2019 г., осень
Вся тема беременности, родов и малышей никогда не интересовала Михаила Петровича. Во-первых, он не был женат и волноваться о какой-то беременной ему не было нужды. Во-вторых, он не был врачом, которому бы приходилось интересоваться этой темой по долгу службы. В-третьих, он не умел общаться с теми, кто не умел говорить, поэтому не знал, как себя вести с маленькими детьми. Так что приглашение на выписку Ирины из роддома он воспринял с удивлением. — Слушай, я уверен, что это было только из вежливости, — серьезно ответил Михаил Ярославу, когда тот передал ему, что Олег и Ирина хотят видеть его в перинатальном центре, вместе с остальными родственниками. — Ну, сам посчитай, сколько там будет народа? Не учитывая Иру и малышку, будет Олег с двумя детьми и своими родителями, ты, наверняка захотят приехать и Дима с Женей, а Женя так еще и всю семью потащит. Плюс сестра Олега, не помню, как там её зовут... Мы просто не поместимся в фойе родильного дома! — Абсолютно точно не из вежливости, — развел руками Слава, отложив свой мобильный телефон на прикроватную тумбочку. — Олег сказал, что будут только они и родители. А всех остальных позовут на смотрины только в месяц или позже, смотря по самочувствию Иры. Тринадцатого ноября, в среду, прямо ночью Ирине сделали экстренное кесарево сечение, так как родовая деятельность была слишком слабой: воды отошли, а малышка никак не хотела появляться на свет. Олег, как и обещал, звонил Ярославу Александровичу каждые два-три часа, чтобы держать в курсе новостей и состояния Иры. Утром среды он сообщил, что операция прошла успешно, мама и малышка в порядке. И теперь, если все пойдет по врачебному плану, их выпишут через пять дней. К счастью, все шло хорошо: малышка активно кушала и начала восстанавливать потерянный после рождения вес, швы Иры отлично заживали. И теперь они обе были готовы ехать домой, под патронаж медсестры из детской поликлиники. — Ну вот, я же говорил, пригласили из вежливости, потому что мы вместе живем, — Миша щелкнул пальцами, его догадка подтвердилась. — Я не отношусь к родителям... — Ты ее крестный отец, она хочет видеть тебя там завтра! — с запалом воскликнул Ярослав, но, посмотрев на хмурого Михаила, быстро остыл. — Слушай, я знаю, тебе не комфортно с малышами. Но тебе не надо будет ее даже на руки брать. Просто поздравить Иру и Олега, ну, может мы еще присмотрим за Колей и Дашей, но с этим же ты справляешься. — О, силы небесные, дело совсем не в малышке! И тем более, не в Коле или Даше. Я просто не хочу ощущать себя лишним, вот и все. Ярослав повернулся на бок и положил руку поперек груди Михаила, который лежал на спине и смотрел в потолок, продолжая хмуриться. — Иногда я совсем не понимаю тебя, — печально вздохнул Слава, придвигаясь ближе к Мише. — Конечно, они не знают, что сейчас ты моя семья. Но, вообще-то, ты всегда был частью нашей семьи. — Крестный отец и родной — совсем не одно и тоже, Слава. Михаил повернулся лицом к окну, отворачиваясь от Ярослава. Он потянул на себя одеяло, собираясь укутаться в него, как в защитный кокон. Вот только они давно уже спали под одним одеялом. Поэтому Ярослав не собирался сдаваться без боя: спать всю ночь не укрытым, при этом с открытым на проветривание окном — для мерзляка Славы было бы испытанием. Мужчина вцепился в край ткани и уверенно дернул одеяло обратно, да так, что Михаил повернулся обратно на спину, с выражением злого удивления на лице. — Совсем уже? С дуба рухнул?! — Это ты тут собирался превратить меня в сосульку, отобрав единственный источник тепла! — Я думал, что я твой источник тепла, — уже спокойнее сказал Михаил, расправляя скомканное одеяло. — Так а я о чем? Если бы ты окуклился тут, то кто бы меня грел? Легкий непринужденный смех был явным признаком того, что буря под названием «недовольный