Белая ворона (Odd Man Out)

Кейси сейчас в полном недоумении. Но, честно говоря, когда так не было? Он — подросток, до краев наполненный симптомами ПТСР, подходящими для ветерана боевых действий, благодаря тому, что родился, вырос и участвовал в десятилетней войне против страдающей манией величия расы межпространственных пришельцев. Война, которая отняла у него мать, включая всех его друзей и семью. Так что да, это должно было оставить какой-то след. Хотя, он должен признать, это какой-то другой вид хреновины — видеть, как твой любимый, предположительно мёртвый, сэнсэй режет старшего брата, отца, живущего с тобой во временной шкале, которая не принадлежит ни одному из них. Он снова чувствует, что грызет ноготь большого пальца. Чёрт возьми, Кейси обещал Эйприл избавиться от этой привычки, чтобы вместо этого не начать грызть кожу. Встряхнув руку, он возвращает её обратно, чтобы снова сцепить ладони на коленях. Правая нога быстро подпрыгивает вверх-вниз. Он сидит в главной жилой зоне логова и ждёт. Боже, он выжидает уже несколько дней. Кейси знает, что ему следует быть терпеливым, Майк… дядя Микеланджело научил его всему этому. Однако, как он может? Как он может сидеть неподвижно, быть терпеливым и спокойным, когда в нескольких футах от него находится последний оставшийся в живых человек из его старой семьи? Свою первую неделю в новой временной шкале, когда Нью-Йорк восстанавливался, Кейси провёл в значительной степени поддаваясь своему горю из-за потери всего, что он знал и любил, как бы разбито это не звучало. Он рыдал и причитал прямо на коленях у Эйприл, позволяя своей названной старшей сестре поглаживать его по спине, пока она тихо подбадривала его выплеснуть всё это наружу, позволить боли пройти через него. Он горевал, он оплакивал. Было так больно смотреть в лицо реальности, он — единственное живое доказательство того, что его мир когда-то существовал. Но сейчас его сэнсэй, его дядя Леонардо, который забрал Кейси в тот день, когда родная мать не вернулась из похода за припасами, попавшая в засаду, он жив. Кейси больше не одинок. Он должен быть счастлив, но вместо этого просто сбит с толку. Потому что он знает, что видел. Он видел, как его последний оставшийся член семьи превратился в пепел прямо на глазах. Ты не вернёшься после этого. Ты не возвращаешься после того, как пережил смерть. Ты не восстанешь из мёртвых. С тихим стоном Кейси трёт свои руки на лице, резко выдыхая при этом. Последние два дня он был на взводе, это начинает беспокоить Кэрол, мать Эйприл, и последнее, чего он хочет — это быть обузой для О’Нилов, которые были добры и гостеприимны по отношению к нему. А ещё послезавтра контрольная по математике, он действительно не может позволить себе провалить её. Парень пытается сосредоточиться, как учил его дядя Микеланджело. Расслабленные плечи, спокойное дыхание; вдох, задержка, выдох. Затем повторите процедуру. Он перенаправляет свои тревожные мысли в другое русло, лениво начиная задаваться вопросом, куда подевались все остальные. Кейси знает, что Майки где-то в туннелях, продолжает работу над фреской, которую начал несколько дней назад. Он смутно слышит глухие удары мощных басов, установленных в лаборатории Донни. Без сомнения, гений снова работает, всё время слушая свои любимые техно-ритмы. Кейси не понимает, как мягкотелая черепаха может выносить этот шум, когда он единственный, кто ежедневно выносил звуки взрывов. А Раф и Лео… В последний раз Джонс видел их с мастером Сплинтером, когда они помогали ему найти ещё один заброшенный вагон метро для нежданного гостя. И снова мысли Кейси возвращаются к его сэнсэю. Должен ли он… должен ли он пойти и повидаться с ним? С тех пор, как они все вместе затащили гораздо более высокую (и тяжелую) версию Лео в логово, Кейси не предпринимал никаких попыток навестить его. В основном потому, что мастер Сплинтер умолял их всех дать бедняге отдохнуть, а отчасти потому, что, по правде говоря, Кейси нервничает. Несмотря на все доказательства того, что его дядя действительно здесь, ему всё ещё кажется, что это какой-то сверхсложный лихорадочный сон. И в тот момент, когда он попытается связаться с дядей Леонардо, он исчезнет навсегда. Кейси не может пройти через это снова. Итак, он сидит и ждёт, но не знает зачем. Честно говоря, ему следовало взять с собой свои книги для учёбы. Вздохнув, он встаёт и готовится тащиться обратно в резиденцию О’Нилов; эмоционально он всё ещё не решён и совершенно не мотивирован разбираться с числами и уравнениями. Он едва успел пересечь жилые помещения, как услышал, как открывается дверь. На секунду он ожидает, что голос Донни окликнет его, но он продолжает слышать приглушённую музыку. Кейси