2021 г., зима
Малышка Тесла уже не была малышкой. В начале декабря ей исполнился годик, так что она считалась взрослой собакой, но размерами оставалась почти той же крохой, по крайней мере по сравнению с ее псами-друзьями — колли Бисквитом и лабрадором Рудольфом. Так как последнее время с Теслой часто гулял Ярослав, между ними начал таять лед недопонимания. Слава не пытался учить её командам, не вел светских бесед с другими собачниками, как Михаил. Он относился к ней, как к кошке, так ему было проще понять, что она для уюта и душевной теплоты, а не для защиты дома. Когда они ходили на улицу вдвоем, то Ярослав что-то в полголоса ей рассказывал, игнорируя удивленные взгляды прохожих. Но, в конце концов, он был стар и мог позволить себе немного безумства хотя бы на закате жизни. Дома тоже были некоторые изменения в поведении собаки. Когда Михаил работал за компьютером, Тесла ложилась рядом на стул с подушечкой, поставленный специально для нее. А за столом на кухне шалунья неизменно выпрашивала вкусности у Ярослава, зная, что Миша ей не даст и кусочка вредной человеческой пищи. Ночью собаке было положено спать на лежанке, которая стояла рядом с комодом в спальне, но, конечно, Тесла игнорировала это правило. И теперь она спала на ногах у того из хозяев, кто водил её вечером на прогулку. Видимо, она считала, что это для них награда. — Сегодня я один погуляю с Теслой, — сказал Михаил, вытащив из шкафа зимние ботинки. Их нужно было протереть и почистить перед выходом из дома. — А то если она ночью уляжется на тебя, когда у тебя болит спина, ты будешь не рад. — Хорошо, — кивнул Ярослав. Он стоял, чуть сгорбившись. Днем он неудачно потянулся, чтобы достать сервировочную тарелку с верхней полки, и у него что-то защемило в пояснице. Так что теперь на нем был специальный прогревающий пояс, сверху которого Миша еще и шаль повязал. На что только не согласишься, лишь бы почувствовать себя снова здоровым, насколько это возможно в семьдесят лет. — Пожалуйста, не жди нас, ложись в кровать. Мы скоро вернемся, и я к тебе присоединюсь. Что-то устал сегодня, — Михаил ласково провел ладонью по волосам Ярослава, сухо поцеловал его в висок, в щеку и в уголок губ, после чего продолжил одеваться. Смирнитский решил дождаться, когда Миша закончит собираться, возьмет Теслу на поводок и выйдет из квартиры. После этого он запер входную дверь только на нижний замок, который Михаил легко откроет ключом, и отправился в спальню, как его и просили. Слава проснулся от того, что рядом с ним кто-то возился. Он не планировал засыпать, но видимо его сморило. Но вместо Михаила Ярослав увидел на подушке довольную собаку, которая уже устраивалась спать. — Ишь, чего удумала! Это Мишино место, знаешь же! — пожурил Теслу Слава, легонько похлопав ее по спине, вынуждая перейти в ноги. Свет в коридоре выключился, и в спальню вошел Михаил Петрович. Слава потянулся, чтобы включить ночник. Не хватало еще, чтобы он в темноте упал и ногу себе сломал. Миша зевнул, устало потер лицо ладонью. Дойдя до окна, он открыл створку, впуская морозный свежий воздух. — Мы тебя разбудили? — Я не хотел засыпать, так что все нормально. Как погуляли? — Быстро. Поднялся ветер, и я решил, что лучше нам вернуться домой, — Михаил Петрович откинул угол одеяла и лег в кровать. Ярослав выключил ночник и пододвинулся, чтобы они могли удобно устроиться относительно друг друга. И когда возня закончилась, он привычным жестом положил руку на грудь Михаила, чтобы чувствовать его дыхание и размеренный стук сердца. — Ты какой-то горячий, — чуть нахмурился Смирнитский. Он поднял пижамную кофту Миши и провел ладонью по оголенной коже. — Эй, не приставай ко мне. Я старый уставший человек, — слабо усмехнулся Гайдук, положил свою руку сверху руки Славы и не дал ему ей двигать. — Ты тоже горячий, красивый и любимый, но давай спать? — Нет, Миш, я