*песня к главе: Mujuice — Юность
Сюрприз у Влада не удался. Окончательно уничтожать и без того раздавленого Розанова своими шутками Могилин не решился. Парень молча покинул актовый зал и дождался Женю с его друзьями в буфете, когда те вышли на перекус. Софе и Дине удалось урвать свободный столик у окна, а дальше, путём нехитрой перестановки стульев, количество посадочных мест резко увеличилось, позволяя всей большой компании устроиться за одним столом. Пока одни наслаждались местной стряпнёй, другие скромно довольствовались тем, что взяли с собой из дома. Некоторые же, как Влад и Женя, просто топили свои мысли в стаканчике с кофе. На чисто бытовом уровне напряжение снималось лёгким разговором на самые общие темы: все знакомились друг с другом, шутили и старались придавать происходящему вокруг как можно меньше веса. Метод этот не работал разве что на Розанове. Полученное от пережитого публичного позора унижение было ещё слишком свежо и остро отзывалось в памяти, стоило юноше только оторвать взгляд от пластикового стаканчик с напитком. Что теперь о нём думает Паша? А Марина с Димкой и Тимофеем? Ему в пору не доклад об исскуственном интеллекте читать, а писать эссе «Как уничтожить свою самооценку за тридцать секунд». Влад тоже вёл себя тише обычного, лишь по мере необходимости поддерживая видимость своего участия в общем разговоре, но напрямую не обращаясь к Жене. Как к нему подступиться? Вопрос и до этого был непростым, а теперь так и вовсе представлял из себя загадку Жака Фреско. Будь это Тимур, Денис, да даже Дина, Могилин бы так не парился, а закинул руку на чужое плечо и уверенно спросил «Жопку муравьиную съел? Чё ебало такое кислое?». Но с Женечкой так нельзя. Женечка это, мать его, заколдованный прынц в высокотехнологичном хрустальном гробу своих комплексов. Не так его тронешь и хер знает, что разлетится быстрее: его стеклянная темница или сам Розанов. В мире и так говна много, а тянуть туда ещё и Женю Влад не хотел, просто не имел права. Сказать ему, что всё видел и выдать что-то в духе: да забей на это болт, главное ведь не победа, а участие?! Эти слова не только не успокаивают, но ещё и являются отвратительной, а главное, бесполезной ложью. Если бы победа была не важна, за неё бы никто не боролся. Тогда вообще никакие соревнования были бы не нужны. Розанов столько сил вложил в свой проект не для того, чтобы какой-то там Владюшка Могилин с бухты-барахты ему заявил, что всё это не имеет ровным счётом никакого значения. А что тогда имеет? К чему вообще стремиться? Пока Влад решал, как ему быть с Женей и своими чувствами к нему, Дина даром времени не теряла. Сидя ближе всех к Могилину, во время беседы она то и дело касалась Влада и задавала ему вопросы. — Ну прошлый раз не считается. Слушай, а помнишь, как мы спрятались на кухне у Воронцова? Ну, когда его отец из командировки неожиданно вернулся и застукал в квартире весь движ? Сука, я так испугалась, что он нас всех там и порешает. — У Лёхи батя страшный, что пиздец, он ещё и охотник, я его фотки с трофеями видел, — подтвердил Денис, в чьих источниках информации сомневаться не приходилось. Могилин кивал, действительно припоминая события прошлых нескольких месяцев. — Да, чапалах он мне знатный прописал. Спина потом ещё неделю болела. — Вот! Это ж мы как раз тогда и познакомились. — Разве не позже? — Не, именно что у Воронцова. Мы у него, ещё когда целовались, разбили бутылку портвейна. — Хороший хоть портвейн был? — с грустью в голосе спросил Димка, мешая сахар в чае. — А фиг его знает, — отмахнулась Дина от встрявшего не по делу молодого человека, — А он нас опять к себе зовёт Новый год вместе встречать. Клянётся, что теперь съехал на квартиру, и никто к нему не вломится. — Не, в этом году мы общаком почти всей параллелью едем встречать Новый год на источники. Может, как нибудь в другой раз к Воронцову завернём, — весело ответил