«я снимаю остатки лица
что однажды напялил,
посмотри сквозь меня,
от меня ничего не осталось»
В гараже шумно. Так называемая «точка» Фунтова — ни что иное как адаптированный бесхозный гараж, который Юра выгреб едва ли не в одиночку, и теперь это стало постоянным местом обитания не только парня, но и всей скромной компании. В помещении сыро, несмотря на все усилия облагородить место для тусовок. Отопление здесь есть, но очень скромное. Небольшой обогреватель, подключенный к старому аккумулятору, старается изо всех сил, но этого все равно недостаточно, чтобы кожа Олега не покрывалась мурашками. Двери открыты настежь, ведь никто всерьез не вызовет полицию за громкую музыку в гаражном комплексе: все ворчат, но людям вовсе не до того, чтобы тратить свое время на заполнение протоколов участкового и профилактических бесед с подростками. Шепс сидит на диване, потягивая пиво с горла и совсем не понимает, чем себя занять. Лина двигается в такт мелодичным звукам, свободной рукой оплетая шею Юры, а другой старается не расплескать шампанское из пластикового стаканчика. Фунтов обнимает девушку за талию и Джебисашвили хрипло хихикает, пока парень шепчет на ухо что-то личное. Илья сидит с другого края дивана, залипая в телефон. Один беспроводной наушник в правом ухе и, кажется, Ларионов вовсе находится где-то вне этой тусовки. Игнатенко шумно приземляется рядом с Олегом, растягивая губы в игривой, загадочной улыбке. Между пальцами зажат под и Ира выдыхает остатки сладкого дыма в сторону, садясь к Шепсу вполоборота. — Чего скучаешь, Олеж? Парень хмурится, сводя брови к переносице. Ира красивая. У нее глубокий и темный взгляд, засасывающий в бездну за одно мгновение. Ей невероятно идут обтягивающие черные водолазки, джинсы с высокой талией и длинные юбки. У Иры пухлые губы и бледная шея, которые Шепс успел изучить языком, оставляя дорожку поцелуев на коже. Олегу действительно нравились жаркие объятия девушки, но отчего-то Олег катастрофически устал. Наступил самый ответственный и решающий год для одиннадцатиклассников и тревога сжимает своими тисками с самого первого сентября. А к концу месяца она прочно поселилась в голове Шепса и где-то на уровне солнечного сплетения. Парень буквально чувствует этот сгусток эмоций и кажется, что его можно потрогать руками. Все записываются на консультации, распечатывают кодификаторы для поэтапного изучения и просто что-то делают для экзаменов, а Олег до сих пор не решил, кем он будет, когда вырастет. Вопрос о профессии ставит парня в ступор. Брат не налегает и не подгоняет с решением, но у младшего складывается впечатление, что своим молчанием он подводит не только себя, но и Сашу. Это все выматывает нервную систему, крошит остатки самообладания и Шепс чувствует, что как будто лишний в этом потоке. И теперь, определившаяся с «лечебным делом» Игнатенко давит тоже. Шепс тянет уголок губ вверх и вальяжно раскидывается на диване, крепче держа в руке бутылку: — Ты пришла, скуки как не бывало, знаешь. — Ты мне льстишь. — Возможно. Ира расплывается в лисьей улыбке. Смотрит хитро, изящно убирает выбившуюся прядь волос за ухо и сверкает черными глазами, стараясь в своем взгляде утопить. Лина хлопает Шепса по плечу и тот рефлекторно дергается, мысленно благодаря подругу. В руках девушки стаканчик с крепким виски, который она протягивает Олегу с полной уверенностью в шальном взгляде: — Шепс, ты какой-то тухлый сегодня, невозможно, — Джебисашвили пихает стаканчик в руку и кивает в сторону, где за спиной стоит импровизированный столик из покрышек и широкой доски, на котором покоится еще несколько бутылок алкоголя. — Или я тебе смешаю абсент с водкой. Олег хмыкает и принимает виски, выпивая половину залпом: — Спасибо, я еще хочу дожить до выпускного. — Если тебя Александр Олегович не убьет раньше времени. — Завали. Шепс допивает содержимое и морщится. Олег никогда не любил крепкие напитки и теперь горечь виски неприятно першит в горле и ощущается на языке. — Есть у кого-то мятное что-то, — Олег сглатывает слюну и продолжает морщиться. — Терпеть не могу эту парашу. Лина, повиснув на плече Фунтова, пожимает плечами. Илья мотает головой из стороны в сторону, не отрывая взгляда от экрана, зато Ира начинает многообещающе рыться в сумке. Выуживает оттуда что-то, сжимая в руке с длинными ногтями. Олег непонимающе смотрит на девушку, во взгляде которой отражается вызов и молчаливое «слабо?». Высвобождает один кружочек мятного Рондо от упаковки, открывает рот и кладет таблетку на язык, игриво глядя на Шепса. Парень хмыкает, ставит бутылку с пивом на бетонный пол рядом с диваном и придвигается к девушке ближе. Слизывает с языка ментоловую таблетку и углубляет поцелуй, стараясь не подавиться чертовым Рондо.***