серьезно. У тебя жар! — Ярослав отнял всё-таки руку, сел и снова включил свет. На лбу у Михаила были бисеринки пота, глаза красные, как воспаленные. Слава рвано выдохнул и поднялся с кровати, чтобы сходить за градусником, который лежал в аптечке на кухне. — Я в порядке, любимый, — пробормотал Гайдук, но Ярослав Александрович не собирался верить ему на слово. — Садись, — сказал Смирнитский, помогая сонному Михаилу принять вертикальное положение. Больная спина была против нагрузки, но адреналин в крови заглушал её слабые протесты. — Боже милостивый, ты не мог сказать, что плохо себя чувствуешь? Позвонили бы хозяйке Бисквита, она бы выгуляла Теслу. Или сходила бы собака еще разок в лоток... За ворчанием Ярослав прятал беспокойство, но Михаилу, казалось было все равно. Он сидел с открытыми глазами, слегка кивал, но ничего не отвечал. Когда прошло пять минут, и Слава забрал у Миши градусник, выругаться пришлось гораздо менее сдержано. Ртутная шкала показывала 39,1, и, судя по состоянию Михаила, температура продолжала расти. — Так-так-так, я сейчас соображу, что делать, — пробубнил Ярослав, стараясь унять внезапно возникшую дрожь в руках. Паника в таких делах не помощник. Она вообще ни в чем не помощник. Вспомнился прием, где нужно было считать от ста до одного, отнимая в каждый шаг по три. Это отвлекало мозг и помогало переключить внимание, чтобы снизить напряжение. Ярослав принялся считать. Сто, девяносто семь, девяносто пять... то есть, девяносто четыре. Сначала нужно позвонить в скорую помощь и вызвать врача. Коротко рассказать о болезни осенью, о том, что последние два месяца у Михаила быстрая утомляемость и одышка при малейших нагрузках. Девяносто один, восемьдесят восемь, восемьдесят пять, восемьдесят два... Дальше — ждать врачей. Снова измерить температуру. Если будет выше 39,5, то дать жаропонижающее и, раздев Михаила, обтереть его теплой водой, чтобы охладить. Семьдесят девять, шесть, три... Хорошо, что семьдесят четыре пропущено! Семьдесят... Нужно написать детям. Пусть подскажут, что еще нужно сделать. И плевать, что время позднее. У Олега холодная голова, он трезво рассуждает, а еще у Крамеров есть машина. Если скорая не приедет к утру, то они сами отвезут Мишу в больницу. Шестьдесят семь, шестьдесят четыре, шестьдесят один... Снова измерить температуру. Если упадет ниже тридцати девяти — хорошо. Если нет — плохо. Пятьдесят восемь, пятьдесят пять, пятьдесят два, сорок девять... Сразу собрать вещи для больницы. Найти удобную сумку, Слава знает, где они лежат. Щетку, пасту, расческу, бритву, туалетную бумагу. Бутылку воды. Одежду. А где тапочки? Он давно их не видел... Сорок шесть, сорок три, сорок, тридцать семь... Нужно закрыть Теслу на кухне, чтобы она не мешала врачам, когда они приедут. И чтобы её лай не тревожил Михаила, у которого явно болит голова из-за жара. Тридцать четыре, тридцать один, двадцать восемь, двадцать пять... Документы! Обязательно нужны все документы: паспорт, полис, медицинская карта, список аллергий на лекарства, последняя флюорография. Ярослав надеялся, что ей меньше года. Двадцать два, девятнадцать, шестнадцать, тринадцать, десять... При этом ему нужно продолжать сохранять спокойствие и говорить с Михаилом. Не давать ему засыпать, чтобы контролировать его состояние до приезда врачей. Ну, может только немного подремать. А еще нужно дать воды: из-за пота он теряет много жидкости. Семь, четыре, один... Как быстро пролетело время. Ярослав сделал всё, как и распланировал, но температура ниже 39,1 так и не опустилась. Михаил то и дело отключался, при этом даже сидя, заваливаясь на подушках. Потом просыпался, бормотал что-то несвязное, звал то Эдисона, то Теслу, вероятно, запутавшись между сном и реальностью. Ближе к пяти утра Ярослав уложил его нормально в кровать, помога вытянуть ноги, которые тот притягивал к груди. Его