поворачивается и сталкивается лицом к лицу с неожиданностью. Дядя Леонардо выглядит так же. Глубокие морщины беспокойства залегли у него на лбу, а лицо тщательно сохраняло ту стоическую хмурость, которую, как знает Кейси, он использует, чтобы скрыть свои настоящие эмоции. Потрёпанный синий шарф также болтается у него на шее, края потёрты с тех пор, как Кейси использовал его в качестве игрушки для прорезывания зубов, будучи маленьким. Бинты обматываются вокруг его талии, там, где находится рана, а его брюки и подходящие к ним колготки испачканы пылью и сажей с поля боя, с которого они с Кейси сбежали. Мутант оглядывается по сторонам, стоическая маска трескается с каждым взглядом; горько-сладкая ностальгия расцветает на его лице, суровая линия между бровями смягчается. Кейси наблюдает, как он смотрит на гирлянды над ними. Он выглядит таким усталым. Это своего рода пронизывающая до костей усталость, которая начала постоянно окружать его дядю в какой-то момент апокалипсиса. Кейси не двигается, приросший к месту, как у Уэсо. К счастью, на этот раз он не роняет ничего хрупкого. Леонардо, кажется, чувствует его, что неудивительно, но у Кейси всё равно перехватывает дыхание, когда его сэнсэй поворачивается к нему. Он моргает.       — …Кейси? Его дядя звучит так реально. Конечно, Кейси знает, что Леонардо реален; он держал его, когда черепаха упала в обморок у Уэсо, пытался нести его на спине, помогал Лео перевязывать его. И всё же этот глубоко укоренившийся страх и паранойя сковывают его, как железные кандалы. Что, если всё это сон? Одни из многих, которые мучили Кейси с момента вторжения, это: кошмары, грёзы, воспоминания. Особый вид отвара, который приводит к бесчисленным бессонным ночам. Именно это заставляет его вздрагивать, когда его дядя подходит ближе. Леонардо немедленно останавливается. Рука, которая поднялась, чтобы протянуть её, снова медленно опускается. Его лицо снова становится настороженным, но Кейси знает, что его непроизвольное подёргивание вызвало в воображении боль. Он мысленно проклинает себя, но его тело по-прежнему не двигается.       — Ты ли это… Ты настоящий? — Он ненавидит, как по-детски это звучит, как подозрительно, как испуганно. Он принюхивается. — П-потому что если это не так. тогда. затем… — Он ненавидит то, как начинают гореть его глаза. Леонардо смотрит на него постаревшими, усталыми, такими усталыми глазами, отчего Кейси начинает плакать.       — Потому что, если ты ненастоящий… Я не могу… не вынесу, если увижу, как ты снова исчезаешь. Я не могу снова пережить чувство, что теряю тебя. — Он поднимает руку, чтобы грубо вытереть глаза, чувствуя себя слишком маленьким. — Так что, пожалуйста… если ты настоящий, не… не делай этого со мной. Кейси снятся кошмары. Они снились ему всегда, с тех пор, как он стал достаточно взрослым, чтобы понимать мир, в котором вырос. Но эти новые…они больше не просто наполнены запахом дыма и жужжащими звуками выстрелов; он увидел бы, как дядя Микеланджело исчезает во вспышке золотого света, он увидел бы, как дядя Леонардо рассыпается перед ним в пепел дождем розовых лазерных лучей. И в конце концов он останется совсем один в разрушенном мире.       — Кейси. Его имя так легко слетает с языка Леонардо. Так было всегда, и это качество Кейси помнит с тех пор, как был ребёнком. Смутное воспоминание о четырёх зелёных фигурах, четырёх ярких цветах и о том, как его окликнули по имени — тепло и безопасно. Его слёзы, кажется, льются ещё сильнее.       — Кейси, — снова тихо зовёт Леонардо. Кейси пытается моргнуть сквозь слёзы, но образ дяди, протягивающего ему руку, расплывается у него перед глазами. И всё же, несмотря на всё это, он видит слишком знакомую улыбку, с которой он часто просыпался маленьким ребёнком, спящим в импровизированной кроватке. Он всё ещё помнит, как дядя поднимал его с постели: лицо усталое, глаза затравленные, но как и прежде улыбающиеся. Потому что в самом конце дядя Леонардо понял, что он был единственным, что осталось у Кейси.       — Я здесь, Кейси, — говорит он, когда Кейси неуверенно тянется к его протянутой руке. Их пальцы соприкасаются; знакомая, успокаивающая, смутная прохлада чешуек на мозолистых подушечках. Три зелёных пальца мягко обхватывают пять. — Я здесь. Кейси всхлипывает. А потом икает, потому что он так и не смог полностью избавиться от этого плаксивого тика из своего детства. Он легко следует за Леонардо, когда тот притягивает его к себе, отпуская руку, чтобы обхватить парня и прижать к своему тёплому пластрону. А Кейси просто продолжает плакать и икать, крепко обхватив руками последний оставшийся кусочек своей старой семьи. Единственное доказательство того, что его мир существовал.

