ID работы: 13598404

Белая ворона (Odd Man Out)

Джен
Перевод
R
В процессе
87
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
планируется Макси, написано 109 страниц, 7 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
87 Нравится 59 Отзывы 21 В сборник Скачать

Часть 1: Анахронизм

Настройки текста
Примечания:
Почему-то Леонардо думает, что он мёртв. Или что он должен был быть мёртв. Он отчётливо помнит, как в него попал пушечный бластер Крэнга после того, как он толкнул Кейси Джонса-младшего — любимого сына храброй и упрямой Кассандры Джонс, — их последней надежды — в портал, созданный Микеланджело. Микеланджело — мистический мастер, а главное его милый, жизнерадостный и всегда полный надежд младший брат. У Леонардо болит сердце. Но он всё ещё плывёт. Разноцветные полосы проносятся над ним, как северное сияние, закручиваясь подобно вихрю. Он слышит слабый шёпот вокруг себя. Так ли выглядит загробная жизнь? Честно говоря, он ожидал большего. Возможно, какие-нибудь жемчужные врата или тории, через которые нужно пройти, чтобы отметить его переход в мир духов. Он с нетерпением ждал возможности снова увидеть всех тех, кого потерял. Подмигивание, которым его одарил Микеланджело… это было скорее «увидимся позже!», чем настоящее прощание. Неужели он… недостоин даже снова увидеть своих близких? От этой мысли ему хочется плакать. Но он догадывается, что это, должно быть, его наказание за то, что он в первую очередь погрузил их разрушенный мир в этот грёбаный хаос. Он был таким глупым. Он чувствует, как у него перехватывает горло от горя, но… так тому и быть, да? Было бы неплохо хотя бы мельком увидеть всех — убедиться, что они в безопасности, счастливы. Но ему, вероятно, просто нужно доверять процессу. Итак, Леонардо продолжает плыть. Цвета всё кружатся, красивые оттенки сверкают, словно метеоритный дождь. Шёпот рассказывает истории из далёких миров — их слова сбивчивы и приглушены, но понятны и успокаивают, погружая его в странно-умиротворённое состояние полусна. Отстранённо, в глубине души, он задаётся вопросом, выжил ли Кейси? Почему-то, при одной мысли о мальчике и его горящем духе, грудь наполняется гордостью. Конечно Кейси справится, он это знает! Кейси спасёт их прошлое. Он сможет исправить ошибку Леонардо и избежать втягивания другого мира в проигрышную войну. Он в этом уверен. И этого достаточно для Леонардо. Он может примириться с тем, что обречён вечно оставаться в подвешенном состоянии. Но плывя ещё дальше, в глубине души, он ненадолго задумывается о том, как красочный вихрь напоминает ему о его порталах. И как раз в тот момент, когда он размышляет над этим, гравитация, кажется, овладевает им.       — Хм? Воу–оу! — Его визг переходит в длинный поток ругательств, за которые, без сомнения, Рафаэль оторвал бы ему башку, но он ничего не может с собой поделать. Исчезло ощущение парения, теперь он просто падает, как мешок с камнями, навстречу… ха, куда бы он вообще мог упасть? Он не знает, но честно говоря, само падение — это то, что пугает его больше, чем пункт назначения, где он, возможно, разобьётся вдребезги. Вышла бы неплохая пицца из черепахи. Вихрь сужается вокруг него, шёпот исчезает в потоке шума, который Леонардо не может распознать из-за его непрерывных криков и ругани. Боже, как долго он собирается продолжать падать? Вокруг него потрескивают молнии и кислород наполняет его ноздри, когда кружащиеся цвета затягивают его всё глубже и глубже… Леонардо тяжело приземляется на зернистую, неумолимую поверхность. Удар выбивает весь воздух из его лёгких, несмотря на то, что его пластрон и карапакс поглощают большую часть удара. Крик переходит в грубый кашель и хрипы, на несколько секунд он позволяет себе просто лежать. Всё плывёт перед глазами. Запах озона всё ещё ощущается, вызывая у него лёгкое головокружение, когда приглушённый шум внезапно становится отчётливее. Звук машин и людей проникает в его уши. Раздаются раздражённые гудки, смешивающиеся с хриплым смехом проходящих мимо людей, а где-то поблизости несколько кошек шипят друг на друга. Леонардо уже очень давно не слышал этой какофонии. И всё же он сразу узнает его — Нью-Йорк. О, как он скучал по непрекращающемуся шуму этого никогда не спящего города! Он пытается подняться, но только для того, чтобы снова упасть лицом на бетон, когда пытается воспользоваться правой рукой. Чёрт, пушка, должно быть, уничтожила его протез. Он слишком резко встаёт с колен, что на секунду у него начинается головокружение. Но это ничто по сравнению с холодным потом, который выступает на коже. Пушка. Вихрь. Лимб. Кейси. Леонардо тяжело дышит. Он должен был быть мёртв. Он уже должен был встретиться со своими братьями, отцом и друзьями в загробной жизни, так почему же он… Ритмичный барабанный бой отдаётся у него в ушах и Леонардо требуется мгновение, чтобы понять, что это его сердце, бьющееся в груди