PnP

      Гостями их вечерней проповеди из года год являлась лишь одна пожилая пара, что явно отдала всю жизнь на служение Отцу Господу. Это были Господин и Госпожа Пак – одни из главных ктиторы и благодетели церкви. Хосок, не смотря на свою, казалось бы, святую должность проповедника, не мог отказать себе в ужасной грешности. И грехом его стал мальчишка, что три месяца назад присоединился к сумеречным богослужениям вместе с новоиспеченными опекунами. Чимин был сладким, непорочным и ужасно сексуальным, когда склонялся пред иконами. На каждом богослужении мальчишка любовно слушаю каждое слово проповедника, пропитывая и смакуя каждое произнесенное им слово. И пастор не скрывал своего наслаждения, ловя взгляд школьника, что был так внимателен и наверняка тем еще святошей. Потому что где-то снизу живота и глубже от взгляда лисьих глаз, возникает ощущение пульсации и эротического возбуждения. Потому что этого ангелоподобного мальчишку ужасно хочется запятнать, сожрать и забрать с собою в ад. И часто это эротическое возбуждение переходит в реальное сексуальное возбуждение так, что появляется мощное намерение отложить утреннюю молитву, призвать к себе Чимина и выебать прямо на богослужебном столе. И Чон уверен, поступи он так, ему бы ничего не было – прихожане те еще бараны. Скажет, что это какой-то архаичный ритуал и избежит недовольства, но вот годами нагретого места пастора лишат. А за этот цирк он получает много денег, более чем просто «много».       – Не бойся, если тебе снесет крышу. – голос у брюнета тихий, ласкающий. Рука с неудержимым трепетом скользит по щеке, оглаживая её. – Возможно, тогда ты увидишь Бога.       3,3 грамма сухих и перемолотых кубенсисов замешиваются в крепкий черный чай. Стеклянный стакан аккуратно передается в руки обеспокоенного происходящем мальчика, пока чужая кисть, будто ненароком скользит по его бедру. Но Пастор Чон действовал на молодого парня успокаивающе, в такие ночи он ощущал любовь Всевывшего и не мог её противиться. В ночи подобно этой Хосок проповедовал ему о любви, об искушении и о том, что это дьявольский порок. Мужчина смог умело навешать незрелому мальчишке лапши на уши, что душа его полна грехов и лишь ночные молитвы помогут изгнать этот недуг. Поздними вечерами три раза в неделю Пак аккуратно выбирался из приемного дома и подобно тени проникал в церковь, где двери для него всегда были открыты. Их ночные священнодействие часто длились до полночи, в которых старшеклассник с каждым разом все больше плавился от рук пастора и вино становилось слаще.       – До дна, – грибной «суп» настойчиво вливается в горло парня до самой последней капли, после которой тот кашляет.       С нарастающим ощущением тошноты школьник смотрит до ужаса сексуально, что снизу у проповедника уже ком возбуждения возникает. Ко рту парня подносят ложечку с светлым липовым медом, который тот послушно ест прямо с рук. Сладкие губки облизываются и омерзительное чувство блевоты пропадает, становится вкусно и совсем не приторно. Чон чуть ли слюной не давится от покорности и сладости парня напротив. И все три месяца, которые мужчина вел подготовку к этому роковому вечеру подношения определенно будут того стоить. А пока стоит набраться терпения. Хосок себя ощущает в сказке про серого волка и семерых козлят, где он – серый и ужасно голодный волк, не способный сдерживать свой зверский аппетит, а Чимин – тот маленький и наверняка самый вкусный козленок, выманить которого ужасно тяжело и от этого безумно желанно.       Пак весь вспотел, тело ужасно горело, а при лунном свете можно было заметить расширенность его зрачков. Старшекласснику было страшно и одновременно приятно; мир пред ним пристал в новых, никогда ранее невиданных красках. Ему ужасно хотелось снять абсолютно все, обнажиться вплоть до костей, сняв с себя кожу и мышцы. И проповедник будто мысли его читает: подсаживается рядом, медленно расстегивая пуговицы на белоснежной хлопчатой рубашке, растягивая и смакуя этот момент.       – Будь открыт Богу, и он откроется тебе, – брюнет сглатывает и расплывается в дьявольской ухмылке. Как же давно он этого желал и с какой простатой утолит свои самые скверные желания. – Начинай молитву.       – Господи, я каюсь пред Тобой всеми своими воплощениями, грехами ведомыми и не ведомыми. – дыхание у Пака сбивается, когда к нему подстраиваются сзади и горячий язык слизывает соленый пот с шеи. В молодом организме возбуждение нарастает неимоверно быстро, и руки в молитве держать очень тяжело. Но школьник знает – это испытание всевышнего, пред дьявольскими искушениями необходимо уметь сдерживаться. – Я полностью вверяю себя Тебе без остатка и каких-либо просьб.       Хосок трется своим возбуждением о зад парня и с ужасным нетерпением ожидает конца его слов. Молитвы с этих чудесных, никем еще непорочных губ действовали, как самый мощный афродизиак и были подобно песни для ушей брюнета. А придыхание с каким молился Пак просто сносило голову, так же, как и подрагивающие руки, когда мужчина оглаживал его грудину. Это давно стало их игрой, которую пастор умело назвал испытанием божьим. И совсем не важно, что это просто доносило мужчине неимоверное удовольствие; изводить и доводить этого мальчика до оргазмов стало больным, но ужасно любимым хобби.       – Как ты решишь, так и будет со мной. – холодные ладони залезают к нему под льняные брюки и тот сахарно охает, пока дьявольская рука начинает надрачивать его член. – Прости…что убивал Любовь Твою в своем Сердце.       Больше ничего сказать Пак не в силах: лишь откидывается тяжелой головой на плечо сзади стоящего и закрывает глаза, ластившись под ласку умелых рук. Школьник видит радужные разводы, вспышки, блики, а в правом ухе слышит страстный шепот. Он говорит, что бог его любит, о спасительном ковчеге, а, плавающие в кромешной тьме пылинки сверкают намного ярче. Глаза открываются и перед внутренним восприятием резко и панорамно Пак начинает воспринимать некую сферу, золотисто-бронзового цвета с красноватым оттенком вокруг стоящего сзади. Он в своих молитвах мечтал увидеть посланника божьего, дабы стать ближе к Всевывшему, эгоистично-неправильно возжелав быть самым любимым сыном его. Но Чимин уверен, что небеса позволили ему увидеть бога. Вспышка – как мерцание звезд в ночном небе. Вспышка – как резкое головокружение, неудержимый стон и дрожание ног от содрогающегося экстаза. И вдруг ему кажется, что от разгоряченного тела веет холодом, спокойствием и запахом дождя.       – А я? – мальчишка дышит слишком сбито, пока его нетерпеливо заваливают на тот стол для богослужения, вжимая щекой в бархатную красную салфетку на нем. – А во мне Бог есть?       – А ты хочешь ощутить бога в себе? – Чон хмыкает, тоже потеряв возможность дышать ровно. Потому что уже давно желал и впервые был так близок.       – Я хочу от Вас сына, Святой отец, – парень, прижатый к плоскости стола, ужасно похотливо вертит задницей, но выглядит чрезмерно серьезно. – Даруйте мне право выносить и родить Вашего ребенка.       Конечно, Чон был осведомлен, что грибы, не смотря на свое природное происхождение, являются не самым слабым психоактивным препаратом, но настолько бредовых и наркотических мыслей он никак не ожидал. И сказать, что такое богохульское, абсолютно несвойственное школьнику поведение вызвало в нем поражение – значит не сказать ничего. Но, то ли выпитое ранее вино, то ли бушующее в нем возбуждение и слетевшая от покладисто парня крыша; Чон убирает презерватив обратно карман брюк. И ему абсолютно без разницы, что будет после этого, что будет завтра, важно лишь сейчас, и с каким нетерпением и невнятным хныканьем трется о него молодая молочная задница. Хосок дарует ему ребенка, пускай и чисто биологически это невозможно.       – Я слышал тебя. Неожиданно Чимин осознает полное единение с богом. Он чувствует, как его кольцо мышц чем-то смазывает, после чего разрывающее ощущение в области зада и по церкви разносится болезненный плачь. Рот Пака нахально закрывают рукой, а грубый толчок внутри кажется разрывает полностью. И школьник не до конца осознает, что происходит, лишь слезы выступают на глазах. Теряется ощущения самопознания и меньше, чем через пять минут ему становится неведомо кто он. Человек или животное? Женщина или мужчина? Но даже так, все перед богом ровны, а Чимину удалось стать еще ближе. Ощущение, будто он стал Марией Магдалиной. Будто всю жизнь старшеклассник вел распутную жизнь, и сейчас, Господь Бог своей проповедью и грехом плотским утех возвращает его к новой жизни. А далее сделает своим преданным последователем, разрешит стать новой Богоматерью, Девой Марией.       – Мужья, не переставайте любить своих жен, как и Христос возлюбил собрание и отдал себя за него.       Хосоку уже абсолютно похуй на любое проявление тела под ним, а Чимину, тошно в любом положении тела. Ощущение обостряются и телесный контакт становится для него ужасно необходимым, а их секс, кажется длился целую вечность. Однако это является лишь одним из действий грибов. Ему становится очень тепло, приятно, а единение с грубым, бесцеремонным мужчиной ощущается, как дар божий. Потому что Чон заниматься сексом не умел – он трахался. Втрахивал молодое тело в стол, безжалостно разрывая его внутри, пока по святилищу эхом разносились звуки секса и запах похоти. Внутри разливается горячая, обжигающая стенки анала жидкость, на сто процентов состоящая из токсичной субстанции, и Пак уверен, что ощущает в себе ребенка. Мужчина, явно получив и закончив с желаемым, затягивает пряжку ремня, пока Пак тяжело поднимает грудину со стола и ощущает в пальцах ног мурашки, как у отсиженной ноги. Держаться на ногах становится невыносимо тяжело.       – Пастор Чон, – голос у мальчишки осевший, а брюнет выпускает из легких ядовитый дым. – Обнимите меня, пожалуйста. – и это «пожалуйста» звучит так жалостно, что Хосок сам не замечает, как по телу растекается чувство нежности и любви.       Они располагаются на все том же богослужебном столе. Пак сидит на краю, в то время как проповедник устраивается сзади в таком же сидящем положении. Мужчина гладит его по животу, целует по оголенным плечам, будто в извинение на содеянное, а Чимин кожей спины ощущает ожег на всю спину. Просит снять с себя ночную рубашку и обнаженным телом себя обнять – даже хлопчатая ткань вызывала острую боль прикосновения спине. Чон беспрекословно выполняет, оголяя свой торс, и подолгу гладит впалый животик, и старшекласснику кажется, что оба они чувствуют себя счастливой семейной парой. Но осознание позже – утроба не способна доставить нужное количество воды, кислорода и питательной жидкости. Потребности у ребенка больше, и выделение продуктов жизнедеятельности нарастают, молодое тело не справляется. Чон курит вонючую сигарету над его ухом, и дышать становиться невозможно – сил на вдох нет. И Пак начинает тихо плакать – он теряет сына божьего, неспособный родить свое чадо. Резко волнообразно разболелась голова, кажется, будто он потерял возможность разговаривать. Мальчику страшно и от физической боли, и от морального состояния, которое он переживает – смерть внутри него. Чон, кажется, обнимает сильнее, полностью прижавшись сзади и расположившись подбородком на его хрупком плече. И тут – Сознание «распадается» и «собирается», переживания идут параллельно и одно за другим. Пак почувствовал эмоциональную покинутость и одиночество умершего в нем маленького ребенка. И плачь его переходит в рыдание. Его ребенок умер. Снова.