Матвеев трясет ногой, бездумно разглядывая кафельный пол в коридоре поликлиники. К вечеру народу становится больше и люди периодически проскальзывают мимо, так что Дима на автомате подтягивает ноги ближе к скамейке. Людей действительно много: кто-то спешит в последние минуты приема успеть допройти все кабинеты в списке направления на рабочую комиссию, кто-то вымученно ожидает своей очереди, будучи в лучшем случае, десятым в списке, поэтому сотый раз за жизнь перечитывает инструкции по профилактике инсульта и здоровому образу жизни, а кто-то, как Матвеев, просто залипает в телефон, мечтая забрать рецептурные бланки, чтобы получить топливо для банального функционирования организма. Учитель к вечеру чувствует себя совсем выжатым лимоном: пятница отняла последние силы к существованию. Сегодня, выдав в учительской скромное: «у меня на подготовительных никого», Дима получил едкий взгляд Райдос, полный презрения и не менее пренебрежительный взгляд Надежды Эдуардовны, от которого хотелось съежиться до микроскопических размеров и провалиться в подвал в эту же самую секунду. Дима потерял сам себя. Он не знает, чего хочет, что чувствует и зачем до сих пор просыпается по утрам. Мечты превратились в планы, действия — в рутину и учитель делает все на автомате, подобно роботу. Матвеев заваливал себя всевозможными работами и сверхурочными планами весь предшествующий год, чтобы отвлечься. У него скопилось достаточно денег на карте, чтобы не умереть в одночасье с голода, но и такая подушка безопасности не лишает проблем. Казалось, от этих денег становится тошно. Когда у тебя очень много работы с малознакомыми людьми, которым от тебя требуются только знания и обаяние, легче скрывать кровоточащие раны. Легче фальшиво улыбаться в чужие глаза, даже если в эту самую секунду сердце рвет от боли. Через несколько дней ему, наконец, удастся встретиться с Владом. Тот уехал на тренировку с баскетбольной командой школы, ведь на носу соревнования, которые должны выйти на регион, а после — на область. Влад обещал прислать фотографии сегодня вечером и, возможно, позвонить, спустя четыре долгих дня молчания. Друг обещал обуять своим теплом хотя бы на несколько минут, а значит, нужно держаться. Поэтому Дима Череватому желает успехов в тренировках, чтобы руки-ноги были целы и своих тараканов не выпускает дальше собственной головы. Заводит частный канал в телеграмме, закрепляет сообщение с «правилами» для себя, в которых четко и внятно фигурируют фразы «не лезть», «не говорить», «не плакать на рабочем месте» и «больше улыбаться». Матвеев изо дня в день с собой договаривается, пишет сообщения на манер личного дневника, тренируя внутренних бесов не выходить на волю. Напряжение отдает в голове тупой болью и, почуяв неладное, учитель бронирует платную запись к неврологу на вечер, понимая, что больше не вынесет. Либо он попросит выписать себе препараты посильнее, либо напугает детей внезапным обмороком посреди урока. Дверь за пациентом закрывается и Дима подскакивает со скамьи с облегчением. Не придется ждать порядка двух часов в очереди. Невролог на слова скуп, впрочем как и на обследование. Матвеев до сих не может запомнить ни имени, ни фамилии, синхронизируясь со своими учениками неизменным «извините» вместо обращения и делает самое невинное выражение лица. Врач стабильно просит дотронуться рукой до кончика носа, стучит по исхудавшим коленям молоточком, а Дима про себя думает, что или врач не тот, или пора обратиться к психиатру. Скомкано рассказывает о прошивающих спину нервных импульсах, похожих на удары тока, от которых неуютно совсем и преподаватель периодически неловко вздрагивает у самой доски, или когда проверяет тетради за учительским столом. Рассказывает о шуме в ушах и бесконечной усталости, о разваленном желудочно-кишечном тракте и в целом о том, что Дима немножко не в порядке. Невролог кивает, советует меньше работать и подвергать себя стрессу, а у Матвеева губы ломаются в изломанной линии, потому что вряд ли это можно назвать улыбкой.***
