить Хёнджин вскидывает глаза на одноклассницу и вежливо растягивает губы. — Не хочу, — говорит он. — Спасибо. И возвращается обратно к рисунку. Он никому не показывает, что черкает, но и не прячет специально, поэтому со своего ракурса Минхо видит то цветы, то пейзажи — ничего цветного, все простым карандашом, ничего живого — только природа. Темная, штрихованная природа, что как нельзя лучше согласуется с тем, как Минхо представляет себе мозги Хёнджина. Он смотрит на посмурневшую одноклассницу и вновь ухмыляется, словно Хёнджин, отшив ее, тем самым дал самому Минхо больше шансов на… На что? Минхо даже перестает пялиться в эту тощую спину и переводит глаза на учителя. Почему он думает о том, что хочет сблизиться с Хёнджином? Разве ему недостаточно просто смотреть и изучать со стороны? В принципе, решает Минхо, общаясь с Хёнджином, он поймет, в чем его секрет, гораздо быстрее. Друзья ведь разговаривают друг с другом, так? Проводят вместе время, видятся вне школы, и это то, что он вполне может представить для них двоих. Они бы прекрасно дополняли друг друга, смотрели бы фильмы вместе, обсуждали бы музыку, просмотренные только что фильмы и книги. Может быть, Минхо показал бы ему, как танцует, чтобы услышать его мнение. Решено, думает Минхо. Только он не станет так позориться, как Рюджин. Он поступит гораздо умнее. Он сделает так, что Хёнджин захочет познакомиться с ним сам. Как он это сделает — Минхо пока не знает. Но вот что он, кошатник, знает точно: когда охотишься — нужно быть терпеливым. Поэтому Минхо не порет горячку и просто идёт домой. Второе, что он, сын своего отца, знает не хуже — что все проблемы идут от недостатка информации. — Папа, — вечером присаживается он напротив. — Мне нужно с тобой поговорить. — О-хо-хо, — бормочет тот. — Мой сынок наконец-то вырос. Дать тебе денег на презервативы? Минхо отчаянно краснеет. Если судить с этой точки зрения — он вообще маленький ребенок. Не старше. — Папа! — возмущённо вскрикивает он. — Я не о том! Я об однокласснике! Тот сдвигает очки и изучающе смотрит из-под бровей. — Тебе нравится мальчик? — предполагает он. По его лицу неясно, какие чувства он испытывает по этому поводу, но Минхо всё равно краснеет ещё сильнее, щеки и уши откровенно горят, и он хватается за них ледяными руками. — Нет! Вообще про другое! Не об этом! Хватит надо мной смеяться! — Ладно, — вздыхает отец, переходя на серьезный лад. — Давай. — Год назад… — начинает Минхо и бросает испуганный взгляд в сторону кухни, на которой хлопочет мать. — Может, где-нибудь ещё поговорим? У меня в комнате? Папа давно приучил всех, что о работе он не рассказывает — не имеет права рассказывать. Просто Минхо хочет показать ему, что уже взрослый и способен понимать, что от него требуется. Когда-нибудь Минхо мечтает стать как отец — или даже работать вместе с отцом, но это уже совершенно другая история. — Ладно, — тяжело поднимается тот. — Давай, сын. Пошли. Минхо провожает его к себе, плотно прикрывает дверь и садится на кровать, обнимает подушку. — Год назад… — он облизывает пересохшие от волнения губы, — год назад вы разыскивали и потом нашли одного парня. Помнишь? Жертву насилия. — А ты-то откуда об этом знаешь? — отец снова смотрит на него из-под бровей. Минхо отводит глаза: — Услышал. Так вот, он недавно перевелся к нам в класс. — Ты уверен, что это он? Ему сменили имя… — На Хвана Хёнджина, да, — перебивает Минхо. Отец хмурится и кивает. — Да, пап, уверен, а если бы не был уверен, то ты бы мне сейчас это подтвердил. — Минхо, — вздыхает отец, и в его вздохе неожиданно слышатся нотки гордости. Воспитал. — Ты же понимаешь, что этот ребенок требует очень аккуратного отношения к себе? Не показывай неприязнь… — Так я как раз за этим, пап! — подскакивает Минхо. — Я хочу с ним подружиться, понимаешь? Никакой