Даю тебе слово.

      Парень вскакивает на кровати, не издав ни звука, он просто застревает комом в горле, не давая даже вздохнуть полной грудью. По телу мурашки вышагивают маршем, будто пытаются его втоптать в тот самый кошмар. Руки дрожат, глаза бегают по комнате, выискивая подвох, который подтвердит, что твари где-то рядом, и ждут пока он расслабится, чтобы раскромсать его и утолить свой вечный голод.        Зайчик.       До сих пор бьет набатом в ушах, снова и снова. Отчего холодный пот, намочивший подушку – кажется, её даже выжимать можно – вновь льётся с утроенной силой.        За окном ещё темно, на часах не видно времени. Парень шарит рукой под подушкой, выискивая телефон. Время только 7:11. Ещё двадцать минут до будильника, но хочет он того или нет, уснуть уже не сможет. Поэтому просто откидывается на подушку, переводя дыхание. Противно. Подушка липнет к голове, и ему думается, что она хочет схватить и задушить его своими перьевыми объятиями. Антон раздражённо садится на кровати и переворачивает её другой стороной. Не помогло, с этой она не только мокрая, но ещё и холодная. Ужас. Парень хватает подушку за уголок и швыряет со всей силы в противоположную стену. Ложится. Нет, без подушки не удобно, приходится встать. Из шкафа он достаёт запасную. И вновь ложится, зарываясь носом под одеяло. Петров думает обо всём. Он даже не замечает, как начинает проваливаться обратно в сон, когда слышит в коридоре шёпот и тихие мелкие шаги. Кто-то крадётся к его комнате. Понимание этого парализует. Он хочет двинуться, спрятаться, но тело, скованное страхом, сопротивляется его приказам, как только может.       Шаг, шаг, шёпот, смешок. Шаг, шаг, шёпот, смешок. И так раз за разом, пока оно не останавливается за дверью, переминаясь с ноги на ногу. Или на лапу. На лапу! Кричит сознание. А Антон, являясь ярым атеистом, молится всем богам, чтобы этот кто-то не оказался одной из тех мразей.       Поворот дверной ручки Антон слышит, как в замедленной съёмке. Щелчок. Дверь открыта, а ручка вернулась в исходное положение. Дверь начинает с противным натужным скрипом открываться, давая названному гостю бóльший обзор на комнату парня. Шаг, тихий медленный. Ещё один, и ещё. Вот кто-то уже нависает над парнем. Готовясь кинутся на него. Он ждёт. И дожидается... — Тоша-а! — кричит Оля, и у Антона сдают все нервы. Он дёргается так, что чуть не ударяет сестру, но вовремя себя тормозит. Оля же отшатывается, испугавшись брата. — Оля, ты чего так орешь, время видела?! — не выдерживает Антон. Выходит слишком громко и хрипло, что звучит угрожающе. — Я хотела тебя разбудить, мы же сегодня вместе идём, так ведь? — Оля смотрела на него с мольбой и толикой страха. Она боялась остаться одна. И в школу идти одной тоже страшно. А с Антоном ничего не страшно, рядом с ним все её страхи исчезают сами собой, будто он защищает её своим светом в кромешном мире страха. Но стоит ему уйти хоть ненадолго, и девочка уже не знает куда бежать. Даже с родителями ей не было так спокойно, как с братом. Успокаивало то, что он никогда не был против, если она пребагала к нему и ныряла под одеяло, когда ей снился кошмар. Обычно дети бегут к родителям в такие моменты, но оле за все 12 лет ни разу не пришла мысль пойти к ним. Только к Антону. Он ведь хороший, родной. Он всегда спасёт, поможет, спрячет. И вообще, он добрый! Вот!       Но сейчас он крикнул, чем и напугал сестру, та застыла перед ним, как статуя. Она думала и не могла понять, чем она могла так провиниться, что Тоша разозлился и накричал на неё. В глазах застыли слёзы, они вот-вот польются из глаз, нижняя губа начала дрожать.       Заметив испуганное состояние сестры, будто от неё отказались, до Антона доходит, что с ней так нельзя. Она не должна плакать, тем более по вине её «Рыцаря». — Ну, Оля, не плачь. — он приглашающе откидывает уголок одеяла. — Идём ко мне.        Без каких-либо раздумий девчонка с разбега ныряет в постель, сразу утыкаясь носом в грудь брата, бурча что-то про то, что он страшный, когда злой и голос у него страшный. И глаза. И вообще, он весь страшный, когда злится и кричит, чтобы он так больше не пугал ее. Но он и не собирается. Ребята лежат и разговаривают на протяжении ещё двадцати минут. Иногда каждый задумывается о своём, теряя нить заговора, из-за чего второму приходится повторять предыдущие фразы. Антон всё думает о тех ночных пляскаха под его окном, странных тварях, что казалось, припечатались всей мордой к его стеклу и облизывались в предвкушении будущего ужина, капая злованными слюнями на подоконник. Он не знает, что так и было... Кажется, подыши он на окно, увидит очертания морд и следы длиннющих языков, которые описывали собой полукруги на окнах. От таких мыслей стало противно и мерзко. Даже, вроде, появился запах гнили. От странных мыслей его отвлекает шум за окном. Кажется, кто-то сидит за окном. Да, так и есть. Вон, даже так он откидывает на штору. Он тормозит поток слов Оли и призывает её к молчанию, приложив указательный палец к губам и кивает на окно. Та моментально замолкает и уже трясясь от страха цепляется за всё ещё влажную футболку брата. Старший встает почти бесшумно и крадётся к окну, но одна из мерзких половиц, чёрт бы побрал этот треклятый дом, предательски скрипит. И Петров видит, как это что-то поворачивает свою голову в его сторону на все сто восемьдесят. Кажется, у него от такого сердце вновь в пятки ушло, ведь понимает, что теперь эта скотина смотрит прямо на него, он видит свет исходящий от её глаз. Оля же заметив это, лишь тихо вскрикивает и жмурится, кутается больше в одеяло, ища в нём защиту, раз рыцарь временно её покинул.        Парень делает ещё шаг и резко дергает штору в сторону. А Оля вскрикивает. — Антон, вставай бегом, в школу опоздаешь! Оля? Ты что тут делаешь, опять брату ночью спать мешала? Говорила же, перестань бегать к нему по ночам, но нет же, слов матери вообще никто не слышит. — Карина, как обычно ворчит. После чего уходит на кухню, а в комнату проникает запах только приготовленного завтрака.       Ребята же, с опаской, вновь обращают своё внимание на окно. Никого. Слава богу. Кажется, даже дышать становится легче. И ребята выдыхают. — Пошли завтракать? — слабо улыбнувшись, Антон тянет руку сестре. — Да. — та принимает помощь, поднимается, после чего... — Кто последний до ванны, тот немытая сосиска! — кричит Оля и кидается прочь из комнаты. — А ну стоять! — секундное замешательство, и Антон принимает её условие, и начинается забег до ванны, так сказать, за право первым сменить шкуру.