так быстро, что почти сотрясает всё его тело. Почему он здесь? ПОЧЕМУ ОН ЗДЕСЬ?! Он должен быть мёртв. Мёртв. МЁРТВ! Сигналит другая машина, посему он резко вздрагивает. Внезапно весь этот гам становится слишком сильным. Он резко поворачивает голову; он в тёмном переулке, уставленном мусорными контейнерами и маленькими бачками. На стенах граффити, но он не может разобрать то, что на них написано, у него всё ещё слишком сильно кружится голова. Следует успокоиться, он знает, что должен, но… голубая молния с треском пробегает по его коже, и снова поднимается тот же запах, что и при недавнем перемещении. Леонардо впивается пальцами в асфальт под собой, пытаясь удержаться на ногах. Он думает о вихре, шёпотах и боевой пушке, нацеленной прямо на него, обливающей его раскалённым лазером, который должен был убить. Что-то срабатывает, возможно инстинкты, потому что всё, о чём он может думать — это о своей тренировке по выживанию: спрятаться, найти укрытие, перегруппироваться, восстановить силы и попробовать снова. Он должен попасть в безопасное, спокойное место. Он проглатывает желчь, которая начала подниматься к горлу, и заставляет себя подняться. Его ноги покалывает, как будто они онемели. Ощущение тысячи иголок, колящих прямо под кожей, делает его походку нетвёрдой. Должно быть, сейчас он выглядит ещё более жалким. Вслепую он ищет рукоять своей катаны, чуть не всхлипывая от облегчения, когда чувствует между пальцами ленты масок своих братьев. Он спотыкается на ровном месте, натыкаясь на стену, впоследствии решая просто протащиться вдоль неё. Он чувствует себя не в своей тарелке без дополнительного веса своего протеза. Его зрение как назло затуманивается, и Леонардо говорит себе, что не может потерять сознание прямо сейчас, он просто не смеет, пока не найдет укрытие. Скрыться. Найди убежище. Перегруппироваться. Восстановить силы. Попробовать снова. Он обнаруживает, что бредёт вдоль стены с каким-то граффити, которое кажется до боли знакомым. Прищуривает глаза в надежде узнать его получше, зрение двоится и разрастается с головокружительной скоростью. И, несмотря на подводящее зрение, воспоминание сбивает его с толку, как грузовик; это фреска к пицце «Run of the Mill». Леонардо мысленно возвращается к сеньору Уэсо, к одной из его многочисленных самодовольных лыб на костлявом лице. Он знал, что улыбка была с большой нежностью, поскольку его оторвали от ёкаев, оставив разбираться с менее милосердными военными кланами, которые отказались присоединиться к сопротивлению. Уэсо обещал найти решение, поговорить с ними — он так и не вернулся. У Леонардо было ощущение, что Уэсо тоже это понимал и просто выигрывал для них время. Леонардо притрагивается к фреске — какой сейчас год? Где именно он находится? Стена колышется, как потревоженная гладь воды, и он проваливается сквозь неё. Тёплая атмосфера приветствует и это так до боли знакомо, что на мгновение Леонардо забывает, как дышать. Пиццерия выглядит по-прежнему, всё та же теплота и уют с отчётливым латиноамериканским колоритом, а из динамиков даже звучат те же мелодии босановы, которые Уэсо обычно напевал себе под нос. Некоторые посетители поблизости бросают на него несколько странных взглядов, прежде чем вернуться к своим разговорам. Сердце Леонардо пока не успокоилось; на самом деле, его дыхание стало таким же тяжёлым. Всё по-прежнему остаётся таким же. Всё стоит так, как было раньше — до… Так какой сейчас год? Где-то рядом тарелка с грохотом падает на пол. Звук бьющегося фарфора заставляет Леонардо сразу обратить внимание на источник звука, но только для того, чтобы застыть на месте.       — С-сенсей…? С осколками у ног, Кейси Джонс-младший смотрит на него в ответ широко раскрытыми глазами. Он выглядит… по-другому. Тот же самый и всё же… он опрятнее и спокойнее. Напряжённой линии плеч, из-за которой Леонардо раньше чувствовал себя виноватым, больше нет, как и его снаряжения. Вместо этого на нём одежда, подходящая для подростка. Подростка с безопасной и нормальной жизнью. Его маска, похоже, была заменена серой шапочкой, плащ и доспехи — белоснежной рубашкой с длинным рукавом оливкового цвета и коричневыми шортами-карго, ботинки со стальной подошвой — потёртыми кроссовками. Он похож на одного из тех человеческих подростков, бездельничающих в скейт-парках, за которыми Леонардо в детстве наблюдал исподтишка. Но что действительно трогает его, так это фамильный значок Хамато, красующийся на рубашке Кейси с левой стороны груди. Логически он понимает, что это ничего не подтверждает, но он ничего не может поделать с накатывающей на него огромной волной облегчения — Кейси сделал это.       — Сэнсэй? — Кейси зовёт снова, теперь уже не так нерешительно. Его тёмно-карие глаза приобретают отчётливый блеск, а его следующие слова кажутся сдавленными. — Дядя Лео? Ты… Это действительно ты…? Слышится знакомый стук парадных туфель по дереву.       — Чико, в чём проблема? — Спрашивает очень оживлённый Уэсо, держа в руках поднос с пиццей, прежде чем проследить за слезящимся взглядом Кейси. Леонардо смутно замечает, как ёкай взглянул на него, толком не рассмотрев, а потом повторно устремляет свой взор.       — Пепино? Как… Подождите, нет. Ты не Пепино! — Его слова звучат гораздо резче, явно предназначенные для привлечения внимания, потому что секундой позже появляется очень знакомая фигура.       — Ты звал? Леонардо слышит свой собственный, более молодой и протяжный голос, когда его младшая версия с важным видом появляется в поле зрения. На его лице появляется дерзкая ухмылка, он кладёт руку на плечо Кейси, прежде чем обратить внимание на Леонардо. А затем делает ещё больший, более драматичный дубль, чем Уэсо.       — Что за чёрт?! Боковое зрение Леонардо становиться очень мутным, оставляя только возможность видеть цель спереди. Весь звук отключается, становясь приглушённым фоновым шумом, похожим на помехи в телевизоре, когда он тянется за своей катаной. Ярость нарастает в его груди, низкое щёлкающее шипение исходит из глубины его горла. Голова до сих пор кружится, а его ноги всё ещё полны «булавок и иголок», но ему по барабану. Всё, о чём он может думать, когда нападает на себя младшего, это: «Это твоя вина!».       — Это твоя вина, ТВОЯ! Глупый, безрассудный, эгоистичный, никогда, блядь, не думающий о последствиях, прежде чем начать действовать, придурок. Твоя вина! МОЯ вина!       — Дядя Лео, не надо! Испуганный голос Кейси прорывается сквозь помехи, как раз в тот момент, когда Леонардо возвышается над своим молодым «я», которое кажется совершенно застигнутым врасплох. Почти в замедленной съёмке Кейси поднимает руки, чтобы создать своего рода барьер, как будто его не беспокоит, что Леонардо может просто прорезать его насквозь. Позади него происходит движение и вспышка знакомых цветов на секунду отвлекает Леонардо. Удивлённые лица его братьев — более молодых, здоровых, живых — рассматривают его. Сердце Леонардо сжимается и именно тогда его тело решает, что на сегодня достаточно. Мир переворачивается, он почти не чувствует этого, когда падает на пол, а из раненого бока сочится кровь. На самом деле, вокруг становится всё темнее, и последнее, что он видит — это расплывчатую фигуру Кейси, поспешно опускающуюся перед ним на колени. Леонардо должен был быть мёртв.

***

Когда Леонардо просыпается, он думает, что как и прежде видит сон, когда видит старый, но знакомый потолок медицинского отсека в логове. Как и многие другие помещения, медицинский отсек представлял собой старый вагон метро, который они переоборудовали в нечто, по сути, похожее на мини-клинику. Леонардо вспоминает, что он был на седьмом небе от счастья, когда они закончили работу; Донателло получил свою лабораторию, а Леонардо — свой собственный медицинский отсек. На мгновение он задается вопросом, когда он перестал быть медиком команды, слишком занятый попытками сохранить людям жизнь, давая им время убежать, когда они сталкивались с Крэнгом. Он глубоко вздыхает и на секунду закрывает глаза. На самом деле он должен быть счастлив. Он жив и находится в совершенно другой временной шкале, где всего вторжения либо не произошло, либо… было разгромлено. Он тихо выдыхает и делает движение, чтобы сесть. Всё болит. Он стискивает зубы, борясь с приступом боли, пронзающей его ранее изувеченный бок. Леонардо опускает взгляд и видит чистые бинты, аккуратно обёрнутые вокруг его талии, и чувствует, как его правая культя инстинктивно двигается, пытаясь потрогать её. «Отлично, снова становлюсь одноруким». Он осторожно соскальзывает с кровати, его пальцы ног касаются прохладного пола, когда он встаёт только для того, чтобы потянуться назад левой рукой и опереться о кровать. Его охватывает головокружение и он молча молится, чтобы его не вырвало. Насколько ему помнится, он уже произвёл довольно дрянное впечатление на себя в молодости. Господи, это всё слишком странно. Несмотря на пространственно-временную головоломку, ему требуется мгновение, чтобы собраться с мыслями. Наверное, следует уйти. Разобраться в ситуации, получить чёткое представление о том, где — или когда — он находится, а затем уходить. Куда, пока понятия не имеет. На данный момент он просто не против того, чтобы всё это провернуть. Сделав глубокий вдох, Леонардо берёт себя в руки и делает первый шаг. Затем дверь скользит в сторону. О, какая невезуха. Вдвойне, когда он видит, кто его навещает. И несмотря на всю его подготовку, на всю практику сохранять невозмутимый вид, у него перехватывает дыхание, когда Сплинтер входит в медицинский отсек. Старая крыса выглядит так же, каким Леонардо его помнит: серый мех, теперь испещрённый увеличивающимися белыми пятнами, длинные жёсткие усы, которые внимательно подёргиваются, и весь он закутан в его коричневый махровый