Влад, продолжая предаваться общим воспоминаниям. Их рассказы о совместных тусовка были настолько яркими, зажигательными, полными искромётного смеха, что даже Женя на момент позабыл о случившемся с ним конфузе. Он начал незаметно приглядываться к Дине и Владу. Оба активно жестикулируют, шутят, а временами так и вовсе заканчивают друг за другом предложения. Даже их внешний вид говорит об одном круге интересов: обилие чёрной одежды, кислотно-яркие акценты, цепи, массивные серьги и наличие тату. Ну чем не идеальная пара фриков, которая вертела на одном месте всех, кто попытался бы их образумить? А чем он, Женя, может быть интересен Могилину? Или хоть кому-то из своего окружения? Юноша не заметил, как прокусил губу до крови. Боль чувствовалась какой-то далёкой, неправдоподобной, а перед глазами всё начинало плыть, как если бы Розанов вместо своих надел чужие очки с неподходящими ему диоптриями. — Жень, ты куда? — спросила Софа, глядя на поднимающегося со своего места Розанова. — Немного пройдусь, — через плечо бросил юноша. Паша и Марина переглянулись, в их глазах читалось явное намерение пойти следом за расстроенным другом, но Тимофей попридержал их. — Пусть идёт. Думаю, ему нужно какое-то время побыть в одиночестве. — Но вот-вот начнётся открытие форума, думаешь, он успеет вернуться? — забеспокоилась Софа. В это время за противоположным концом столика тоже было неспокойно. — Пардон, мне тоже нужно отлучиться по делам, — Могилин перешагнул через свою табуретку, не имея возможности толком отодвинуть её, — Я курить. Видимо сильно опоздаю. Судя по тому, что Влад умчался из буфета, забыв на столе зажигалку, огонь молодой человек рассчитывал добывать при помощи трения. Но и Женина прогулка длилась недолго. Молодой человек торопливым шагом вернулся в актовый зал и спрятался в одной из комнатушек за сценой. Могилин не зашёл в неё сразу. Только выждав пару минут, Влад отворил незапертую дверь и шагнул внутрь. Гримёрная, а по факту просто облагороженный чулан, едва ли могла вместить в себя и четырёх человек. У одной стены стояла заваленная вещами железная вешалка, на другой — висело зеркало, а под третьей расположилась заставленная сумками лавка, на которой, собственно, и сидел Розанов. Юноша разулся, притянул колени к груди и сидел таким образом, натянув поверх себя толстовку. Очки лежали рядом на лавке, а лицо Жени были спрятано за капюшоном. Владу Женя в некотором роде напоминал депрессивного пингвина. — Уйди, — пробубнил через ткань Розанов, утыкаясь лбом в колени. — Это я, Влад. — Знаю, что ты. Потому и говорю — уйди. Могилин закатил глаза и, вздохнув, запер за собой дверь, чтобы их не потревожили. Молодой человек огляделся по сторонам и, не найдя свободного места, сел на корточки, прямо перед Женей. Опыт жилетки для чужих слёз был Владу в новинку, обычно это Тимур или Денис терпеливо выслушивали его пиздострадания. Пару раз ещё приходилось успокаивать сестёр, но там и масштабы проблем другие были: потерялась любимая игрушка, порвались колготки, подруга в школе села к другой однокласснице. — Хочешь анекдот расскажу? — Нет. — А я всё равно расскажу. Мне его сестра из школы принесла и пересказала. «На распродаже человеческих органов началась давка и продавец еле успел унести ноги». Женя молчал. — А вот ещё один. «Полицейский спрашивает у потерпевшего: — Скажите, как вы поняли что в квартире находится кто-то чужой? А ему в ответ: — Ну у нас в семье не принято хуярить меня сзади табуреткой по голове». Со стороны Розанова послышалось невнятное сопение, юноша задрожал. — О, а этот я придумал. «У каждого хирурга есть своё маленькое кладбище. У каждого проктолога есть свой маленький гей-клуб.» Женя поднял голову, беззвучно смеясь и забавно морщась. — Сука, я с тобой даже погрустить нормально не могу. Что ты за человек за такой? — Розанов шмыгнул носом, на его покрасневших губах играла улыбка, а