Неугасаемая любовь

Синту замер. Он уперся руками в окно и смотрел на шумную дорогу, словно пытаясь осознать, что, возможно, именно это место станет его обителью на ближайшие несколько лет. — Давай спустимся вниз, – предложил я. Хозяин этого заведения уже ждал нас. Это был японец средних лет, который выглядел очень торжественно и серьезно. Более того, казалось, что он довольно часто принимает посетителей. Это не значит, что Япония была страной с самым высоким уровнем самоубийств. В этом плане лидируют страны Африки, за ними следуют Индия и некоторые страны Южной Америки. Скорее, Япония была не такой уж сложной страной для жизни, это была процветающая страна с живописными городами. Тем не менее, самоубийства здесь – не редкость. Звучит противоречиво, не правда ли? Но именно так все и было. Мы получили рекомендации о том, как добраться до места назначения, включая информацию о жилье на случай, если мы захотим остаться в этом городе на ночь. Я поблагодарил его, прежде чем вывести Синту из заведения. Мы перешли дорогу на ту сторону, где находится железнодорожная станция. Синту выглядел оживленным, его глаза были яркими и блестели, как конфета со вкусом колы. Я достал японские иены, которые обменял на днях, чтобы заплатить за проезд. Затем мы поехали по линии Яманоте от станции Сибуя до Икебукуро. Синту попеременно смотрел в окно и наблюдал за людьми в вагоне поезда. На мой взгляд, японцы были довольно вежливыми и сдержанными людьми, поэтому я полагал, что Синту будет несложно слиться со здешними людьми. Однако если бы это был я, то не смог бы. Даже с учётом того, что японские девушки были милыми, я не мог выдержать их милый голос. Мне приходилось напрягать уши больше, чем нужно, чтобы понять, что они говорят. Мне нравился четкий и прямой голос, как у людей из Европы или Америки. Впрочем, это был исключительно вопрос личных предпочтений, не более того. Вскоре после этого мы добрались до станции Икэбукуро. Я направился к южному выходу, изучая карту в своем телефоне. Нашим пунктом назначения был дом, расположенный недалеко отсюда и принадлежащий женщине по имени Танака Акина. — Это место выглядит вполне пригодным для жилья, – отметил я, когда мы проходили мимо небольшого парка, в котором находилась компания людей, устроившая пикник под деревом. — Это точно, – Синту кивнул. — Похоже, это не шумный район, хотя он расположен в центре большого города, – я посмотрел на него, – неплохое место для отправной точки. — Я надеюсь на это. — Давай подождем, пока мы не встретим ее первыми. Прибыв на место, перед нами показался двухэтажный дом, построенный на небольшой территории с милым садом у входных ворот. Я преградил Синту путь вперед, подняв руку и потянув его за собой, чтобы спрятать под деревом у соседнего дома. — Оставайся здесь, – сказал я. Я чувствовал учащенное сердцебиение и тревогу Синту. Он проследил за моим взглядом до женщины, развешивающей плед для просушки на балконе второго этажа дома. — Она не похожа на человека, который думает о самоубийстве, – пробормотал Синту. — По некоторым людям трудно судить. Я говорил в соответствии с личным опытом, потому что часто люди пытаются скрыть свои чувства. Они не выражают их никому, даже самым близким не говорят о том, как сильно они тонут в горе. Возможно, потому что они не хотят, чтобы другие страдали вместе с ними, или они уже говорили об этом, но их высмеяли, а может быть, была какая-то другая причина. Поэтому, когда они, наконец, понимали, что это слишком тяжело для них, было уже слишком поздно. С этой женщиной было то же самое. Она пережила мучительную боль от того, что ее вторая беременность не удалась, как и первая. Она потеряла новорожденного в результате выкидыша и была вынуждена смириться с тем, что больше не сможет иметь детей. Прошло уже восемь месяцев и казалось, что горе и тяжесть осознания должны были уже пройти, но этого не случилось. Горе и самобичевание за то, что она не смогла родить наследника, усугублялись подозрением, что мать ее мужа нашла любовницу для своего сына. Это было похоже на рану, которая и не думала заживать, а лишь сильнее открывалась, несмотря на то, что муж постоянно уверял ее, что она просто слишком много думает. Затем жалость переросла в скуку: он не мог понять, почему она все еще не может успокоиться. В конце концов, она научилась больше не вспоминать об этом, предпочитая погрязнуть в этих чувствах в одиночестве. Теперь эта рана разрасталась гораздо шире, чем просто спасение. (тут додумать грамотное окончание предложения) Разобравшись с пледом, она неподвижно стояла у края балкона, безучастно глядя вдаль. Я практически видел, как ее печаль собиралась в ком, который окутывал ее фигуру, направляя ее туда, где она могла бы найти больше счастья. Мы некоторое время тайком наблюдали за ней из-под тени