Об опере и ее последствиях

Мо Жань догадывался о том, что его брат — та ещё сволочь, но всему же должны быть границы! Мало того что заставляет идти на оперу, так ещё и наврал о бизнес встрече. И ведь даже не выскажешь ему ничего. Он ещё час назад был заблокирован им во всех соц сетях за совершенно, абсолютно, безобидную шутку про павлинов и принадлежность любимого братца Сюэ к данному виду птиц. Певичка на сцене закончила тянуть слишком высокую для нее ноту, а вместе с тем, закончился и запас терпения Мо Жаня. До свидания. Наслушался. Хватит на сегодня классики. И не только на сегодня, на всю жизнь хватит. — Больше не ступит моя нога в это адово место, — он уже протискивался к выходу. Осталось только пройти через непомерно огромную бабку, и здравствуй свобода, прощай оперное заточение. Но не все планы и надежды в этой жизни исполняются и по этой причине, едва он подошёл к женщине, она выставила вперёд руку наподобие шлагбаума и злобно прошипела — Ты не пройдешь! —Какого Гендальфа? — успел подумать Мо Жань, прежде чем она продолжила, — Быстро усадил свою задницу на место и сиди там до антракта, только посмей уйти, это же полное неуважение к опере! Он правда, честное слово, хотел наплевать на нее и, перепрыгнув через спинку, спокойно уйти. Просто ещё раз взглянул на руку блюстительницы оперного закона, потом на свою, которая явно уступала размерами «тоненькой» женской, (хотя он регулярно ходил в спортзал и до этого момента считал себя достаточно накаченным) горестно вздохнул, и сел на свое место.

.*_*_*.

Сев, он напоследок показал язык затылку этой мегеры, и повернулся вправо, туда, где сидел его потрясающе красивый сосед. Точёный профиль с темными бровями, острым, прямым носом, бледными губами и четким подбородком. Подумать только, он отчётливо видел линию скулы у этого поистине завораживающего мужчины. И все же, они как будто виделись раньше, уж слишком знакомым был холодный, лишенный всяких эмоций взгляд. — А если вдруг…? Да нет, не может быть, за столько лет… Хотя… Бред, да быть не может. Или же…? — мысли в голове Мо Жаня родились пчелиным роем. Одна половина мозга твердила, что это всего лишь собственная, чересчур буйная фантазия и желание выдать желаемое за действительное, а вот другая… Горячие дебаты в голове прервал звонок. — Что это? — он ощутимо вздрогнул, — Как я мог настолько далеко уйти в свои мысли, что потерял счёт времени? Уже конец? Под балконом прошла стайка бодреньких старушек, которые переговаривались о спектакле, и сокрушались, что антракт оборвал повествование на самом интересном месте. Краем уха Мо Жань услышал их, и, поняв, что прошла только половина, разочарованно вздохнул, но сразу после вздохнул порадостней, когда понял, что ещё может поговорить с тем мужчиной, совсем радостно он вздохнул тогда, когда в его голову пришла поистине гениальная идея. И чуть ли не срываясь на бег он побежал вниз. Интуиция подсказывала, что красавчик в белом направился к буфету. И то верно, едва Мо Вейюй буквально слетел по лестнице, он увидел выделяющуюся точеную белую фигуру в море смокингов и напудренных лиц. Умные мысли часто преследовали этого достопочтенного, но он всегда оказывался быстрее. И сейчас, небольшой изъян в плане нашелся только тогда, когда его ладонь со звонким шлепком опустилась на задницу, обтянутую белыми брюками. Молодец Мо Жань, пять баллов, нет, чтобы поговорить, ты сразу к самому сокровенному лезешь. То, что план — абсолютное дерьмо, он понял после того, как четкий удар прилетел ему прямо в скулу. — Бесстыдник! — метающий ледяные молнии взгляд был направлен прямо в душу. Мо Жань буквально видел как разгорается неистовый огонь в глазах напротив. Мужчина перед ним явно не мог до конца совладать со своими эмоциями, и поэтому через маску спокойствия периодически прорывались потоки бури, бушующей внутри. То веко пару раз дернулось, то губы то сжимались и разжимались в немом бессилии от невозможности сказать что-то резкое, — Это невиданная наглость, вы думаете, я не смогу вас обуздать? Мо Вейюй знал, сможет. Он мог за пятнадцать лет забыть тогдашний цвет обоев в своей комнате, мог забыть, какую стрижку он носил, но забыть этот тон, под ледяным панцирем которого бушует пожар, забыть этот пронзительный взгляд, который говорил все без слов, он не смог бы никогда. —Учитель! Это правда вы! Я не верю! Ваньнин! Чу Ваньнин, вы помните меня? Чу Ваньнин изобразил на лице эмоцию которую можно описать как ядерную смесь непонимания, ярости и брезгливости. — Человека с подобным дурным поведением я не мог не запомнить. Сперва вы меня чуть не оглушили, пялились на меня все первое действие, вели себя странно, так теперь осмелились, — здесь он слегка замялся, и продолжил на пол тона тише — домогаться до меня, да ещё где, в храме культуры! — Взгляд был направлен в самые глубины души. — Вы меня явно с кем то путаете, я не мог завести знакомство с кем-то вроде вас. Мо Жань, слегка смущённый осознанием той дичи, которую только что натворил, все же продолжил говорить. — Нет, мы правда знакомы, просто очень давно. Это было лет пятнадцать назад, мой дядя нанял вас учить меня играть на скрипке. Меня зовут Мо Жань, Мо Вейюй. Просто я слегка изменился, — Мо Жань боролся с тем, что бы сказать «Я не только красавчик, у меня и мускулы ого-го, хотите, покажу?» но вовремя себя одернул — вы должны меня помнить, я на наше первое занятие надел цветочный горшок на голову, чтобы вы испугались и ушли. А вы вместо этого просто резко сдергули его у меня с головы, и сказали что-то вроде «Меня зовут Чу Ваньнин, можешь завать меня учитель. Твой дядя нанял меня, чтобы ты научился играть на скрипке и развивал свою внутреннюю культуру. Можешь заранее готовиться, для меня даже твоя смерть не станет препятствием, не говоря уже о каком-то горшке. Поверь, через три месяца ты сможешь сыграть любую гамму, даже если тебя разбудят посреди ночи, уж я то постараюсь. Поэтому делай выбор, я никого никогда не щажу, ни женщин, ни калек, ни детей, ни беременных улиток, поэтому, если струсил — говори сразу, пути назад не будет»,— вспоминаете? Чу Ваньнин моргнул, потом ещё раз, к нему начало приходить осознание, что он и правда раньше видел этот мальчишку. — Хмм, возможно мы и правда знакомы. — вслед за этой фразой начали всплывать воспоминания о том злополучном дне, о котором он хотел бы забыть навсегда, и к которому он все равно время от времени возвращался. То жаркое утро в значительной мере повлияло на его жизнь и восприятие самого себя.