***
—Подойти, дамы.—Смеясь, произнесла Екатерина Говард.—Взгляните.—Блондинка откинула волосы назад, показывая брошь на платье.—Король прислал мне это сегодня утром. Дамы, рассматривающие брошь королевы ахнули, ибо такой красоты не было даже у них. Говард взяла двух за руки и повела к креслу, за ней последовали и две другие дамы, которых она не взяла за руки. Екатерина села в кресло и, хлопнув в ладоши, взяла в руки скипетр. Её две фрейлины сели перед ней на колени, фрейлины, которых Говард забрала у Марии Тюдор, последовали их примеру и тоже сели на колени. За все эти несколько дней, находясь в услужении королевы, фрейлины Марии Тюдор поняли насколько были слепы, ненавидя её. Они поняли, что Екатерина Говард очень хорошая королева. —А теперь дамы вы должны пообещать, как мои приближённые, что будете носить платья по французской моде, как и я.—Екатерина улыбнулась, а фрейлины радостно рассмеялись.—Обещаете? —Да, Ваше Величество.—В один голос проговорили фрейлины.—Мы счастливы служить вам. Екатерина положила скипетр на плечо одной из фрейлин, а потом быстро убрала, рассмеявшись. Блондинка посмотрел на дверной проём и заметила в нём леди Рочфорд, обмахивающуюся веером из перьев павлина. Девушка произнесла её имя и все фрейлины сразу же поклонились леди Рочфорд, ибо это женщина—самая главная фрейлина при дворе, а этот статус выше простой фрейлины. Леди Рочфорд жен даже не соизволила поклониться Говард, ибо не считала кузину Анны Болейн королевой. Семнадцатилетняя Екатерина ничего на это не сказала, но её в душе зародилась неприязнь к бывшей фрейлине Джейн Сеймур, которая спала полгода. —Миледи для вас только что доставили письмо.—Проговорила Рочфорд, протягивая Екатерине письмо. Говард положила скипетр на место и встала с кресла. Она подошла к Рочфорд и взяла из её руки письмо. Открыв его, Говард остолбенела. —От кого оно? —Это от старой подруги, Джоан Балмер.—Ответила Говард.—Она пишет, что слышала о моей счастливой судьбе и просит призвать её ко двору.—Она опустила глаза на нижние строчки письма.—Ещё пишет, что некоторые обстоятельства довели её до нищеты. Прочитав письмо, блондинка свернула его и задумалась. Екатерина задумалась о своём прошлом и о том, что стоит ли приглашать старую подругу ко двору. С одной стороны она её подруга, с которой она связана крепкой дружбой, но с другой стороны Джоан знает о том, что у Екатерины были отношения с Генри Мэнноксом и Френсисом Дэремом, и может рассказать королю о похождениях Екатерины. Блондинка не знала, что ей делать. Если она не пригласит подругу ко двору, то Джоан расскажет о её прошлых любовных похождениях. Услышав вопрос леди Рочфорд, Екатерина развернулась и произнесла: —Я подумаю, леди Рочфорд.—Рочфорд протянула руку, чтобы взять письмо, но Екатерина прошла мимо неё с письмом и подошла к своим фрейлинам.—Дамы, почему бы нам не примерить новые платья? —Да, мадам.—Хором ответили фрейлины. Екатерина хлопнула в ладоши и радостно закрыла лицо руками, а после вместе с фрейлинами выбежала из покоев.***
—Скажите, милорд Суррей, после долгого отсутствия как вы находите английский двор?—Спросил Чарльз Брендон, когда граф Суррей сел на стул. —Он полон простолюдинов.—Сын Томаса Говарда глубоко вздохнул.—Многие из них служат королю. —О ком вы говорите? На самом деле Чарльз Брендон прекрасно понимал о ком говорит кузен покойной Анны Болейн, а именно о человеке, которому король простил ересь и государственную измену—о Томасе Кромвеле, который по происхождению является сыном трактирщика и владельца пивоварни и которого король поднял на высокую должность с самых низов. И видимо король не забыл об этом, раз простил и помиловал Кромвеля. Брендон ненавидел Кромвеля, ибо тот слишком зазнался и прибрал практически всю знать к рукам. Подумать только человек, в роду которого нет ни Ланкастеров, ни Йорков, находиться на самой высокой должности—1-го граф Эссекса. Это факт очень сильно раздражался Чарльза, поэтому он прекрасно понимал о ком говорит сын Томаса Говарда. Однако он решил спросить, ведь вдруг Суррей говорит не только о Кромвеле. —О людях низкого происхождения.