***

Лео не избегает логова как такового. Честно говоря, он немного оскорблён тем фактом, что и его отец, и старший брат посмотрели на него с удивлением, когда он заявил, что поможет с организацией комнаты для себя будущего. Он не настолько ленив. Верно? Ладно, хорошо. В любом другом случае он бы просто исчез и был бы найден Майки позже, забившимся в кухонный шкаф, разрушающим свои бедные глаза, пытаясь читать комиксы в темноте. Майки сказал ему, что в конце концов ему придётся носить очки, как Донни в их детстве. Ни за что, Хосе. Лео нужно поддерживать репутацию симпатичного мальчика, огромные очки ботаника сильно нарушили бы его стиль. Он человек… черепаха с лицом! В любом случае. Его суть в том, что он не избегает логова. Но он не может не испытывать чувства трепета по мере того, как он, его отец и брат приближаются к своему дому. Они нашли подходящий пустой вагон, в котором должно быть достаточно удобно спать и уединяться, на чем настаивал их отец.       — Адаптация к нашему миру будет для него непростой задачей, — слышит Лео голос Сплинтера позади себя, разговаривающего со своими сыновьями из-за широкого плеча Рафа. — Ему нужно личное пространство. Крайне важно, чтобы мы не входили без его разрешения.       — А ты не думаешь, что мы рискуем тем, что он там запрячется? — спрашивает Раф и неуверенность окрашивает его голос. С тех пор как они притащили будущего Лео в логово, Раф нервничал. Он всегда нервничает, когда кто-то из его младших братьев слишком долго пропадает из виду, не имея возможности узнать, всё ли с ними в порядке или нет. Лео хотел бы счесть забавным, что его старший брат ухаживает за парнем вдвое старше его, если бы не тот факт, что упомянутый парень средних лет — это сам Лео из какой-то видеоигры «Bad Ending Future». И тот факт, что упомянутое «я из будущего», возможно, страдающее посттравматическим стрессом, попыталось превратить его в сашими из черепахи, едва увидев. Он немного слышит остальную часть негромкого разговора позади себя, когда входит в логово и обнаруживает, что главная жилая зона пуста. Майки, вероятно, всё ещё где-то там, превращает отвратительные стены туннелей метро в красочные произведения искусства, и, судя по тяжелым басам, глухо доносящимся из-за закрытых дверей лаборатории, Донни занят какой-нибудь научной ерундой, которую он состряпал на этот раз. Но Кейси нигде не видно — Лео думает, что он вернулся к О’Нилам, хотя мягкий маслянистый свет, исходящий со стороны кухни, сопровождаемый тихим бормотанием, говорит ему об обратном. Уф, он действительно не с нетерпением ждёт этой встречи. Тем не менее, Сплинтер тоже обратил на это внимание и направился на кухню, его сыновья послушно последовали за ним. Что их радует, так это вид Кейси, сидящего на островке с дымящейся чашкой чая в руках, с подозрительно покрасневшими глазами и тихо хихикающего. Напротив него сидит Леонардо, всё ещё в своей грязной одежде, и ест то, что, по-видимому, является разогретыми остатками ризотто, которые Майки отложил для него накануне. На его лице появляется недоверчивое выражение.       — Ты, должно быть, разыгрываешь меня, Кейси, нет никакого способа… Кейси продолжает сотрясаться от беззвучного смеха.       — Нет, я серьёзно! Он сделал это, он действительно сделал! Донни записал это на пленку. Леонардо качает головой.       — Раф не съел бы целую банку червей всего за 10 баксов       — О, чувак! Зачем ты ему это говоришь? — Раф громко скулит. — Худшее первое впечатление на свете, Кейси, это не круто! Кейси посылает ему извиняющуюся улыбку, но лязг вилки, падающей на тарелку, прерывает их обоих. Леонардо уставился на Рафа так, словно увидел привидение… Справедливости ради, Лео думает, что его будущее «я», снова увидевшее всю свою семью, могло бы быть равносильно тому, что он увидел призраков. Блин, этот парень, вероятно, несёт на себе какой-то серьёзный груз. Он старается не думать о том, что это значит для него.       — Раф… — говорит Леонардо хриплым голосом. — Раф, я… — Он делает движение, чтобы встать, но Раф кладет руки ему на плечи. Необычно видеть, что они почти одного роста.       — Эй, парень, тебе следует отдохнуть, — говорит красный с успокаивающей улыбкой на лице, несмотря на влажный блеск в глазах. Он толкает Леонардо обратно в кресло. — Ешь! Майки наверняка захочет узнать, что ты думаешь о его готовке. Рука Леонардо сжимает руку Рафа, глаза быстро моргают, чтобы избавиться от слезящегося взгляда. Его смешок дрожащий.       — Да… да, как скажешь, здоровяк. Все видят его нежелание, когда он отпускает руку, чтобы снова взять упавшую вилку. Раф не отодвигается; на самом деле, он садится рядом с Леонардо, пока Сплинтер занимается тем, что бегает по кухне и разогревает чайник.       — Кто хочет чаю? У меня есть отличный новый напиток, который тебе понравится, красный! — говорит крыса, уже доставая несколько чашек и роясь в их чайной коллекции. При этом он коротко оглядывается через плечо. — Синий, почему бы тебе не присоединиться к нам? Именно тогда все головы поворачиваются в сторону Лео. Он всё ещё стоит, прислонившись к стене, прямо за открытой аркой кухни — очевидно, он не прячется. Черепаха морщит лицо, свирепо глядя на Леонардо.       — Не знаю, папаня, вдруг этот придурок снова попытается проткнуть меня? — Он ворчит, обвиняюще указывая на Леонардо. У парня, по крайней мере, хватает приличия слегка поморщиться.       — О, да, это… — неловко начинает старшая версия, — Я действительно сожалею об этом. — Лео не упускает из виду, как рука парня слегка сжимает вилку. Да, точно, этот мутант никого не обманет.       — Угу, — говорит он недоверчиво. — Я на это не куплюсь, старик. Кейси почти вскрикивает.       — Старик?!       — Я не намного старше… — Леонардо ворчит почти раздражённо, и надо же, неужели он звучит намного моложе, чем кажется? Лео пытается отмахнуться от этого как можно быстрее, добавление экзистенциального кризиса — это буквально последнее, что ему нужно.       — Чувак, ты буквально на два десятилетия старше всех нас, — язвит Лео, — исключая папу, конечно.       — Ну и дела, спасибо.       — Лео, — предостерегает Раф, — оставь его в покое.       — Все в порядке, — отмахивается от него Леонардо с неловкой усмешкой в уголках губ. — Я вроде как забыл, что когда-то был таким. Лео знает, что это должна быть беззаботная шутка о процессе взросления и зрелости. Хотя, учитывая контекст между ними, он как бы не постареет за считанные секунды. Он старается не принимать это близко к сердцу, но, несмотря ни на что, это причиняет боль. Он сжимает челюсть, грубо скрежеща зубами.       — Нравится «такой», да? — говорит он бесцветно, не в силах подавить нарастающую горечь в своем голосе. Леонардо, кажется, осознает свою ошибку, его настороженное лицо слегка вытягивается. — Должно быть, это настоящее разочарование, верно?       — Я… — Леонардо опускает вилку, его глаза вновь обретают более осмысленный блеск. — Прости, я не это имел в виду…       — Всё в порядке, — огрызается Лео, отталкиваясь плечом от стены, на которую он опирался. — Я услышал достаточно, нет необходимости уточнять. Он не уверен, почему чувствует себя таким злым и ожесточённым. Честно говоря, его немного пугает то, насколько ему нравится видеть, как Леонардо опускает голову от стыда за свои резкие слова. Он ненавидит это. Его бесит это. Особенно то, как виден проблеск понимания в тусклых глазах своего будущего «я». Нет ничего хуже, чем встретить единственного человека, который знает тебя лучше всего — самого себя.       — Синий… — тихо перебивает Сплинтер, всё ещё держа чайник в руках, но Лео никого не хочет слушать. Он хочет убраться отсюда. Вся эта ситуация уже и так является катастрофой.       — Нет, я понимаю, — говорит он почти надменно, чтобы скрыть своё растущее беспокойство, поднимая обе руки и пожимая плечами с наигранной беспечностью. — Я отвяжусь от вас, я всё равно собирался пойти прогуляться. Раф встает, теперь уже встревоженный.       — Лео… Но Лео разворачивается, уже уходя, перед тем как бросить напоследок через плечо:       — О, и сделай мне одолжение, ладно? Тащи свою задницу обратно в постель, пока не порвались швы. В следующий раз я воспользуюсь скобами, старина. Ему требуется все его силы, чтобы не сорваться в стремительный спринт к ближайшему выходу. Поэтому он оставляет это, крадучись пересекая жилые помещения, слабо слыша голос Рафа, заверяющего остальных.       — Прости, прости! Ты же знаешь, какой он… какой ты… Тьфу, ты понимаешь, что я имею в виду! За этим следуют тяжёлые шаги, ускоряющиеся, чтобы догнать брата, но Лео отказывается сбавлять скорость ради своего старшего брата.       — Эй, эй, эй, Лео! Что, чёрт возьми, это было? — Он кладёт массивную руку ему на плечо, но Лео стряхивает её, упорно игнорируя слегка обиженное выражение на лице старшего.       — Что это было? — Лео усмехается. — Пожалуйста, я не грёбаный дурак, Раф.       — Следи за речью, — недовольно бурчит другой, но Лео просто вскидывает руки, наконец останавливаясь.       — Этот парень ненавидит меня! Это же так очевидно! Лицо Рафа вытягивается.       — Ты… он… мужик, это сбивает с толку, но он не ненавидит тебя. Вы двое буквально, ну, одно и то же!       — В том-то и дело, братан, — фыркает Лео, закатывая глаза. — Он ненавидит меня, потому что я — его младшее «я». Я буквально ходячее и говорящее напоминание о величайшем сожалении за всю его жизнь! Он полностью понимает это, действительно понимает. Но это не значит, что от этого не будет меньше боли, чем сейчас. Но что же всё-таки случилось? Лео уверен, что он отреагировал бы точно так же, как его версия, если бы поменялся ролями. Он ухватился бы за первую попавшуюся возможность избавиться от единственного человека, который всё испортил. Естественно, он ничего этого не сказал, но его старший брат — до глупости проницательный, добрый и заботливый, кажется понимает, что он говорит, несмотря ни на что. Лицо Рафа становится мрачным и Лео хочется убежать.       — Братец, мы… мы говорили об этом, верно? Травма Лео определенно из-за того, что он чуть не погрузил весь свой мир в хаос только потому, что был самоуверенным, эгоистичным маленьким засранцем. Его наплевательское отношение могло стоить судьбы каждому на этой проклятой планете. Это была бы только его чёртова вина. И, возможно, именно поэтому ему было больно смотреть на свое будущее «я», а Леонардо — на свое прошлое «я». Потому что всё, что они оба видели, — это возможность обвинить кого-то. Козла отпущения. Потому что это всегда легче, чем нести ответственность за свои собственные поступки; как он мог позволить своей семье умереть? Как он вообще мог подвергнуть мир опасности? Лео это терпеть не может.       — Послушай, я просто собираюсь подняться наверх и проветрить мозги, — говорит Лео своему брату, уже обходя его. — Может, нам не стоит видеться. С глаз долой, из сердца вон, а?       — В долгосрочной перспективе это не сработает, Лео, ты это знаешь, — кричит Раф ему вслед, — и куда ты идёшь?       — К Уэсо! — Лео отвечает ему, игнорируя предыдущее ответ. — Ты можешь прийти за мной примерно от трёх до четырёх!       — От трёх до четырёх, Лео! Но он уже достал одну из своих катан, мастерски разрезая портал и проходя сквозь голубой вихрь. Он находит утешение в жужжании статических помех и вездесущем шёпоте миров, находящихся далеко за пределами его возможностей, и всё это деликатно переплетается с постоянным запахом озона. Вокруг него потрескивает молния, поглощая его целиком. И Лео позволяет себе находить в этом умиротворение.

