_____________
Дазай впервые увидел Чую Накахару на сделке с наркоторговцами в пригороде Йокогамы. Лично они никогда не были знакомы, но Осаму был наслышан о новом исполнителе Портовой мафии еще задолго до вступления в ее ряды. О его способности слагали легенды местные, коллеги по цеху расступались в стороны перед ним, а босс с честью называл исполнителя своей правой рукой. Чуя Накахара был силен и опасен, красив и жесток, недоступен и самоуверен. И все эти качества беспрекословно вскружили голову Дазаю Осаму настолько, что каждый второй в Порту уже знал, что ему нравился Чуя. Точнее, ему нравился Накахара-сан, как было положено его называть, исходя из статуса. Ну и возраста, конечно. Такими темпами, любимым днем недели Дазая стал четверг. Ведь именно в этот день в восемь вечера — все исполнители Портовой мафии собирались в кабинете босса. Подобные собрания не входили в обязанности Осаму, более того, часом ранее он уже мог спокойно валяться в общежитии. Но, исходя из своих "личных интересов", он выпросил у Мори возможность присутствовать. Сперва Огай расценил это как внезапный и весьма полезный энтузиазм к работе, но позже, босс провел аналогию этого "интереса". Ведь несложно догадаться, что четверг стал единственным днем недели, когда Дазай мог вживую поглядеть на Чую Накахару. И в такие дни глядел он востро, затаив дыхание и лишь краем уха слушая важную речь руководителя. В такие моменты ему нравилось рассматривать мафиози, нравилось подмечать новые элементы в одежде, нравилось считывать его настроение, нравилось слушать ласкающий слух голос и улавливать дурманящий, более терпкий, чем у других, парфюм. Нравилось безуспешно угадывать, как прошел день и чем же займется Чуя после работы — отправится в апартаменты спать или зайдет поужинать в изысканном ресторане? Возьмет ли он американо завтра с утра или вновь заболтается с сотрудниками на парковке? И чем заняты его мысли прямо сейчас, когда они сидят друг напротив друга? Поддавшись воображению, Дазай усмехается про себя — он нередко представлял, как Накахара-сан порой перестает сосредоточенно сверлить документы. Как тяжело вздыхает, обводя взглядом подчиненных и исполнителей, расположившихся за столом. И тут, в его глазах сверкает искра, ведь он наконец-то примечает симпатичного парня, удачно устроившегося напротив. В таком варианте, Осаму оттягивает ворот рубашки, делая вид, что ему жарко — на это Чуя усмехается идеально ровной улыбкой, словно показывая свой взаимный интерес. А потом происходит все то, что представлял себе Дазай, жмурясь ночами в подушку и засыпая сладким сном после. Но реальность, прямо как слепящее солнце по пробуждении, обрывала надежду на то, что с новым днем в их отношениях что-то изменится. Ведь каким бы красочным ни было воображение Осаму — больше чем на два метра, равных размеру стола на собраниях, они друг к другу не приближались. Более того, Чуя даже не знал как его зовут. И это злило больше всего. Ведь Дазай буквально самый молодой исполнитель — пока еще не исполнитель, но совсем скоро, как только ему исполнится восемнадцать, станет им — Портовой Мафии, к которому стоило проявить хоть чуточку уважения. Все-таки, будущий коллега, стоящий наравне с другими высокопоставленными членами организации. Но Чуе было плевать, кто каждый четверг занимает место напротив него, требуя внимания к янтарно-карим глазам. И этот факт стал последней каплей, побудившей действовать.— Мори-сан, а у Накахары-сана есть кто-нибудь?
