Об опере и ее последствиях

Чу Ваньнин совершенно не собирался готовиться. Ну ни разу. Это же буквально педофилия – идти на ужин со своим учеником. И что, что ученику уже двадцать семь? Ни-за-что! Именно по этой причине он принял душ второй раз за день, погладил свою лучшую шёлковую голубую рубашку и штаны, повесил все в шкаф, сделал укладку и сейчас сидел при полном параде, но в халате на кухне. А-ля, "Я тебя и не ждал и, между прочим, всегда хожу дома с укладкой, и вся одежда у меня всегда выглаженная висит в шкафу, ага, да". На самом деле, если бы шкаф умел разговаривать, то не преминул бы напомнить о комке из вещей в гардеробном отделении, лежащем там где-то с мезозоя. Но, к счастью, вещи не умеют говорить, поэтому эта тайна останется надёжно сокрытой. В семь одиннадцать в дверь позвонили, и Чу Ваньнин вздрогнул. Он, конечно, понимал, что, скорее всего, ученик имел вполне серьезные намерения на встречу. Но червячок, что точил его сердце, постоянно нашептывал извечное "Ты – старое ничтожество, зачем ты ему нужен? Просто прими свою судьбу одиночки и умри под завалами своих же изобретений". На полусогнутых ногах он подошёл к двери и посмотрел в глазок. За дверью можно было разглядеть только человека с какой-то большой коробкой. Что за...? Он не заказывал доставку. Шёлкунул замок, и дверь открылась. — Вы ошиблись, господин, я не ждал никаких заказов. — А как же подарок для самого прекрасного мужчины на земле? — из-за коробки показалась голова Мо Жаня. Не дожидаясь приглашения, он вошёл в квартиру и вручил потерявшему дар речи учителю свою ношу. — Ч-что там? — Чу Ваньнин с опаской потряс «посылку». — Когда я укладывал вас спать, я увидел на вашем столе какой-то конструктор и подумал... Мне кажется тебе должно это понравиться. Я надеюсь. — Ещё никто не называл прототип биопротеза конструктором — пробурчал Ваньнин. — Ась? Вы что то сказали? — Спасибо, я говорю, но не стоило... Учитель Чу поставил коробку на столик в прихожей и снял упаковочную бумагу. Под ней оказалась коробка от какого-то конструктора со странными квадратными человечками. — Это «Лего», звездные войны. Ограниченная серия, как тебе? — Мо Жань с надеждой заглянул в лицо учителя, с удивлением рассматривавшего подарок. — Это слишком по-детски? У тебя уже есть похожий? — Н-нет, нету. Я вообще впервые в жизни вижу подобное... — Чу Ваньнин был растерян и, кажется, слегка смущён. — У вас никогда не было конструктора?! — Был, конечно. С металлическими пластинами и гайками с болтами, потом конструктор "Собери сигнализацию сам", в детстве, кажется, кубики были... — Нет, нет, нет, это не то, совершенно! Знаешь что, в следующий раз мы будем вместе собирать Звезду Смерти. Понимаешь, «Лего» – это целое искусство. Его собирают и дети, и взрослые. Каждый хоть раз в жизни должен собрать что-то из него. — разглогольствуя, Мо Вейюй снял куртку, разулся и успел пройти на кухню, где по-хозяйски включил чайник, и уселся на стул,— А ты чего не одет ещё? У нас столик на восемь, я же говорил. Давай-давай, одевайся, я тебя здесь подожду, — на этих словах, видимо запас храбрости и наглости иссяк, поэтому парень тише и неувереннее добавил, — Я ... Имею в виду, только если вы хотите, то есть, я не заставляю... И, о боже! Я ведь не спросил согласен ли ты! Простите меня пожалуйста, учитель Чу, я, пойду наверное... С этими словами Мо Жань практически побежал в коридор, где принялся судорожно обуваться, приговаривая: — Простите этого ученика, он такой глупый и наглый, я сейчас же уйду! Чу Ваньнин же стоял в проходе и только что успел оправиться от шока... Этот щенок за одну минуту умудрился успеть обнаглеть, понаходиться на грани гибели и извиниться. Смерть ему грозила потому что, если бы ещё хоть одно слово было бы сказано с подобным пренебрежительным тоном, то он бы вспомнил свою молодость и оттаскал за уши псину так, что тот стал бы спаниелем. — Мо Вейюй, успокойся, — тот не слышал его, и уже обувшись, поспешно натягивал верхнюю одежду, продолжая бормотать извинения. — Мо Вейюй! Мо Жань! — как об стенку горох, ничего не слышит — А-Жань, да успокойся ты наконец!!! — названный молодой человек замер как вкопанный, и уставился