и злой Михаил Гайдук» миновала. Однако нужно было все же прояснить один важный момент, а для этого придется вернуться к предыдущей теме. И как бы Ярославу не хотелось отложить все выяснения до утра, он обязан был это сделать. — Так ты пойдешь завтра со мной на выписку? — Господи, Ярослав Александрович, — Михаил, кажется, даже скрипнул зубами. — Ты и твои многочисленные отпрыски сведут меня с ума! — Кажется, раньше ты не был против... — Я был против, Смирнитский! Я очень даже как был против, чтобы быть им крестным, если ты не помнишь. Я даже не христианин! Это было правдой. Да и в то время, если честно, мало кто был христианином. Вообще-то, Ярослав Александрович и сам не был крещен, но с верующей женой иногда ходил в церковь. — Сначала Женя, потом Дима и Ира, — Михаил смотрел любимому в глаза, а сам зашибал пальцы, считая: — А затем твои дети стали плодиться: Максим, Мила, Коля, Даша! — Не груби! — с обидой в голосе сказал Ярослав, подтянулся и сел на кровати, опираясь спиной на стену. — Не говори того, чего не думаешь на самом деле. Я знаю, тебя беспокоит что-то другое, а вовсе не количество моих наследников! Кроме того, я прекрасно знаю, как ты любишь моих детей и внуков, особенно Иру и Милу... — Но они не мои дети, Слава! — вздохнул Михаил и сел рядом с любимым. Был еще не очень поздний вечер, но за окном было темно, а комнату освещал приятный желтый свет от лампы, дарящий ощущение уюта и какой-то защищенности. Как ни странно, но Ярославу даже нравились такие редкие камерные ссоры: без оскорблений и игры в молчанку. Они просто эмоционально делились своими переживаниями. Ещё у Михаила был удобный шаблон поведения во время скандала, в отличие от Анны. Всегда, когда он злился или хотел нарочно обидеть, он использовал имя и отчество, а еще лучше фамилию. Но когда он выражал свои искренние чувства, то только имя — Слава — в его исполнении звучало, словно мягкая патока. После пары минут в тишине, Ярослав собрался с мыслями и спросил: — Ты хочешь своих детей? Или ты снова ревнуешь к Анне? Или ты хочешь, чтобы мои дети относились к тебе, как к родному отцу? — Не знаю. Возможно, ничего из этого. Возможно, все вместе... — задумчиво ответил Михаил. — Нет одной универсальной причины, по которой я до сих пор иногда чувствую себя чужим на твоем празднике жизни. Наверное, в первую очередь мне грустно из-за того, что я столько лет был за бортом этого счастья. — Но ты не был! — Слава закашлялся и потянулся, чтобы укрыть ноги одеялом. — Ты всегда был с нашей семьей. Миша, ты им правда, как второй отец. Ты же знаешь, насколько я тебе благодарен за то, что согласился стать крестным моим детям? — Ну, тебе бы не мешало иногда мне напоминать о том, насколько я классный и незаменимый, — еще немного печально, но гораздо спокойнее сказал Михаил и обнял мужчину за плечи.1978 г., весна
Ни Ярослав, ни Анна не знали, что у них будет мальчик до самого его рождения. Но знали, что в любом случае первенца назовут Женя (Евгений или Евгения, в зависимости от пола). Аня обожала это имя. Евгений, первый сын Ярослава Александровича, родился восемнадцатого марта, в аномально холодный день ранней весны, когда еще, конечно, не сошел снег. Михаил был вместе с другом, когда тот в первый раз пришел под окна родильного дома, чтобы посмотреть на сына. По мнению Гайдука, в окно третьего этажа за плохо вымытыми стеклами было ничего не видно, но Смирнитский все равно сиял от счастья. Теперь он отец! Михаил был лучшим другом семьи Ярослава. Он приходил на их праздники, дарил подарки, проводил время со Славой и Анной вместе. Да и о пополнении в семействе узнал одним из первых, где-то полгода назад. И он понимал, что теперь многое изменится. Ведь одно дело семья без детей, вольная распоряжаться своим свободным временем по собственному усмотрению. А