неприязни, Хёнджин классный! — А при чем здесь тогда я?.. — тормозит отец. — Скажи мне, что мне нельзя делать, — требовательно глядит на него Минхо. — Что нельзя говорить, про что спрашивать, на что нельзя давить. — Ну… Задал ты мне задачку… — ошеломленно смеётся тот. — Дай я хоть подумаю-то. Как со всеми жертвами насилия, не нужно говорить о том, что они пережили, если они сами этого не хотят… — Он не знает, что я знаю, — в отрицании мотает головой Минхо. — И я не собираюсь ему говорить, он и так ни с кем не общается, а от меня вообще шарахаться будет! Но что ещё, пап? — Не замечай, что что-то не так, — задумчиво советует отец. — Не игнорируй совсем, но делай вид, что тебя это устраивает. Старайся казаться естественнее, не обращайся с ним как с вазой эпохи Мин, он не рассыпется от неосторожного движения. А вот если он сам захочет обсудить проблемы — обязательно слушай, спугнешь раз — и лишишься доверия надолго. Ну и терпи, это с Джисоном ты подружился за пять минут, тут тебе придется напрячься, чтобы заставить его доверять. — Это общее, да? — пытается запомнить Минхо. — А конкретное что-то можешь посоветовать? — Не лишай его контроля над ситуацией, — продолжает отец. — Не решай за него, куда ему пойти, что сделать, с кем общаться. И… — он колеблется несколько секунд, но мелко кивает сам себе и всё-таки говорит: — На природу его не зови. В парке погулять там, на гору. Не оценит. — Спасибо, — расплывается в улыбке Минхо и кланяется отцу. — Глупости, — отмахивается тот. — Я рад знать, что мой сын вырос человеком с добрым сердцем. У Минхо действительно доброе сердце. Он любит кошек, любит собак и сломанных людей. С тем же Джисоном он дружил до последнего, пока тот не начал ходить к психотерапевту, пить таблетки, завел больше друзей, занялся музыкой с Чанбином и Чан-хёном из старшего класса и они неизбежно со временем отдалились друг от друга. Хотя, признаться, Минхо скучает. У Минхо действительно доброе сердце, и между двумя людьми — сломанным и выздоровевшим — очевидно, кого он выбирает даже вне контекста личного отношения к каждому из них. Или, наоборот, даже с учётом этого контекста. Честно говоря, Минхо даже не успевает продумать план, как все случается само собой. Точнее, ну, не то чтобы само собой — Хёнджин не падает ему в руки, готовый дружить и раскрывать секреты, нет, если задуматься, Минхо несколько раз имеет возможность поступить иначе, и ситуация не сложилась бы так, как она сложилась в результате, выбери он другой путь. Но обо всем по порядку. Вертя в руках ручку, Минхо залипает в записи по корейской истории на перерыве между уроками, потому что профессор обещал ответить на вопросы после семинара, и у Минхо их штук… э-э-э… много, в общем, особенно касающихся предпосылок распада и внешней политики того времени. В кои-то веки он погружен в свои мысли, поэтому начало конфликта он пропускает и включается только, услышав раздраженный голос Джисона. — Может, ты хоть раз соизволишь ответить нормально? — Джисон нависает над Хёнджином, стискивая кулаки. — Тебе что, жалко, что ли? Хёнджин не горбится, не откидывается на стуле, а продолжает сидеть чуть-чуть слишком прямо и делать вид, что ему плевать, что происходит. — Да, — говорит он. — Жалко. И больше не добавляет ничего; Минхо пробегает взглядом по ним обоим, оценивает и то, как Хёнджин, вместо того, чтобы рисовать, просто сжимает карандаш, и то, как Джисон зло раздувает ноздри при выдохе, — и решается. — Хани, — зовёт он и встаёт. Под их удивлёнными взглядами подходит ближе, присаживается на край парты Хёнджина и смотрит на Джисона, прищурившись: — В чем проблема? — Он не даёт мне списать и отказывается говорить, почему! — возмущается тот. — Как будто ему слишком сложно! — Я тоже не даю, — лениво указывает Минхо, что