на дверь пустым взглядом. — Так-то лучше. Ты конечно молодец, что понял, что твое поведение недопустимо, но среагировал слишком сильно. Раздевайся, и проходи в комнату, я скоро приду. Чу Ваньнин развернулся и прошествовал в спальню, по пути рассуждая про себя на тему глупых учеников и благодаря себя за то, что всё-таки погладил одежду. Одевшись, он ещё раз осмотрел свое отражение в зеркале. Нежно-голубая рубашка сидела как надо, а черные брюки подчеркивали длинные ноги и тонкую талию. Едва он закончил осматривать себя со всех сторон, в дверь постучали. — Да, Мо Жань, можешь войти! — он ответил не отрываясь от зеркала, не в состоянии решить убрать выбивающийся локон волос за ухо, или оставить как есть. — Кхм, кажется я не совсем правильно вас понял... — А что можно было не так понять? — Чу Ваньнин повернулся, да так и замер. В дверном проёме стоял раздетый до трусов бывший ученик, и испытывал явное неудобство. Голое тело выглядело потрясающе. Большие крепкие руки, проступающие кубики, стройные ноги, и конечно поистине выдающаяся грудь. Парень в проёме замялся, — Учитель, а вы можете не смотреть на меня так, а то я чувствую себя странно... — Ты... — сглотнуть вязкую слюну получилось только со второго раза, — я сказал тебе снять куртку, а ты разделся полностью? — в голосе учителя сквозило удивление, и полное неверие что кто-то может быть настолько глупым. — Вы сказали раздеваться! — ...И ты разделся целиком. Знаешь, если бы я не знал тебя, решил бы, что ты принимаешь меня за распутную девицу. Но поскольку твой талант сперва делать, а потом думать мне известен давно, я даже не обижаюсь. — изо рта Чу Ваньнина вырвался булькающий смешок, а вслед за ним, он разразился настоящим хохотом. — Да-а-а, за пятнадцать лет, ты, вырос похоже только в высоту и вширь, а мозг остался тот же... — напряжение, сквозившее в их общении ушло, оставив только неловкость, которая возникает когда старые знакомые встречаются после долгой разлуки. — одевайся, чудо, от слова чудовище. Нам выезжать пора. — отблески смешинок все ещё скользили в его глазах, Чу Ваньнин улыбнулся, тихо, но так чисто, как и в тот день, когда маленький мальчик подарил ему платок с кривой, но такой красивой вышивкой цветков яблони.

.*_*_*.

Ресторан который выбрал Мо Жань не был слишком вычурным и не напоминал покои древних императоров количеством золота. Это скорее было заведение чуть выше чем среднего класса, отделанное деревом, и специализировавшееся на традиционной кухне. И, по правде сказать, Чу Ваньнин был приятно удивлен выбором своего ученика, потому что в его характере было выбрать слишком дорогое заведение, такое, где он сам бы даже не знал какой вилкой что есть. — Здесь красиво, — Чу Ваньнин оглядывался по сторонам, пытаясь рассмотреть побольше деталей — Я, на самом деле, удивлён твоим выбором. Приятно удивлен. Мо Жань улыбнулся — Я знал, что Учителю понравится! Помнишь, ты как-то сказал, что не любишь вычурные места и предпочитаешь маленькие семейные рестораны? Поэтому мы и тут... Настало минутное молчание, которое прервала официантка, подошедшая к ним, чтобы провести до зарезервированного столика. — Учитель может выбрать все, что захочет, я сегодня плачу. — Я что, по-твоему не способен оплатить себе обед? Знаешь, инженеры нынче в почете... — Конечно, особенно те, которые бросают своих учеников и уезжают в Гонконг — Мо Жань перебил его и, только после того как слова сорвались с языка, осознал, что он только что произнес. — Учитель, я не это имел в виду... — Шанхай. Я был в Шанхае. И приношу свои извинения, пусть и поздно, за то что не попрощался с тобой тогда. — настало гнетущее молчание и, когда Мо Жань решил, что это всё, учитель продолжил — тот мой поступок... Я не горжусь им, но это было единственно верное решение. Так было лучше в первую очередь для тебя... — Для меня?! — вспылил Мо Жань — Да я места себе не находил, все думал, может, причина того, что ты бросил меня – во мне? Может, я был недостаточно хорош? Но знаешь, можно было и сказать, что не так, ради вас я готов меняться, готов стать лучше... Сердце Чу Ваньнина сжалось, настолько ранимым выглядел мужчина напротив него. Это вовсе не