по щекам тянулись влажные дорожки слёз. Женя спешно утёрся и, чуть успокоившись, бесцветно спросил. — Уже пора идти, да? — Ещё нет, — покачал головой Могилин и, подумав, решил признаться, — Я видел тебя на сцене с микрофоном. Что случилось? — Нихера не случилось, просто руки у меня из задницы растут, — фыркнул Розанов. Влад дождался, когда Женя более-менее успокоился и продолжил говорить. Может, от того, что Могилин был с ним не так давно и не успел сблизиться с его друзьями, но юноше было гораздо проще вывалить груз своих переживаний именно на него, нежели на Пашу, — Я не знаю, столько всего разом навалилось. Теперь я сомневаюсь, стоит ли мне вообще поступать в магистратуру. Тема моего проекта кажется какой-то глупой и простой, до меня уже столько людей создавали программы для 3D-моделирования, я ведь глобально не изобрёл ничего нового. А выступление, ты это видел? Это же полный провал. Нет, я больше не вернусь на сцену. Может, Паша вместо меня прочтёт доклад? — Но это ведь ты инициатор и идейный вдохновитель всей работы, — напомнил Влад. — Да, я знаю. Но в последнее время я не чувствую интереса к этому проекту, — говоря это, Женя будто передавал часть себя, но в тоже время чувствовал облегчение, — Будь ты на моём месте, чтобы ты сделал? — Думаю, моё становление тобой крайне маловероятно, но, если всё-таки пофантазировать… Я бы прямо сейчас собрал вещи, и пошёл бы домой. А, нет, вру, перед этим, я бы ещё купил ящик пива, чтобы окончательно ни на что не обращать внимания. — Это безответственно. — Но ведь ты не хочешь выступать, верно? Так зачем быть там, где не нравится? — Ну, чтобы… Чтобы… — Розанов замялся, а потом его вдруг осенило, — Ты пытаешься меня развести, чтобы я начал сам себя убеждать остаться здесь и выступить с презентацией. Нет, не смейся, я понял, что ты задумал. — Люблю умных парней, это так сексуально, — хмыкнул Могилин и взял Женины очки в руки. — Но ты видел, как я говорю, это просто ужасно. У меня нет никакого ораторского таланта. Большое количество людей меня нервирует. Может, попробовать представить их всех голыми? — Ты точно извращенец, — хохотнул Влад, аккуратно полируя стёкла Жениных очков, — Волнуешься что не сможешь объяснить зрителям свою великую задумку? Ну и пошли они все к чёрту. Объясняй презентацию не им, а мне. Могилин торжественно водрузил на Розанова его очки, будто короновал юношу. Все эти хрустальные принцы такие хрупкие и чувствительные, что с них то и дело приходится сдувать пылинки, но ведь за то их и любят. При всей своей эфемерности и неприспособленности к мирскому они воплощают в себе не столько само проявление прекрасного, сколько голубую мечту о чём-то светлом, высшем. — Я буду смотреть на тебя и только на тебя. Если начнёшь запинаться, если почувствуешь себя глупо и неуютно — найди меня взглядом и вспомни, что я в этой всей херне понимаю ещё меньше, чем кто-либо из присутствующих. Обмани меня. Говори так уверенно, будто каждое твоё слово — это не теорема, а аксиома. Я поверю всему, что ты скажешь. Я поверю в тебя. А ты поверь в мою веру в тебя.***
И как он успел докатиться до того, что его успокаивает Могилин? Так странно и смешно было думать об этом сейчас, когда разум очистился от тумана беспокойства. После слёз и разговора с Владом стало так легко и тихо на душе. О бывшем несколько минут назад раздрае напоминали разве что слегка покрасневшие глаза. Он, Паша, Марина, Тим и Дима сидели впереди, слушали проносящиеся один за другим доклады, делали пометки и, в основном, молчали, поджидая свою очередь. Лишь однажды Женя, повернув голову, заметил, как Тимофей и Дима о чём-то тихо переговариваются и будто даже спорят. Розанов смог уловить лишь Димкино: «А как бальзам тот называется?» и ответное «Потом скажу». Каждый пытался ободрить себя всеми возможными способами. До Жени как-то начало доходить, что играющее в нём волнение так или иначе