***

Леонардо признаётся, что многое забыл из своего детства. Хотя, дело не в том, что он забыл, а скорее в том, что… запихнул обрывки на задворки своего сознания, чтобы освободить место для более насущных дел. Например, война и всё, что с ней связано. Он не преувеличивал, когда говорил Майки, что забыл, каким маленьким был мальчик. Он забыл про волшебные гирлянды в логове, диванные подушки разного цвета, граффити на стенах, персонализированные картины и бирки на всех вагонах. Он забыл, как отвратительные техно-ритмы Донни гремели по залам, он забыл тепло рук Рафа, он забыл горячие блюда Майки, он забыл запах любимого чая Сплинтера. Леонардо забыл о стольких вещах в угоду тактике боя, планам засад, количеству убитых, маршрутам доставки грузов и сброшенным грузам. Всё вокруг кричит на него, кричит о том, что он забыл, от чего отказался, что разрушил. Увидев, услышав, прикоснувшись к Рафу снова, он чуть не сломался во второй раз. В конце концов, он первый брат, которого он потерял. Разговор вокруг него звучит сбивчиво, и он вяло смотрит на стоящее перед ним недоеденное ризотто, которое теперь снова остыло. После того, как его младшее «я» удалилось, он не осмелился съесть ни кусочка. Вместо этого он продолжает думать о настороженном лице Лео, его глазах, острых и нечитаемых, как задёрнутые ставни на окне — это лицо, которое смотрит на него в ответ всякий раз, когда он смотрится в зеркало. Он всегда носил эту маску с собой? Даже в таком возрасте, сколько… шестнадцать? Он старается не переломить вилку в своей руке пополам. Лео шестнадцать лет. Он подросток, ребёнок. Это тот, кого он хочет ненавидеть? Ребёнок, который однажды оступился? Ребёнок, который совершил одну глупую ошибку, не зная, как это испортит весь мир — всё, чего он хотел, это немного повеселиться, успокоиться. Подальше от сокрушительного страха неудачи в качестве новоназначенного лидера. Леонардо чувствует, что его сейчас стошнит. Он набросился на парнишку с мечом и намерением убить. Внезапно он больше не чувствует голода.       — Сэнсэй? Господи, он действительно жалок, не так ли?       — Сэнсэй? Почему он вообще здесь?       — Дядя Леонардо? Он должен был быть мёртв.       — Дядя Лео! Леонардо не вздрагивает, но вилка опасно скрипит в его крепкой хватке. Он несколько раз моргает, прежде чем поднять взгляд и обнаружить, что Кейси наблюдает за ним обеспокоенным взглядом. Его руки парят, едва не касаясь его. Леонардо рад, что он этого не сделал. В последний раз, когда кто-то прикоснулся к нему без предупреждения, всё закончилось сломанным запястьем. Он прочищает горло.       — Прости, я был… — Он качает головой. — Не имеет значения. Тебе что-нибудь нужно? Кейси и Раф обмениваются короткими взглядами, но больше ничего не комментируют. Сплинтер делает только глоток из своей чашки.       — Вообще-то, я хотел кое-что спросить. — Леонардо поворачивает голову на новый голос и видит Майки во главе кухонного островка. Он улыбается, на его щеке и пластроне брызги краски. Его пальцы тоже покрыты красками. Он опирается на стол, возбужденно подпрыгивая вверх-вниз. — Как тебе ризотто? Я уже несколько раз спросил. Леонардо опускает взгляд на тарелку: большая часть его порции всё ещё там. Он начинает чувствовать себя плохо.       — Это здорово, Майки. — Он одаривает своего брата слабой улыбкой. — Наверное, я слишком устал, чтобы по-настоящему насладиться этим.       — Всё в порядке, — заверяет его Майки с милой улыбкой. — По крайней мере, ты что-нибудь съел. Ты мгновенно восстановишь свою энергию! Я могу сварить тебе суп, если так будет легче усваиваться.       — Звучит как отличная идея! — говорит Сплинтер, в ответ на похвалу Майки радостно чирикает. Леонардо немного расслабляется от того факта, что Майки не расстроен тем, что он съел не всю свою еду. Честно говоря, от одной мысли о еде прямо сейчас у него неприятно скручивает желудок. Его стул скрипит, когда он отодвигает его, чтобы встать.       — Мне, наверное, стоит вернуться в постель, — тихо говорит он. — Я не думаю, что младший «я» пошутил со стейплами. — Шутка не удалась. Майки делает большие, растерянные глаза, глядя на Рафа в поисках разъяснений, но тот только нервно смеется.       — Всё в порядке, чувак, — говорит ему старший брат. — Хорошо отдохни!       — И спи крепко! — добавляет Майки с солнечной улыбкой. Леонардо ласково гладит его по голове, проходя мимо, и он слышит, как Кейси пытается последовать за ним.       — Со мной всё будет в порядке, Кейси. — мягко говорит он мальчику, который поникает. — Я просто собираюсь вздремнуть. — Я увижу тебя завтра? Это сразу приободряет мальчика, и он решительно кивает.       — Я буду здесь, обещаю! Леонардо издает негромкий смешок, один раз сжимает плечо подростка и машет всем остальным. Он отступает обратно в медицинский отсек и очень хочет плюхнуться обратно на кровать, но боль в боку подсказывает ему передумать, поэтому вместо этого он осторожно опускается на матрас. Он громко выдыхает, когда наконец ложится. О боже, он забыл спросить, есть ли где-нибудь поблизости сменная одежда. Эти испачканные грязью брюки начинают казаться немного грубоватыми. Но с другой стороны… на самом деле ему всё равно. Он просто хочет спать, желательно вечно. Леонардо смотрит в потолок над собой, прислушиваясь к окружающей тишине. Он закрывает глаза и старается не думать о том обиженном взгляде, который был у него в молодости.

***

Леонардо видит перед собой башню. Он знает эту башню. И он знает это небо — когда-то темно-синее, усыпанное звёздами, а теперь почти постоянно затянутое пурпурным туманом. Скудный солнечный свет окрасил бы поднимающийся дым в малиновые оттенки, опасные и зловещие. Он знает эту башню; одна из многих коммуникационных башен Крэнга. Построенный из инопланетного титана, монстр из стали и проволоки, работающий от генератора внизу и излучающий сигналы. Предупреждение мятежникам и всем, кто осмелится выступить против Крэнга. Если они смогут заполучить эту башню, они смогут построить это силовое поле. Они наконец-то могут создать безопасную зону. Это была бы их первая настоящая победа над Крэнгами. Им нужен этот генератор. Им это наверняка нужно. Леонардо чувствует вкус дыма и металла на своем языке. Его группа завершила свой переезд. Он слышит, как Микеланджело говорит им, что отвлекающий манёвр удался. Он чувствует, как шевелятся его собственные губы, сообщая всем, что он тоже выполнил свою задачу по выводу из строя всех часовых Крэнга. Он слышит, как Донателло отдаёт дальнейшие указания, находясь в безопасности на их главной базе, действуя как их глаза и уши в небе и поддерживая связь в рабочем состоянии. Они всё слышат, как Рафаэль пробивается через башню, чтобы уничтожить коммуникатор, завладеть последней частью, необходимой для создания их безопасной зоны. Леонардо хочет последовать за ним. Но вваливается всё больше часовых. Всё больше и больше. Потом ещё больше. Группа Рафаэля оказывается запертой в клетке. Захваченной. Страх и ужас скручивают внутренности Леонардо в узел. Он слышит рёв Рафаэля, слышит, как Донателло впадает во всё большее неистовство, слышит, как Микеланджело кричит в отчаянии. Где-то раздаётся голос Эйприл вместе с Кассандрой. Раздается плач ребенка.       — Рафаэль, убирайся оттуда! Затем, задыхающаяся фраза, которая заставляет Леонардо замереть на месте:       — Коммуникатор прямо здесь. Я могу достать его. Он бы этого не сделал. Он не может.       — Взрыв убьёт тебя! — Донателло спорит.       — Мы так близки, Донни. Мы не можем отказаться от этого. Я не отказываюсь. Микеланджело плачет.       — Я бросаю тебе вызов, Раф! — Кричит Леонардо в свой коммуникатор. — Я, чёрт возьми, осмеливаюсь на это! Если ты сделаешь это, я тебя возненавижу! Ты меня слышишь? Я возненавижу тебя, если ты это сделаешь! Я ненавижу тебя! Пожалуйста. Пожалуйста, не надо. Пожалуйста. Раздается смех, теплый и негромкий даже среди выстрелов и криков.       — Всё в порядке. — говорит Рафаэль. — Помни, старший брат любит тебя! Связь обрывается. Взгляд Леонардо устремляется к одинокой башне. Он взрывается меньше чем через минуту. Он не слышит этого, только видит, как верхушка башни разлетается вдребезги вместе с коммуникатором и всеми, кто находится внутри. У него звенит в ушах. Он слышит плач ребёнка — Кейси. Затем раздаётся звуковой сигнал, генерируемый нажатием кнопки на компьютере Донателло всякий раз, когда он соединяется с другим человеком.       — Рафаэль? — спрашивает Микеланджело. Ещё один гудок.       — Раф? — На этот раз мягче. Гудок набора номера.       — …Нии-тян? Гудок набора номера.       — Нии-тян? Руки обвиваются вокруг шеи Леонардо. Он падает в бескрайнее чёрное пространство — там холодно.       — Нии-тян? Широко раскрытыми глазами он смотрит в лицо своему младшему «я», Лео крепче сжимает его трахею. Его глаза широко открыты, лицо ничего не выражает, когда он плывёт перед Леонардо. Его рот открывается.       — Нии-тян? — Он говорит мягким, прерывающимся голосом Микеланджело. Леонардо хочется закричать. Вместо этого он задыхается. А потом он просыпается, судорожно вздохнув. Его пальцы вцепляются в простыни внизу, пытаясь закрепиться. Его кожа на ощупь прохладная и липкая, пот струится с его лица, он не задыхается, просто не в состоянии проглотить ни капли кислорода. Сердце Леонардо бьётся со скоростью миля в минуту. Ему требуются все силы, чтобы не захныкать от эмоциональной боли, гноящейся у него в груди. Но что-то подступает к горлу, посему Леонардо бросается вперёд, почувствовав вкус кислоты на языке. Быстро, несмотря на трясущиеся ноги, он находит пустую металлическую миску рядом с кроватью, хватается за неё и падает на колени. Только по чистой случайности ему удается поднести миску к лицу в тот момент, когда его начинает рвать. Его скудный ужин почти насильственно покидал пределы его желудка. Тошнит его до тех пор, пока внутренности не опустошаются. Он чувствует себя абсолютно несчастным. Дрожащей рукой он вытирает рот, прежде чем отодвинуть грязную миску. Он опускает голову на холодный пол, наслаждаясь ощущением температуры на лбу. Культя его правой руки болит вспышками фантомных болей. Ему холодно. Я ненавижу тебя. Это были последние слова, обращенные к его любимому старшему брату. Нет слов, о которых он сожалел бы больше, чем об этих. Он мог бы просто смириться с тем фактом, что его брат не выберется оттуда живым, но вместо этого он дал волю своему темпераменту. Его брат умер, думая, что Леонардо ненавидит его за то, что он пожертвовал собой. Что-то внутри него умерло вместе с Рафаэлем в тот день. Он перестал шутить, перестал пытаться поднять настроение. Его дни были заняты тренировками, планированием, изучением карт и ещё раз тренировками. За исключением того, что он возглавлял «Сопротивление», он почти больше не говорил, а когда говорил — это было мягко и нежно. Улыбаться стало рутинной работой, улыбаться стало причинять боль. Он позволил своей маске из стали и железной воли взять верх. Может быть, именно поэтому ему так больно смотреть на Лео. Лео, который продолжает так легко улыбаться, с яркими и проницательными глазами, с громким и неистовым голосом. Леонардо ненавидит всё, что связано с этим, так же сильно, как оплакивает утраченную радость. Этот мальчик — всё, чем он был раньше. Всё, чем он всё ещё хочет быть. Он тот мальчик, которым ему так и не удалось стать, — мальчик, которому удалось спасти мир. Он никогда не сможет стать тем мальчиком. Он никогда не будет им. Леонардо поджимает дрожащие губы, быстро моргая, чтобы избавиться от водянистого блеска, покрывающего их. Он остается лежать, свернувшись калачиком, на полу, жалея себя ещё несколько мгновений, прежде чем наконец встаёт. Он чувствует беспокойство и пустоту. Это дерьмовое сочетание. Бесшумно он подходит к дверям, осторожно приоткрывая их, чтобы они не скрипели слишком громко. В логове тихо, даже в лаборатории. Все, должно быть, спят. Леонардо выходит из медицинского отсека и заново знакомится с маршрутом к додзе. Он умеет обращаться со скобами.