дерева, а когда она вернулась в дом, я позвал Синту выйти. Мы вернулись в парк, мимо которого проходили ранее. Синту сел на одну из качелей, глядя на детей, играющих в песочнице. Я сел рядом с ним: — Может, подождем здесь, пока вернется ее муж? Так ты сможешь увидеть, как он выглядит. Синту лишь промычал в ответ. — Тебе важно знать, сможешь ли ты ужиться с тем, с кем будешь жить после того, как войдешь в свое новое тело. Придется многое пережить, но мы все должны пройти через это. — Это совсем не просто. Действительно, одна только попытка заставить себя думать по-человечески уже выматывает мозг. — Но, честно говоря, не нужно заставлять себя, если не хочешь. Любовь – это дело тех двух людей, я говорю о Танаке Акине и ее муже, а не о тебе. Синту повернулся и уставился на меня: — Что ты имеешь в виду? — Ты не обязан оставаться с ним надолго, если не хочешь. — Ты хочешь сказать, что я должен потерпеть, оставаясь с ним некоторое время, а затем развестись с ним? — Если бы это был я, я бы так и поступил, – я пожал плечами. – Это "некоторое время" может быть очень коротким, если оно начнется с того, что вы не захотите заниматься сексом друг с другом. — Ты из тех, кто боится отношений? – спросил он, слегка нахмурив брови от любопытства. — Вовсе нет, почему ты так думаешь? — Ну, ты только что предложил мне бросить его, хотя мы еще даже не начали наши отношения. – он развел руками, еле сдерживая смех. Я почувствовал, что внутри меня все клокочет. Это было чувство, которое трудно описать. Не до такой степени, чтобы начать злиться, но все же неприятно. Просто раздражение. — Послушай, – я поднял руку. – Ты не обязан верить всему, что я говорю, потому что, честно говоря, если бы у тебя был другой воспитатель, они бы давали другие советы. Но это я. – я указал пальцем на себя, – И я не умею давать достойные советы кому бы то ни было. Вообще-то, я вообще не умею ничего, что связано с заботой о других людях. Я также не знаю, о чем думали те парни, когда выбрали меня в качестве твоего опекуна. — О... ты сердишься. — Я не сержусь, – когда он сказал это, я сразу же разозлился. — Ладно, прости, я не должен был так давить на тебя, – извинился Синту. – Но я рад, что ты стал моим опекуном. — Серьезно? — Серьезно, – резко кивнул он. – Я был впечатлен с того момента, как ты положил тот комок травы на край ванны. Кому какое дело до того, что говорят другие люди, если это помогло мне заснуть. После его слов я перестал злиться, хотя следовало бы. Синту улыбнулся и похлопал меня по бедру, словно пытаясь успокоить. Когда муж Акины вернулся домой, было уже почти десять часов. Мы некоторое время тайно наблюдали, прежде чем решили выйти, поскольку шнырять по чужим домам в такое время было не очень уместно. Я избегал японских девушек и точно так же не смог бы справиться с японскими полицейскими. — Что ты думаешь? – спросил Синту, когда мы отдалились друг от друга. — Я не знаю, он обычный парень, наверное? – ответил я в соответствии со своими мыслями. Муж Танака Акина выглядел нормальным, как типичный японец, который много работает, чтобы обеспечить свою семью. Он не выглядел грубым и не был похож на человека, который бьет свою жену. Синту сделал небольшую паузу, затем сказал: — Как он мог допустить, чтобы все стало так? Они живут вместе, а он даже не понимает, что она разрушает себя. — Я не знаю. – я даже не пытался задуматься над его вопросом, сытый по горло поиском оправданий для этих людей. Люди были самыми сложными существами во всей Вселенной. — Это ужасно, понимаешь? – Синту покачал головой, расстроенный. – Они совершенно не понимают, что возможность жить вместе вот так – вот, что по-настоящему ценно. Некоторые люди были бы готовы отдать все, чтобы жить так. Я почувствовал, как во мне поднимается буря эмоций и попытался успокоить себя словами. — Если бы эти люди знали, что это приведет к их гибели, они бы, наверное, не позволили этому разрастись до такой степени. Синту посмотрел на меня прямо и рассмеялся, но в его взгляде не было и намека на веселье: — Точно так же, как они позволили нам встретить свою смерть, верно? Я был ошарашен, уставившись на него в ответ, и мне больше нечего было сказать. После этого Синту стал говорить меньше, и в конце концов наступила полная тишина. Казалось, он погрузился в размышления. Мы шли бок о бок в этой гнетущей атмосфере, пока, наконец, перед нами не показался вход на вокзал. Я обрадовался, увидев поблизости мини-маркет. Мне нужны были напитки, закуски или вообще что-нибудь, что могло бы привлечь его внимание и разрядить обстановку. — Хочешь попробовать миску одена? – я схватил Синту за руку, чтобы затащить его в магазин. – Мы проделали весь этот путь в Японию, поэтому должны попробовать его хотя бы раз. У них даже есть рыбные шарики, лапша конжак и вареные яйца в