Огай же, услышав такой прямой, честный, без доли смущения вопрос, еще и от Дазая, залился громким смехом: — Почему ты спрашиваешь об этом, Дазай-кун? — Просто интересно, — пожал плечами парень, рисуя пальцем неведомые узоры на стекле. Мори на это лишь загадочно покачал головой: — Подробности личной жизни Чуи я не знаю, так что можешь спросить у него самого. — И как Вы себе это представляете? Вот так с порога заявиться и спросить? — Ну, ты же сделал то же самое пять минут назад, когда зашел ко мне. Не так ли, Дазай-кун? — Да, но это совсем другое! Особенно, учитывая, что мы никогда с ним не разговаривали. — …. — Мори слабо улыбнулся, перекладывая документы на столе. — Что же, в таком случае, я могу немного помочь тебе. — Правда? — взгляд Осаму буквально светился, когда он с легкостью спрыгнул с подоконника. — Да, но ты же знаешь — услуга за услугу, — и искорки в глазах юноши погасли. — Вы как всегда, Мори-сан. — Увы, такой устав организации. Кто выше по статусу — тот главный. Вот мое предложение, — Огай придвинул папку на край стола. — Завтра я даю тебе потенциальную возможность пообщаться с Чуей лично, отнеся вот эти бумаги. И обсудить миссию, которую он будет вести в конце месяца. Ты высказал вполне здравые мысли насчет новой стратегии. Думаю, ему будет интересно послушать. — Кажется, Вы меня подставляете, — хмурится Осаму, глядя на бумаги. — Накахара-сан терпеть не может, когда влезают в его работу. — О, поэтому ты всегда молчишь на собраниях по четвергам? — Огай вновь улыбнулся. — Обычно, ты разговорчив. Боишься, что он обозлится на тебя? — Боюсь? — фыркает юноша, небрежно подхватывая папку. — Просто не хочу портить отношения с… — он запнулся, — будущими коллегами. — Будущими? — Мори выгнул бровь, и Дазаю на секунду показалось, что его собираются уволить. — Допустим. Не хочу забегать вперед, но если все пойдет по плану, то расклад "будущих" тебя приятно удивит. К слову, у тебя завтра день рождения. Так что можешь считать, что возможность лично поговорить с Чуей — мой подарок. — Уж слишком Вы щедры, Мори-сан, — Осаму надеялся, что ничего в его голосе не выдает радость за долгожданное событие, ведь завтра ему наконец-то исполняется восемнадцать. И это более чем достойный подарок. — Моя щедрость обманчива. Тебе ли не знать. — Я к этому и веду. Что Вы хотите? Уложив подбородок на скрещенные пальцы, Мори замолчал. Осаму знал, что это плохой знак, но одновременно, он уже погрузился в мир грез, в котором давно наступил завтрашний вечер. Они познакомятся, поговорят, возможно, выпьют кофе — сколько возможных вариантов, что даже не верится. Наверняка Накахара-сан еще лучше, чем он представлял. И у Дазая получится стать хоть на дюйм ближе к нему.— Хочу, чтобы ты уговорил Чую использовать порчу.
_______________
Стрелки часов близились к десяти, когда Осаму замер возле самого дальнего кабинета на этаже. Сердце стучало как не в себя, а прежняя уверенность словно испарилась. И дело было вовсе не в условиях их маленькой сделки с боссом — да, тема не из приятных, но грамотно подступиться к ней можно. Вопрос был в том, что он прямо сейчас увидится с Накахарой-саном. Лично, вживую и один на один. Бесспорно, он хотел этого — очень хотел — и знал, что это произойдет именно в этот день и в это время. Но, несмотря на свою холодную натуру и равнодушие ко всему живому — он нервничал. Даже не так, ему было страшно. Но именно страх впервые и пробудил искренние, настоящие эмоции Осаму. Его склонность интересоваться смертью и тушить зажженные свечи пальцами были замечены еще в детстве. И этот пример как будто проводил аналогию их сложившихся взаимоотношений. Но не желание боли от ожога так захватывало Дазая, а то, что он может стать единственным, кого одарит неприступный Накахара-сан теплом. Это докажет его исключительность, заполнит внутреннюю пустоту и освободит от оков одиночества. По крайней мере, так он утешал себя, заматывая свежие шрамы бинтами. Глубоко вздохнув, юноша мотнул головой и наконец-то постучал.— Войдите.
