По следам Ужасного Волка

      Пока Киллиан пересекал живописную территорию могильника и отвязывал Красавку, в голове крутились непрошенные мысли. Неужто он зря так быстро подпустил к себе этого долийца? Да и с чего вообще, спустя столько лет одиночества? Выходит, вот что всё это означило! Купание нагишом, касания «невзначай», ласковое прозвище и поцелуй – это лишь временное развлечение, пока общество одного из них не покажется другому «слишком назойливым».       В размышлениях лучника не было осуждения. По крайней мере, потенциальный любовник сразу дал понять, что может в любую минуту без сожалений покинуть его или потребовать того же. Это вполне честно, а Киллиан всегда ценил искренность и прямоту. Но именно сейчас эта мысль отчего-то была эльфу неприятна. И злился он не на Веалана, а на самого себя. С чего он вообще взял, что между ним и магом может быть какой-то иной расклад? Жизнь научила Киллиана многому, но только не рассчитывать на лучшее, не надеяться и не ждать.       Стремительно вскочив в седло, Киллиан вдарил кобыле по бокам пятками, пуская с места в галоп. Отдохнувшая и набравшаяся сил Красавка радостно заржала и понесла свою лёгкую ношу навстречу ветру и залитым солнцем просторам Священных Равнин. Она любила быстрый аллюр, а наездник был только рад возможности выветрить из головы лишнее и вернуть привычно холодную голову, которая не будет забита невесть откуда взявшейся романтической дурью.       Сначала Киллиан гнал туда, где по словам чародея располагался лес. Когда езда немного остудила его, лучник вспомнил о карте. Сориентировавшись на местности, Киллиан построил свой маршрут более продумано и полностью сосредоточился на цели своего отъезда. Вдали от обаятельного чародея, думать стало проще, ветер выгнал из головы тот горячий туман, сквозь который приходилось продираться последние сутки, чтобы мысли обретали хоть какую-то чёткую форму.       Лесная тень и прохлада окончательно привели лучника в чувство. Здесь, среди рослых раскидистых деревьев и густому подлеску, состоящему в основном из лещины и бересклета Киллиан ощущал себя, словно рыба в воде. Ступая по зелёному ковру из переплетающихся трав, а кое-где мягкому мху, он наконец обретал душевное спокойствие, освобождение от жаркого дурмана, наполнявшего тело рядом с Веаланом.       Благодатные часы провел Киллиан здесь, выслеживая дичь и собирая эльфийский корень, эмбриум, ползучую крапиву и другие, попадавшиеся по пути целебные расткния. Он даже нашёл куст хрустальной благодати и осторожно обобрал его, срезав прекрасные нежно голубые колокольчики размером с ладонь. Это было чем-то вроде наваждения: эльф просто не мог выйти из леса, не собрав каких-нибудь лечебных трав или ягод, пригодных для изготовления противоядий. Вот и сейчас, пока Киллиан тащил тушу небольшого кабанчика, его радовала мысль, что в кармане лежит небольшой сверток со свежими ягодами чёрной бузины и ещё один с .листьями и золотисто-жёлтыми плодами лавра пророка.       – Смотри, Красавка, сегодня повезло: и сытный ужин раздобыл, — приговаривал лучник, закрепляя на лошадином крупе кабанью тушу, — и трав насобирал для зелий!       Киллиан пустился в обратный путь. Его маршрут пролегал вдоль притока Эванурис, как раз мимо залежей речного песка, который он решил везти в плотно завязанном куле из довольно большой тряпицы, помещённой в котелок.       Вечерело. Заходящее солнце окрашивало небо в розово-алые тона, предзнаменовывающие скорое наступление ночи. Не хотелось бы бродить по кишащим волками Долам в темноте, так что эльф спешил. Когда Киллиан оказался возле узкого входа в старую купальню, сумерки над Диртавареном стали совсем густые. Спешившись, Киллиан с удовольствием стянул с себя перчатки, снял капюшон и не спеша повёл Красавку к лагерю.       Обдумав всю сложившуюся ситуацию как следует, Киллиан решил, что раз для Веалана происходящее — это исключительно быстротечная связь, которая в любой момент может завершиться, то нет смысла больше зажиматься и обижаться на то, что он сам себе напридумывал и не получил. Никто ему этого и не обещал.       