другое дело, когда в семье появляется младенец, и этого самого свободного времени не остается вовсе. Все эти пелёнки, стирка и глажка, кормление по часам, затем ясли, и далее-далее-далее... Михаил уже был готов к тому, что он не будет видеться с Ярославом, по меньшей мере год, а то и больше. Но какого же было его удивление, когда он оказался запряженным в эту семейную телегу странным третьим колесом (или четвертым, если считать маленького Женю). Прошло чуть меньше месяца с рождения сына, когда Анна попросила Михаила, чтобы он стал крестным отцом. Она хотела сообщить своим родителям и близким родственникам о своем выборе крестных на смотринах, которые должны были состояться восемнадцатого апреля. Поэтому и огорошила свой просьбой Михаила заранее. — Я хочу покрестить Женечку в полгода, хотя Славочка считает, что лучше в год, — сказала Аня, качая малыша на руках. Женя не был любителем спать самостоятельно. Стоило его положить в чудесную маленькую кроватку, как начинался ужасный по громкости плач. Михаил даже думал, что Евгений самый громкий младенец из всех младенцев на свете (правда, когда у Смирнитских родился Дима, а затем и Ира, ему пришлось пересмотреть свое мнение, так как оказалось, что все младенцы весьма громкоголосые). — Аня, но я сам-то не крещеный, даже не верующий, ты же знаешь, — вздохнул Михаил, не отказывая в просьбе, но и не соглашаясь. — Как я смогу делать то, что должен делать крестный? А вообще, что он должен делать-то? — Ну, помогать с воспитанием, прививать духовные ценности, мораль и всякое такое, с чем ты справишься на раз-два, — вместо жены ответил Ярослав, помешивая суп на плите, а Анна кивнула, подтверждая его слова. — Мне же ты помогаешь столько лет. И с ребенком справишься. — Да и вообще, должность номинальная, — тихо рассмеялась Аня. — Крестной мамой будет моя сестра, так что логично выбрать крестного отца со стороны Славы. — Почему не кто-то из твоих братьев? По аналогии, — пожал плечами Михаил, поворачиваясь к другу. Быть выбранным на роль крестного за твои «моральные качества» — это одно, а вот быть «логичным выбором» — совершенно другое. — Я давно с ними близко не общаюсь, только с сестрой, сам знаешь. С тех пор, как я окончательно бросил якорь в городе, а не вернулся в деревню, они считают меня зазнавшимся мажором, не имеющим понятия о долге, о благодарности и так далее. Да и в принципе, вся семья поддерживает политическую атеистическую идеологию, поэтому против церкви и крещения. Так что то, что они — там, а я — тут, меня устраивает. И я не хочу как-то менять сложившуюся ситуацию, — с пренебрежением в голосе сказал Ярослав. — Так что мне... То есть нам будет приятно, если ты станешь частью нашей семьи! Михаил осмотрелся в кухне Смирнитских. Их молодой семье дали малюсенькую двухкомнатную квартиру, когда Аня забеременела. Ремонт был сделан чуть ли не из подручных материалов, мебель и предметы быта собраны по друзьям-приятелям и родственникам. Жить можно, даже уютно, но уж точно не зажиточно. В общем и целом, жизнь работника завода и учительницы младших классов с большой натяжкой можно было считать жизнью мажоров. Хотя, смотря кого с кем сравнивать. Родственники Славы были довольно странными людьми. Михаил видел их всего однажды, в далеком 1970 году, но ему этого раза хватило, чтобы составить о них весьма полное впечатление. Братья у Ярослава были, мягко говоря, странными и агрессивными, скорее всего унаследовав это от их отца. Миша всерьез думал, что мать Славы его «нагуляла» на стороне — так сильно он отличался от остальной своей семьи. А с одним из старших братьев Ярослава — кажется с Борисом — Гайдук даже чуть было не подрался! Так что из всех Смирнитских, Михаил нормально мог общаться только со Славой и его младшей сестрой Галиной. Да и с ней какое там общение? На последних