Школьные будни

      Снежинка падает ему на нос и растворяется на бледных веснушках. Он чуть ёжится от внезапного потока ветра и прячет нос в складках шарфа. На вечер обещали похолодание, и температура сейчас действительно опустилась до минус пятнадцати. Для их города это прохладно. Но они всё равно пошли в парк в десять часов, на ночь глядя надышаться свежим воздухом. Чуя глубоко вздыхает и переводит взгляд с неба на снег около своих ног. — Ты ещё не сдох там? — спрашивает спокойно, даже расслабленно.       Прямо рядом с его ботинками, в пышном примятом сугробе, лежит Дазай и тоже смотрит на звезды, как парни частенько делают. В карих глазах бликует свет фонаря над ними, но Чуе там видится одна большая звезда. Яркая и далекая. Наверное, полярная.       Он не сводит глаз с черноты небосвода, продолжает молчать и шмыгать красным носом, чуть щуря глаза, когда особо наглая снежинка наровит осесть рядом со звездой. Тогда Чуя снимает варежку с руки и, чуть наклоняясь, зажимает пальцами холодный нос.       Дазай вздрагивает и резко смещает взгляд на парня. Немного удивлённый, но уже заинтерисованный. Звезда теперь поблескивает в самом уголке глаза, сейчас еле заметная, будто пытающаяся вырваться вновь к центру. — Ты не замёрз? — Чуя разжимает пальцы и слышит глубокий вдох. Странно спрашивать такое, узнав ответ и зная, что тебе ответят. И глупо будет сейчас подыграть ему, но он сделает это. Опять. — Нет, — губы растягиваются в улыбке, такой привычной, но каждый раз прекрасной. Чуя засматривается на неё. Опять. Он тысячу раз видел все эти трещинки, линии, изгибы, но снова разглядывает их. Не удерживается и, слегка касаясь, проводит по ним большим пальцем, останавливаясь у самого края, — не замёрз. — звучит это как всегда весело, но дрожь, которую он пытается скрыть, всё равно доносится до ушей.       Чуя знает, что Осаму болеет буквально от всего, но как жаль прерывать это мгновение, когда они так близко друг другу — и не важно, что это далеко не в первый раз. Когда вся домашка сделана, им на лица падает снег, вокруг тишина, а на душе умиротворение. Он действительно не может нарушить всё это, поэтому просто молча продолжает смотреть на любимое лицо, разглядывая то, что и так давно изучено. Опять.       Он обожает его шатенистые кудри, всегда такие непослушные, но безумно мягкие. Его карие глаза, в которых иногда, засмотревшись, действительно можно утонуть. Даже если они грустные, заплаканные или безэмоциональные. Он любит их любыми. Родинка под левым глазом, полюбившаяся без какой-то причины, просто потому, что она у него на лице. Нос со вздёрнутым кончиком, прямо как у самого Чуи. Его очень забавно кусать и щипать, как и всего Дазая в принципе. Даже тот едва заметный шрамик на подбородке, оставленный Оскаром — котом Дазая — любим им и зацелован вдоль и поперёк. — Любуешься? — улыбка расплывается по лицу, становясь ещё шире, в глазах играет смешинка, а под ними появились морщинки. Осаму тянет ледяную руку к тёплой щеке и, не найдя сопротивления, поглаживает её большим пальцем. — Наслаждайся, пока можешь. Я ведь действительно неотразим.       И Чуя засмеялся. Искренне, как маленький ребёнок. Он ведь не впервые слышит подобное от него, но смеется. Опять. Простодушно и во весь голос. Пусть этой ночью люди его и услышат. Как будто сейчас это важно.       Самое важное сейчас лежит у его ног, смотрит ему в глаза и хихикает вместе с ним. Опять.       Ему не надоест это «опять». Ведь ему слишком хорошо; сегодня, каждый раз и опять.