Нужно было сразу по раскованному поведению мага догадаться, что тот желает лишь дорваться до его тела — и ничего более. А раз так, то почему не ответить взаимностью и не получить от этого знакомства ровно такое же пусть и кратковременное удовольствие? В конце концов Киллиан так долго был один, так отчаянно боролся за жизнь, неужели он не заслужил получить от неё хотя бы сиюминутное наслаждение?       Выйдя к костру, стрелок быстро нашёл глазами фигуру сидящего на бревне Веалана и как ни в чём ни бывало произнёс:       — Aneth ara, Терновник. У нас есть мясо! — привязав лошадь в уже привычном месте, эльф хлопнул рукой по упитанной тушке.       Заслышав шаги и приветствие, Веалан поднял голову и на эльфийском коротко бросил:       — Andaran atish’an, — прозвучало это вежливо и излишне прохладно, потому Веалан добавил более мягкое: — Lethallin.       — Надо бы сготовить, пока свежее. Займёшься? Хочу смыть с себя усталость этого дня, — расседлав уставшую Красавку, Киллиан поставил наземь котелок с песком, отвязал добычу и притащил ее к костру.       Долиец не сдвинулся с места, продолжив орудовать резцом по дереву, когда лучник, явно довольный собой и добычей, попросил его заняться кабаньей тушей, лишь коротко кивнул.       Киллиан отошёл к своей палатке. В сумерках и свете костра было прекрасно видно, как он сначала скинул с себя серую куртку, затем, наступая на пятки, оставил на земле ботинки. Следующими полетели вниз старая, кое-где залатанная рубаха и штаны. Подштанники лучник оставил, но они не мешали оценить хрупкую красоту эльфа.       Он не был костляв или угловат, каким казался в одежде. Киллиан был тонок, а в сумраке вечера выглядел каким-то прозрачным, но когда он без тени смущения прошёлся мимо чародея, в тёплом свете пламени не представило труда рассмотреть умеренно рельефные мышцы его закалённого полевой жизнью тела. За счёт небольшого роста и природной сухощавости Киллиан казался маленьким, но гармонично сложенным. Отличительной чертой его фигуры была совсем уж тонкая талия, которая когда-то очень давно, в другой жизни, позволяла ему облачаться в женские платья и дурить головы.       За раздеванием белоснежного эльфа Веалан старался не смотреть, хотя тот разоблачался от одежды нарочито непринуждённой манере, будто делал это напоказ. Чародей не удержался и лишь краем глаза скользнул по обнажившемуся торсу, но тут же отвернулся, не дожидаясь, когда лучник снимет ещё и штаны, чего к с частью или сожалению не случилось. Когда Киллиан отправился купаться, Веалан разглядывал кабана с таким пристальным интересом, словно хотел обнаружить в его туше древнее эльфийское знание.       Плавно ступая по берегу, Киллиан медленно вошёл в реку, с удовольствием ощущая, как волны обнимают его напряжённое после охоты и долгой езды тело. Оказавшись по пояс в тёмной воде, он поднял руки и рыбкой нырнул, скрывшись под беспокойной поверхностью. Выплыл Киллиан далеко впереди, на середине реки.       Воспользовавшись возможностью наблюдать за Веаланом с такого расстояния, Киллиан погрузился под воду, оставив над поверхностью только макушку, глаза и нос. Он любовался. Рассмотреть выражение лица мага в темноте было невозможно, но Киллиан просто наслаждением созерцал. Ему нравилось ловить жесты долийца, видеть, как он двигается, совершает какие-то простые обыденные действия.       Веалан поднялся с насиженного места, отложил незаконченную фигурку галлы и резец и направился к своим сумкам. Чтобы освежевать дичь, нужны были топорик и нож. В сторону Киллиана, плещущегося в темных водах реки, долиец не смотрел, хотя это не помогало, поскольку воображение тут же пустилось в дикий пляс. Веалан потряс головой, прогоняя бурные фантазии, в которых Киллиану была отведена главная роль.       — Возьми себя в руки, — велел себе чародей и занялся кабаном, который был весьма тяжелый, с грубой темной шерстью и торчащими из пасти клыками.       Долиец оттащил тушу на берег возле мостков, отнес туда старую деревянную лохань, в которую обычно складывал улов, затем быстро сменил кожаный дуплет на худую заляпанную робу и взялся разделывать тушу.       