Дверь легко отворилась, выпуская в коридор приятный вечерний ветер. Первое, что предстает перед глазами Осаму — массивный рабочий стол. По праву руку тянутся панорамные окна с пуленепробиваемым стеклом, по левую — металлические черные сейфы. С оружием, ножами, базовым снаряжением — тут думать не надо — они есть в каждом кабинете Мафии. Только здесь габариты сейфов в разы внушительнее и занимают почти всю стену, словно напоминая о силе владельца, с которым будешь иметь дело. Дазай неосознанно сглотнул, мотнув головой в сторону окон — Чуя сидел на диване спиной к нему, скрестив ноги. Он даже не обернулся взглянуть на того, кто вошел, покачивая красное вино в бокале — пятница в конце концов. — Ты сделала то, о чем я тебя просил? Осаму вздрогнул от грубого, чуть хриплого голоса. И на секунду ему стало еще страшнее — вдруг он явился именно в тот момент, когда Накахара-сан не в духе? Парень стопорится, не зная куда себя деть, но ровно в тот момент, когда он уже делает шаг к дверям, Чуя оборачивается через плечо. От встречи с голубыми, почти синими в отблеске приглушенного света, глазами — по позвоночнику пробегает мерзкий холодок. Точнее, нет, не мерзкий — будоражащий, передающий то самое ощущение, которое так зацепило Дазая в их первую встречу — ощущение опасности. Словно острое лезвие невидимого ножа, скользнуло по пульсу на шее, вжимаясь в кожу до первых капель крови. — А… — тянет Чуя, явно не ждавший внезапного гостя. — Это ты. — Добрый вечер, Накахара-сенсей, — Дазай оговаривается от волнения, мысленно одаривая себя подзатыльником. — Точнее, добрый вечер, Накахара-сан. — Привет, — спокойно отвечает исполнитель, возвращаясь к своему бокалу. — Зачем пришел? — Мори-сан просил передать Вам эти бумаги и… — Зайди в понедельник. Я сегодня занят. Дазай изумленно вздергивает брови — его словно хлестнули кнутом — настолько резким и прямым казался ответ. Вот и все? Мысли о том, что сегодня все сложится так, как Осаму планировал, улетучились еще с первым шагом в этот мрачный кабинет. Но то, что все закончится так быстро — совсем переходило грань. Растерявшись парень уже сделал шаг к выходу, как что-то внутри щелкнуло, заставляя замереть. Недаром Дазай заработал себе репутацию человека, умеющего разговорить, обхитрить, вывести кого угодно. Выпытать информацию, выиграть спор, выработать беспроигрышную стратегию — все это было по его части. Более того, эти навыки и помогли ему пробиться и стать одним из исполнителей Портовой Мафии. А с этого дня, с восемнадцатилетия — официально. И эта мысль придает уверенности и сил пойти наперекор страху и не потерять свой единственный шанс познакомиться с Накахарой-саном. — Это насчет миссии в конце месяца, — Дазай оборачивается, говоря чуть громче и строже так, как мог его дрожащий голос. — Не думаю, что Мори-сан отправил меня к Вам, если бы там не было чего-то важного. Чуя на это ничего не отвечает, вальяжно протягивая руку через плечо. Осаму сперва глупо стопорится, но потом почти бегом подлетает к нему, осторожно, словно это самая дорогая вещь в мире, передавая папку с документами и замирая на месте. Дыхание перехватывает — желание побыть к самому сильному, если не в мире, то в Японии точно, мафиози чуть ближе чем два метра исполнено. Неясно, что делать и говорить дальше — мир на секунды останавливается. Как будто ты случайно встречаешь кумира средь белого дня — глаза неверяще стекленеют, а голос исчезает от переполняющего восторга. Дазай неловко закусывает губу, глядя, как тонкие, изящные пальцы скользят по бумагам, перебирая одну за другой. Грубая кожа перчаток скрывает кожу до запястья, открывая вид на хаотичные линии вздутых вен, тянущихся по предплечью — Накахара-сан сегодня без пиджака, что позволяет окинуть взглядом широкие плечи, спину и обнаженные ключицы. Не полностью, конечно, но все же — глубокую ямочку между ними Осаму отчетливо видит, ведя взглядом до кадыка и острой линии челюсти. Издалека — точнее, с расстояния двух