2019 г., осень
Ритмичная и красивая мелодия возвестила о конце серии, и Мила выжидательно посмотрела на дедушек, с которыми только что посмотрела первый эпизод популярного сериала с известным британским актером. — Ну и как вам? — обратилась она к мужчинам, но смотрела по большей части на Михаила Петровича, своего крестного дедушку. — Неоднозначно, — задумчиво протянул Ярослав, постукивая себя указательным пальцем по подбородку. — А мне понравилось, — улыбнулся девушке Михаил. — Сколько, говоришь, тут сезонов? — Всего четыре, по три серии в каждом. Ну и рождественский спэшл. То есть, одна дополнительная серия, — Мила нервно дергала рукава своей странной синей кофты с надписью «POLICE BOX». — Правда понравилось? — Да, правда. А ты успеешь прочитать книгу до того, как мы досмотром сериал? — в глазах Михаила плясали озорные огоньки. — Да запросто, я уже начала. Сэр Артур использует довольно легкий слог, как по мне. Читается легко и интересно, — девушка откинулась на спинку дивана, закинув ногу на ногу. — Неудивительно, что его произведение обрело такую известность и популярно до сих пор… Из всех внуков Славы, именно с Милой Михаилу Петровичу общаться было интереснее всего. Во-первых, она, как и он сам, обожала читать. Она читала разную литературу, хотя большее предпочтение отдавала новым авторам и жанрам. Но при этом всегда читала и то, что советовал ей Гайдук. Правда были пара книг, которые она вернула со словами: «Если я прочитаю еще одну страницу, у меня взорвется мозг, и я больше никогда не смогу ничего прочитать!». Михаил смеялся, понимая, что книга просто была не вовремя. Мила читала в основном с телефона, который всегда был с ней, отчего родители постоянно ее ругали. И только Михаил понимал, как порой некомфортно быть в обществе без книги, в которую можно «сбежать» хотя бы на время. Его тоже отчитывали, говоря, что книга продолжение его руки, как теперь говорят про молодежь и смартфоны. Свою электронную книгу девушка отдала Михаилу Петровичу, мотивируя это тем, что тоже хочет, чтобы он почитал то, что нравится ей, а истории многих авторов есть только в электронном виде. Так Михаил приобщился к читателям «новой литературы». К его удивлению, некоторые истории его невероятно увлекли, да так, что он стал писать хвалебные отзывы авторам. И порой их длина была чуть ли не в половину главы самой книги. А еще он стал покупать для них с Милой продолжения книг, настаивая на том, что любой труд должен быть оплачен. Во-вторых, Мила стала «мягким мостиком» из двадцатого века в двадцать первый для пожилого Михаила (и порой для сопротивляющегося новшествам Ярослава). Мила увлекательно рассказывала о том, чем интересовалась сама, терпеливо обучала, например, пользованию смартфоном и другими гаджетами, и в целом привносила разнообразие в шаблонные будни своих дедушек. В-третьих, девушка как-то неосознанно больше тянулась к Михаилу Петровичу, чем к Ярославу Александровичу, по сравнению с остальными его внуками. И, конечно, Михаила это подкупало. Она была рассудительной, умной, легко могла поддержать разговор практически на любую тему или тактично выслушать, задавая приятные для собеседника вопросы. А еще она иногда очень долго и пристально смотрела, как Михаил проявляет заботу по отношению к Ярославу. Смотрела, но ничего не комментировала. И Гайдука это несколько беспокоило, так что он старался не думать об этом. — Ну, лично мне наша экранизация ближе, — вставил свои пять копеек Ярослав, протягивая Михаилу пульт, чтобы тот выключил видео. — По-моему, сравнивать их немного некорректно. Все же Масленников снимал по книге, а тут… Мила, кто режиссер данной постановки? — Марк Гэтисс и Стивен Моффат, — ответила девушка, наизусть зная почти всех причастных к созданию сериала. — Ну вот, а они сняли скорее адаптацию… Или как это назвать? В начале же было написано, что сериал по мотивам книги. То есть, это их видение на эту тему. — Прямо как