Именно сквозь наши трещины пробивается свет
Редакция Нью-Йорк стейт Ньюс. Кабинет главного редактора. Томас Кирк воспринимал своих подчиненных как собственных детей. Он любил их всех, ценил уникальные качества каждого своего журналиста и мог простить им практически любые промахи, ведь он лично отобрал их из сотни заявок от желающих работать в самой продаваемой газете Нью-Йорка. Но терпение любого, даже очень заботливого родителя, не вечно. Особенно если кажется, что ребенок намеренно пытается вывести его из себя. Беллами был именно таким “горе ребенком”. Но именно он был любимым чадом Томаса, и именно он был его основной головной болью. В дверь постучали. А вот и та самая головная боль. – Войдите! – сказал он, настраивая себя на тяжелый разговор. На удивление, Мэттью хорошо выглядел, казалось, что мешки под глазами хоть никуда и не ушли, но стали чуть менее темными, а уголки тонких губ были еле заметно приподняты. – Доброе утро, мистер Кирк, – сказал он. – Доброе, Беллами, – Томас старался говорить как можно более дружелюбно, он даже хотел прокомментировать улучшение в внешнем виде Мэттью, но в последний момент осекся, подумав о том, что журналист мог бы воспринять это неправильно. – У меня для тебя задание. – Интервью с Тейлор Свифт? – Мэттью вздернул подбородок, но в его взгляде читалось веселье. Значит, он уже не злится. – Ха-ха, – сухо ответил Томас, – конференция с пресс-секретарем мэра. Он сделала паузу и, перед тем как продолжить, выразительно посмотрел на Мэттью. – В связи с забастовкой жителей района, где произошел взрыв. Они недовольны, что полиция назвала это утечкой газа… – Значит, я снова могу…– начал было Беллами, расплываясь в довольной улыбке. – Нет! – он предупреждающе вскинул палец и строго посмотрел на журналиста, хотя тон его все еще был спокоен – Это просто конференция, на которой ты будешь сидеть тихо как мышка и записывать каждое слово секретаря, не задавая никаких провокационных вопросов. Ты меня понял? Мэттью был похож на кота, которому хозяин наступил на хвост. Он смотрел на Томаса исподлобья, всем своим видом выражая крайнюю степень недовольства. Сердце главного редактора треснуло бы от такой картины, не будь он главным редактором. Эта работа не терпела мягкости. – Ты меня понял, Мэттью? – спросил он ещё раз, – Я знаю, ты не привык к подобным ограничениям, но тебе нужно побыть в тени и лишний раз не светить разоблачающими и едкими статьями перед полицией и правительством. Ты умный парень, я знаю, ты понимаешь. Журналист вздохнул. – Я понял, сэр. Неужели это смирение? Не похоже на него… – Вот и славно, – Томас улыбнулся, – На этом все, не смею тебя задерживать.***
Мэттью слушал речь пресс-секретаря вполуха, лишь изредка делая небольшие пометки с классическими тезисами по типу “расследование продолжается”, “мы обещаем увеличить количество полиции в районе”, “по данным полиции пока что нет улик, подтверждающих преднамеренный взрыв”. В любой другой день, он, конечно, не смог бы спокойно сидеть на месте и пошел бы против воли Томаса, но его мысли занимало совсем другое. После конференции ему надо было навестить мать. Она была ещё не в том возрасте, в котором обычно приходится нанимать сиделок, но ее ментальное здоровье требовало этого. Мать Мэттью, Мэрилин, всегда была эмоционально нестабильна, поэтому после развода маленькому Мэтту пришлось жить с бабушкой. Развод сильно повлиял на маму, и совсем не в лучшую сторону. Именно после него ее проблемы начали перерастать в нечто большее. Пять лет назад ей поставили диагноз “тревожное расстройство”, тогда Мэттью нанял ей сиделку, так как именно тогда он начал добиваться первых больших успехов в карьере, и не хотел потерять того, что достиг. Поначалу Мэрилин сопротивлялась, постоянно звонила ему и кричала в трубку о том, что он неблагодарный сын, который только о себе и думает, но через некоторое время она успокоилась и поняла, что в отличие от сына, сиделка не может просто уйти, или начать кричать на нее в ответ во время ее