метров — казалось, что портупея Чуи обрывается на груди, но вблизи заметно, что она идет дальше, под жилетку, обхватывая талию за застежку к ремню. И, почему-то, именно этот элемент одежды заставляет шумно вздохнуть и выдохнуть. Не успевает Дазай рассмотреть темные, наверняка очень дорогие брюки, как Накахара-сан поднимает на него взгляд, приковывая к полу. Он чуть щурится, пристально оглядывая парня снизу вверх, и Осаму становится не по себе. Кажется, или тикающие стрелки на часах перестают идти? Иначе чем еще может быть обусловлена гробовая тишина в кабинете, исключающая едва слышное биение сердца юноши. — У тебя десять минут, — Чуя равнодушно кивает на место рядом с ним. Обойдя приставной столик с вином, Осаму скромно подсаживается на диван и скрещивает ноги. Казалось, словно закрытая и скованная поза поможет ему уменьшится в размерах и убережет от вероятности случайно задеть исполнителя коленом. Но это так не работает, поэтому приходится собраться с мыслями и начать ключевую в их встрече речь. И это сложно, правда сложно. Ведь Чуя вблизи еще красивее, еще изящнее, еще величественнее — глаза искрятся, а щеки заливаются легким румянцем. Становится чертовски радостно и хочется глупо улыбнуться — наконец-то, он сидит так близко к объекту своих воздыханий за последние полгода. Накахара явно замечает странное поведение внезапного гостя, но Дазай успевает открыть рот раньше, начиная заранее подготовленную речь — структурированно, кратко, вкладывая в каждое слово харизму и чутка приукрашая. Под конец своего "отчета" Осаму даже гордится настолько точно изложенной информацией, потому что именно так ему придется выступать перед коллегами в ближайшее время. И перед Чуей, конечно же. Чуей, который перебивает его на полуслове, коротко взмахнув рукой: — Ты всегда так говоришь? — Как?... — Заикаясь, — спокойно отвечает Накахара, глядя в глаза. — Если Мори взял тебя в комитет, то тебе стоит говорить более уверенно и четко. Или как ты себе представляешь сделки, переговоры и по списку от твоего лица? — Я нормально говорю, — чуть хмурится Дазай, искренне не понимая замечания — в своей голове он звучал более чем убедительно. — М-мисия, должна-а… — с запинками, криво, комично — Чуя дословно искажает его интонацию, и Осаму чувствует, как краснеет от стыда. — Так ты себе это представляешь? — Если Вам так не нравится как я говорю, то напишите жалобу о моем отстранении. Слова сами вылетают из уст Дазая. Это его слабая черта — ляпнуть глупость, не подумав. Ведь что ему будет? Он под крылом босса Портовой мафии. Вот только босс не станет защищать его от собственной правой руки, которая гораздо авторитетнее нового исполнителя. И сейчас он попал. По самое "не хочу". Нагрубив не просто человеку, стоящему выше его по статусу, а самому Чуе Накахаре. Но вместо готовящегося к удару кулаку, он видит, как на чужих губах расцветает едва заметная улыбка. — Я подумаю, — хмыкает мафиози. — Хочешь вина? — все еще не веря в целостность собственных зубов, Осаму едва заметно кивает. — Ожидаемо. Я бы удивился, если бы отказался от Шато Петрюс восемьдесят девятого года. — Мне это ни о чем не говорит. На этих словах Чуя тоже слабо улыбается, подливая во второй бокал вино — видимо, он кого-то ждал. Видимо, девушку, судя по вопросу, заданному с порога. И Дазай чувствует покалывание в груди от жгучей ревности. Забирая бокал со стола, он морщится. — Невкусно? — Мерзость, — и Чуя на это звонко смеется. — И какой алкоголь ты предпочитаешь пить? — Я вообще не пью. — Серьезно? — Накахара скептически выгибает брови. — Тебе сколько лет? — Восемнадцать, — Дазай решает умолчать, что восемнадцать ему только исполнилось. Причем сегодня. И то, что сейчас он пользуется весьма своеобразным подарком Мори, тоже лучше оставить в секрете. — Выглядишь старше, — Чуя скользит взглядом сверху вниз, задерживая взгляд на бедре. И этот совершенно ничего не значащий жест, заставляет парня неосознанно скрестить ноги сильнее. — Хотя