seven sins.

Гроза объяла город, все чаще обрушиваясь внезапными и громкими раскатами грома и озаряя улицы вспышками молнии. Парень, с силой впиваясь продрогшими пальцами в зонт, грозящийся быть унесенным ярыми порывами ветра, торопился домой по почти безлюдной улице. Конечно, в такую погоду хозяин собаку на улицу не выпустит, а ему пришлось тащиться пару километров пешком, потому что нужный автобус сломался на половине пути. Почти дойдя до здания, он остановился. Прямо перед ним стоял незнакомец, чей взгляд был направлен вверх. Одежда на нем совсем промокла, волосы прилипали к лицу и образовывали подобие сосулек. Но он улыбался. Да так широко, что уголки рта тянулись чуть ли не до ушей. Казалось, ещё секунда, и он рассмеется во весь голос. Сумасшедше, как психопат. Что самое интересное, это зрелище не отталкивало. Только притягивало. Шатен так и стоял, как вкопанный, до тех пор, пока юноша не склонил голову. Он готов был поклясться, что различил стекающие по щекам слёзы, среди водопада капель дождя. В неимоверно больших глазах парня зияли пустоты, иногда сменяясь таким всеобъемлющим разочарованием, что Сонхуна придавливало к асфальту. Он не мог объяснить ни причину того, почему до сих пор стоит здесь, ни почему пялится на совершенно незнакомого человека, но под рёбрами начинает болеть. Парень неуверенно сделал шаг вперед, затем следующий. Никакой ответной реакции не последовало, только безучастный взгляд незнакомца снова вернулся к небу. Он выглядел умиротворенным, и в то же время таким напуганным и крошечным в этом огромном несправедливом мире. Сердце шатена почему-то пропустило удар, и через какие-то ничтожные пару шагов он оказался возле «живой статуи». Пак не придумал ничего лучше, чем схватить его за руку, оказавшуюся такой ледяной, что сводило пальцы. Но незнакомца это, судя по всему, ничуть не волновало. Он почти буквально уронил голову на собственное плечо и всмотрелся в сонхуновы темно-карие омуты. По телу пробежала дрожь, гроза усиливалась. — Что ты здесь делаешь? — собственный голос отдавал хрипотой, будто Сонхун молчал не полчаса, а сутки, — С ума сошел? — Может и так, — чужой тембр заставил Сонхуна поежиться от табуна мурашек, а уши, почему-то, покраснеть ещё больше. Он опустил взгляд вниз и понял, что до сих пор сжимает тонкое побледневшее запястье. Но отпускать, по какой-то неведомой причине, не хотел. — Давай зайдем в кафе на угл… Черный зонт падает на дорогу, прокатившись ещё метр и уперевшись в столб. Пальто и водолазка промокли, но шатен ощущал невероятный жар от чужого тела, так мгновенно прижавшегося к нему. Считанные секунды ушли на раздумья, затем руки обвились вокруг чужой спины. Он знать не знал, что им движет, но решил не сопротивляться. Сонхун горел изнутри. Сгорал то ли от смущения, то ли от повысившейся температуры, то ли от чего-то ещё. Увидь их кто-нибудь сейчас, скорчил бы недовольную гримасу, мол «стоят два парня под дождем, ещё и обнимаются». Но даже это не было важно. Только ледяные пальцы, сжимающие будто в поисках защиты сонхуново пальто, размеренное дыхание, плотно прижатая щека и тихое опаляющее и без того красные уши: «меня, кстати, Хисын зовут». Простучавшее в висках имя набатом ударило в зоне груди и эхом рухнуло вниз. Такое интересное, и такое красивое. — Ты же заболеешь, — Сонхун откашлялся и по новой пытался привести парня в чувство, но тот упирался, что есть сил и продолжал терзать несчастное пальто. На секунду Пак даже пожалел, что вообще решил подойти. — Это не самое страшное, что может случиться, — нехотя Хисын отлипает, виновато опускает взгляд и прячет руки за спину, будто сделал нечто постыдное. Для других возможно, для него — нет, — Прости, что внезапно накинулся. Вероятно, ты испугался. Ой, и — Ли, не обращая внимания ни на лужи, ни на хлюпающие и полные воды кроссовки, подбегает к зонту, встряхивает его и с вытянутой рукой бежит к остолбеневшему Сонхуну. — Вот, держи, — наконец, на чужом лице расцветает искренняя улыбка с оттенком счастья, — тебе уж точно по моей вине заболеть нельзя. Пак уже не знает, о чем и думать. Кажется, он покраснел. Удача это или невезение — натолкнуться именно на этого неказистого и промокшего Хисына, но на душе от его широкой улыбки становится ещё теплее. Почти как в момент, когда он его обнял. Шатен практически ужаснулся мыслям о том, с какой радостью думает об обвитых вокруг него руках незнакомца. — Домой иди, бестолковый, — Сонхун цокает, глядя на то, как юноша тщетно пытается стереть стекающие со лба капли, тянет его за рукав и тащит к себе, под зонт. — Я не могу. Судьба, видимо, либо решила поиздеваться, либо подкинула нереальный подарок. Какая бы причина ни была, исход один — Пак сгребает, как оказалось, худощавого парня в охапку и быстрым шагом идет в сторону своего дома, до которого оставалось едва ли метров пятьдесят. — Ладно, Хисын, за тобой должок. На лице Сонхуна мелькает тень улыбки, скрываемая тканью чёрного зонта.