горячем супе, думаю, тебе понравится лапша конжак, а еще... Сопротивление Синту заставило меня замереть. Я повернулся, чтобы посмотреть на него, и мое сердце ушло в пятки. Чëрт... это плохо, мне конец. Мое сердце разрывалось, пока Синту стоял неподвижно. Его взгляд был прикован к телевизору в соседнем магазине, по которому передавали новости об обнаружении туши дюгоня, попавшего в рыбацкую сеть. Более того, они предположили, что это может быть последний дюгонь своего вида. Я хотел броситься и разбить экран кулаками, но было уже поздно: Синту уже всë увидел. Его глаза широко раскрылись при виде изображения его собственного безжизненного тела, напоминавшего бледный комок плоти, за которым следовала фотография группы дюгоней в водах того самого района; исторически здесь обитали семьи дюгоней, которые жили вместе, как стадо. — А ты знал? Когда-то у меня была семья, – его голос был устрашающе хриплым. Нет... Узнал только сейчас. Я почувствовал дрожь земли под ногами, которая вырывалась наружу. Мое сердце учащенно забилось, потому что я знал, что сейчас произойдет. Знаете ли вы, что наш мир особенный? Хотя он состоит из живых и неживых существ, все они сосуществуют вместе, связанные друг с другом неким необъяснимым образом. Животные были не единственными существами, способными передавать эмоции, потому что сейчас страдания Синту передавались из его сердца, распространяясь и проникая в окружающее пространство – воздух, ветер, камни, землю, водяной пар, – все, что существует в природе – регистрируя и возвращая его эмоции. — Синту, успокойся и посмотри сюда. – я похлопал его по щеке, чтобы привести его в чувства. — Знаешь, у меня раньше была жена, – он повернулся ко мне, его глаза полностью налились кровью. – У меня была жена и маленькие дети, которые не сделали ни одного плохого поступка в этом мире, они просто плавали в воде и сосали молоко у своей матери. Стеклянное окно неподалеку энергично задрожало, и люди начали понимать, что происходит что-то необычное. — Ты знаешь, как умерла моя жена? Она умерла не по своей воле, как та женщина по имени Танака Акина, которая решила навлечь это на себя. Люди забрали наших детей. Она выследила их, а когда нашла, ее заставили смотреть, как их забивают до смерти те парни, и все это только для того, чтобы она пролила слезы. Помнишь? Слезы дюгоня можно использовать как приворотное зелье. — Синту, перестань думать об этом. – я схватил его за плечи и попытался остановить, несмотря на то, что знал – это уже вышло далеко за пределы всякой возможности остановиться. Япония была страной, где землетрясения случались часто, но я знал, что в этот раз все было по-другому. — Я совсем не хотел застрять в этой сети. – Слезы хлынули из его глаз. Раздался оглушительный звон стеклянных стекол по обе стороны зданий, после чего они разлетелись на куски и рассыпались по полу. Все были охвачены паникой и спешили найти укрытие, чувствуя толчки, которые усиливались. Я громко крикнул: — Синту, остановись сейчас же! — Хоть я и последний из своего рода, я не хотел встретить такой конец! Громоподобный скребущий звук, словно сдвигалась земля, пульсировал в тандеме с толчками, которые были достаточно сильными, чтобы заставить человека пошатнуться. Мои глаза расширились, когда я увидел, как поверхность дороги на перекрестке перед станцией Икэбукуро раскололась и начала проваливаться в пустоту. Это началось, как небольшое отверстие, но затем оно быстро продолжило расширяться. Поверхность дороги раскололась на куски и провалилась в дыру, как крошащееся печенье, обнажив слой почвы под собой и бесчисленные трубы, проложенные под землей, которые разрывались одна за другой. Электричество отключилось, за этим немедленно последовал звук взрывов и искры. Люди закричали от ужаса и бежали от места катастрофы как можно дальше. Я пошатнулся, как от толчка, и попытался дотянуться до руки Синту, но он отдернул ее. В итоге я упал. Громоподобный скребущий звук продолжался еще какое-то пугающее время. В это мгновение хаоса дорога перед станцией Икэбукуро превратилась в полость мамонта. Несколько электрических кабелей и труб водоснабжения были разорваны. Я заставил себя сесть, тряхнул головой, чтобы прогнать головокружение и стал искать Синту. Среди разлетевшихся повсюду обломков и пыли Синту рухнул на землю недалеко от меня. Его тело сотрясали рыдания. Я встал и подошел к нему. Его плечи все еще дрожали, даже когда я положил на них руки, чтобы утешить его. Раньше я часто думал, каким человеком станет Синту. Будет ли он нежным, как фея, как Флоренс Найтингейл? Сильным, как президент Линкольн? Или он отвернется от света, как Джек Потрошитель? Среди пыли, дыма и непроглядной тьмы я почувствовал, что будущее этого дюгоня пойдет по не очень светлому пути. Возможно... там даже была кромешная тьма.