нет, младше. — Почему Вы так решили? — Худой очень. — И что, взрослые не могут быть худыми? — А ты что, считаешь себя в-взрослым? — вновь иронизирует Накахара, и это знатно бьет по самооценке. Но Осаму не подает виду — в тот раз Чуя оценил прямолинейный и дерзкий ответ. А здесь он, чего греха таить, чтобы понравиться Накахаре-сану. Как бы пошло и банально это ни звучало: — Мори не за красивые глазки взял меня в комитет, а за соответствие требованиям организации. Так что физический возраст далеко не показатель способностей человека. — Я не про физический возраст говорил, — Чуя вновь слабо улыбнулся, отпивая вино. — Но про красивые глазки неплохо подметил. Дазай вновь сбивается с мысли, дрожащей рукой поднимая бокал к губам. В груди сводит от последней фразы, в надежде, что у него все же есть шансы. Но одновременно, если он не продолжит вести свою линию, то потеряет наконец-то загоревшийся интерес: — Вы считаете меня ребенком? — Нет. Считаю, что ты еще не дорос до должности исполнителя. — И что же мне сделать, чтобы "дорасти"? Подождать несколько лет? — Как вариант, — вернув бокал на место, Накахара-сан пожал плечами. — Либо же более детально продумывать стратегию. Миссия в конце месяца, о которой мы говорили, очень рисковая и опасная. Для меня важны минимальные потери, а по твоему плану — мы должны идти ва банк по количеству подчиненных и атаковать едва не танком. Тебе плевать на всех тех, кто станет пушечным мясом? — Я знаю, что ресурсы мафии ограничены. Но Мори предложил воспользоваться другим козырем в этот раз. — Каким же? Вот они и подобрались к этой непростой теме. Чуя Накахара владеет одной из самых опасных и разрушающих способностей среди эсперов — управлением гравитацией. Но ее другая форма — "порча", несущая колоссальный урон — еще никогда не активировалась. Дазай не знал откуда Мори взял информацию про ее сущность, но только его одни описания и последствия дара — пробирали на мурашки."В прошлую мою попытку уговорить его на подобный риск, Чуя приставил мне нож к горлу", — усмехнулся тогда Мори: "Пускай Накахара-кун и ниже меня по статусу — прямолинейности и грубости ему не занимать. Я знал, что он не убьет меня, но тема порчи для него весьма болезненна. Ты как живой пример аннуляции должен показать себя и свою способность с лучшей стороны. Но будь аккуратен с ним".
— Давайте лучше выпьем еще вина? — улыбнулся Осаму, съезжая с темы. Все же, пока их контакт минимально налажен, стоит поддерживать его дальше, постепенно поднимая градус доверия. Ведь если лезть на рожон, то нож к горлу приставят уже ему. — Нерационально с моей стороны сливать дорогое вино человеку, не ценящему его вкус, — хмыкнул Чуя, заполняя оба бокала. — Но Вы же все равно это делаете, — вновь улыбнулся Дазай. С одной стороны, он понимал, что пьет ради того, чтобы оттянуть время и подступиться со сделкой босса позже, а с другой — ему было чертовски приятно, что Чуя наконец-то уделяет ему время и внимание. Только, головокружение от крепкого алкоголя в планы Осаму не входило. — Этикет. Так, что за козырь? — Козырь? — Да ты поплыл, я гляжу, — глядя на вялого парня, Чуя присвистнул. — Хватит тебе, — он потянулся забрать бокал, как Дазай на полпути перехватил его руку своей. — Стойте! Осаму, по известной только ему причине, бросило в жар — кожаная перчатка так приятно прилегала к его ладони, что он не сразу смог отпустить руку Накахары. Такое простое касание, и то, даже не полностью открытых частей тела, а сердце сделало кульбит, поддавшись нахлынувшим чувствам. Видимо, его действительно повело, но вовсе не от вина. — Извините, — Дазай одернул руку. — Я случайно. — Допустим, — Чуя странно покосился на него, медленно откидываясь на диван. — Ты же помнишь, что я дал тебе десять минут? — Помню, — кивнул юноша, сжимая кулак — хотелось, чтобы этот едва ощутимым контакт сохранился с ним навсегда. — Вы знаете какая у меня способность? — Без понятия. — Тогда… — Осаму было неловко просить, но