— Подожди, — Ира упирается ладонями Олегу в грудь и глубоко дышит через приоткрытые губы. Шепс напротив горячий. Олег бездумно выцеловывает тонкую шею девушки, припечатав ее к стене за гаражами: там, где более мене нет смрада алкашей и минимальная вероятность замарать одежду безвозвратно. У парня взгляд шальной, и причин этому может быть масса, но прежде всего Олег просто нуждается в разрядке. Алкоголь в крови ослабил принципы и тревогу, которую хочется сбросить с себя ежедневно. Хочется забыться хотя бы на мгновение, ощутить людское тепло, даже если сердце на эти действия предательски молчит. Ларионов предсказуемо уехал первый, не дождавшись даже семи часов. Репетиции, спектакли в маленькой студии провинциального городка — это жизнь Ильи, которую он выстроил сам и скрупулезно защищает от любых нападок мира. Владислав Анатольевич уехал с группой баскетболистов и теперь Илья судорожно пытается совмещать в своем графике перенесенные репетиции, ведь актерам тоже нужна физическая подготовка. Ларионов знает и помнит, равно как и помнят его мышцы после фестиваля с кучей хореографии на одну персону. Парень тогда мечтал провести неделю строго в горизонтальном положении. На том и порешали, что учитель физкультуры возьмет себе несколько актеров на факультатив. Лина с Юрой выглядит счастливой. Она кажется тем самым человеком, который в жизни вытянул счастливый лотерейный билет. Девушка сияет в объятиях того, кого любит, знает, чего хочет от жизни и стабильно идет к целям. Джебисашвили любит весь мир, а мир любит ее в ответ. Олегу порой от улыбки подруги крутит внутренности. Ему до обжигающей боли хочется быть счастливым. Шепс нервно трясет головой с глухим рыком вгрызается в шею поцелуем и отстраняется, сжимая зубы. Игнатенко наверняка считает за возбуждение и Олег несказанно рад этому. — Что? — целует в скулу и наклоняется ближе, обдавая кожу горячим дыханием. — Брат уехал. Мы можем продолжить у меня. Игнатенко в широких руках Шепса плавится. Туманным взглядом смотрит в серебристые глаза, полные решительности и только сильнее распаляет рассудок. — Я тебе нравлюсь, — тянет гласные нарочито медленно. Завлекает в свои сети, манит. Олег ухмыляется, запуская пальцы в черные волосы девушки и спешно отстраняется. — Надеюсь, у тебя есть резинки, — Ира отталкивается от стены, оправляя задравшуюся одежду и выбившиеся пряди волос. Шепс пожимает плечами, открывая в телефоне приложение такси, делая себе в голове пометку заскочить по пути в аптеку: — Нет, так будут.***
— Да? — Дима принимает вызов смазано проводя по дисплею пальцем и натягивает капюшон на голову, выходя из дверей поликлиники. За то время, пока учитель сидел в очереди, небо заволокло тучами и асфальт начал покрываться крошечными мокрыми точками. — Что так долго трубки берешь, — Влад на том конце что-то отхлебывает из бутылки и выдыхает довольно. — Я уж подумал ты скончался. — Ты так хочешь меня похоронить, — Дима усмехается, кутаясь сильнее в серое худи. — Этого, скорее, хочешь ты, — Матвеев поджимает губы, прижимая телефон к уху. — Я лишь хочу дать подзатыльник. Где-то поодаль громыхает и Дима не спешит сдвинуться с места, переминаясь с ноги на ногу под крыльцом здания. Шутливый укор Влада не делает больно, в ответ хочется только печально улыбнуться и заставить поверить, что в самом деле все в порядке. Когда преподаватели общаются, Матвеев действительно кажется нормальным. Лишь часто шутит про самоповреждения, нервным смехом прикрывает правду. Дима с Владом открытый, честный в моменте. Потому что когда друг рядом — он не грустит, но как только он замолкает или исчезает из поля зрения, учитель снова погружается в беспросветный