халат. Леонардо готов поспорить, что он по-прежнему дарит самые тёплые и нежные объятия, которые только могли быть известны человечеству. Эти глаза цвета янтаря, которые Леонардо никогда не забывал, мерцают блеском мудрости и чего–то всегда сродни горько-сладкой меланхолии — его дорогой старый папа так и не смог избавиться от своего прошлого. Однако давным-давно он сказал им, что, несмотря на то, что он не мог полностью отпустить ситуацию, с каждым днём было намного меньше боли. Сплинтер внимательно наблюдает за ним, держа в лапах поднос с единственной чашкой чая. Леонардо пытается сосредоточиться на поднимающемся от фарфора паре, но его разум кричит и причитает от того факта, что он снова увидел своего отца. Поэтому вместо этого он просто всматривается.       — О… — вздыхает крыса, на его лице появляется слабая улыбка, а уши поникают. — О, мой голубоглазик. Леонардо чуть не сломался тут же. Но он железной хваткой держит себя в руках и выпрямляется, не обращая внимания на боль в боку, когда кланяется.       — Мастер Сплинтер, — Приветствует он, почти впечатлённый тем фактом, что его голос не дрожит, как он опасался. — Я прошу прощения за то, что вот так врываюсь в вашу временную шкалу. Я… я могу объяснить. — Хотя действительно он не может, но дело не в этом. Сплинтер только поднимает руку.       — Не волнуйся, Кейси ввёл нас в курс дела. — Он поворачивается, чтобы поставить поднос на тумбочку, прежде чем спрятать руки в рукава халата. Леонардо чувствует, как эти старческие глаза оглядывают его с головы до ног, когда он снова выпрямляется. Сплинтер подходит на шаг ближе, вытягивая свою короткую шею, чтобы иметь возможность заглянуть Леонардо в лицо. Печаль отражается на его лице, но крыса, тем не менее, улыбается.       — Посмотри на себя, ты стал таким взрослым, Леонардо. — Мягкое произнесение его имени почти заставляет мутанта споткнуться. Он не слышал этого из уст своего отца уже очень, ну очень давно. Знакомое жжение начинает покалывать его глаза, поэтому он начинает часто моргать, чтобы подавить наступающую влагу; сжимает губы, чтобы рот не дрожал. Он не уверен, зачем пытается — он знает, что Сплинтер всё замечает. Его отец всегда всё замечал. Йоши подходит ещё ближе, вынимая руку из-под своего рукава. Словно притянутый магнитом, Леонардо наклоняется, чтобы отец мог обхватить ладонями его лицо. Старая крыса осторожно проводит большим пальцем по щеке, чуть ниже маски, поверх красных отметин. Грустная улыбка Сплинтера спадает и он стягивает синюю бандану с лица Леонардо.       — Но, — Мягко говорит он. — Ты выглядишь таким усталым, сын мой. Леонардо больше ничего не может с собой поделать. Он съёживается, лицо его морщится, когда он прижимается к руке отца, позволяя подступающим слезам взять верх. Его колени подгибаются, рыдания скребут горло, а плечи трясутся. На мгновение он расслабляется — больше никакой холодности, никакого железного контроля, только он, снова чувствующий себя шестнадцатилетним, и его отец, который прижимает его голову к изгибу своей шеи. Мягкий мех и усы щекочут его подбородок, когда Леонардо плачет навзрыд, обхватывая левой рукой коротышку, чтобы прижать его к себе так, как не делал этого десятилетиями. Когда он плакал последний раз? Черепаха не помнит.       — Прости, — удаётся выдавить ему между всхлипываниями, — Прости, папа, мне так жаль, я не смог… я не уберёг их, я не… это всё моя вина, если бы я не…! Сплинтер успокаивает его, тёплая рука гладит вверх-вниз по его затылку.       — Ты сделал всё, что было в твоих силах, сын мой. Леонардо качает головой, эффектно утирая сопли и слёзы в плечо отца.       — Но… но папа, я позволил им умереть, я позволил всем умереть! Внезапно короткие руки обхватывают его за шею, ещё сильнее вжимая в мех Сплинтера.       — Ты ничего подобного не делал. — Голос Сплинтера тих, но в нём чувствуется лёгкая дрожь, а объятие становится более крепче. — Ты ничего не мог с этим поделать, Леонардо. Ты так старался спасти умирающий мир, даже когда это отняло всё, что ты любил. — Он отстраняется и Леонардо видит тёмные дорожки слёз, смачивающие шерсть под глазами отца. Тёплые руки с мозолистыми ладонями повторно обхватывают его лицо.       — Теперь всё кончено, — говорит ему Сплинтер и его мудрые глаза блестят от свежих слёз, но в них горит решимость. — Весь этот кошмар закончился, ты можешь отдохнуть, сынок. Новая волна солёной жидкости катится по щекам Леонардо. Когда он в последний раз по-настоящему отдыхал? Времени не было — нужно было оказывать сопротивление, спасать, вести войну, хоронить… Единственный отдых, о котором Леонардо когда-либо мечтал — это когда он неизбежно умрёт. Он был мёртв. Он должен был быть мёртв. Вместо этого он плачет в объятиях своего отца из прошлого, как последний выживший ребёнок. Как последний сын, теперь совершенно одинокий в мире, который ему больше не принадлежит.