ему внезапно захотелось удивить Накахару-сана. Не сказать прямо, а показать, произвести впечатление. Доказать, что только он единственный во всем мире способен остановить дар Чуи. — Можно Вашу руку еще раз? — Зачем? — мафиози нахмурился. — Просто доверьтесь мне. Но Накахара не пошевелился ни на дюйм, глядя на Осаму, как на умалишенного. И Дазай действительно чувствовал себя таким, прося подобное у правой руки босса Портовой мафии. Он мог бы просто объяснить все как есть, но, к сожалению, слова не имеют такого же впечатляющего эффекта, как действия. — Я просто хочу показать вам, Накахара-сан. — Что показать? Не разрывая зрительный контакт, Осаму силой заставил себя осторожно приподняться и сесть ближе, почти бедро к бедру. Кровь от скачнувшего адреналина ударила в виски, потому что то давление, которое он испытывал рядом с непоколебимым Чуей — было далеко за пределам глубины Марианской впадины. И то, как Дазая манило еще ближе в ее темноту — пугало не меньше. Парень робко потянулся к расположившейся рядом руке, едва касаясь холодными пальцами кожи. В этой напряженной обстановке каждое движение отдавало едва не болью, потому что Осаму казалось, что на его лбе загорелось красное свечение лазера. Словно снайпер прицелился, зажимая курок винтовки при готовности — настолько смертоносным казался взгляд синих глаз, наблюдающий за каждым его вздохом. — Накахара-сан, — почти шепотом начал Дазай, облизнув губы. Хотелось верить, что вино оправдает его сомнительное поведение, ведь то, как необъяснимо его вело от Чуи — скрыть не удавалось от слова совсем. Исполнитель смотрел на него свысока, будто в который раз доказывая свое превосходство. Возможно, смотрел с любопытством, гадая, что же скажет в итоге внезапный гость, оборвавший спокойный вечер. И Осаму сам не заметил того, как неосознанно подался ближе, словно стараясь уловить запах дурманящего парфюма на чужой шее. Казалось, что сейчас, вместе с заготовленными заранее словами про ошеломляющий успех организации — он проявит себя, свою способность, интеллект и характер. Утвердится, как достойный член комитета и как прекрасный претендент для взаимного интереса Накахары Чуи. Тогда холод и жестокость мафиози сменится на милость и ласковый, теплый подход. И они больше никогда не будут никем друг для друга. Вряд ли Дазай был пьян, говоря следующее. Ведь только гипноз безответной влюбленности способен сотворить что-то настолько непоправимое:— Позвольте сделать Вам приятно.
Истинные мотивы взяли вверх, стирая в прах идеальный план. Почему-то казалось, что ничего неправильного в его словах нет, ведь второго шанса поступиться так близко к Чуе — уже никогда не будет. Хотя, как нередко говорил босс:"если тебя не убили в первый раз, не думай, что тебе повезет во второй".
— Что ты сказал?
Дазай не успевает уловить тот момент, когда крепкие руки оказываются на его плечах. "Сработало?”, — проносится в голове в те секунды, когда вместо желанных объятий, Осаму с такой силой швыряют спиной на пол, что страшно представить какая часть тела так громко хрустнула. От удара головой тошнит и двоится в глазах. Ноющая боль прокатывается по позвоночнику, когда Дазай неуклюже опирается на локти, поднимая виноватый, чуть затуманенный от алкоголя взгляд — Чуя сидит перед ним на диване, широко разведя колени в стороны: — Повтори. — Что повторить… — Дазай давится словами, когда чужой каблук оказывается на животе, чуть выше ремня. Накахара давит не сильно, но попытка Осаму встать, заставляет буквально пригвоздить юношу к полу. — Повтори то, что сказал. — Я… — Дазай не знает что ответить, сжимая коленями впивающуюся в живот ногу. Сейчас страшно не то, что сказать что-то — страшно дышать. Ведь если Чуе не понравится ответ — его кости с хрустом проломятся, оставив кровавый отпечаток на ковре. И аннуляция способности никак ему не поможет. — Проблемы со слухом? — мафиози щурится, вдавливая парня ногой в пол с такой силой, что тот ощущает пульсацию