морозило. Старик укрыл Мишу легким покрывалом и, когда тот заснул, позволил себе несколько минут тихо поплакать, чтобы сбросить скопившееся за ночь напряжение. Один главный вопрос стучал у него в висках: «Это же не ковид?». Если осенью Михаил и правда не болел коронавирусом, то вполне мог заразиться теперь. А если всё-таки болел, то почему его состояние так ухудшилось спустя столько времени?! Но Смирнитский не был врачом и не мог ответить на свой вопрос. А врачей скорой все не было. Ярослав знал, что некоторые ждут приезда бригады по несколько суток, но не хотел в это верить. Где-то через пару часов Михаил проснулся, точнее, открыл глаза и медленно приходил в себя. Сухие потрескавшиеся губы выдавали обезвоживание, а тело все так же пылало. Ярослав усадил любимого в кровати и поднес стакан с прохладной водой ко рту, чтобы тот мог попить через трубочку. — Мне приснилось, или ты звонил в скорую? — очень хриплым голосом спросил Михаил. — Да, я вызвал врачей. — И?.. — И они еще не приезжали, — кивнул Слава. Он наклонился, поцеловал Михаила в лоб, и выражая свою привязанность, и проверяя температуру. — Не стоит тебе со мной возиться, да еще и без маски. Заразишься. — Ничего страшного, я периодически мою руки. А вообще, если бы я мог, то заразился бы еще вчера. Поздно принимать профилактические меры. Как ты себя чувствуешь? — Устал. Немного тошнит. Все тело ломит. И я хочу спать, — на одном дыхании выдал Михаил и стал сползать вниз, обратно в постель. — Я принесу тебе обезболивающее... — Подожди, — Гайдук дернулся, словно собирался поймать Славу за руку, но забыл, что у него нет сил. — Где Эдди? Надо с ним поиграть. — Эдисон?... Миш, он ушел, почти восемь лет назад, — вздохнул Слава и поджал губы. Он ненавидел эти мистические поверья, которые убеждали людей в том, что если тебе снится кто-то, кто умер, и он зовет тебя с собой, то смерть скоро придет в твой дом. Ненавидел и не верил. Но сегодня, когда сам оказался в такой ситуации, Ярославу Александровичу хотелось отдать всё, лишь бы это суеверие не сбылось. — А, да, точно. Помню? Сейчас у меня не Эдисон? Сейчас у нас… Тесла? — Михаил очень сомневался в том, то говорит, так как все его предложения звучали вопросительно. — Да, кокер-спаниель, её зовут Тесла. Я принесу таблетку, — предупредил Ярослав, прежде чем выйти из спальни. Когда он уже шел обратно, зазвонила трубка домофона. Приехала скорая. Наконец-то. А то Смирнитский собирался через полчаса звонить Олегу и просить его отвезти Мишу в больницу. В квартиру вошли двое медиков в полной защите: в белых комбинезонах, специальных масках, перчатках. Вид у них был устрашающий. Ярослав с трудом поздоровался и проводил врачей в спальню. Тесла на удивление вела себя тихо на кухне и не лаяла. Похоже, эта умная девочка поняла, что ситуация серьезная. Один из инфекционистов, что пониже, был, вероятно, главным. Он немного грубо усадил Михаила и принялся его осматривать, параллельно задавая вопросы, на которые отвечал по большей части Ярослав, потому что Миша выглядел растерянным и всё ещё сонным. Слава не привык видеть беспомощность в глазах любимого. Такого надежного, умного и уверенного в себе Гайдука, который сидел перед незнакомым врачом, как маленький ребенок, и боялся что-то сказать. Или просто не знал ответов на их вопросы. — Какая максимальная температура была ночью? — задал очередной вопрос инфекционист. — Тридцать девять и девять, — ответил Ярослав, а второй записывал данные в какой-то бланк. — Когда давали жаропонижающее? — Три часа назад. — Запиши, что сейчас тридцать девять и семь, — сказал врач, вытащив градусник, и снова поднял голову к Ярославу. — Ковидом болел? Он и вы? Кто-то из близких? — Нет, все тесты были отрицательными. — Его медицинская карта дома? — Да, с остальными документами. — Хорошо, мы его забираем. Вещи готовы? — Э, да, всё готово. Я