серьезный начальник с шикарным телом, а все тот же маленький мальчик, так открыто восхищавшийся им. Сколько же он боли причинил этому ребенку... — Учитель, я не злюсь, правда. Я просто верю, что можно было бы избежать этого. Что такого могло угрожать мне? Чу Ваньнин с тяжестью в глазах посмотрел на Мо Жаня. — Знаешь, я не люблю увиливать от вопросов и всегда отвечаю честно, но сейчас, пожалуйста, давай оставим эту тему, все равно мы ни к чему не придем... — Конечно! Зря я вообще об этом заговорил. Вы не принадлежите мне и имели право делать свой выбор, не советуясь с двенадцатилеткой. — на несколько минут воцарилось молчание, прерывемое шумом перелистывания страниц меню и разговорами за другими столиками. Наконец, не выдержав молчания Мо Веюй заговорил — Кстати, что вы заказали? Можно я попробую угадать? — Ну-у, попробуй. Вряд-ли у тебя, конечно, получится... — Львиные головы с крабовым мясом и засахаренный лотос с клейким рисом, я прав? Все, что в ответ мог делать Чу Ваньнин — растерянно моргать. — Как ты...? — Вы говорили, что это ваши любимые блюда несколько раз во время перерывов в занятиях. — Пятнадцать лет назад. — Ну-у, у меня хорошая память? — прозвучало как вопрос. — Ты у меня спрашиваешь? — А вы разве не помните мою любимую еду? — Мо Жань спохватился — Ой, извините этого ученика, вы правда не обязаны... — Суп с острым Сычуаньским соусом и пельмешки. Помнится я даже готовил тебе их однажды, когда ваши родители уехали, а вы с братом пожаловались что не можете ничего приготовить и голодные, хотя,.как оказалось потом в холодильнике был суп... Вообще вся еда где количество перца превышает все нормы для нормального человека твоя любимая. Кошачьи глаза с вызовом посмотрели в глаза хаски. Немая дуэль между двумя людьми, каждому из которых страшно признаться в своих чувствах и открыть сердце первому. Оба понимали, что значит эти взгляды, но главным словам ещё рано прозвучать кульминационной нотой в сегодняшнем вечере. Пока. Чу Ваньнин поднял бровь. Мо Вейюй прищурился и слегка наклонил голову в игривом жесте. Вторая бровь оказалась на одном уровне с первой. Губы ученика тронула добрая ухмылка. Первым не выдержал младший и проведя языком между сухими губами приоткрыл рот. — Господа, что будете заказывать? — официантка в традиционном наряде прервала не начавшийся монолог. — Тебя на блюде, жаренную в масле, деточка. — Ч-что простите? — девушка удивлённо хлопала глазами. — Ох, милая, проверь слух, так не долго и работу потерять, я говорю: Одна порция львиных голов с крабовым мясом, одна порция засахаренного лотоса с клейким рисом, окорок копченый с вишней, одна порция отварной рыбы в остром сычуаньском соусе, острый соевый творог по-сычуаньски, салат из свиного языка и бычьих потрохов с огурцом и перцем. Также, подайте, пожалуйста, чайник молочного улуна и две чашки. — Мо Жань улыбнулся, как ангел, и бедная официантка, греша на чересчур громкую музыку, которую любит слушать, приняла заказ и, уточнив, что это всё, удалилась на кухню. Ну не мог же столь милый человек пожелать ей смерти, наверняка послышалось. Чу Ваньнин в это время едва заметно улыбнулся. — Жаренная в масле? Как-то слишком кровожадно, тебе не кажется? — похоже, его не испугало такое заявление, чему Мо Вейюй, уже готовый каяться на коленях, весьма удивился. — Ну-у, скорее калорийно... — Пкха-кха-ха. Стоп. Это что, смех? Учитель смеётся? Чу Ваньнин смеётся??! Не ругает за сквернословие, а смеётся над его шуткой? Это сон? Если да, то он не хочет просыпаться. — Ты точь-в-точь работник, когда дедлайны горят. У них иногда такие перлы рождаются, хоть записывай и в газету посылай. Мо Вейюй уже хотел спросить, а зачем в газету, но потом решил, что лучше будет промолчать. — А я боялся, что вы меня отругаете... Чу Ваньнин вытер слезы от смеха, и посмотрел на него — А за что? — Ну, я же пожелал плохого, так нельзя, вы сами говорили... — Это было до того, как мне пришлось делать работу, которую должна была выполнить команда из пяти человек за месяц, всего за четыре дня. Взгляды поменялись, и смерть в кипящем масле кажется верхом гуманности после моих тогдашних мыслей. — А о чем вы думали? — в Мо Жане проснулся интерес человека, любящего угрожать разными видами кончины тем, кто сделал что-то не так. — Боюсь, детям нельзя такое знать, — Учителю, похоже, было весело водить младшего за нос, и он теперь не скрывал этого. — Мне двадцать семь! — А мне тридцать пять, я старше и мудрее, мальчик мой. Естественный способ узнать о чем я думал... — он сделал паузу, чтобы придать драматичности моменту, — ...