испытывает большинство из тех, кто готовился к этому хакатону. Очередная презентация подошла к концу, зал одарил выступавших сдержанными аплодисментами. Паша наклонился к Жене и тихо проговорил. — Мы следующие, пора продвигаться к сцене. Стоя за тяжёлыми синими портьерами, Розанов думал о том, что людей в зале тьма-тьмущая. Поднимающиеся вверх ряды напоминали волну цунами, что вот-вот прокатится и поглотит тех, кто имел неосторожность выйти из темноты под свет прожекторов. Отсюда Женя видел и перешёптывающихся друг с другом Софу с Диной, и Влада с его друзьями, которые сходили с ума от скуки и, пока их не заметили, кажется, начали играть в дурака, прячась за спинками кресел. Розанов обернулся назад. Марина держалась за серёжку в ухе, не зная куда деть свою нервозность, Паша теребил пуговицу на манжете рубашки, а Тимофей и Дима пересказывали друг другу свой текст, чтобы точно не забыть его. Они словно поменялись местами. Женина тревога отступила и не проявилась, даже когда он, стоя посреди сцены, увидел перед собой сотни незнакомых лиц. — Порви их! Порви их всех! — громко кричал Могилин, поднявшись на ноги и начав изо всех сил громогласно аплодировать. Розанов широко улыбался, вместе со всеми остальными в зале глядя на умалишённого, который баловался на серьёзном мероприятии, ведя себя абсолютно вызывающе. Мало того, этот придурок принялся ещё и свистеть. Тимур огрел своего пришибленного друга смачным подзатыльником, и Влад заткнулся, послушно вернувшись на место. Парень сработал, как громоотвод, собравший на себя всё возмущение и раздражение публики. На протяжении всей презентации с лица Жени не сходила улыбка. Розанов свободно ходил по сцене, объяснял информацию на каждом слайде и больше не терялся. Как и обещал, Влад не сводил с него глаз, и периодически кивал, будто действительно вникал в доносящиеся со сцены слова. «А лицо-то какое умное, чуть ли не профессорское! Показушник, ты, Влад. Не клоун, а целый цирк. Самый лучший на свете цирк» — думал про себя Женя, заканчивая своё выступление. Вот и всё. Месяцы работы, часы страха и минуты волнения закончились удивительно быстро и бескровно. Выглядел ли он несуразно на сцене, пока рассказывал об их совместной разработке? Ну уж точно не был хуже начавшего свистеть где-то на галёрке парня в наколках. Если бы он мог быть таким же смелым и безбашенным, как Влад, всегда… Жюри ушли на перерыв, объявив паузу перед оглашением результатов. Гости форума начинали расходиться, освобождая зал. Розанов заметил, как Дина, взяв за руку Могилина, повела его к выходу. Неужели всё так просто и закончится? Влад также быстро вернётся к своему обособленному существованию и скоро забудет те несчастные пару месяцев, что ему пришлось отрабатывать практику, а он… А что он? Женя так и останется неуверенным в себе мальчишкой с первой в жизни сильной юношеской влюблённостью. В его возрасте уже женятся и заводят семью, а Розанов только-только успел сполна хлебнуть эйфорический и опьяняющий яд влечения. И в кого он влюбился? В, ебись оно всё коромыслом, Влада Могилина! «Встретимся в раздевалке за сценой» — Женя быстро напечатал и отправил Владу сообщение но, подумав, добавил «Прямо сейчас». — Эй, ты куда? — спросил Паша, протискивающегося через него друга, но ответа так и не дождался. Пока бежал в гримёрную, Женя успел толкнуть нескольких попавшихся ему на пути людей, от кого-то даже получил локтем по рёбрам в ответ, но боль не остановила юношу. Теперь он, как и мысли в его голове, метался по крохотной площади. Два шага к вешалке, два к зеркалу, взглянуть на себя, пригладить волосы, снять очки, и обратно. Что он делает, что он хочет сделать? Два шага туда, два обратно. Это было ощущение на грани помешательства. Как у центрального процессора, который из-за повышения рабочих частот начинает перегреваться, тормозить, сходить с ума. Благодаря Владу, например, Женя