могу поехать с ним? — Нет, мы сразу повезем его в ковидный госпиталь, так что с нами только больной. Передачи можете передавать через главный корпус больницы. Подробнее прочитайте на сайте или позвоните по телефону, — терпеливо объяснил врач, а его коллега протянул маленький листочек с распечатанной информацией. — Ходить может? Помогите ему одеться и спуститься до машины. Мы ждем внизу. Врачи собрали то, что успели разложить, и вышли из квартиры, чтобы не мешать сборам. Ярослав стиснул зубы и принялся переодевать Михаила из пижамы в обычную одежду. Хорошо еще, что сумку он уже успел собрать, не будет заставлять ждать врачей дольше, чем нужно. Гайдук немного пришел в себя, когда Слава протер ему лицо влажным платком. Его растерянный и испуганный взгляд сфокусировался на Ярославе, и он слабо улыбнулся. — Знаешь, я давно уже это знал, — тихо, как будто рассказывал секрет, сказал Миша. — Что? Ты о чем? — Смирнитский натянул на любимого футболку, одернул, поднял на ноги, чтобы надеть штаны. — О том, что я не доживу до семидесяти четырех лет, — кивнул Михаил. — Семьдесят четыре — мое несчастливое число. — Не говори ерунды, — нервно проворчал Ярослав. — Ты обещал мне много счастливых лет вместе. Ты не можешь оставить меня. Он одевал Михаила Петровича и продолжал говорить, не обращая внимания, что по щекам снова стали катиться слезы из-за усталости и тревоги. — Они сейчас отвезут тебя в санаторий, типа того, куда ты хотел поехать этим летом. Помнишь? Вылечат тебя, и ты вернешься домой. Ко мне. К нашей собаке. — Ты хорошо поладил с Теслой. Я могу не переживать за нее... — Замолчи! Это твоя собака. Ты должен о ней заботиться, а не я. Так что просто выздоравливай и приезжай обратно. — Слава, не плачь... — Я не плачу! Я злюсь на тебя за то, что ты говоришь глупости. — Солнце, пожалуйста, не злись на меня. Я не хочу, чтобы это было последней эмоцией, что я увижу на твоем лице перед расставанием. — Тогда не сдавайся! Миша, пожалуйста, не сдавайся. Ты сильный, ты здоровый, ты... — Ярослав крепко обнял пошатывающегося Михаила и зарыдал, уткнувшись ему в плечо. — Не смей поступать со мной так. Я не хочу быть дважды вдовцом. Я не готов потерять тебя. И никогда не буду готов. — Я люблю тебя, Слав. Спасибо тебе за все. — Прекрати это! Не звучи так, как будто мы прощаемся! — отчаянно прорычал Слава и поцеловал Михаила в губы. — Я с тобой не прощаюсь! Понял? Ярослав подхватил сумку с вещами и документами и взялся за ручку входной двери, но Миша остановил его слабым прикосновением к предплечью. — Скажи, что любишь меня. Скажи мне, что ты меня любишь. — Нет. Скажу, когда ты вернешься домой, — проворчал Слава и, вытерев слезы, вышел из квартиры. Михаил больше не стал просить. Опираясь на руку Смирнитского, он спустился на лифте, а потом медленно вышел из подъезда. Скорая стояла прямо у тротуара. — Я не сдаюсь, но я не могу тебе ничего обещать, — тихо сказал Миша, прежде чем они подошли к машине и открыли дверь. Один из врачей помог больному забраться в карету скорой помощи и усадил на носилки. — Я люблю тебя! Я очень люблю тебя! Возвращайся домой! — твердо, громко и без слез, даже с легкой улыбкой на губах сказал Ярослав и махнул рукой прежде, чем двери скорой захлопнулись, и машина выехала из двора дома сто тринадцать, не включая сирены.2016 г., зима