истерик, а ещё она готовит приличную еду и с ней иногда даже получается поговорить по душам. Пригород Нью-Йорка. Лонг-Айленд. Он оставил BMW возле Форда сиделки и подошёл к дому. Это был небольшой домик на Лонг-Айленде в тихом районе где жили либо типичные американские семьи с детишками и женами-домохозяйками, либо пенсионеры. Иногда Мэтт задумывался о том, что лет через 20 он сам будет жить в этом же доме, возможно, даже с небольшой семьей. Порой, эти мысли пугали его, так как служили лишним напоминанием о том, что то, что у него есть сейчас – не вечно. Будет ли он через двадцать лет таким же честным защитником справедливости? Тряхнув головой, чтобы отбросить неприятные мысли, Мэтт нажал на кнопку звонка. – Как твои дела, мама? Они сидели на кухне и пили чай. – Неплохо, – ответила Мэрилин и сделала глоток, – Вот только сплю в последнее время плохо, то ли из-за холодов, то ли ещё из-за чего, не знаю…лучше ты мне расскажи, как ты? Как работа? Мэттью не любил подробно рассказывать маме о работе, так как боялся, что они могут напугать ее, поэтому всегда вкратце рассказывал ей о самых не страшных статьях, которые точно не могли вызвать у матери лишнюю тревогу. Он рассказал ей немного о своих последних двух статьях про убийство банкира и подпольное казино, умолчав о событиях последних нескольких дней его жизни. Мэрилин внимательно слушала сына с теплой улыбкой. Она гордилась им, несмотря на то, что наложила его карьеру в криминальной журналистике опасной. Мэттью иногда было стыдно от того, что он не рассказывает ей обо всем, о всех тех ужасах, которые ему иногда приходится видеть и о всех угрозах, которые регулярно приходят ему по почте от тех, кого он разоблачил в своих статьях. Это для ее же блага, и для нашего общего спокойствия. – Как твоя личная жизнь, милый? – спросила Мэрилин, когда Мэтт закончил свой рассказ, – Появился кто? Черт. Он знал, что маме хотелось бы, чтобы он ответил “да”, он знал, что она очень хочет, чтобы Мэттью начал встречаться хоть с кем-нибудь. Его личная жизнь умерла полтора года назад после того, как он со скандалом расстался с парнем, которого встретил еще в университете. Конечно же, почвой для ссоры послужило очередное дело, за которое взялся Мэтт. Он часто пытался представить идеального для себя партнёра. Человека, с которым он мог бы выстроить доверительные отношения и жить в полной гармонии. Кого-нибудь, кто разделял бы его жизненные взгляды… Нет, это точно не Ховард, ты знаешь его меньше недели, его статус выше твоего в миллион раз, и ты точно не будешь влюбляться в него! – Вообще-то, – протянул Мэттью, – Можно сказать, что да… Мама с интересом в глазах наклонила голову чуть в сторону, на ее губах играла чуть заметная хитрая улыбка. –...но пока что все не так однозначно, – закончил Мэтт. – И кто он? Кто-то с работы? – Эм, ну да… – Ну смотри, милый, служебные романы иногда могут плохо кончится. Мэтт укоризненно посмотрел на маму. Она рассмеялась и взяла сына за руку. – Ну ладно, прости-прости. Я рада за тебя. – Ещё нечему радоваться, – буркнул Мэттью, но все же сжал мамину ладонь в ответ. Пригород Нью-Йорка. Дом Ховардов. Доминик решил не заставлять Мэттью ждать себя, поэтому был готов сильно раньше назначенного времени встречи. Он сидел в холле особняка на диване, ожидая, когда Морган сообщит, что к воротам подъехал BMW. Они договорились, что поедут на машине Мэттью, потому что любой суперкар Доминика привлекал бы слишком много внимания и явно смотрелся бы странно на западном побережье. – Что вы нашли в этом журналисте? – спросил у него Морган за завтраком, – Вы можете добыть всю необходимую вам информацию самостоятельно, разве нет? Зачем вам этот Беллами? – Я вижу в нём родственную душу, наверное, – честно ответил Доминик, – То, как легко он согласился поехать в клуб, чтобы подслушать разговоры самых опасных людей в Нью-Йорке, прекрасно понимая, насколько это рискованно. И все эти его статьи, совсем не похожие на статьи других журналистов из его сферы. Он не