это самому сделать то, что делал я. — Э-эу, Учитель дразнит меня, так не честно! — Да, и что ты сделаешь? — Чу Ваньнин разошелся не на шутку и едва сдерживал смех. — Да я! Да я!!! — Мо Жань не знал, что ответить, но также, он хотел запечатлить эту улыбку навсегда у себя в сердце. По правде говоря, он хотел бы видеть её всю свою жизнь. Может месяц назад он и считал любовь к Чу Ваньнину пройденным этапом, но сейчас четко понимал: это не так. То чувство, которое появилось в одиннадцать лет, живо до сих пор и пустило корни в сердце, расцветая сейчас прекрасной сакурой. Он даже почти верит в то, что не придется давиться лепестками. — Ваши блюда. — Официантка принесла заказ, поочередно составляя тарелки на стол с тележки. Поставив последнюю чашку, она поспешно удалилась, чему Мо Вейюй был необычайно рад. Мужчины принялись за еду, и на время за столиком воцарилась тишина, прерываемая только стуком палочек о тарелки. Первым молчание нарушил Мо Жань — Чаю? — Не откажусь — Чу Ваньнин протянул ему свою чашу, тот принял ее и налил напиток по всем правилам этикета. — Ого, я приятно удивлен твоим манерам. Помниться, в детстве ты кидал чайный пакетик в холодную воду и ставил кружку в микроволновку. — О, господи, — Мо Жань со священным ужасом посмотрел на него — клянусь, я не помню такого. — А я вот помню. Даже в кошмарах регулярно вижу — сегодня должен был пойти дождь из единорогов, не меньше – сам Чу Ваньнин, ледяной король шутит, да ещё и не в первый раз за день! — На самом деле, тебя спасло только то, что твой отец хорошо мне платил. — То есть, все, что было между нами – фальшь?? Я ничего для вас не значу, да? — ещё немного и Чу Ваньнин бы поверил в это представление, но так тщательно скрываемая улыбка вырвалась наружу хихиканьем. — Да, ты меня раскрыл, — Ваньнин и отхлебнул из чаши, — Хороший чай, да? — Неплохой — Мо Жань улыбнулся — но когда я был в Шеньчжене, то в одной малюсенькой чайной попробовал восхитительный, наверное самый лучший в мире чай и сразу там же купил десять больших пакетов улуна. Старший мужчина подавился и, как только прокашлялся, с каким-то ужасом посмотрел в глаза ученика и прохрипел — Ты... Ты был в Шеньчжене? — Ну да... — Мо Вейюй испугался такой реакции, — А что? — Кхм, скажи, а как давно ты там был? Не семь лет назад? А название «Красный лотос» тебе ни о чем не говорит? — Семь лет назад я учился в университете. В Шеньчжень же мы с отцом и Сюэ Мэном летали по работе три года назад. А к чему такие вопросы? Чу Ваньнин замялся. Из-за того, что произошло в отеле «Красный лотос» он не пил потом ещё целый год. Начиналось-то все вполне привычно. Они с друзьями решили отметить запуск проекта в новом городе, культурно выпили... А потом начали пить не культурно. По правде говоря, большую часть ночи Ваньнин не запомнил, но в памяти отчётливо отпечатолось похмельное утро. Он проснулся голым в одной кровати с такими же голым мужчиной очень похожим на Мо Жаня сейчас. Даже спустя семь лет Чу Ваньнин понятия не имеет как там оказался и почему люди которых он встретил в лифте когда позорно сбегал из номера так странно на него смотрели... — Да ничего такого, просто спросил, семь лет назад я тоже был в Шеньчжене. Было бы забавно, если бы мы с тобой находись там одновременно. — Нет, это было бы не смешно. Я бы винил себя за то, что не встретил вас тогда. Возникло очередное неловкое молчание. Никто не знает, что ещё сказать, потому что правда снова грозится выйти наружу оглушающей лавиной. — Я могу принести господам счёт? — нет, сегодня явно прольётся кровь одной постоянно не вовремя появляющейся официантки. — Да, было бы хорошо, спасибо. — Чу Ваньнин быстро среагировал и ухватился за шанс уйти от столь не желанного разговора о чувствах. — Позвольте поинтересоваться, вам один