курсах медицинского не особо до общения со старыми друзьями брата, тут бы за своей жизнью уследить да все успеть! — Ты покурить не хочешь? — спросил Ярослава Михаил, рассчитывая поговорить с ним наедине. — Я бросил, — победно улыбнулся Слава, постучав себя кулаком в грудь. — Почти шесть лет курения, и бросил в один день после рождения Женьки! — Да, табачный дым точно не полезен для ребенка. Он и для взрослого не полезен, к сведению, — Анна встала, все так же покачивая Женю на руках, шагнула к мужу и легко поцеловала его в щеку. Они оба были невысокими, почти одного роста, поэтому ей даже не пришлось тянуться к нему. — Оставлю вас поговорить, все равно Женечку пора кормить. Она улыбнулась и вышла из кухни, скрывшись в спальне. — Всё-таки у женщин гораздо лучше развито чувство такта, — вздохнул Михаил, проводив Аню взглядом. Хоть он и ревновал Ярослава, объективно, Аня была хорошим человеком и отличной женой. — Э, я не понял, к чему ты это? — Слава выключил плиту и принялся нарезать хлеб. — Естественно, ты не понял, — усмехнулся Миша, встал из-за стола и подошел к окну. Занавески были старыми, но тщательно выстиранными, отбеленными и, скорее всего, накрахмаленными. — Аня специально оставила нас. Я хотел поговорить только с тобой, без нее, поэтому и предложил выйти покурить. — А, ну, так бы и сказал, — растерянно пробормотал Ярослав. — Я еще удивился, ты ж не куришь... Михаил оперся на покрашенный белой краской деревянный подоконник ладонями и опустил голову. Что ж, не за чуткость и сообразительность он любил этого мужчину. — Да, точно, с тобой нужно говорить прямо, без намеков, — сам себе напомнил Миша шепотом и уже громче спросил: — Так почему я? Ты же знаешь, что у меня много причин не посещать церковь. — Да ладно тебе, я ведь тоже не крещеный, но все равно хожу в церковь с Аней иногда. У нее удивительно верующая семья, несмотря на то что церкви то и дело закрывают, и вообще это не поощряется, — Ярослав закончил с хлебом и тоже подошел к окну, встав рядом с Мишей, касаясь плечом его плеча. — Я же не только про принадлежность к вере, — вздохнул Михаил и кинул короткий, полный тоски, взгляд на то, как близко находились их ладони на подоконнике. Он обещал, что будет хорошим другом. Правильным. — Ты же знаешь, кто я. И, кто мне нравится. Церковь такое не приветствует. — Вообще-то, я считаю, что у верующих и таких, как мы, гораздо больше общего, чем принято думать, — тихо, едва слышно сказал Слава, повернувшись к другу и поймав его взгляд. — Кто-то может свободно говорить о том, что думает, что чувствует, просто потому что это подходит политике партии. А остальные лишь имеют право молчать и надеяться, что за ними не придут люди в форме. Михаил удивленно посмотрел на Ярослава. Все же, не всегда он был глупо прямолинейным и непонимающим намеков и недосказанности. А еще иногда был потрясающе красноречив, хотя сам считал иначе. — Я знаю, тебе хватает проблем и переживаний с тем, что тебе... не нравятся женщины, — осторожно сказал Слава. Он не хотел раскрывать секретов лучшего друга даже жене, и Миша ценил это. — Но мне и правда будет приятно, если ты будешь крестным у Жени. Так я буду уверен в том, что если со мной или Аней что-то случится, то он не останется один в этом мире. Мне так будет спокойнее. Ведь я тебе доверяю больше всех в мире. Тебе и Ане. Это были весомые аргументы, по крайней мере, для Михаила. Он уже был готов согласиться, но Слава быстро добавил: — А еще я хочу, чтобы и ты не был один в этом мире, если со мной что-то случится. Даже если у тебя не будет жены и своих детей, если не будет партнера, то у тебя будет Женя. Михаил зажмурился, чтобы не показать своих слез, и кивнул. — Хорошо, буду я этим вашим крестным... Только с одним условием, — Миша открыл глаза и позволил себе взять Славу за локоть