боится правды, не боится говорить ее, какой бы страшной она не была. В ответ Морган лишь хмыкнул. Он правда видел в Мэттью товарища, хотя практически ничего не знал о нем. Но Доминик хотел надеяться, что ими движет одно и то же. – Он здесь, сэр. Голос Моргана вернул Доминика из его мыслей. Он встал с дивана и сунул руки в рукава пальто, которое ему заботливо подал дворецкий. – Прошу, Доминик, будьте осторожны, – попросил Морган, – Если с вами что-то случится, я не выдержу смерти еще одного Ховарда на своем веку. – Все будет в порядке, уверяю тебя, – Доминик постарался улыбнуться как можно более обнадеживающе, – Мы не планируем ничего слишком опасного. – Всего лишь небольшую экскурсию по складу наркотиков сразу нескольких преступных группировок и, возможно, ингредиентов для бомбы, а так да, ничего слишком опасного, – Морган сложил руки на груди, всем своим видом показывая недовольство. – И почему я только позволяю тебе так разговаривать со мной? – сказал Доминик без злобы. – Потому что вы знаете, что я прав, сэр. Доминик улыбнулся ещё шире. BMW Мэттью действительно стоял у ворот. Теплый свет фар рассекал темноту, и на гравиевую дорогу падали длинные тени решетки на калитке. Доминик подошел к машине и сел в нее. – Добрый вечер, – сказал он, протягивая руку Мэттью. – Вечер, – тот пожал его ладонь. Доминик обратил внимание на то, какими холодными и тонкими были пальцы журналиста. До западного побережья было ехать всего двадцать минут, но за это время они успели обсудить план и тактики отступления на случай, если их заметят. Было не совсем понятно, что именно они узнают, приехав туда, но у Доминика было с собой несколько жучков с микрофонами и маленькими камерами, так что основной целью было подкинуть их в разные места и ждать. Возможно, им удастся подслушать что-то, что даст новую зацепку. – Мне нужны фотографии, – сказал Мэттью, – Для статьи. Видео с камер не подойдут. Нужно, чтобы все было видно. – Это слишком опасно, – констатировал очевидное Доминик, – Даже если мы сможем подобраться близко. Нам нельзя рисковать. Мэтт резко свернул к обочине и остановил машину. – И что ты предлагаешь? Просто приехать туда и надеяться, что мы узнаем что-то новое? Что нам повезет, и жучки окажутся в нужных местах? Или у тебя их так много, что мы весь порт сможем ими усыпать? Он говорил не повышая голос, но было видно, что он мог сорваться на крик в любой момент. Доминик почувствовал, как к горлу подступало раздражение. Он сделал глубокий вдох и медленный выдох. В Японии Доминик научился самоконтролю и выдержке путем долгих тренировок, но он также научился работать в полном одиночестве. Договариваться с другими, возможно, и легче, чем договариваться с самим собой, но этому тоже надо учиться. – Да, Мэттью, именно так, – спокойно сказал он, – Ты привык работать там, где преступление произошло и уже обнаружено. Где рядом с тобой есть полиция, а преступники уже пойманы. То, что нас ждёт там – совсем другие условия. Нас никто не спасет, если что-то пойдет не по плану, мы сможем только защитить друг друга и себя. Поэтому мы не будем рисковать лишний раз, пока не узнаем чего-нибудь нового, потому что такая жертва будет бессмысленна, если в итоге не останется того, кто мог бы раскрыть это дело, предотвратить теракт. Он положил руку на плечо Мэтта и чуть сжал его. Кожаная куртка, та самая, в которой он был, когда приезжал брать у него интервью, тихо скрипнула. – Я знаю, ты хочешь как можно скорее предупредить всех, ты хочешь, чтобы тебе поверили, но тебе нужно подождать. Все может быть не так просто. Доминик почувствовал, как мышцы Мэттью расслабились под его ладонью. Он молча завел машину и снова выехал на дорогу. Доминик убрал руку с его плеча. Это был второй раз за день, когда Мэттью пришлось подчиниться. И если он был вынужден подчиняться Томасу, то послушать Доминика было полностью его выбором. Пока Мэтт думал об этом, Дом незаметно любовался его профилем, черты которого то и дело вспыхивали в свете уличных огней.