на Хёнджине свет клином не сошёлся, но Джисон ведёт себя так, словно не просто сошёлся, а, кроме Хёнджина, вообще никто в этом классе не стоит его внимания. — Ты — другое дело, хён, — отмахивается тот. — Но вот он — он слишком гордый, это ненормально! Минхо вскидывает брови. Претензия уровня «Хан Джисон недополучил внимания от симпатичного мальчика», что ли? — Ты сначала поухаживал бы, цветы подарил там, — укоряет он. Джисон делает большие удивлённые глаза, Хёнджин позади Минхо явно давится вдохом. Надо же, живой. И даже слушает их разговор. — Мне нравятся девочки, — растерянно шипит Джисон, тут же пламенея щеками и испуганно оглядываясь по сторонам — вдруг кто услышит. И сбегает прочь, тут же переключается и начинает выпрашивать конспекты у Сынёль, которая ведёт их всегда и всюду, но ставит цену по десятке за списывание страницы, поэтому неудивительно, что Джисон надеялся обойтись малой кровью. Фыркнув, Минхо возвращается на свое место, нарочито не глядя в сторону Хёнджина. Для начала достаточно, внимание он к себе привлек… хоть и не так, как собирался. Начало началом не остаётся. После окончания уроков Минхо собирается домой — быстро, на бегу поесть, а потом на курсы подготовки к суныну, — спускается по лестнице, а там внизу, на спуске в подвал, Хёнджина загоняют в угол. Минхо внимательно оглядывает темные затылки — нет, Джисона не видно, и это радует. Не хотел бы он дружить с человеком, который ведёт себя так. Раздумывая, он медленно спускается по ступеням, держится за перила, взвешивает все «за» и «против», и даже думает пройти мимо, потому что это его не касается. Но у Минхо действительно слишком доброе сердце, а взгляд Хёнджина, который он неожиданно ловит на себе, слишком отдает паникой. Делая ещё несколько шагов, Минхо вслушивается в гогот одноклассников. — Ну чё ты, идешь? — толкает кто-то из них Хёнджина в плечо. — Я не пью, — бормочет тот, Минхо скорее догадывается, чем слышит из-за поднявшегося шума. — Да ты чё, мы всегда зависаем в парке, чё ты ссышь как телка! — вступает кто-то ещё, Ынсун, что ли. — Полиции плевать, нас много! — Давай, по пивасу! Приглашение звучит очень дружелюбно, однако это только иллюзия. Под маской предложения дружбы сокрыто желание продавить, унизить, подмять под себя; Минхо видел такое уже много раз, и в первую очередь — с Джисоном. Дежа вю. И взгляд такой же. Один в один. Болезненный и цепляющий. Сейчас он делает то, что не смог сделать с Джисоном — побоялся, постеснялся, прошёл мимо или отсутствовал в школе вообще, в зависимости от конкретной даты, — неторопливо расталкивает одноклассников, проходит к Хёнджину и хватает его за предплечье. — Спасибо, что подождал, — дёргает уголком губ Минхо. И разворачивается к остальным: — Что вы на него накинулись? Мы уже договорились на сегодня по магазинам помотаться, пока я за рулём, мне лишние руки нужны. — Ну вот, а кто платить сегодня за бухло будет?.. — расстроенно тянет кто-то из задних рядов. Минхо окончательно успокаивается: ну да, верно оценил ситуацию, думали, что лоха нашли, но пусть обломаются. — Не я, — отрезает он и тянет Хёнджина за собой. Тот послушно идёт, еле переставляя ноги, но Минхо игнорирует и не замедляется, пока за ними не закрывается дверь школы. И только потом тормозит и выпускает его руку. — Порядок? Хёнджин смотрит на него так, словно видит впервые — а, наверное, так оно и есть, впервые они стоят лицом к лицу не по воле случая, мимоходом, а по собственному выбору, и Хёнджин его действительно видит. Рассматривает во все глаза — так будет точнее, — ошеломленный донельзя. — Порядок? — повторяет Минхо. Хёнджин несмело кивает, разворачивается и уходит. Ещё какое-то мгновение Минхо думает действительно припрячь его в обмен на помощь к закупкам, но потом забивает и уходит к машине один.