Арлекин.

Этой ночью впервые за долгие годы ты мне снишься. Мы о чем-то беседуем, что-то выясняем. И, самое интересное, все это исключительно касалось работы. И в конце сна я беру тебя за руку: - Не уходи. - Я всегда с тобой. Вот здесь, - ты дотрагиваешься своей рукой до моей груди, там, где прячется сердце, а после произносишь, улыбаясь, - цифры как у тебя. Но последние две - как у Алины. Строка цифр плывет перед моими глазами и, едва проснувшись, я сразу тянусь к телефону - чтобы успеть что-то записать, пока еще не вышел из царства Морфея, пока помню. А после - засыпаю окончательно и только в полдень просыпаюсь. Когда пытаюсь расшифровать свои каракули, понимаю, что оказывается это бесполезным. Порядок цифр явно не тот. Мне кажется, они напоминают последовательность Фибоначчи и выделить из них явный толк - бессмысленно. Методом тыка подставляю две последние цифры под те, что более-менее помню. Получилось… Я смог найти твой контакт в Вотсапе. Но что тебе писать? И стоит ли? Не знаю. - Филипп Бедросович! - позвала меня Лариса, - Вам курьер передал. Молча помощница подошла ко мне и вручила маленький пакет с содержимым, а затем поспешила удалиться, поздоровавшись на ходу с зашедшей в комнату Люсей. - Доброе утро, Филипп! - поздоровалась Людмила. - И тебе, Люсь, - отвечаю я, разворачивая посылку. Я раскрыл пакет. Как сильно колотилось мое сердце. Будто вытаскиваю что-то запретное, да еще втайне. И оно больно перевернулось в груди, когда я увидел очертания знакомого предмета. Это оказался Арлекин… Подвеска, служившая когда-то символом нашей любви. В горле образовался ком, а слезы обиды капнули на вещь. - Это же…- Люся подошла ко мне и увидела подвеску. Как и я, она была в шоке, - это же тот самый Арлекин, который ты подарил Алле! Быстро погасив свои эмоции, я сделал вид, что мне все равно. В конверте была записка. Аллиной рукой (ее почерк я-то уж знаю) было написано многозначительное: «Береги.» Что это значило, понять было трудно. Слишком много вариантов. - И что это значит? - спросила Людмила. - Я теперь здесь…примадонн. - сухо ответил я, сжав Арлекинчика в руке. Надежно спрятал подвеску и запретил себе задавать вопросы. Мне было непонятно. Больно. Обидно. И порой эта боль выливалась совершенно случайно в разных ситуациях.