кошмар, оглушающий своей тишиной. Влад словно спичка зажженная во тьме: быстро зажигается и быстро гаснет. А Матвееву, чтобы избавиться от тремора, нужен как минимум костер. — Я просто устаю сильно, — Дима сглатывает, пересекаясь с пожирающими взглядами прохожих и машинально тянет руки к открытой шее. — Новый класс и все такое. — Ты думаешь, я поверю в эту ерунду? Влад говорит достаточно спокойно, что звучит очень контрастно по сравнению с тем, как ведет себя обычно: он шумный, яркий, прямолинейный. Сейчас это спокойствие окутывает со всех сторон и Матвеев не знает, хочет ли он раствориться в этом или напрочь задохнуться. Дима шумно выдыхает, рассматривая носки потрепанных кроссовок. Он не уверен, что готов слушать собственные мысли вновь и тем более выливать их на кого-то, кто тебе дорог. В его голове нет ничего конкретного — только гнилая боль прошлого и что-то абстрактное, но это только заставляет напрячься сильнее. От этого не знаешь, чего ожидать. — У тебя нет других вариантов, — улыбка, расцветшая на лице заставляет подавить внутреннее отчаяние, смешанное с надеждой.***
Шепс едет в такси, сжимая ладонью ногу Иры выше колена. Олег поднимает голову, поворачивая ее в бок, чтобы взглянуть на девушку. Внутри все скручивается и хочется избить самого себя за то, что ничего внутри не реагирует на Игнатенко, которая ранее сводила парня с ума. В мыслях крутится бесконечный поток воспоминаний о том, как им было хорошо вместе, как это было ярко, сладко, взаимно. Олег ненавидит себя за эти мысли и действия, будучи не в силах остановиться и отказаться от своей затеи. Ира поднимает руки к лицу, прикрывая глаза от смущения, столкнувшись взглядом с глазами таксиста в зеркале заднего вида. Её губы трогает лёгкая улыбка и Олега разрывает от бушующих эмоций, среди которых не найти ни одного отголоска влюбленности. У Шепса в голове крутится желание не совсем уместное в данной ситуации, но отделаться от него совершенно не удается. Хочется биться головой о стену, лишь бы выбить из себя хоть что-то. Сердце начинает стучать ещё сильнее, а жар приливает с новой силой. Олег переводит взгляд, когда машина тормозит около аптеки в нескольких метрах и поджимает губы. Сидит на месте, смотрит прямо через лобовое на неоновую вывеску и собирается с мыслями. Небо заволокли тучи и закатное солнце перекрыто завесом плотных облаков. Выйдя из машины, Шепс слышит только глухие звуки мотора и шелест листьев от дуновения ветра. Как Олег будет завтра смотреть в глаза брату и прежде всего, самому себе? Что он счастливо переспал с девушкой, чувствуя абсолютное ничего? Как все объяснить? Надо ли объяснять? Игнатенко нетерпеливо налетает на только вышедшего из такси Шепса, обхватывает его шею руками и впивается в губы. — Тебе так нетерпится? — недоверчиво спрашивает Олег, укладывая руки на чужую талию и опускает голову, чтобы смотреть в глаза. — Я не знаю, но мне так хорошо с тобой, — взгляд Иры буквально искрится. — Может я даже люблю тебя, — выпаливает Игнатенко, ехидно улыбаясь и приподнимается на носочках, чмокая парня в нос. — Чего? — Олег не был удивлен, но услышать такое прямо в лоб было неожиданно. — Кажется, я люблю тебя, — повторяет Ира, после чего утыкается носом в область ключиц и сжимает в объятиях сильнее, сцепляя руки под курткой. Олег испытывает все возможные сожаления, не зная, что сказать. Шепса от услышанного переклинивает. Он признает, что их отношения с Ирой выглядят далеко не дружескими и планы на этот вечер красноречиво дают об этом понять. Оцепенение проходит достаточно быстро и Олег не находит ничего лучше, чем промолчать, с безукоризненной улыбкой и поцеловать девушку в ответ. Ира отстраняется, многозначительно кивая на крыльцо аптеки и отходит чуть дальше, выуживая из сумки пачку сигарет. Саша пишет Олегу, интересуясь, где он находится и как проводит время. Шепс чувствует внутри сильнейшую пустоту и только из-за понимания, что это нужно сделать прямо сейчас, решается идти до конца. Шепс здоровается в переписке и не торопится с мыслями. Сегодня, 19:21. Надеюсь, до моего прихода квартира останется в целости и сохранности.Вы: Ты так плохо обо мне думаешь?