или два, для раздельной оплаты? — так мило улыбается, Мо Жаню кажется, что у нее слишком много зубов. — Два, пожалуйста. — Один. Две пары глаз уставились друг на друга. — Мо Вейюй, зачем общий счёт? Мы что, на свидании? От такого вопроса мужчина аж подавился воздухом. — Знаешь, нам, видно, надо обговорить кое-что. А ты, что стоишь, как столб? Неси уже счёт. — Какой... — Да бога ради, общий, я же говорил! В считанные секунды официантка принесла раздраженным гостям счёт и так же быстро забрала его. Мужчины быстро оделись и вышли из ресторана. Встав у машины, Чу Ваньнин глубоко вздохнул и спросил — О чем ты хотел поговорить, А-Жань? — Садись в салон, снаружи холодно — слишком глухо звучит, разговор явно будет непростой. Послушно сев на переднее пассажирское сиденье Чу Ваньнин закрыл дверь и нервно сложив руки на коленях, уставился на парковку,не желая встречаться взглядом с мужчиной около него. — Неловко получилось, да? Я полагаю мне придется извиниться перед вами, господин Чу. Этот ученик вел себя слишком дерзко и неправильно понял вас, простите его. — За что ты извинияешься? Мо Вейюй потер затылок и виновато улыбнулся, повернувшись лицом к собеседнику, — Я думал, что мы с вами на свидании. Вы не подумайте, я не имею в виду что-то плохое о вас, просто... — гораздо тише добавил — я слишком сильно влюблен в вас, чтобы здраво мыслить, и любое проявление дружелюбия принимаю не за то. Я сейчас отвезу вас домой и обещаю больше не беспокоить. Удалите мой номер, если захотите. Я пойму. — он быстро провел рукой по правой щеке, стирая что-то и завел машину. — Подожди, не едь. — Ваньнин положил руку на руль и заставил посмотреть на себя. — Что ты имел в виду, когда говорил, что влюблен... в меня? — А разве есть другой смысл этого слова? — Блядство — Чу Ваньнин запустил пятерню в волосы и растрепал прическу резким движением — какое же блядство... Он был влюблен в меня... Боже, помоги мне, пожалуйста — Мо Жань смотрел на учителя, который сжимал переносицу и выглядел будто либо заплачет, либо рассмеется в припадке, и старательно пытался понять в чем причина такой реакции. Не мог же учитель тоже... — А-Жань, это все очень сложно сейчас... И мне тяжело говорить подобное, но... Послушай, давай так. Я не отшивал тебя, я на самом деле не знал, что это было свидание и... — на этом запал иссяк и мужчина прикрыл глаза ладонью желая исчезнуть отсюда куда угодно. — То есть вы хотите сказать, что я вам не безразличен? — младший не мог поверить своим ушам, но то, как горели уши учителя, указывало на волнение, которое тот испытывал, — Так, секунду, мне надо прийти в себя. Вы согласились пойти сюда потому что не понимали, что это – не дружеская встреча. Ладно... в любом случае теперь ты знаешь мои намерения. Поэтому прошу ответить, пойдёте ли вы со мной на свидание в понедельник? Время выбери сам. Если вы согласитесь, то предупреждаю, я не отступлю и буду завоевывать вас. Если откажитесь, то я приму отказ спокойно и просто довезу вас до дома, и впредь не буду беспокоить. Только если сами захотите. Так, что? — Боюсь, вынужден отказать тебе. В этот момент сердце Мо Жаня рухнуло вниз, и он уже потянулся к ключу зажигания, чтобы побыстрее доставить Чу Ваньнина домой, а потом прорыдать всю ночь над "Сумерками" поедая мороженное из огромного ведра и слушая Твайс. — ...но в среду мы вполне можем увидеться. Что насчёт центрального парка? Погоду обещают хорошую... — Я все понимаю и... Стоп. Что?!! Вы правда согласны? — Мо Жань поднял успевшие намокнуть глаза на своего учителя не веря собственному счастью. — Неподходящая тема для шуток, не думаешь? — мать вашу, он опять улыбается той самой улыбкой ради которой Мо Вейюй хоть пройдет тысячу миль и достанет луну с неба. — Любите мороженое? Я знаю одну лавочку с восхитительным пралине. — Ну если только двойную порцию... — Да хоть тройную, — больше он не отпустит его, ни в Шанхай ни куда то ещё, а если Учитель разрешит, то всю жизнь будет ходить за ним хвостиком. Возможно, ещё пятнадцать лет назад два сердца нашли друг друга, и пусть путь их был сложен и извилист, эти Хаски и Кот всегда будут подле друг друга, потому что там их место, там сердце.