фанфик! Только сериал, а не рассказ, — рассмеялась Мила. — Ну и еще мне кажется, что в чем-то персонажи этого сериала ближе к книге, чем в нашей экранизации. Ливанов и Соломин гениально сыграли свои роли, но нет между ними той искорки, которую я ощущал в книгах и вижу между этими актерами, — увлеченно рассуждал Михаил, когда экран телевизора погас. — Сейчас это называют химией между персонажами, — смущенно улыбнулась Мила и пристально посмотрела на крестного деда. — Хм, а что, хорошее название… — Тебе все новое нравится, ты какой-то неправильный старик, — наигранно надулся Ярослав, вставая с дивана. — А как же твоя преданность прошлому? Где ностальгия? Эх, ты… Он рассмеялся, наблюдая за тем, как меняется выражение лица внучки от недоверия и непонимания до плохо сдерживаемого веселья. — А я смотрю, что твоя преданность к этой футболке не иссякнет никогда? Слава, у тебя на спине и на рукаве огромные дырки! Переоденься ради приличия, все же у нас девушка в гостях! — цокнул Михаил, подцепив низ футболки Ярослава и просунув палец в одну из дырок, о которой только что говорил. — Да, это великолепная футболка из прошлого века! Она еще внуков Милы переживет! — высокопарно заявил Слава, но, высвободившись из хватки Михаила, направился в спальню. — Ладно, ладно, переоденусь! Педант! Мила проводила взглядом дедушку, а затем смущенно посмотрела на Михаила Петровича. Сериал про Шерлока Холмса был отличным предлогом начать разговор, который она планировала давно, но боялась. А теперь все складывалось как нельзя лучше, и было бы преступлением упустить такой идеальный момент. — Дед Миш, вы же с дедушкой вместе живете? — шепотом спросила Мила, немного наклонившись вперед и сцепив ладони между собой. — Элементарно, Ватсон, — немного нервно улыбнулся Михаил, делая вид, что не понимает двусмысленности вопроса. — Я имею в виду, что вы как Шерлок и Джон?.. — Да, мы друзья и соседи, правда он не платит арендную плату. А кто из нас кто? — Гайдук предпринял последнюю попытку перевести разговор на другую тему. — Думаю, что мне больше подходит быть Шерлоком, чем Джоном… — Все думают, что дедушка живет и спит в этой комнате, но переодевается он в твоей спальне, — продолжила гнуть свою линию Мила и поджала губы: ей не нравилось, что Михаил строил из себя дурачка. — Или, правильнее будет сказать, в вашей спальне? Михаил Петрович нахмурился и скрестил руки на груди. — Что ты хочешь, чтобы я сказал? Они некоторое время смотрели друг другу в глаза, и каждый пытался понять, к чему ведет этот разговор. — Что я люблю твоего дедушку не как друга? Что, я очень надеюсь, он отвечает мне взаимностью? — Михаил говорил очень сухо, безэмоционально, но не зло. — Что я гей? Мила опустила голову, как будто бы ее только что отчитали за разбитую любимую вазу, и что-то пробормотала себе под нос. — Повтори, я не расслышал. — Мне кажется, что мне нравятся девушки… — чуть громче сказала Мила, все так же не поднимая головы. — Чего?! — как раз в момент признания внучки в комнату вернулся Ярослав в другой футболке, не менее древней, но в хорошем состоянии. Мила подняла голову и растерянно посмотрела сначала дедушку, потом на Михаила. Взгляд Михаила мгновенно потеплел, стоило ему увидеть расстроенные глаза своей любимой крестной внучки. — Я никому еще не говорила. Я думала, что раз… э… вы вместе, то я могу вам рассказать… Поэтому я и начала этот разговор… Я же не осуждаю, я давно догадалась, что вы не просто друзья… — Так. Давай по порядку. Что ты хочешь узнать и чем бы ты хотела поделиться? Мы всё тебе расскажем и выслушаем, — уверенно заявил Михаил, говоря за себя и за Славу тоже. Ярослав мысленно выругался, чего старательно не делал вслух при своей семье, и сел рядом с Михаилом, а не между ним и Милой, как сидел при просмотре сериала. Он понимал, что такой важный разговор будет лучше вести Михаилу, а не ему, с его бестактным и не всегда правильным проявлением эмоций. Девушка