узнал, что кинк на мужчин с татуировками является чуть ли не отдельным поджанром роликов на порно-сайтах. Но от осознания того факта, что не он один находит привлекательными обнажённых парней с наколками, легче не становилось. В конце концов круг интересов Розанова замыкался на одном конкретно взятом придурке. Два шага к зеркалу, оттянуть галстук-бабочку, облизнуть пересохшие губы; шаг к двери, на звук приближающихся шагов, сопровождаемых звяканьем цепей. — Если тебе хотелось услышать от меня ещё один анекдот, то ты бы мог просто… — с порога начал было говорить в привычно-смешливом тоне Влад, но его немедленно заткнули спешным, лихорадочным поцелуем. Дверь за спиной Могилина захлопнулась, а самого парня припечатали к куску белой фанеры. Как и в первый раз, Влад совсем не ожидал подобного покусительства со стороны Жени, только теперь мелкокалиберный преступник действовал гораздо увереннее, подготовленнее и яростнее. Более того Женя больше не вставал на цыпочки, чтобы дотянуться до лица Могилина, а заставлял парня пригинаться, обвив руками его шею. Наверное, Влад окончательно тронулся умом, потому что объяснить себе иначе проталкивающийся к нему в рот чужой язык он не мог. Нет, нет, Евгений Батькович, вот это уже перебор и игра на чужом поле. Могилин схватил юношу за подбородок и отодвинул его от себя, невольно сглатывая и любуясь потемневшими, обрамлёнными ореолом тёмных ресниц глазами. Такое оружие массового поражение и правда лучше хранить под бронебойной защитой линз очков. — Неплохо, неплохо. На помидорах учился? — демонстрируя фирменную ухмылку, Влад наконец взял себя в руки, решаясь напомнить зарвавшемуся ботанику, что инициатива может быть наказуемой. Женя качнул головой и, как марионетка в чужих, лёгших на его талию руках, сделал два неустойчивых шага назад, оказываясь уже у другой стены маленькой раздевалки. — Если скажу, у кого научился, ты обидишься, — только и успел выдохнуть Женя, перед тем, как целовать начали уже его. И в отличие от Жени, Могилин не колебался и не скромничал. Оттягивая поочерёдно нижнюю и верхнюю губы, Влад игрался, прекрасно осознавая всю неопытность своего партнёра. Не встретив никакой преграды, его язык легко проник в чужой рот, начиная изучать свои новые владения. Слишком быстро, слишком огненно и влажно, чтобы Женя мог хоть что-то с этим поделать. Тяжело выдерживать такой динамичный темп, а ещё и эти руки: холодные, с изодранными костяшками и ловкими пальцами, которые, играючи, уже успели выправить рубашку и ускользнуть под неё. — Говорил же… — Розанов не успевал дышать, рвано хватая ртом воздух. Из широко распахнутых глаз сыпались искры, — Говорил же, что обидишься… — Принцесс, я не обижаюсь. Ведь в том случае учителем был тоже я, — краешками рта хитро улыбнулся Влад, отвечая новым головокружительным поцелуем на возмущённое мычание Розанова. Пока одна ладонь мягко и ненавязчиво поглаживала поясницу юноши, вторая выскользнула из-под рубашки и крепко сжала ткань брюк у самой промежности. Женя дёрнулся, заливаясь с ног до головы не только оттенком карплака, но сдавленным стоном. Член Розанова Владу уже видеть доводилось и тот в свою очередь являлся чуть ли не обязательным предметом шуток у Могилина, но парень бы точно не отказался ещё раз взглянуть на интересный апгрейд в виде двух титановых шариков у самой головки. — Паша, не еби мне мозг, я сейчас приду, — раздалось за спиной у Могилина вместе со звуком грохнувшейся об стену двери. Влад отшатнулся в сторону, злобно и даже агрессивно глядя на незванного пришельца. Одурманенный Женя в силу победившего его разум возбуждения и близорукости не сразу смог признать в зашедшей в гримёрку девушке говорящую по телефону Марину. Ни у кого из присутствовавших в комнатке не хватило духа первым нарушить образовавшуюся мёртвую тишину. В трубке на вызове продолжал подозрительно «алёкать» голос лучшего друга Жени.