За годы скитаний Веалан приобрёл огромный опыт в свежевании и ощипывании всякой дичи. Сперва следовало слить кровь. Вот и пригодился трофейный антиванский нож! Веалан подставил лохань и уверенным движением сделал глубокий надрез, рядом с другим подобным. Значит, несмотря на всю свою меткость, Киллиан прервал мучения зверя своей рукой. Оставив тушу над деревянной бадьёй, Веалан возвратился обратно к костру. Чтобы вытекла вся кровь, понадобится какое-то время, а пока у Веалана было ещё одно дело. Он совсем позабыл про Шельму и Селадона, которые паслись неподалеку от купальни. Животных давно сдедовало пригнать обратно.        Оставлять лагерь без присмотра долиец не хотел, потому помахал Киллиану рукой, чтобы тот плыл к берегу.       Киллиан разочарованно вздохнул, понимая, что его купание завершилось слишком быстро, и снова глубоко нырнул. В несколько стремительных мощных рывков он проделал под водой немалое расстояние, а вынырнув, обнаружил себя совсем рядом с берегом. И лицо Веалана теперь было прекрасно видно. Отчего же чародей так угрюм и невесел? Ни тебе дружеского приветствия, ни «Подснежника». А ведь всего за день Киллиан успел привыкнуть к этому чересчур ласковому прозвищу.       Киллиан тихо рыкнул, разозлившись на самого себя. Может ли быть, что он ошибся относительно Веалана? Разве так себя ведет тот, кто решил закрутить лёгкую ни к чему не обязывающую интрижку? Ощутив, что мысли снова убегают в романтическое русло, где им совсем не место, лучник рассердился на на собственную сентиментальность. Да что ж это за наваждение такое!       Преодолевая сопротивление воды, он направился к берегу резким порывистым шагом, будто это могло помочь перестать чувствовать к черноволосому долийцу всю эту неуместную, никому не нужную нежность. Откуда она только взялась, проклятая?       До добра такая резвая прогулка по галечному дну довести не могла. Воды было уже по колено, когда Киллиан вскрикнул и припал на одну ногу: стопу пронзила сильная боль. Он догадался, что порезался об острый камень, не обточенный течением реки. Киллиан стиснул зубы, пережидая, пока резь в ноге немного утихнет и, прихрамывая, стал двигаться к берегу.       Услышав крик Веалан вздрогнул от неожиданности и обернулся. Увидев в воде хромающего Киллиана чародей нахмурил черные брови.       — Что случилось, Подснеж… Киллиан? Ты повредил ногу? Там на дне встречаются довольно острые камни, следует быть осторожнее, — глядя, как лучник припадает на ногу, Веалан поспешил к нему на встречу и, не щадя своих высоких антиванских сапог, зашёл в воду. Он подхватил Киллиана на руки.       — Да, тут почти у самого берега порез… — Киллиан очутился на руках у долийца, который с удивительной лёгкостью понёс его к костру. — Это вовсе не… я бы и сам...       Киллиан мямлил что-то неубедительное, стараясь изо всех сил показать, будто для него совсем не волнительной была эта близость, и крепкие руки чародея на его теле, и этот запах… Веалан пах потом, смесью душистых трав и чем-то ещё. Должно быть, самой магией...       — Я с лёгкостью залечу твою рану, но сперва хочу взглянуть, не попала ли туда грязь.       Веалан, кажется, не заметил, как руки Киллиана нежно оплелись вокруг его шеи. Чародей, сохраняя нечитаемое выражение на лице вынес свой драгоценный груз из воды и усадил на бревно. Сам же он опустился рядом на одно колено, как будто собирался примерить Киллиану драгоценную орлезианскую бальную туфлю, расшитую жемчугом и драгоценными камнями.       — Только не дёргай ногой. Не хотелось бы получить по лицу, — Веалан аккуратно приподнял ступню лучника и осмотрел порез. Убедившись, что края раны ровные и чистые долиец удовлетворённо хмыкнул. — Потерпи немного, сейчас подлечу.       Одну ладонь он положил на ступню сверху, а второй провел вдоль стопы. Лёгкое сияние окутало ногу Киллиана и порез стал затягиваться сам собой.       — Вот и всё. Даже шрама не останется.       На порез Киллиан и не взглянул. Он так и не узнал, насколько тот был глубоким, потому как немигающим взглядом смотрел только на Веалана. От осторожных прикосновений долийца по всей ноге от узкой стопы до самого бедра прокатилась волна мурашек, отдавшись приятным толчком внизу живота. Киллиан испустил тихий вздох, который Веалан мог принять за вздох избавления от боли, но тогда бы он здорово ошибся.       — Ma serannas, — уже во второй раз за день Киллиан произнёс это, только теперь он не закрывался и не уходил от прикосновений.       Лучник осознавал, что сидит перед Веаланом почти обнаженный: уже не спасали оставшиеся на нём подштанники, намокшие от купания и облепившие стройные ноги, словно вторая кожа. Это нисколько не смущало, ведь выходило, что оба эльфа преследовали одну цель. Повинуясь простейшему и древнейшему позыву, Киллиан наклонился вперед и прижался прохладными губами к губам чародея.       Прикосновение влажных неулыбчивых губ заставило Веалана растеряться, но лишь на мгновение. В следующий момент он охотно ответил на поцелуй, подавшись вперёд всем телом, и только природная выдержка не позволила ему наброситься на Киллиана, сорвать с того единственный предмет одежды и забыть о всяких мерах приличия. Лицо чародея побледнело, потому что вся кровь схлынула вниз. Ощущая неловкость Веалан отстранился, переводя дыхание. Сердце ухало под ребрами так, будто сейчас вырвется наружу.       — Ты не должен благодарить меня этим, — тихо произнёс он, потирая лоб ладонью, словно это могло заглушить шум крови в ушах и безумно галопирующую кавалькаду мыслей. Но скользнув взглядом вверх по облепившим ноги Киллиана подштанникам Веалан заметил то, что не могло бы сейчас укрыться от зрячих глаз.       Тогда Веалан позволил себе большее: развёл ноги лучника чуть в стороны и оказавшись между его коленями прильнул лицом прямо к паху. Чародей целовал белоснежного эльфа прямо сквозь мокрую ткань. О, эти прекрасные губы могли быть очень и очень убедительными и настойчивыми в своих ласках. Бесстыдства и искушённости в вопросах удовольствия им было не занимать. Но сейчас Веалан был осторожен и нежен, словно боялся спугнуть возникшее между эльфами чувство интимности.       Киллиан от неожиданности вздрогнул всем своим тонким телом и, запрокинув голову к темнеющему небу с редкой россыпью ранних звёзд, подарил Веалану самый первый стон. Тонкие белые пальцы вплелись в смоляную шевелюру долийца, ни к чему не принуждая, лишь удостоверяясь в реальности того, кто сию секунду дарил Киллиану лёгкую, но обжигающую ласку. Ноги эльфа сами собой разошлись в стороны чуть шире, бесстыже облегчая магу доступ к средоточию своего удовольствия. Жар разлился по всему телу, кончики пальцев на ногах приятно закололо, заставив Киллиана трогательно их поджать. Горячие губы чародея коснулись лишь ткани, а годами не знавшее ласки тело лучника сразу так жадно отозвалось, что это почти пугало. Но сдерживать себя было выше его сил. Пальцы в волосах Веалана чуть сжались, безмолвно прося большего.       Веалан приспустил подштанники Киллиана ровно на столько, чтобы обнажить ту часть тела, которой мужчины обычно дорожат более всего. Чувственное тело в его руках вновь вздрогнуло и изящно выгнулось, подставляясь под новые ласки. Лучник оперся руками в бревно, на котором сидел и приподнял бедра, беззастенчиво предлагая партнёру ласкать себя.       Долиец трепетно целовал гладкую кожу с проступившими под ней венами и наконец-то дал волю пальцам и языку. Игривые касания пальцев и дразнящие движения языка были быстрыми, волнующими, каждое судорогой отдавалось в теле Киллиана, а с его губ то и дело срывались сдержанные стоны. Наслаждение накатывало на обоих жаркими волнами. Веалан чувствовал это, ему нравилось услаждать, дарить блаженство равно как и получать взамен.       Когда желание самого Веалана достигло того предела, что невозможно было сдерживаться, он сбросил старую потрёпанную робу, швырнул её в сторону, стянул через голову хлопковую рубаху и отправил в полет не глядя, где она приземлилась, одной рукой стащил сапоги и наконец, дрожащими от нетерпения пальцами распустил шнуровку на штанах спереди. Киллиан, тяжело дыша от объявшего его возбуждения, пристально наблюдал за этим нетерпеливым обнажением, лаская взглядом каждый кусочек оголившегося совершенного тела. Льдистый взгляд так и застыл в самом низу подтянутого живота.       