натянула рукава своей кофты так, что они теперь скрывали кисти рук. Косая челка яркого сиреневого цвета закрыла один глаз, когда Мила снова опустила голову. — Я не знаю, с чего начать, — замялась девушка, но поборов смущение, все же задала самый главный вопрос. — Вы правда вместе? — Да, — спокойно и очень мягко ответил Михаил. — Скажу сразу, что мы стали парой только после смерти твоей бабушки. Точнее… Михаил посмотрел на любимого, безмолвно спрашивая разрешения рассказать девушке всю их историю. Ярослав кивнул и махнул рукой, мол, чего уж скрывать, если она догадалась о наших отношениях. — Если коротко, то мы были парой, когда были молодыми. Потом расстались. Твой дедушка встретил твою бабушку, и они влюбились, поженились… После смерти Анны, спустя время, мы снова стали парой. — А как? В смысле, разве геи могут… с женщинами?.. — девушка стала пунцовой и приложила ладони к щекам, чтобы немного унять жар. Разговор был невероятно смущающим. — Я бисексуал, Мила, — встрял в разговор Ярослав, стараясь не проявлять никаких эмоций. — Мне нравятся и женщины, и мужчины. А любил я в своей жизни только двоих людей. Ну, не считая детей и внуков, естественно. — А ты? — Мила скосила взгляд на крестного деда. — А я гей, да, — вздохнул Михаил и неловко почесал бровь. — Мила, сейчас в интернете много информации на эту тему, почему ты решила поговорить с нами? — Потому что той инфе я не доверяю! — воскликнула девушка, и Михаил только сейчас заметил в ее глазах слезы. — Одни говорят, что с этим рождаются; другие называют модой и пропагандой; третьи твердят, что это болезнь; а некоторые якобы по три раза в день меняют свою ориентацию! Я хотела поговорить с теми, кому верю… кто такой же… — Я могу рассказать, как это было у меня. Ничего особенного в этой истории нет, правда. Но я… мы с Ярославом считаем, что это не болезнь и что человек не выбирает ориентацию. Если бы можно было выбирать, то я стал бы натуралом, и был бы гораздо счастливее, чем был всю жизнь, скрывая то, кто я есть. Мила кивнула. Михаил пересел ближе к девушке и взял одну ее руку между своих сухих морщинистых ладоней. М-да, шестьдесят лет назад они выглядели совсем иначе…1960–1990 гг.
Впервые вопросом своей ориентации Михаил задался лет в четырнадцать. В это время началось половое созревание, девочки-одноклассницы превращались в девушек, у парней ломался голос, ну и конечно, в голове была только Любовь! Парни начали заглядываться на девчонок, которые в свою очередь начали интересоваться парнями. Но только не Миша. Нет, конечно, отстраненно он мог оценить, насколько красива и мила та или иная девчонка, но вот хотеть с ней держаться за ручки, обниматься и, тьфу-тьфу, целоваться? Ни за что! Время шло, и Михаил понимал, что что-то не так. Что он отличается от всех. К пятнадцати годам все парни думали или говорили о девочках, кто-то уже начал «дружить», провожая свою зазнобу до дома и таская за нее портфель. А Михаила так никто и не заинтересовал. И если сначала все можно было списать на медленное половое созревание, то, когда он понял, что влюбился в лучшего друга, все стало очевидным. Михаил был иным: инвертом, голубым, мужеложцем или как правильно говорить, гомосексуалистом. Правда термины он узнал намного позже, поэтому он называл себя «Сломанным». Как сломанный компас, который указывает ему интересоваться не тем полом, которым он должен. Понять и принять себя задача не из простых, даже если ты обладаешь знаниями. Михаил ими не обладал. В 60-х годах информацию про геев было не найти ни в одной библиотеке, ни в одном журнале — гомосексуальность противоречила коммунистической морали. Разве что была статья уголовного кодекса с описанием наказания за мужеложство. Но она никак не помогала разобраться в себе с точки зрения психологии. Поговорить и обсудить свои странности было не с кем, поэтому Михаил просто решил спрятать все, что не подходило обычным, правильным людям. Школьный