—Ответил Генри Говард.—Юристах, учёных и злостных интриганах, чьим единственным желанием является крах этой страны. Я ненавижу их всех. —Таких, как Сеймуры и Кромвель?—Спросил Чарльз, понимая, что не зря задал предыдущий вопрос.—Нельзя забывать, что сестра Томаса Сеймура и Эдуарда Сеймура—Джейн родила королю наследника трона, которого называли в честь его второго дяди материнской линии и прадеда по отцовской линии—Эдуарда IV Плантагенета,—Генри Говард посмотрел в пол, ибо не знал, что на это ответить.—А так же нельзя забывать, что благодаря Томасу Кромвелю Англия навсегда стала протестантской.—В ответ на эти слова Чарльз получил усмешку. Стоило признать, что как бы сильно Чарльз ненавидел Кромвеля, однако об этой заслуги главного врага он всегда говорил с улыбкой. Он поставил бокал на стол и внимательно посмотрел на Генри Говарда.—Теперь, когда вы вернулись, каковы ваши притязания? —Превзойти достижения моего отца и моего деда.—Без запинки отчеканил сын 3-его герцога Норфолка. —Это очень смело, милорд. —Я—Говард.—Суррей гордо вскинул голову.—Этого ждут от меня и всегда ждали. Я их не подведу. На слова графа Суррея Чарльз всего лишь кивнул.***
И снова графство Кембриджшир послужил местом вечернего пребывания Марии Тюдор. На этот раз девушка сидела на коленях перед могилой своей матери, которую любила сильнее всего на свете и которая была для неё наставницей. Девушка коснулась рукой надгробья могилы и по её щекам побежали слёзы. —Матушка, неужели я так плоха, что даже Бог не может меня полюбить и несёт мне страдания и боль в лице одного лишь человека—Кромвеля?—С грустью спросила Мария, смотря на портрет своей матери. Из глаз девушки ручьём хлынули слёзы, которая шатенка больше не могла держать внутри. Да, у всех на виду Мария держалась, чтобы не заплакать, однако в одиночестве Мэри не раз плакала. Ей не хватало рядом матери, но её отец решил иначе. Генрих не дал дочери видеть мать, да даже не дал прийти на её похороны. Генрих думал, что Мария признает Анну Болейн королевой, но девушка пошла характером в мать. Для неё истинным королевами Англии являются её мать—Екатерина Арагонская, мать её брата—Джейн Сеймур и Анна Клевская. Мария никогда не показывала свои слёзы, но сейчас, находясь в одиночестве шатенка не выдержала и расплакалась. По крайней мере Мария думала в одиночестве. На самом деле это было не так. За девушкой из темноты наблюдал человек, которого она вообще не хотела видеть и слышать.***
Томас Кромвель, 1-й граф Эссекс направляющийся домой после поездки по приказу короля, решил заехать в собор Святого Петра для того, чтобы навестить свою сестру—Маргариту Кромвель, которая покоиться в этом соборе по причине того, что по вере была католичкой и была замужем за Генри Говардом, графом Суррея. Мужчина всегда и во всём поддерживал свою сестру. И кто бы что не говорил, но даже в нём—жестоком человеком, всегда жаждущим крови, есть любовь, которую он не хочет показывать на публике, ибо мужчина не должен быть слабым. Находясь у могилы своей сестры, Кромвель даже не догадывался, что совсем скоро произойдёт разговор, который изменит две судьбы.***