Веалан подхватил Киллиана за бедра, притянул к себе, и выпрямился во весь рост. Ноги лучника теперь обвивали талию чародея. Крепко прижимая полуобнаженного Киллиана к своему упругому торсу цвета слоновой кости, долиец возобновил поцелуй и сделал несколько шагов в сторону палатки.       — Подснежник… Подснежник… — шептал он, когда на какие-то мгновения их губы расставались, чтобы вновь соединиться в глубоком и искреннем поцелуе.       Придерживая Киллиана правой рукой, левой Веалан приспустил до колен кожаные штаны, слишком облегающие и сдавливающие в области паха. И тут же узкая белая ладонь скользнув между их телами, сжалась на крепком доказательстве того, как сильно долиец истомлен желанием. Услаждая чародея уверенными, ритмичными движениями вверх и вниз, сам Киллиан постанывал, получая истинное наслаждение от этого действия, словно чужое удовольствие осязательно передавалось его собственному телу.       Шумные вздохи, влажные звуки поцелуев, интимное скольжение кожи по коже, тихие постанывания и жаркий шёпот наполнили тишину этого вечера. Эльфы устремились к долгожданному для обоих соитию, преодолевая собственные несдерживаемые порывы касаться и целовать друг друга. Шаг. Ещё один. До палатки оставалось около метра.       Сейчас они нырнут под тент и весь окружающий мир потеряет значение: неразделанная туша кабана, пасущиеся где-то на просторах Диртаварена пегая кобыла и сивый рогач, остывший травяной чай и постиранная одежда, колышущаяся на ветру подобно победному знамени. Голова у Веалана шла кругом, перед глазами все плыло, дыхание сбивалось, а истомившееся по близости тело уже колотило от нетерпения. Долийца занимало одно единственное желание – заняться любовью с этим прекрасным белоснежным эльфом, словно рождённым одной из лун Тедаса.       Последний шаг стал фатальным. Запутавшись в собственных штанах Веалан ухнул вперёд прямо на палатку. Приложив хрупкого Киллиана лопатками оземь, он навалился сверху и тут же получил по затылку увесистым навершием своего магического посоха, прислонённого к тенту.       — Fenedhis lasa!       Шевелиться не было сил, шишка на затылке ныла, и Веалан потёр ее ладонью. Подштанники спереди внушительно вздыбились изображая заснеженный горный пик. Чародей чувствовал неловкость и не знал, как себя вести. Ситуация была трагическая и нелепая одновременно.       Киллиан, со всего маха приложившийся спиной, застонал, но совсем не так, как хотел бы. Удар выбил воздух из легких, и ему понадобилось несколько шумных вдохов, чтобы восстановить дыхание.       — Ты не чувствуешь? Будто что-то горит, — пробормотал долиец, привставая на локте и осматриваясь.       И правда. От случайно выстрелившей искры занялась старая роба долийца, валявшаяся в опасной близости от костра. Сначала ткань тлела, но постепенно пламя занялось сильнее, перекинулось на сухие клочки травы и уже подкрадывалось к сброшенным сапогам Веалана.       Чародей на пару с лучником вскочили на ноги. Первый кинулся спасать свою злополучную обувь, второй схватил котелок травяным напитком и вылил его содержимое на огонь.       — Я, конечно, ожидал, что будет горячо, но не настолько… — пробормотал Киллиан, отбрасывая котелок в сторону.       Веалан издал мученический стон и, подобрав с земли обгоревшую робу, сел на бревно. Сквозь круглую прореху в ткани он посмотрел на Киллиана, будто бы в окуляриум.       — Извини, Подснежник. Я… Давай в следующий раз. Нужно ещё тушу разделать. И пригнать в лагерь Селадона с Шельмой. Уже темно и в долинах не безопасно.       Киллиан вздохнул, глянув на мага как-то вскользь и кивнул. Он был смущен и расстроен, но скрывал это, как мог. Лучник отошёл к своей палатке, чтобы, наконец, одеться. Тело поколачивало от плещущегося внутри желания, и Киллиан повернулся к Веалану спиной, чтобы этого не было заметно, пока он стягивал с себя мокрые подштанники и искал им на замену чистые.       