Ярослав лежал в своей комнате на разложенном диване, до носа натянув тяжелое ватное одеяло. Он сам не заметил, как начал называть эту комнату в квартире Михаила своей. А ведь прошло меньше полугода со смерти Анны. Жить с Мишей Слава привык быстро, все-таки хозяин квартиры был очень сговорчивым и терпеливым. А вот спать одному было отвратительно и как-то дико. Ему снились кошмары всех плохих периодов его жизни: первая ссора с Михаилом и их расставание; голодные времена, когда задерживали зарплаты; смерть жены; и многое другое, о чем он старался не вспоминать после пробуждения. Лучше спать без сновидений, чем каждый раз просыпаться в холодном поту, чувствуя себя разбитым, словно и не спал вовсе. Вот и сейчас часы показывали половину пятого утра, а Ярослав не мог заснуть. Только что во сне он в очередной раз провожал жену в последний путь. Его знобило. И одеяло не согревало совершенно. Мужчина поднялся с кровати, стараясь быть как можно тише. Несмотря на свой отвратительный характер и некоторую жестоко сердечность, он не хотел мешать Мише, хотя порой его агрессия неконтролируемо выливалась на этого чудесного во всех смыслах человека. Ярослав надел мягкие тапки и, прокравшись на кухню, вышел на балкон. Достал из распечатанной пачки сигарету. Закурил. На улице было темно. Желтые фонари рваными полосками освещали дорогу, по которой редко проезжали машины в столь ранний час. Ярослав выпустил струю сигаретного дыма в приоткрытое окно. Глаза немного слезились, то ли от холода с улицы, то ли от грустных мыслей. Славе не хотелось сейчас в этом разбираться. За спиной с щелчком открылась балконная дверь, и к Ярославу присоединился Михаил, держащий в руках большой черный сверток. — Не спится? — он накинул на плечи Славы куртку. — Если выходишь курить, будь добр, оденься. Не хотелось бы, чтобы ты заболел. Лечить тебя очень мучительное для нервной системы занятие. Слава ничего не ответил, а только снова затянулся сигаретой. — Что ж, не буду мешать, — вздохнул Михаил, и на секунду Ярославу показалось, что он хочет к нему прикоснуться, может даже обнять. Но так ничего и не сделав, только окинув фигуру друга долгим тоскливым взглядом, Миша вышел, оставив мужчину наедине с сигаретой и пепельницей-жестянкой. Еще одна затяжка. Ярослав думал. Михаил ни о чем не просил. Время шло, скорбь по жене уже не разрывала сердце и сковывала разум Славы, но Миша так ни о чем и не попросил. Он почти не прикасался и давал много личного пространства. Казалось, что теперь, когда они живут вместе, и их не разделяет женщина, Михаил, наоборот, стал еще более аккуратным, чтобы не посрамить свой статус лучшего и надежного друга. Единственное, что Михаил себе позволял — это взгляды. Долгие, как сейчас на балконе, словно он собирался сказать что-то важное, но не решался. Или короткие, мимолетные, после которых Михаил краснел и нервничал, как подросток, которого поймали за подглядыванием. Еще одна затяжка. Ярослав тоже ни о чем не просил. Хотя ему хотелось откровенного разговора. Такого, который может вести только Михаил, ведь Славе не хватит красноречия и терпения. Да и чуткости, в конце концов. Ему хотелось привычных дружеских похлопываний по плечу. Хотелось... Если честно, ему просто хотелось снова почувствовать себя любимым. Центром чьей-то вселенной. Последняя затяжка. Мужчина вышел с балкона, оставив куртку прямо на кухонном столе. С чего-то нужно было начинать менять жизнь. И для начала он больше не хотел спать один. Он толкнул прикрытую, но не запертую дверь в спальню Михаила, даже не удосужившись постучаться. Мужчина полулежал в кровати поверх одеяла, читая книгу при свете ночника. Когда в комнате появился неприглашенный гость, Миша медленно отложил книгу, не забыв вложить потрепанную картонную закладку. — Вторая подушка в нижнем ящике, — указал он рукой. — Наволочки в третьем. Ярослав кивнул и подошел к комоду. У него была пара минут, пока он готовился ко сну, чтобы объясниться, но он не стал ничего говорить. Миша сдвинулся с центра кровати на край, который ближе к окну. — Предпочитаю спать со свежим воздухом, поэтому окно не закрываю. Если замерзнешь, то укутаешься в одеяло... — То прижмусь к тебе... — одновременно с Михаилом договорил Слава, стараясь звучать непринужденно. В ту ночь они больше не сказали ни слова, хотя до утра каждый лишь дремал в пол глаза. А после пробуждения Слава тихо поднялся с чужой