собственного желудка в горле. — Я сказал: "Накахара-сан, позвольте сделать Вам приятно”, — едва слышно хрипит Осаму. — Извините, я не хотел Вас разозлить. И я сейчас же уйду. — Ты уже меня разозлил, — парирует Чуя, глядя сверху вниз. — Но мне интересно, что же ты хотел сделать? — Я не знаю… — Глупо бросаться такими словами без четкого намерения, не находишь? — парень быстро кивает. — А теперь слушай меня. Чуя на секунду убирает ногу, но только для того, чтобы легким движением кончика туфель развести колени Осаму в стороны и вернуться в прежнее положение. И этот жест еще сильнее заставляет Дазая чувствовать себя уязвимым в таком положении: — Дам тебе совет. Представь, что ты пришел на сделку и чтобы получить желаемое ты блефуешь. Но блеф нравится не всем. Я сказал слушать меня, — Чуя резко поворачивает подбородок Осаму к себе ногой. — Знай, что в мафии и за ее пределами ты всегда должен думать о последствиях своих слов. Как думаешь, какими могут быть последствия твоих слов? — В лучшем случае — выживу. В худшем — умру. — Верно. Представь, что на моем месте мог быть человек, которого ты боишься. — Мне не нужно представлять кого-то, когда есть Вы. — Ты боишься меня? — Дазай кивнул, резко вздыхая от усиливающегося давления на живот. — Словами. — Да, я боюсь Вас, Накахара-сан. — Почему? Сложно найти в Японии хоть одного человека, который не боялся бы Чую Накахару — это всеми известный факт. Синие глаза напротив знают это, и явно гордятся своим положением в обществе. Но им интересен именно ответ Осаму, план которого давным давно раскусили. — Потому что не знаю, что вы могли бы со мной сделать… — тихо отвечает Дазай, царапая ногтями ковер. И ему нравится как двусмысленно звучит эта фраза. Потому что с одной стороны — его до дрожи в коленях окутывает страх, а с другой — этот самый страх пробуждает нечто таинственное, неизведанное в его желаниях. — И что есть в твоих вариантах? — В худшем случае Вы убьете меня. — Уже было. А в лучшем? — В лучшем отпустите. — Как ты предсказуем, — Чуя усмехнулся столь глупому ответу. — Неужели, всерьез думаешь, что я тебя отпущу просто так? После твоих-то слов? — Нет, я так не думаю. — Тогда как ты думаешь? Голос мафиози стал ниже, грубее, сочась скопившейся яростью за чужой проступок. Но это как будто только подначивало, воспламеняло азарт, усиливало желание, чтобы эта напряженная игра продолжалась. — В лучшем случае Вы согласитесь на мое предложение… — не успев договорить, Осаму резко вздохнул полной грудью — больше ничего не сдавливало его легкие. Он даже не понял, что толком произошло, когда Чуя вальяжно откинулся спиной на диван, равнодушно взглянув на запыхавшегося парня:— Ну так вперед.
Дазаю не нужно долго думать о том, что от него требуется, судя по широко расставленным в стороны коленям. После пятиминутной пытки на полу живот и локти жгуче пекло — на них точно останется отпечаток, напоминающий о том, как делать не стоит. Но это только начало. Даже не сравнимое с тем, что сейчас ему по собственной инициативе нужно "сделать приятно" Чуе Накахаре. Руки знатно дрожат, пытаясь высвободить ремень из пряжки — Осаму боится не то, что касаться Чуи, а банально голову поднять, будто за это своеволие ему могут вцепиться в горло. Но как бы ни было тревожно и страшно, в такие моменты в бой вступает сильная черта Дазая — умение собраться и преодолеть свои эмоции во благо цели. Особенно, когда она так близка и осязаема. С ремнем наконец-то покончено, осталась одна пуговица и ширинка, от звука которой Дазай рвано вздыхает, пытаясь унять волнение. Сердце в груди быстро колотится, словно вот-вот выпрыгнет из груди. Ему явно далеко до спокойствия Накахары, которому абсолютно плевать на любое действие парня снизу — он вообще лениво потянулся за вином, размеренными глотками смакуя дорогой напиток. С одной стороны, это не то чтобы вежливо по отношению к человеку, собирающемуся делать тебе минет, а с другой... с какой стати Чуе вообще беспокоиться о