и немного сжать. — Я буду крестным у всех ваших детей, вне зависимости от того, сколько у вас их будет! Ярослав тихо рассмеялся: Женечка, наверняка, уже уснул у мамы на руках. В сентябре того же года было совершено таинство крещения. Аня спешила, так как боялась, что церковь, которая ей так нравилась, могут закрыть. Михаил серьезно отнесся к своей новой роли и радовался, что Анна предупредила его заранее. В столице, когда он был на летней сессии в университете, он купил за 140 рублей фотоаппарат «Зенит-ЕМ», который и подарил Жене на крещение. А родителям подарил несколько пленок, взяв с них обещание фотографировать малыша, и распечатывать фото с расчетом и на него тоже.2019 г., осень
С утра шел снег, и все небо было закрыто тучами. Ярослав и Михаил приехали за полчаса до назначенного времени выписки и теперь ждали на улице: в фойе их не пустили, так как до них выписывались другие мамы с малышами. Олег вообще уже больше часа был у роддома. Он передал вещи для жены и дочки, а теперь смотрел, как Коля изображает из себя ответственного старшего брата и учит маленькую Дашу делать снежные куличики. Они хотели делать снежных ангелов, но деда Слава их отговорил, иначе бы они промочили всю одежду и замерзли. — Хорошо, что сегодня пасмурно, солнце не разбудит малышку, — сказал Олег. Он то и дело оглядывался на двери роддома. — Конечно. Да и сегодня не так морозно, как было пару дней назад, — Михаил Петрович смахнул с коленей и воротника снег, который успел нападать, пока они ждали Иру. — О, мои родители подъехали! Присмотрите за ребятами? — спросил Олег и, когда Ярослав Александрович кивнул, вскочил на ноги и поспешил к машине, паркующейся неподалеку. — Они уже выбрали имя? — спросил Михаил у Ярослава, который отряхивал варежки Даши от снега. — Не знаю, я думаю, что сами скажут. — Я предложил назвать Ксеня! — гордо воскликнул Коля. — Нас будут звать на одну букву! — Но ты же Николай, тогда нужно имя на букву «н», — резонно заметил деда Миша, и мальчик задумался. — А я хочу, чтобы ее назвали Настя, это запомнить легко! У меня много подЛужек Настей в садике! — все еще не выговаривая букву «р», сказала Даша. — И как же ты их будешь тогда различать? — спросил деда Слава. — Вот крикнешь «Настя», и к тебе вся толпа прибежит! Они рассмеялись, как раз когда к ним подошел Олег со своими родителями. — Пойдемте, Ира написала, что они уже собираются! — взволнованно сообщил трижды отец, и повел всех к главным дверям. В фойе родильного дома, как и всегда, была суета. Ходили медсестры, родственники радовались новому члену семьи на разные лады, штатные фотографы щелкали фотоаппаратами без вспышки, чтобы не напугать малышей. Все детки были разные: большие и маленькие, крикливые и сонные, в комбинезонах или конвертах, с лентами и без. А все мамы были схожи в одном — им не терпелось скорее вернуться домой. Не успели все войти в зал, как уже выходила медсестра с крохотным свертком в руках, а за ней Ирина. Дочку передали на руки отцу, сделали памятные снимки. Все, особенно Коля и Даша, спешили посмотреть, как выглядит малышка. Наконец, Ира смогла подойти к отцу и обняться с ним. Затем она так же обняла Михаила Петровича. — Я хотела назвать дочку Аней, в честь мамы, — сказала Ира отцу, наблюдая за тем, как ее свёкр и свекровь гулят с новорожденной. — Но она была против имен в честь кого-то. — Да, она считала, что имена должны быть индивидуальными, — согласился Ярослав Александрович и грустно улыбнулся, как улыбался всегда, вспоминая покойную жену. Михаил с трудом удержался, чтобы не взять любимого за руку в успокаивающем жесте. И сейчас для ревности не было места. — Так как вы назвали дочку? — спросил Гайдук, смотря на кроху, которую в этот момент к ним принес Олег. Ирина улыбнулась: — Дедушки, знакомьтесь, это ваша третья внучка Алёна.