Узорчатая быль

«Гаврила Горшочник и Змий-соблазнитель»

Золотилася рожь в чистом полюшке, В чистом полюшке-то да при солнышке, Выходил богатырь-добрый молодец, И ворота ему отворялися, Люди добрые все поклонялися, Воздавали отважному почести. Богатырь-то здоров-здоровёшенек, Наказать супостата он вызвался, Лиходея того проклятущего, Что повадился молодцов кушать-то, Разорять поселения смертушкой. Ой не зверем он был, ой не зверем, Да не людом обычным-крестьянином, Чисто чудище с телом змеиным-то Да с огнивом в том зеве невиданном. Токмо чудищем был вполовинушку, Тот о белых руках красный молодец, Тот о белой груди ясный сокол, Тот о длинных перстах Змий-Горыныч Да о крыльях больших за спиною. Богатырь да другой спотыкалися, От любви все теряли-то головы, В той пещере они пропадали, Где их тёмное чудо сжирало-то. Да и девицу красну не трогал он, Токмо люд он мужской разорял ведь-то, Не терпело мужей диво-дивное, Загубил Змий число их немалое. Выходил богатырь-добрый молодец, Выходил чародей лучезарный наш Да держал он чудесную палочку, Ей творил он волшбу светозарную, А та палочка древа заморского Да внутри-то с пером небывалым, Той весной от жар-птицы доставшимся. И шагает Гаврила Горшочник наш, Тот осьмнадцати зим добрый молодец, С младых лет он сироткой остался-то, Ворожбе у волхвов обучался-то Да трудился в гончарне богатой. Ой да вызвался в бой он недобрый, Чтоб покончить со злым чудо-юдищем, Не страшился он чар мракобесия, Не тужил о судьбинушке собственной. И шагал он по полюшку чистому, По златому по полюшку нашему, Поднималось-то солнышко красное До серёдки-то неба лазорева. Подходил добрый молодец к лесу-то Да к лесищу-то тёмно-претёмному, Да к горе чудесатой неназванной, Да к пещере той страшно таинственной. И заходит тихонько Гаврила наш, Озирается бдительно молодец, По каменьям скользят очи ястреба Да в груди его сердце колотится. И вдруг видит он всполохи огненны, По скале-то они занимаются, А пред ними та тень ой причудлива, Не то зверь, не то юноша стройный тот. И вдруг молвит он гласом елейненьким: «Заходи почивать, добрый молодец, Усажу, потчевать тебя буду, Богатырь ты здоров-здоровёшенек, Я почуял твой дух небывалый-то». А Гаврила Горшочник скрывается За углом-поворотом тем каменным, Да вокруг мрак пещеры сгущается, Не торопится он выходить к нему Да кричит он строжайше и страшно так: «Тебе полно слезить тех родителей, Тебе полно-то вдовить тех жёнушек И пущать сиротать малых детушек!» А тот Змий как ни в чём не бывало Продолжает смущать светлу голову: «Выходи посмотреть на красу мою, На красу на мою несказанную, Обласкаю тебя, добрый молодец, Буду холить-лелеять послушно так». Призадумался тот, пригорюнился, Ведь не знал наш Гаврила доселе ласк. Да и вышел он к свету-то огненну, Да вдруг встал он и замер як вкопанный, Да десница не хочет-то слушаться. Перед ним лепота открывается, Перед ним чаровник возвышается Да покорно молчит, улыбается, Серы очи свои хитро щурит. Он о белой груди красный юноша, О червонных устах да о сахарных На лице том на белом особенном... О жемчужных власах на головушке, На головушке буйной лукавой-то, Что на выи лебёдушки беленькой. И ланиты горят ой молоденько, Он осьмнадцати лет словно отроду. Свои белые руки сжимает-то, Прикрывает стыдливо грудь голую, За спиной той ведь крылья покоятся, А от пояса хвост начинается Да и тянется змеем длиннющим. Обаял, приманил да опутал Ворожей-то Гаврилу Горшочника, Как ни силился тот, да под чарами Погибал под любовными страстными. Колдовать разучился нежданно он, Все слова позабыл да волшебные, В голове токмо Змий-то пленительный, Целовать его дюже хотелося. Так и выронил он свою палочку. Чаровник улыбнулся лукаво так, Токмо вдруг отшатнулся нечаянно. И воскликнул причудливый юноша: «Уходи, убирайся отсюдова! Уходи да не смей воротаться!» Прогонял лиходей добра молодца. А Гаврила стремглав подрывается, А Гаврила ему в хвост бросается, Он целует живот его белый-то, Потирается да лобызается, Потерял он головушку мудрую И всё шепчет ему сокровенное: «Сохрани меня, чудо, оставь меня, Я навеки твой, милый, отныне, Увидал тебя — тотчас влюбился я. Уповаю на помыслы светлые, На твои лучезарные помыслы. Почему на меня ты ругаешься?» А тот Змий так нещадно толкается: «Уходи, у тебя сердце доброе! Я сие увидал в тебе, молодец! Ты единственный в роде