Следующие несколько часов они посвятили рутине, разделив обязанности. Веалан разделывал тушу кабана и готовил жаркое. Киллиан пригнал в купальню изрядно загулявших Шейлу и Селадона, напоил прямо из реки и устроил на ночлег возле Красавки, выдав животным по порции овса. Затем сел возле своей палатки и занялся изучением карты, ведь ему предстояло найти несколько ингредиентов для раствора, чтобы восстановить надгробие в Вар Белланарисе. К этой задаче Киллиан отнёсся очень серьезно.       Когда от костра потянуло жареным: пленительный аромат готовой пищи лизнул ноздри, заставляя сглотнуть обильную слюну, Киллиан наконец-то отвлекся от своего занятия.       — Запоздалый ужин готов, — сообщил Веалан, поманив белоснежного к себе. — На мой взгляд получилось так себе, но главное – съедобно. Я голоден, как медведь после зимней спячки.       Отложив карту, Киллиан подошёл к Веалану и сел на бревно рядом.       — Я и сам не мастак по части кабаньего мяса. Детёнышей я не убиваю, чтобы не нарваться на разъярённую мамашу, а взрослого кабана мне одному слишком много. Я больше по птицам. Так что не мне судить о твоих кулинарных подвигах.       Ели молча, тайком поглядывая друг на друга, словно стеснялись поддержать беседу или обсудить произошедшее ранее. Веалан пялился на огонь, поедая мясо, Киллиан вел себя тише стоячей воды, кажется, даже дышал через раз.       Веалан с аппетитом обсосал косточку и бросил в огонь.       — Списки! Я хотел составить ещё списки имен с надгробий на курганах Вар Белланариса! — спохватился он и шлёпнул себя по лбу.       Слизнув с кончиков пальцев жир, лучник покосился на Веалана, будто тайком. Где-то в глубине тела тихо клокотали остатки не выплеснутого желания, Киллиан боялся, что если он посмотрит на долийца чуть внимательнее, то снова набросится на него.       — Мы вроде бы никуда не спешим. Завтра заедем туда ещё раз. — Тихо отозвался он, а потом добавил. — Если до завтра моя компания тебе не наскучит.       — Твоя компания? Как она может мне наскучить, Da'assan!? — искренне удивился Веалан. — При взгляде на тебя мое сердце радуется, как бы это не звучало чересчур слащаво, словно из уст старого волокиты, решившего приударить за наивной юной красавицей.       Киллиан с явным недоверием отнёсся к услышанному, о чем можно было легко судить по тому подозрительному взгляду, что он подарил Веалану, когда тот закончил говорить.       — Ладно, завтра заглянем туда на пару часов, а потом я покажу тебе пару живописных мест с богатой историей.       После сытного ужина эльфов разморила истома, но Веалан не стал засиживаться у костра. Он взял лопату и вышел из купальни. Надо было избавиться от тех частей дичи, которые не пойдут в пищу. Лучше всего закопать из где-нибудь подальше. Спустя примерно полчаса он возвратился, чтобы забрать кабанью голову, снятую шкуру с копытами, которую никто из эльфов не взялся бы выделывать, слишком уж это долгое и трудоёмкое занятие, ливер и требуху. Есть подобное ни он ни Киллиан не стали бы, а запах гниющих внутренностей мог привлечь диких зверей. Потому Веалан просто сложил останки в глубокую яму, которую вырыл на крутом изгибе берега, в нескольких сотнях метров от купальни и забросал землёй.       Покончив с этим он запечатал магическим барьером вход в купальню, чтобы никто ночью не потревожил их с Киллианом сон.       — Вот и всё! – бойко сказал долиец. — Теперь можно и на боковую. Но я сперва окунусь.       Он сбросил замаранную землёй рубаху и кожаные штаны и, оставшись в одних подштанниках, прошёл плавать.       Киллиан не стал дразнить и без того взбудораженное воображение и незаметно ускользнул к себе в палатку до того, как чародей вернётся       Вдоволь накупавшись Веалан вылез на берег. В костре тлели последние угли, и алые отсветы уже не разгоняли бархатную ночную мглу. Киллиана нигде не было видно. Веалан разочарованно вздохнул.       Стянув в себя мокрые подштанники, он полез в палатку.       — Подснежник, если ты замёрзнешь ночью, можешь прийти ко мне, чтобы согреться.       Но из палатки Киллиана не донеслось ни звука. Костер догорел, над Долами взошла убывающая луна. На разных лежаках ещё долгое время ворочались без сна двое эльфов, думая лишь друг о друге, но ни один из них не осмелился нарушить покой другого. Сон сморил их почти одновременно, оставив все переживания и неудовлетворенные желания в дне прошедшем..