***

Леонардо вновь просыпается в этом месте, чувствуя себя дезориентированным и очень эмоционально истощённым. Он моргает, пытаясь успокоиться, поскольку его сознание, кажется, просто парит в нескольких футах над ним. Черепаха слышит копошение рядом с собой. Повернув голову, он видит, что Сплинтер сидит на стуле рядом с его кроватью, умело нарезает яблоко и раскладывает дольки в форме зайчиков. Самого этого зрелища почти достаточно, чтобы Леонардо снова заплакал, но, похоже, его слёзные протоки за следующие несколько часов практически пересохли, как и горло. Леонардо слегка причмокивает губами, пытаясь языком увлажнить внутреннюю часть рта.       — Как долго я был без сознания? — Спрашивает он хриплым голосом и с благодарностью берёт чашку с водой, которую протягивает ему отец.       — Несколько часов, — Отвечает Сплинтер, пока катананосец пьёт, смачивая пересохшее горло. — Каковы бы ни были обстоятельства твоего путешествия сюда, оно очень измотало, не говоря уже о твоих травмах; что до твоего сна — ты проспал почти двое суток. Леонардо чуть не подавился.       — Неудивительно, что я чувствую себя таким голодным, — Пытается пошутить он, возвращая пустую чашку крысе, который смотрит на него своим снисходительным взглядом.       — Вот почему я здесь, — Говорит он, с размаху протягивая тарелку с яблоками-кроликами. — Папа знает, что все голубоглазики во всех вселенных обожают яблочные дольки! Но только если у них есть заячьи ушки. Взрослая черепаха смеётся — пока коротко и сипло — и берёт в руки один из ломтиков яблока. Мгновение он смотрит на это с нежностью; да, точно так же, как их готовил его отец.       — Я, наверное, уже миллион раз говорил тебе об этом, — Размышляет Леонардо, прежде чем откусить кусочек. — Просто так они вкуснее.       — Ты и продолжаешь мне это говорить, — Хихикает Сплинтер, ставя тарелку на колени Леонардо. Когда он засовывает руки обратно в рукава, кажется, что он помрачнел. — Леонардо. Как… как ты себя чувствуешь? На секунду черепаха удивляется. Он понимает, о чём именно спрашивает его отец. Он не торопится пережевывать, обдумывая слова в своей голове, прежде чем проглотить. Как он себя чувствует? В одну секунду ему казалось, что он вот-вот рассыплется в прах, а в следующую он уже парит в каком-то красном вихре, который, как он предполагал, был отведённым ему временем в подвешенном состоянии, прежде чем он выплюнул его в совершенно другую точку времени и пространства. Точка, в которой вторжения Крэнгов, по-видимому, никогда не было и где все его близкие живы, здоровы и в безопасности. Кроме того, есть чёткое осознание того, что он, вероятно, единственный выживший в своей собственной временной шкале. Итак, как он себя чувствует?       — Я… — начинает Леонардо и тут же запинается. — Я не знаю. Он чувствует себя глупо, произнося это вслух. Разве он не должен быть благодарен за то, что остался жив? Что получил второй шанс? Возможно, ему не следует слишком рано обнадёживаться — что бы с ним ни случилось, это может быть просто временным явлением, сбоем в пространственно-временном континууме. Но он здесь уже почти два дня. Пока он не хочет думать об этом. Тёплая морщинистая рука Сплинтера успокаивающе похлопывает его по плечу, эффективно выводя из задумчивости.       — Не переживай так, синий. У тебя была насыщенная событиями жизнь, что ж, теперь она позади. — Его улыбка мягкая и ободряющая. — Я уверен, мы сможем обсудить детали позже, когда все успокоимся. Леонардо удаётся слабо улыбнуться.       — Они что, перенервничали? Его отец разражается громким смехом.       — Перенервничали? Они сошли с ума! Все практически впали в ступор на целых пять минут, прежде чем кому-то пришло в голову поднять тебя с пола! — Посмеивается Сплинтер, и Леонардо слегка морщится. Он надеется, что не испачкал пол сеньора Уэсо кровью. — Мальчик из будущего был готов сам отнести тебя в наш дом, пока не вмешался красный. Это заставляет Леонардо воспрянуть духом.       — Кейси? — Он настойчиво наклоняется вперед. — Как он? Как долго… — Его прерывает Сплинтер, поднимающий руку с довольной улыбкой на лице.       — С ним всё в порядке, Леонардо. — Крысиное личико становится серьёзным. — Прошло два месяца с момента вторжения. Семья Эйприл приютила его — он приспосабливается, но ты же знаешь, у каждого есть свои взлёты и падения. Он усердно учился, что даже подумывал о поступлении в школу. Мысль о Кейси, которого Леонардо так часто держал на руках, когда тот был маленьким, и что он пойдёт в школу и получит образование, как любой другой нормальный подросток… обрадовала. Леонардо с трудом сглатывает, чтобы подавить слёзы радости.       — Это хорошо, это… — Он на мгновение замолкает, чтобы протереть глаза. У Кейси будет настоящее, мирное будущее; Кассандре бы это понравилось. — Это просто замечательно. Он этого заслуживает. Сплинтер одаряет сына улыбкой и Леонардо снова начинает есть ломтики яблока, не обращая внимания на потемневшие пятна, которые образовались на них, когда он отвлёкся. Мутант почти доедает половину очередного ломтика, когда внезапное осознание «ударило» его.       — Погоди? Два месяца?! — Сплинтер вздрагивает от его внезапного крика. Леонардо смотрит на своего отца широко раскрытыми глазами и с набитыми щеками. — Вторжение закончилось два месяца назад?! Тогда какого чёрта я здесь делаю?       — Ну, — Начинает Сплинтер, лениво почёсывая подбородок. — Мы тоже не знаем. Фиолетовый уже занимается этим, в последнее время он даже не соизволил поспать. Ты же знаешь, каким он бывает. О да, Леонардо помнит, как Донателло запирался в своей лаборатории на несколько дней, после каждого нового открытия, чтобы извлечь из него любой доступный ответ. Иногда Леонардо приходилось заходить в лабораторию, чтобы побесить своего близнеца и заставить его хотя бы немного поспать. Слегка застонав, он потирает переносицу. Настоящий кавардак. Тем не менее, в конце концов он издаёт тихий смешок; никто точно не знает времени, но, по его оценкам, неприятное ощущение, что за ним наблюдают, сохраняется уже более десяти минут. Итак, он съедает последний ломтик яблока, а затем восклицает:       — Не слишком ли скучный разговор, чтобы подслушивать его? Раздается короткий писк, уши Сплинтера на мгновение вздрагивают от удивления. Медленно тёмно-зелёные, как море, пальцы приоткрывают крошечную щёлочку в не совсем закрытой дверце комнатки и в комнату заглядывают большие карминовые глаза. Леонардо не может сдержать лёгкой дрожи в голосе, когда улыбается.       — Привет, Майки.

***

Честно говоря, Микеланджело не ожидал, что его поймают. Он ниндзя! У него есть опыт! Заученные движения и отточенные навыки. Но при всей подготовке, эта постаревшая, выглядящая усталой — такой усталой — версия его брата так легко его раскусила. Он даже не издал звука, вот нисколечко! Ему просто было слишком любопытно, хотя он знает, что его отец сказал оставить Лео… Леонардо в покое и дать тому отдохнуть. И как теперь он может сказать «нет» этому серьёзному, почти душераздирающему выражению облегчения и привязанности в глазах этого парня? Итак, чувствуя себя нехарактерно застенчивым, словно он снова стал малышом, прячущимся за ноги своих старших братьев, Майки проходит в медицинский отсек и подбегает к кровати, на которой отдыхает Леонардо. Тщательно оценивая свою реакцию, он опускается на колени на краю кровати, не сводя глаз с этой будущей версии своего брата.       — Привет… — здоровается он. — Лео… Нардо? Леонардо фыркает.       — Я полагаю, это один из способов различать нас, да? — Он игриво приподнимает одну бровь, на его лице появляется лёгкая ухмылка. Таким образом, он внезапно стал намного больше похож на свою младшую версию.       — Ты такой большой! — Выпаливает Майки. — Я тоже стал таким высоким? Это вызывает у мутанта смех. Майки улыбается на это, ловя снисходительный взгляд отца.       — Ты действительно стал выше, — Подтверждает Леонардо с кривой улыбкой, — Но ты всё равно самый низкорослый, извини.       — Чёрт возьми!       — Но, — Продолжает старшая черепаха, — Технически ты обрёл магические способности. Ты мог бы быть самым высоким. Майки победно сжимает кулаки.       — Да, детка! Прямо тебе в лицо, Раф! И он реально думал, что я останусь невысоким, чтобы он мог вечно нянчиться со мной? Леонардо добродушно закатывает глаза.       — О, он будет делать это, даже когда ты вырастешь, поверь мне.       — Оу, чувак! Сплинтер хихикает.       — О, замечательно! Ты останешься милым семейным ребенком, я очень рад этому. Майки пыхтит, придвигаясь поближе к отцу и Леонардо.       — Но Па-ап! Я не могу вечно оставаться малышом, ты же знаешь!       — Я смотрю на вещи объективно, сын мой. — Сплинтер демонстративно делает глоток своего чая, который стоял рядом с ним. Леонардо хихикает, протягивая руку к брату. Майки позволяет ему приблизиться и чувствует, как взрослые пальцы мягко чешут его макушку — точно так же, как это делал Сплинтер, когда они были детьми. Майки наклоняет голову, погружаясь в расслабляющее ощущение, как пальцы исчезают, но только для того, чтобы секундой позже почувствовать, как они царапают нижнюю часть его подбородка.       — Вау–ха! — Майки не может удержаться от того, чтобы не заёрзать и не рассмеяться от удивительно щекочущего ощущения. Он зажмуривает глаза, хихикает и трясётся, игриво теребя Леонардо за руку, чтобы заставить его остановиться. — Какого чёрта, я не знал, что мне там щекотно! — Говорит он, когда Леонардо отпускает его со своим собственным смехом.       — Хочешь узнать секрет? — Спрашивает его старший с широкой загадочной улыбкой — с ней он выглядит намного моложе. Майки нетерпеливо кивает. — Вы все такие. Хочешь побыстрее закончить одну из лекций Рафа? Просто целься в подбородок.       — О, я должен это попробовать! — Майки смеётся, ухмыляясь, когда эти же мозолистые пальцы мягко щиплют его за щёку. Не получив никакого ответа, он поднимает взгляд на лицо Леонардо. Черепаха смотрит на него со спокойным восхищением, слегка оттеняемым бесконечной печалью, плавающей в его глазах. От этого у Майки щемит сердце, поэтому он наклоняет голову к руке, которая теперь обхватывает его лицо. Большой палец мягко поглаживает его прямо под глазом.       — Я и забыл, каким маленьким ты был раньше… — Леонардо тихо признаётся. Майки видит, как он борется со слабой дрожью в губах. На мгновение он задается вопросом, когда бедняга в последний раз видел своих родных. По словам Кейси, его собственная версия будущего погибла, чтобы создать врата времени. Прямо на глазах у Леонардо, по его же просьбе. Майки задаётся вопросом, насколько сильно тогда было разбито его сердце. Но, судя по взгляду, который бросает на него Леонардо, он всё осознаёт. Он понимает, что это убило его изнутри.       — Хочешь, я тебя обниму? — Леонардо выглядит удивлённым этим предложением, влажный блеск в его глазах не исчезает. Затем он улыбается, ну или пытается это сделать.       — Конечно, с удовольствием. — Его голос полон эмоций, поэтому Майки, не теряя времени, придвигается ближе, чтобы обвить руками шею Леонардо, прижимая его к себе. Он чувствует, как тот слегка дрожит, одной рукой обхватывая панцирь Майки, чтобы прижать его. Кончиками пальцев Майки ощущает все вмятины и царапины на панцире Леонардо, скрытые под потрёпанным синим шарфом, который на нём надет. Он обнимал Лео дюжину и более раз до этого, но это объятие ощущается по-другому. Может быть, потому, что этот Лео намного выше, намного шире в плечах. Может быть потому, что у этого Лео нет руки и он не может прижать его к своему пластрону, как обычно; младшая версия Лео тихо посмеивалась, когда Майки начинал ныть о том, что его душат. Может быть из-за того, что этот Лео нежно обхватывает руками его затылок, как будто он сделан из стекла, как будто он вот-вот разобьётся вдребезги. Как будто он сейчас исчезнет. Майки усилил хватку, его собственные губы дрогнули при этой мысли. Он заглядывает через плечо Леонардо и смотрит на своего отца большими печальными глазами. Улыбка Сплинтера маленькая, но в равной степени печальная. Какое-то мгновение они просто дышат, держась друг за друга. Несмотря на горьковато-сладкую обстановку всего этого, Майки думает, что объятия приятные, удобные и тёплые. Чудесное сочетание теплоты Лео, защиты Рафа и мягкости Донни. Он прижимается ближе, потираясь своей щекой о братскую со счастливым чириканьем. Этот парень хорошо обнимает! Леонардо снова дрожит, но на этот раз от смеха. Майки чувствует, как он шевелится, и внезапно раздаётся отчётливый сопящий звук.       — О блин, вы всё ещё крадёте мой одеколон? Давящая атмосфера рассеивается после фырканья Леонардо. Майки только хихикает, когда старший отстраняется, выглядя немного менее спокойным со своей весёлой улыбкой.       — Чувак, раньше я думал, что я слишком крутой, раз пользуюсь этим, как в тех рекламных роликах. Майки смеется.       — Для протокола! Лео продолжает думать, что он крутой, раз использует такие духи.       — Боже милостивый, — Стонет Леонардо, прежде чем ткнуть Майки в бок. — Тогда почему ты его тоже используешь?       — Потому что мне он нравится!       — Ты не можешь на полном серьёзе это говорить.       — Да серьёзно! Типа… правда серьёзно! Плечи старшей черепахи подпрыгивают от смеха, когда он качает головой. Майки сидит рядом с ним, положив ноги практически на колени старшего, и улыбается.       — Ах, ну ты знаешь, — Заговорил Сплинтер, улыбаясь над своим чаем. — Подростки.       — Расскажи мне, — Вздыхает Леонардо. Он выглядит замученно, но не может сдержать улыбки. Майки считает это победой. — Как, по-твоему, они отреагируют, когда я как следует поговорю с ними?       — Ну… они точно попытаются вести себя хладнокровно и неподозрительно, но ты же их знаешь. Донни, вероятно, близок к тому, чтобы выломать эти двери просто для того, чтобы расспросить тебя о научных штучках. Раф тоже, но он просто будет обнимать тебя до тех пор, пока ты больше не сможешь дышать. — Он задумчиво постукивает себя по подбородку. — Лео будет вести себя как ни в чём не бывало, но я знаю, что он сдерживает обиду из-за того, что ты пытался напасть на него в «Уэсо». Леонардо съеживается. «О, да. Это.»       — Похоже, это работа для Доктора Чувств!       — Пожалуйста, давай обойдёмся без Доктора Чувств. Майки надувает губы.       — Мы всё обсудим в своё время, Микеланджело, — Говорит Сплинтер. — А пока давай дадим Леонардо отдохнуть и немного времени привыкнуть. Здесь всё уже не так, как раньше.       — Ммм, хорошо. — Отвечает Майки, задумчиво барабаня пальцами по наколенникам. Его взгляд то и дело задерживается на горле Леонардо; вертикальные жёлтые полосы поднимаются от краев его пластрона вверх по подбородку, останавливаясь у рта, придавая ему сходство с козлиной бородкой. Это заставляет его задуматься, насколько на самом деле Леонардо старше. — Я думаю, нам следует позвать Драксума. Может быть, он сможет помочь? Сплинтер скорчил гримасу при упоминании этой персоны. Но он вздыхает так, что Майки понимает: у него есть разрешение.       — Отлично. Я уверен, что у него завалялась какая-нибудь старая пыльная книга, в которой может и будет содержаться полезная для нас информация. Леонардо хихикает.       — Вообще-то, было бы здорово снова увидеть этого старого козла. Майки и Сплинтер удивлены этим.       — Правда? — спрашивает Майки. — Лео всё ещё немного сопротивляется, когда дело касается Барри. Старший машет рукой.       — Э-э, он это переживет. Я так и сделал.       — Тебе легко говорить! — Майки тычет пальцем в пластрон Леонардо, тоже покрытый шрамами. — Ты, как никто другой, должен знать, какой он упрямый. Ты — это он!       — Ладно, я думаю, на данный момент этого достаточно. — Сплинтер ставит свой чай на стол, спрыгивая со стула, на котором сидел. Засовывает руки в рукава и поворачивается к Леонардо.       — Отдыхай, сын мой. Тебе это нужно. Всё равно уже поздно. Оранжевый, что у нас на ужин? Майки чувствует, что начинает волноваться, жестикулирует руками.       — Ой, эм… Овощное ризотто! У меня есть новый рецепт!       — Звучит заманчиво, малыш. — Искренне говорит ему Леонардо и устало улыбается. Майки снова чувствует чужое тепло, рука старшего гладит его по голове, и радостно щебечет.       — Я оставлю и для тебя тоже! Таким образом, ты тоже сможешь попробовать!       — О, я, наверное, к тому времени уже буду спать. Майки качает головой.       — Мне всё равно! Я поставлю его в холодильник, чтобы ты мог поесть позже. Леонардо смеется, мягко и устало.       — Хорошо, я обещаю отведать твой кулинарный шедевр, как только проснусь. Майки ликует, отталкиваясь от кровати акробатическим сальто.       — Тогда я начну готовить! Пошли, папа!       — Да, да. — Добродушно говорит Сплинтер, следуя за своим младшим, но не раньше, чем похлопает Леонардо по ноге. — А теперь спи. Мы будем здесь, когда ты проснёшься.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.