подобный... Ненавижу мужей я недюжинно, Недостойных и злых пожираю-то, Токмо ты не похож на них, молодец. А когда во весь рост увидал тебя... Погубил ты меня своей светлостью. Не могу тебя тронуть, не смею я!» Так и встал богатырь ошеломленный. Осознал, что у Змия есть сердце-то. Да и взял наш смельчак того за руки, Да прижал их с добром ко груди своей. Вельми чувственно в очи заглядывал, Все персты белы дланью поглаживал, С придыханием ласково спрашивал: «Не всегда таковым был Горынычем?» Догадался Гаврила о чарах-то, О проклятии страшном наложенном. А тот Змий тёмны крыльями хлопает, А те крылья-то кожей обтянуты, От досады воротит головушку. И Гаврила старался, упрашивал: «Ты доверься, соколик, поведай мне». И вздыхал чудо-юноша горестно: «Я любил чародея однажды. Зело сильно, аж память терялася. Он любил во мне токмо красу мою. На красу на мою да позарился, Так желал меня страстно да алчно, Чтобы я никому не достался-то. Денно-нощно игрался так мною, Моей верностью всё забавлялся, А когда я решился покончить с ним, Разозлился он, разбушевался Да и проклял меня со словами-то: «Чтоб никто на тебя не позарился!» Я сожрал-то его первым делом же. Затаил так обиду на род мужской...» И Гаврила внимал словам юноши, За него он болел своим сердцем всем, А соколик домолвил тихонечко: «Да колдун недалёк, обмекнутися, Наделил меня силой блазнителя, Он не знал, что я Змий-искуситель, Ой не знал, что я Змий-соблазнитель». Богатырь наш уже догадался-то, Как помочь зачарованну молодцу: «Я Гаврила Горшочник, прекрасный мой, Как же звать-величать тебя надобно?» Ворожей сокрушался, печалился: «Да почто ж тебе знать, добрый молодец? Пусть останется в тайности тайной. Я смекнул, что ты ведаешь веданьем, Да не нужен тебе я, не сдался-то, Славный сокол, ведь я же чудовище! Я же люд человеческий кушал-то!» Но словам богатырь воспротивился: «То не ты, то проклятье звериное! Я ведь чую твоё сердце доброе!» Отвергал, отрицал чудо-юноша Да мотал головой своей дивною: «Ты под чарами! Чары рассеются, Ты разлюбишь, умчишься в мгновение, А мне горестно будет мучительно...» Да Гаврила ослушался юношу И припал он к устам его сахарным. Целовал, лобызался неистово Да сминал он уста те червонные, Да сминал он уста те медвяные, Да сминал он уста те огнистые, Да сминал он уста те пылающи, Припадал он к ним паче да паче. И вдруг Змий изогнулся в руках его, Подлетел он легонько-то в воздухе Да обмяк в один миг в тех объятиях. В тех объятьях стоял нагой юноша С гладкой кожей, с ногами-то стройными, Весь дрожал он осиною тонкою Да заглядывал в очи зелёные. А Гаврила ему улыбается И красой его дюжей любуется, Благодарные слёзы стирает, Его горькие слёзы горючие. И без чар его любит особенно. Богатырь-то рубаху совлечи с себя Да на острые плечи облечи. В почивальне в пещере шепталися При костре при огне разведённом Те два сокола, два добрых молодца, Обрели они в друже судьбинушку, Обрели-то родную кровинушку. И весь день, и весь вечер ласкалися, И всю ночь лобызались, ласкалися, Все слова да признанья шепталися... А когда та заря занималася, Ясный месяц висел в светлом небушке, Чудо-юноша в длинной рубахе той Всё глядел на Гаврилу на спящего, Всё не мог наглядеться на милого. Всё не мог он смириться с судьбинушкой Да с былою звериною сущностью. Он желал тому соколу славному Всех чудес и блаженств белосветных-то, Не хотел, чтобы Змий жил да с молодцем, Богатырь да с убийцей-чудовищем. И сквозь слёзы ушёл от соколика, Он покинул, оставил кровинушку... Одинокий рассвет он встречает-то, Наш Гаврила Горшочник печальный весь. Да глядит: те оставлены бережно, Его палочка с синим цветочечком, Несказанной красы василёчечком... Приходил богатырь-добрый молодец, И ворота ему отворялися, Люди добрые все поклонялися, Славный пир почестной начинался-то. Приходил с васильком он за ухом тем, Приходил с неприкрытой он грудью-то Да вещал, что покончено с чудищем. Все смекнули, что Змием разодрана Та рубаха его богатырская, Да убил добрый молодец чудище, Наказал лиходея проклятого. Не приметили токмо, что радости Не видал наш Гаврила теперича. День за днём ветерочком гоняется, Да неделя с неделей братается, Год за годом як речечка плещется. Каждый миг наш Гаврила несчастный весь Вспоминает любовь сокровенную Да судьбинушкой горькой дарованну, Вспоминает соколика славного. Вспоминает его чудо-юношу...