Томас Кромвель стоял в темном коридоре и наблюдал за такой картиной: Мария Тюдор сидела на коленях перед могилой Екатерины Арагонской, а её всхлипы раздавались чуть ли не на весь собор. Хоть девушка сидела к нему спиной, Кромвель почему-то чувствовал, что по её щекам ручьём бегут слёзы. В этот момент Кромвелю стало жалко Марию, ибо именно из-за него её мать умерла. Сейчас перед собой он видел не сильную и ярую католичку, а девушку, которая жаждет любви и ни в чём другом. Сейчас перед ним был не сильный орёл, порхающий в небе и готовый снести всё на своём пути, а цветок, который колышется от каждого дуновения ветра и которому нужны объятия, иначе он зачахнет. Перед ним была слабая девушка, а не сильная католичка, придающая смысл каждому слову. Он поражался этому, ибо он никогда не видел дочь принцессы Испании в таком виде. Мария же не замечала присутствия своего главного врага. Она думала, что находиться в одиночестве, но это было совершенно не так. Постояв так ещё несколько минут Кромвель медленно подошёл к принцессе и поклонившись, произнёс: —Ваше Высочество, добрый вечер. Услышав его голос, Мария вздрогнула, вытерла с лица слёзы, встала и повернулась к нему лицом. —Он был добрым, пока я вас не увидела.—Шатенка усмехнулась.—Однако мне интересно, что вы забыли в столь поздний час в соборе Святого Петра? —Навещал могилу своей сестры—Маргариты.—Ответил Кромвель таким же грубым тоном, что и его собеседница.—Признаться честно я поражён, что такая ярая и сильная католичка, может быть такой слабой.—Улыбнулся Кромвель. От его слов дочь Екатерины Арагонской сжала рукоять кинжала. Она еле держалась, чтобы прямо сейчас воткнуть кинжал в грудь этого волка в овечьей шкуре. Её глаза наполнились огнём злости, а на лице появился оскал и уже недавно слабая девушка, смотрела на Кромвеля хищным орлиным взглядом, от которого мужчина вздрогнул, однако не отвёл взгляд в сторону, как того ожидала Мария. Между ними наступила тишина. Они смотрели друг на друга, вот только смотрели они по разному: Кромвель смотрел на Марию с лёгкой улыбкой, а Мария прожигала своего главного врага хищным орлиным взглядом, словно прямо сейчас была готова его. Она с каждой секундой сильнее сжимал рукоять кинжала и казалось ещё несколько минут и рукоять оторвётся от лезвия, оставив его в ножнах. Кромвель не понимал, откуда в руках девушки взялась такая мощная сила. На мгновенье он подумал: «Почему леди Елизавета Тюдор в народе носит прозвище мужчина в женской обличии, а не Мария?», однако резко всполнил сцену, за которой он наблюдал несколько минут назад и прекрасно понял почему именно дочери Анны Болейн дали прозвище «мужчина в женском обличии». Дело в том, что Елизавета не показывает своих слёз даже в одиночестве. Да и вообще Елизавета словно забыла о существовании слёз, а вот Мария не забыла, ибо даже самая сильная женщина умеет плакать. Мужчина погрузился в свои мысли, что даже не заметил, как Мария разжала рукоять кинжала и по прежнему смотрела на него орлиным взглядом. —А смотреть на мою слабость вас никто не просил.—Первой нарушила тишину Мария, чем и вывела Кромвеля из его мыслей. —Вы всё же признаёте, что несколько минут назад показали свою слабость?—Кромвель усмехнулся. —Да, признаю.—Кивнула Мария.—Однако я думала, что нахожусь в полном одиночестве, а оказывается всё было не так.—Она внимательно посмотрела Кромвелю в глаза.—И вообще не понятно, почему косвенно виновный в смерти моей матери подошёл ко мне именно в тот момент, когда я нахожусь у могилы своей матери. Хотели испортить мне настроение? То поздравляю, у вас это получилось. А если вы хотели осквернить могилу моей матери, то этого у вас не получится, ибо моя мать даже с того света достанет вас.—Девушка усмехнулась. —Ну, зачем же вы общаетесь со мной в таком грубом тоне? Я ведь вас не трогаю. —Как хочу, так и разговариваю.—Ответила девушка.—Да и вообще в отношении вас грубого тона мало, ибо вашу душу очистит лишь адский огонь.—Объяснила девушка, обходя Кромвеля. Она хотела было что-то добавить, но не успела, ибо увидела на входе свою фрейлину—Марианну Герберт, в руках которой было письмо.—А теперь извините, но мне пора идти. Мария окинула Кромвеля презрительным взглядом, а после ушла, оставив Кромвеля наедине со своими мыслями.