лучший друг так и остался другом: предложить ему подержаться за руки или, боже упаси, поцеловаться, не хватило духу. Да и через год после осознания своей влюбленности Михаил поступил в техникум, где он попытался перекроить себя — стать правильным, стать натуралом. Его привлекательная внешность сыграла ему на руку. Ему не составило труда знакомиться и встречаться с разными девушками. Но как только дело доходило до поцелуев или объятий, его так мутило, что он буквально сбегал. Так было и с высокими, и с низкими, тоненькими и аппетитными, роскошными и скромницами. Через год бесплодных попыток Михаил вернулся к тому, с чего начал — он отчаянно скрывал свою инаковость, все же надеясь найти такого же, как и он сам. На последнем курсе техникума ему повезло встретить и влюбиться в Ярослава, человека, как оказалось, хоть и закомплексованного, но широких взглядов. Они были вместе около шести лет, счастливых шести лет. Михаила в то время не заботило, как живут, а точнее выживают другие представители ЛГБТ-сообщества. Главной его задачей было обезопасить Славу и себя от уголовного преследования… то есть тупо не выдать того, что они вместе. Нельзя было доверять ни друзьям, ни родным, но они были вместе, а это главное. Михаил старательно находил места, где они могли побыть наедине, без страха быть пойманными. Или такие места, где они могли быть вдвоем, и это не вызвало вопросов и подозрений. Пусть такая скрытность порой вызывала раздражение, пусть он завидовал тем парам, которые могли зарегистрировать свой союз, пусть… Но в те годы Михаил не чувствовал себя Сломанным. А потом была ссора и расставание. После этого в жизни Михаила наступила черная полоса длиной почти в пятнадцать лет. К 1975 году он уже немного разобрался в терминах и нашел кое-какую информацию об ЛГБТ-движении за границей. Он жадно читал новости и смотрел передачи, которые так или иначе затрагивали тему борьбы за равные права и отмену уголовного преследования геев и лесбиянок. Как раз в 1970-х годах международное правозащитное гей-движение обратило внимание на ситуацию в Советской России и преследование гомосексуалов стало рассматриваться как часть нарушения прав человека в СССР. Однако, это ничего еще не изменило. В 80-х годах каким-то невероятным образом, рискуя собственной свободой, Михаил узнал о создании организации «Гей-лаборатория», которая занималась формированием самосознания у геев и лесбиянок СССР, переводами и распространением иностранной тематической литературы, пыталась организовать досуговое и культурное пространство. Миша получал через знакомых, таких же, как он сам, Сломанных, некоторую литературу, читал, образовывался. В 88-м году Михаилу даже повезло съездить в Германию в командировку, где он смог пополнить свою библиотеку различными произведениями, связанными с ЛГБТ-сообществом. Правда, все книги были только на немецком, чтобы без проблем провезти их на родину. Многие из работ были на тему «Гомосексуализм — болезнь разума или тела?», «Как исправить ориентацию», «Любовь — это нормальный физиологический процесс». Он также посетил больницу с экспериментальным лечением гомосексуальности, но это совсем другая история. Собственно, поэтому вся литература оказалась около медицинской тематики. Все стало постепенно налаживаться в девяностых. Михаил привык считать, что в его черном туннеле жизни забрезжил свет именно в то время. В 90-х появились журналы… И пусть они просуществовали недолго, пусть ради собственной безопасности их выписывали на абонентские ящики или вымышленные имена и адреса, все же они оказали немалую поддержку многим представителям ЛГБТ. В первую очередь геи и лесбиянки получили возможность обсуждать свои проблемы и делиться опытом. Михаилу нравилось читать истории других людей, понимать, что он не один такой, что они все переживали или переживают трудные времена. Весной 1991 года Михаил посетил фестиваль «Рок против террора». Его организаторы