.*_*_*.

— Ещё раз ты поставишь пустую коробку из под молока в холодильник, я клянусь, запишу тебя на кастрацию, понял? — Учитель, этот ученик провинился и заслужил самое тяжелое наказание — Мо Жань подтянул ноги на диване, давая сесть Чу Ваньнину, и открыл рот в немой просьбе получить пару штучек попкорна. — Вот отхлещу метлой, будешь знать, — в противовес своим словам, мужчина зачерпывает горсть попкорна и поштучно даёт Мо Вейюю. — Какой ты жестокий, а кастрация между прочим будет наказанием не только мне, но и тебе, так что стоит дважды подумать, — прожевывает все что дали и тянется за поцелуем. — А какое же наказание тебе тогда дать? — горячее дыхание обжигает губы. — М-м-м, я думаю Учитель уже знает чего я хочу. — язык проходится между губ, раскрывая их, и тут же Мо Жань прикусывет нижнюю губу, слегка оттягивая на себя. Целует уже по-настоящему, накрывая чужой рот своим и поцеловав напоследок уголок губ, спускается ниже, мажет под подбородком, выцеловывает путь под линией челюстью и легонько засасывает чувствительное местечко за ухом, переходя на шею горячими поцелуями, под аккомпанемент тихого довольного мычания Чу Ваньнина. Кладет руку на талию, вырисовывая круги большим пальцем, другой ладонью накрывая бедро, и сжимая его, притягивает ещё ближе к себе. Оставляет поцелуи-бабочки на ключицах, в то время как одна рука забирается за кромку спортивных штанов, не продвигаясь дальше, а просто поглаживая поясницу, а вторая перемещается с бедра выше, накрывая ягодицу и сжимая в собственническом жесте. На ключицах и ниже, у самого ворота растянутой майки появляются пятна засосов, а Мо Вейюй наваливается всем телом на мужчину, вынуждая лечь на спину. — Даже спустя полгода ты все равно называешь меня учителем, придурок, все, иди отсюда, все настроение испортил. — Чу Ваньнин отталкивает Мо Жаня, садясь ровно и делая вид что очень увлечен фильмом на телевизоре, но красные щеки и тяжёлое дыхание выдают его. Любуясь растрепанным видом любимой колючки младший вдруг произносит — А что, если я хочу называть тебя Учителем всю оставшуюся жизнь? И даже больше. Мужчина поворачивается и пристально смотрит на Мо Вейюя. — О чем ты? Буквально за секунду Мо Жань оказывается на одном колене перед своим парнем, а в руке тускло блестит широкое кольцо из белого золота. — Выходи за меня? Даже спустя полтора десятилетия я так же сильно влюблен в тебя, как и в двенадцать лет. Клянусь, что буду с тобой всегда и сделаю все, чтобы ты был счастлив. Я хочу всю жизнь видеть твое прекрасное лицо по утрам, слушать твой голос и касаться твоей души. Я, черт возьми, хочу чтобы у нас было два замечательных малыша, я даже клинику походящую нашел... Хочу вместе растить детей, вместе стареть, наблюдать год за годом цветение яблони... — продолжить фразу не даёт ком в горле. — Да. Да, черт возьми! — по щеке Чу Ваньнина скатывается слеза, и он падает на колени рядом со своим женихом. — Чу Ваньнин, учитель, я так тебя люблю, ты даже не представляешь. — Я всю свою жизнь любил только тебя...