кровати, поправил подушку, выскользнул из спальни, как ночной призрак, и скрылся в своей комнате. По утрам Миша часто пил кофе. Не просто растворимый, а молол зерна и варил в турке. Вроде бы этот утренний ритуал Михаил «привез» из Германии, когда был в командировке. В девяностые было сложно найти хороший кофе, но теперь на любой праздник можно было дарить упаковку хороших кофейных зерен — не ошибешься. Но этим утром Михаил заварил себе чай с мятой. Он собирался днем доспать то, что не доспал ночью из-за слов и присутствия Ярослава. Ему даже себе было неловко признаться, что он и правда ждал ночных объятий, которых не было. Он не собирался нарушать уединение Славы, ведь он обещал дать ему столько времени, сколько потребуется. Даже если ночью показалось, что ожидание окончено. Взяв кружку с чаем, Михаил направился обратно в свою комнату: завтракать в одиночестве не хотелось, а сидеть и надеяться, что сосед составит ему компанию, было выше его сил. Выйдя в коридор, он увидел Славу, который тащил в руках ворох белья. — Что ты делаешь? — Михаил чуть склонил голову, наблюдая, как мужчина вздрогнул от его резкого вопроса и едва не рассыпал по полу все, что держал. — Собираюсь заняться стиркой. Очевидно. Ярослав обошел Михаила и зашел в ванную, присел перед стиральной машинкой и стал загружать постельное белье в барабан. — Сегодня не суббота, — напомнил Миша, который обычно занимался делами по дому, а стирку постельного и полотенец ставил каждую субботу, чтобы не путаться, как долго используется тот или иной комплект. — Я в курсе. Соседка сверху опять орала на сына, что он не хочет собираться в садик. Значит, сегодня будний день. — Тогда почему?.. — Михаил сначала спросил, а потом подумал, что вопрос бестактный. В конце концов, они уже в возрасте, всякое могло произойти, из-за чего постель могла испачкаться. Например, Слава мог пролить чай. Грязная постель и нежелание перестилать ее в середине ночи — вполне себе весомая причина для того, чтобы прийти спать к старому другу. Не так ли? Решив это для себя, Михаил Петрович сделал длинный глоток чая, наслаждаясь запахом мяты. — Почему? — Ярослав закрыл дверцу и нажал на кнопку «пуск», после чего посмотрел на Мишу. — Потому что я решил спать с тобой. Наконец-то, мне было не холодно спать, несмотря на открытое окно. А значит, мне больше не нужен отдельный комплект постельного белья. Слава вышел из ванной и протиснулся между стеной и Мишей, который тоже успешно изображал стену от удивления. На секунду ему показалось, что Ярослав прикоснется к нему, пытаясь обнять или что-то в этом роде, но он просто прошел на кухню. — Ладно... — задумчиво протянул Михаил и пошел за соседом. Внезапно появился аппетит. Атмосфера в квартире дома сто тринадцать заметно изменилась. Теперь то и дело возникало напряженное молчание, произносились двусмысленные фразы, затягивались дружеские прикосновения. В общем, мужчины возраста «далеко за шестьдесят» вели себя, как два подростка в период бурной гормональной перестройки. Когда у Ярослава заболела спина, Михаил решился предложить ему массаж. Слава не стал отказываться и снял одежду под пристальным взглядом мужчины. Он лег на диван, на котором он уже неделю не спал, в комнате, которую теперь называл не своей, а гостиной. В ожидании прикосновений кожа покрылась мелкими мурашками. Михаил пододвинул стул и сел рядом с диваном, так как садиться сверху бедер Славы было неудобно и небезопасно. Он начал мягко разминать уставшие напряженные мышцы, поглаживая и постукивая. Конечно, ничего вульгарного и пошлого Миша не делал. Но сами прикосновения к коже любимого человека доставляли ему неописуемое счастье. А то, что от массажа Слава смог заснуть спокойным сном без кошмаров, стало приятным бонусом. Когда Ярослав мыл посуду, а эту обязанность по дому он сам закрепил за собой, Михаил вставал сбоку, забирая