выступали против применения оружия в мирное время, за уважение прав личности, утверждение новых, гуманных отношений между людьми и странами… А главное, группа «АукцЫон» выступила с заявлением в защиту сексуальных меньшинств, призывом к толерантности и за отмену 121 статьи УК РСФСР. Это был первый и последний музыкальный фестиваль, который Михаил посещал. Концерт продлился восемь часов, оставил незабываемые впечатления, но также, как и в 70-х, это ни к чему не привело. А после того, как в 1993 году без широкой огласки для граждан страны (но «посвященные» были в курсе одними из первых) отменили уголовное преследование и добровольные однополые отношения были декриминализованы, Михаил потерял интерес к новостям мира ЛГБТ-сообщества. Главное уже произошло. Даже если о нем узнают — его не станут преследовать. Таков закон. С 1993 года Михаил стал просто жить. Ходить на работу, как и раньше, заниматься своими хобби, как и всегда, общаться с семьей лучшего друга, как и привычно, завел собаку, как и мечтал… И просто смирился с тем, что больше не встретит такого человека, как Ярослав, а значит ЛГБТ-движение его больше не касается. Он один. Ну и финальным аккордом новой страницы жизни Михаила Петровича было исключение гомосексуальности из списка заболеваний в 1999 году. С этого дня Михаил перестал называть себя Сломанным. Пусть он и был несчастным и одиноким (семья Смирнитских была всё-таки семьей Ярослава, а не его собственной), зато он был здоровым.2019 г., осень
Под конец рассказа Михаила Мила едва ли не плакала у него на плече, а он гладил ее по спине, успокаивая. — Все в порядке. Я это пережил. Мы это пережили. А сейчас другое время, милая, и ты со всем справишься! — шептал Михаил, поглядывая на Ярослава, который выглядел немного потерянным. — Ты столько лет… один… — всхлипнула Мила. — Неужели тебе не хотелось… хоть кого-то рядом? — Нет, хоть кого-то мне не подходило, потому что я любил твоего деда, и никто не мог сравниться с ним, — печальная улыбка Михаила снова разбила сердце крестной внучки. — Но у меня же был пес. Его звали Эдисон, мы прожили вдвоем почти двадцать лет. Тебе было около двенадцати лет, когда он ушел. Ты должна его помнить. Мила кивнула. Воспоминания о причудливой таксе с пятнышком-галстуком немного взбодрили ее. Конечно, до смерти родной бабушки и переезда Ярослава в сто тринадцатый дом, она не часто виделась с крестным дедом, так что и Эдди помнила плохо. Разве что сохранился общий образ старой, но очень ласковой собаки. — Было страшно? Попасться? — вдруг спросила девушка, отстраняясь от деда. — Хм, до заключения договора со Славой, да, я этого очень боялся, — задумчиво произнес Михаил. — Да и одно время я даже планировал жениться для прикрытия, но не смог так поступить. Это было бы жестоко и не честно по отношению к девушке. Ярослав бросил на Михаила удивленный и возмущенный взгляд, но тот сделал вид, что не заметил его. — А что за договор? — заинтересовалась Мила. — Я был его, так сказать, поручителем. Если бы кто-то донес на Михаила, я бы поручился, что он не один из мужеложцев и все в таком духе. В таких обвинениях главное слово было за свидетелями, а защищающих было мало, потому что люди обычно принимали сторону «а может он и правда из этих?» Михаил нежно посмотрел на Ярослава и погладил его ладонь. Словами было не выразить, насколько Миша был благодарен за то обещание вытащить его, если что-то пойдет не так. Но хорошо, что обещание не пришлось выполнять. — По сравнению с вашей историей, мои страхи вообще… яйца выеденного не стоят, — почему-то обиженно пробормотала Мила. Старики переглянулись, и Михаил кивнул Славе, мол, теперь твоя очередь постараться разговорить и успокоить внучку. — Мила, знаешь, не бывает больших и малых страхов. Да, мы скрывались из-за уголовного преследования, но зато мы не сомневались, что это наши чувства. А сейчас из каждого динамика говорят о пропаганде, о моде на