Сегодня, 19:23. Слишком хорошо тебя знаю, братик. Чувствую, что ты что-то задумал. Олег не волнуется, когда Саша пытается вскрыть правду, наоборот. Парень нервно выдыхает. Он искренне надеется, что старший поймет его метания как-нибудь телепатически и запретит строго настрого, чтобы сам Шепс не имел к этому отказу девушке никакого отношения. Он сам залез в это болото и сам же утопает в нём прямо сейчас. Надеется, но все зря. Сегодня, 19:34. Давай, малой. Повеселись там. Не разбей ничего, я тебя прошу. Олег сжимает и разжимает кулак свободной руки. Единственное, что ему сейчас хочется разбить, это свою голову, в которой слишком много мыслей. Олег не понимает, как смог потеряться, ему до скрежета в зубах хочется снова начать чувствовать. Шепс взбирается по ступенькам, кинув беглый взгляд на Иру, и открывает дверь, намереваясь разобраться в собственной голове в самое ближайшее время. Внутри практически пусто, лишь один посетитель, который уже копошится в рюкзаке, видимо, расплачиваясь с фармацевтом. Посетитель инстинктивно оборачивается на звук и оба замирают на расстоянии меньшем, чем полметра. Взгляды направлены друг на друга и Олега словно пригвождает к полу спектром эмоций, сменяющихся в тёмных глазах напротив. Учителя носят татуировки?***
Матвеев сворачивает в аптеку, лишившись каких-либо сил. Дома ожидает проверка тетрадей и неплохая кучка документации, которую надо заполнить за выходные. Дима поклялся себе, что бросил курить, но сейчас кажется, что доза никотина просто необходима. Учитель душит в себе эту мысль и выуживает из медицинской карты вложенный рецепт к препарату. Девушка-фармацевт недоверчиво окидывает взглядом худую фигуру парня в сером худи, задерживаясь на забитой татуировками коже, когда протягивает заветную коробочку. Забирает из рук парня рецепт, наскоро чиркая что-то на листе. — Двадцать шесть лет? — Несомненно. Звук открывающейся двери на фоне заставляет рефлекторно обернуться. Тело бросает в холодный пот, а натянутая улыбка резко сползает с лица. — Дмитрий Андреевич? У Матвеева пересыхает в горле и он сначала теряется от незнания, что делать. Брызнувшие в кровь адреналин и дофамин блокируют любые попытки мозга думать. Перед глазами на секунду темнеет, во рту сохнет, а слова не соединяются ни в одно предложение. Его трясет от волнения, он мечтает сорваться на бег. Олег выглядит прекрасно. Распаленно. На нем расстегнута легкая черная куртка, какие-то спортивные штаны и футболка, под которой грудь вздымается часто от глубоких вдохов. Под вечер стало совсем прохладно, но Шепс не выглядит замерзшим. Наоборот. Он выглядит как человек, которому невозможно жарко и который своим огнем может обжечь, кажется, одним прикосновением. — Здравствуй, — голос хрипит и Матвеев прокашливается, стараясь не сипеть при виде собственного ученика. Олег делает шаг вперед, а Дима делает два назад, едва ли не упираясь спиной в стеклянные витрины. Шепс недоуменно хмурит брови, а у Матвеева сердце бьется так сильно, что норовит сломать ребра. Ученик взглядом скользит по оголенной шее, покрытой чернильными узорами и учитель на секунду забывает, как дышать. Тревога душит, высасывает весь кислород из легких так, что глаза норовят выплеснуть слезы. Только не это. Не здесь. Не сейчас. — Вау, — Олег ошеломленно шепчет на выдохе. — У вас… Татухи крутые. Матвеев заторможенно глядит на стойку фармацевта через плечо ученика, заставляя того обернуться. Дима оплатил, но глупо оставил таблетки, прибившись спиной к витринам от шока. Увесистая упаковка какого-то препарата на витрине бросается Олегу в глаза довольно хорошо, он подцепляет ее пальцами и не глядя протягивает учителю. Дмитрий Андреевич в ладони сжимает рецептурный бланк с силой сдавливая кулак, и тремор в этих самых руках заставляет в голове крутиться тысячи мыслей. — Спасибо, — Матвеев говорит неожиданно даже для самого себя, прочистив горло. — И за комплимент тоже. Олег напрягается сильнее, думая, что с Дмитрием Андреевичем очевидно что-то не так. Это витает в воздухе, но едва ли удается распознать, что именно. У нормальных людей трясутся руки? Прежде, чем Шепс успел что-то сказать, Матвеев быстро выдернул упаковку, соприкасаясь, почти обжигаясь с теплыми пальцами Олега, и вылетает из помещения, оставив после себя звон колокольчиков над входной дверью. Олег цепляется взглядом за чек, лежащий на стойке, очевидно принадлежащий учителю. Оглядывается боязливо, словно не хочет быть застуканным, и буквально за считанные секунды до возвращения фармацевта сминает чек в ладони, пряча кулак в кармане куртки. Покупая презервативы, Шепс думает не о том как провести ночь с Игнатенко, а о том, как сохранить дурацкий чек и усмирить бушующее в груди любопытство, потому что жизненно важно узнать, отчего так сильно трясутся руки у странного учителя.