мокрые тарелки, чтобы протереть их вафельным полотенцем. Иногда он позволял столкнуться их пальцам или задержать руку дольше, чем было нужно. Со временем Миша так осмелел, не встречая негативной реакции на свои действия, что стал приобнимать Славу, пока тот намыливал посуду и вытирать было нечего. Когда Ярослав курил на балконе, Михаил стоял на кухне у окна, наблюдая за ним. Иногда он присоединялся к другу и на балконе, чтобы поговорить. Но только после выкуренной сигареты, так как не любил запах дыма. Ярослав и сам стал тянуться к Михаилу, хотя по большей части делал это неосознанно, в отличие от Миши. Например, за столом он садился теперь не напротив, а рядом, случайно соприкасаясь ногами или задевая локтями друг друга. В один из вечеров Михаил, читая в кровати, задремал прямо с открытой книгой в руках. Ярославу было неохота вставать с постели и идти по холодному полу босиком, чтобы выключить свет. Поэтому он аккуратно забрал из рук Михаила книгу и закрыл ее, не забыв вложить закладку. После чего потянулся к прикроватной тумбочке, перегнувшись через Мишу, чтобы погасить ночник. За секунду до щелчка выключателя, Слава увидел открытые удивленные глаза друга, а затем комната погрузилась в темноту. Михаил, проснувшись из-за шевеления рядом, поймал Славу в весьма интересном положении: тот едва ли не лежал на нем, а протянутая рука к ночнику практически обнимала мужчину. Смутившись, Ярослав поспешил вернуться на свою половину кровати, и, конечно, запутался ногами в одеяле. И в итоге окончательно оказался в объятиях Миши. — Не хотел тебя будить, — проворчал Слава, поднявшись на руки и возвращаясь на свою подушку. — Я так соскучился, — шепнул Михаил, не рассчитывая, что его услышат. Но Слава услышал, хотя комментировать не стал. А ведь больше всего на свете в этот момент ему хотелось сказать, что он тоже скучает. Дни шли за днями, и воздух начинал дрожать от напряжения и невысказанных слов, от танцев вокруг да около, от не разрешения прикасаться так, как хочется. Ярослав стал курить больше, потому что только на балконе он мог побыть наедине с собой без ощущения, что бросает любимого «щенка» в пучину одиночества. Однако тень, маячившая на кухне, никак не давала перевести дух, так что и сигареты не помогали расслабиться и сбросить напряжение. — Да, Боже мой, Миша! Хватит меня изводить своими взглядами, — взорвался Ярослав после очередной игры в гляделки через балконное окно и, вернувшись в квартиру, подошел вплотную к мужчине. — Если ты хочешь меня обнять, то обними. Если хочешь взять за руку — возьми. Если хочешь поцеловать, то просто поцелуй! — Не мне принимать такое решение, — медленно произнес Михаил, но сам уже тянулся к Славе и только усилием воли заставил себя замереть в нескольких сантиметрах от его лица. — Это же не наш первый поцелуй, в конце концов... — Можно сказать, что первый. После всего: после твоей женитьбы, после стольких лет и событий, после смерти Анны... — Не надо о ней, — тихо попросил Ярослав, тяжело вздохнул и, наконец, обнял Михаила за шею, совсем не по-дружески. — Я любил ее. И люблю тебя. И мне от этого тяжело, потому что я не понимаю, как во мне могут уживаться чувства к двум разным людям. Я прожил с ней жизнь. А сейчас я с тобой. — То есть, это да? — уточнил Михаил Петрович, положив одну ладонь на щеку возлюбленного. — Да, я тоже этого хочу, — слегка кивнул Ярослав Александрович и прильнул теснее. — Я буду с тобой до конца. — До конца, — как эхо, шепнул Миша и, наконец, наклонился для долгожданного мягкого поцелуя. С этого дня все стало иначе. Они вновь стали парой, и Гайдук был уверен, что в этот раз ничего не помешает им быть вместе. Ни осуждение общества, ни ссоры и конфликты, ни семья Славы. И только смерть сможет разлучить их.***
Мы всегда знаем, когда был наш первый поцелуй. Но никогда не знаем, когда будет последний.