инаковость, о желании таким способом привлечь внимание… — Ярослав перевел дух и посмотрел на Михаила, который одобрительно покачивал головой, подтверждая его слова. — Кроме того, общество в целом до сих пор не стало терпимее и добрее. Издевательства, физическое насилие над теми, кто отличается. До сих пор есть непринятие семьями, друзьями… Поэтому есть центры помощи ЛГБТ-подросткам, например. Чего боишься ты? В комнате воцарилась тишина. Мила к этому моменту поправила рукава кофты, так что теперь стала обдирать лак на ногтях. Картина нервничающей девушки была не в новинку, поэтому ни Ярослав, ни Михаил не стали ей мешать сосредоточиться и не подгоняли дополнительными вопросами. — Я боюсь рассказать родителям, — наконец, призналась Мила. — Что мне им сказать, если я даже не знаю, кто я. Лесбиянка? Би? Пан? А может у меня просто нездоровое восприятие дружбы? И на самом деле я натуральная натуралка? — А что тебя вообще подтолкнуло к этим размышлениям? — уточнил Ярослав. — Я не задумывался о том, что могу быть не только с девушкой, но и с парнем, пока не встретил Мишу и не влюбился… А… — Да, — Мила грустно улыбнулась, вытирая еще не успевшие высохнуть слезы рукавом кофты. — Макс говорил, что вы в курсе, что у него появилась девушка? Он, правда, еще никого с ней не знакомил, кроме меня. Мы ходили все вместе в кино, а чтобы я не чувствовала себя третьим колесом, Юля взяла с собой свою младшую сестру Алину… И у меня было ощущение, что мы на двойном свидании. Уже не так сильно смущаясь, как в начале разговора, Мила рассказала дедушкам про невероятную девушку, в которую, похоже, влюбилась. Ей хотелось и держаться за руки, и обниматься, и целоваться, в общем все, что делали Максим и Юля. Вот только Мила пока была не уверена ни в своих чувствах, ни в том, что Алина разделяет это влечение. — Пока что мы только переписываемся, — Мила потрясла телефоном в руке. — Но я бы хотела позвать ее на свидание. Или может стоит сначала узнать ее получше? — Мы дружили с Ярославом больше полугода, прежде чем он осмелился меня поцеловать, хотя уже знал, что я в него влюблен… — задумчиво сказал Михаил Петрович. — А ты рассказал о своей заинтересованности мной спустя пару месяцев, смелый псих, — хмыкнул Слава. Они переглянулись, и напряжение из-за серьезного откровенного разговора стало спадать. Его стало вытеснять ощущение уюта и атмосфера понимания и безопасности. — Кстати, можно еще попросить кое-что? — Мила состроила невинную мордашку, как и всегда, когда просила о чем-то, чего стеснялась, но очень хотела. — Не волнуйся, мы никому ничего не скажем. И твоим родителям тем более. Расскажешь сама, когда будешь готова, — улыбнулся Ярослав, но Мила покачала головой. — Это я знаю. Я хотела попросить, чтобы вы разок при мне поцеловались… Можно? Слава покраснел и растерянно посмотрел на Михаила округлившимися глазами. Михаил же спокойно пересел на диване к любимому и приобнял его за талию. — Для нас не привычно выражать свои чувства прилюдно, если честно, но если тебе будет от этого легче… Он немного наклонился к Ярославу, когда они сидели, их разница в росте была не так заметна, и мягко коснулся уголка его губ своими губами. Слава на несколько секунд замешкался, но потом развернулся к Михаилу, обнимая его за шею, целуя медленно, как ему нравилось. Он погладил коротко остриженные волосы на затылке любимого, немного отстранился и улыбнулся. Несмотря на тяжелый характер и частое ворчливое настроение, Ярослав любил целоваться, обниматься и прочие нежности. Михаил прикоснулся кончиками пальцев к щеке мужчины, а затем развернулся к внучке. — Ну, как? — Это было так… Нежно! Спасибо! — счастливо улыбнулась Мила, закрыла лицо ладонями и не сдержала восторженного тихого визга. — Это значит, что в нашем полку прибыло? — усмехнулся Михаил и притянул Ярослава обратно к себе, нежно обнимая и устраиваясь на диване поудобнее, после чего взял пульт. — Ну что? Еще одну серию?