незнакомце, который еще и сам предложил ему эту авантюру? Видимо, взаправду говорят, что за свои слова нужно платить. Но если это хоть как-то изменит их отношения в лучшую сторону — Осаму готов отдать все, что у него есть. — Что застыл? — интересуется Накахара, пока Дазай сверлит взглядом ни на дюйм не вставший член и думает, как ему лучше подступиться. Точнее не так — думает, как вообще правильно делать минет. — Можете немного привстать? — очевидно, что адресовано не к члену, а к мешающим доступу брюкам. — Не могу. Чуе действительно плевать, и Осаму это задевает. Вероятнее всего, как только вечер закончится — его попросту вышвырнут из кабинета, забыв об очередном подчиненном уже на следующий день. Но на секунду в душе загорается легкая надежда, что он сможет понравится Накахаре-сану хотя бы в интимном плане. Ведь будем честны — подобная перспектива дает хоть какие-то шансы на успех. И эта мысль помогает Дазаю подавить жгучую обиду и дает стимул прикоснуться к теплому члену пальцами, неуверенно поглаживая. Говорят, что чем дольше прелюдия, тем быстрее возгорается возбуждение и красочней оргазм. Но Осаму было не на ком проверить, как и на нем особо не проверяли — он просто действует по интуиции, медленно собирая пальцы в кольцо и опуская вниз, оттягивая нежную кожу. Наверное, в таких ситуациях не стоит подавать голос, но Дазай в мыслях определенно делает комплимент Чуе касательно его размера и формы. Ему определенно нравится его толщина, скользящая под ладонью уже с большей уверенность. Нравятся крупные вены, подталкивающие медленно провести языком от основания к головке и обратно. Нравится тот факт, что все фантазии Осаму перед сном ничем не уступают нынешнему моменту — они реальны. Доступ к мошонке закрыт брюками, поэтому юноша касается губами всей открытой области паха. Чуя ухоженный и вкусно пахнет, то ли цитрусами, то ли просто чем-то сладким, что никак не оторваться. Дазай целует, ведя языком по мягкой коже, где рубашка немного задралась. И кажется, словно он мучился от жажды в пустыне и наконец-то может насытится вдоволь. — Долго возиться собираешься? — бросают сверху и Дазай наконец-то отрывается — Чуя все также непоколебим и равнодушен. — Вам не нравятся прелюдии? — Не вижу в них смысла. Осаму сглатывает, гадая, как сильно это может отразится на нем, если они зайдут дальше. Но это позднее, а пока, убрав волосы за уши, он придвигается ближе. Живот сводит, стоит медленно, напоказ, обхватить губами крупную головку — это такой чертовски непривычный и откровенный момент. Вроде и делаешь то, что сам хочешь, но уши так и пылают от смущения и отчасти стыда. Опускаясь ниже, Дазай жмурится, напрягая щеки. Кажется, он явно переоценил себя, ведь уже на этом этапе челюсть заметно сводит, а глаза слезятся. Пускай Осаму и помогает себе рукой, но сглотнуть больше половины у него попросту не выходит — каждый качок головы, заставляет парня молиться, лишь бы не сработал рвотный рефлекс. Все-таки, за остатки ужина на ковре его по макушке не погладят. Вылизывая языком уретру, Дазай поднимает взгляд на Чую — ему нравится смотреть на него вот так, снизу вверх — ощущение совсем другие. Как будто, их разница в положении, влиянии и статусе ощущается еще острее. Не то, чтобы Осаму нравилось быть ниже кого-то в любом аспекте — все же он привык, что последнее слово за ним. Но это Чуя. Перед ним не только на колени встать не стыдно. Хотя, как посмотреть, потому что Дазаю все равно безумно неловко делать подобное мужчине. Чувствуешь себя, откровенно говоря глупо, особенно, когда нет абсолютно никакой отдачи. Но это не значит, что он не получает никакого удовольствия — напротив, порой глаза закатываются, если подкреплять минет не только техническими действиями, но и воображением. А у Осаму с этим точно проблем не было. Особенно, когда он случайно сталкивается с Накахарой вглядами — Чуя наконец-то смотрит на него, подперев щеку рукой. Смотрит, как всегда холодно и бездушно, но Дазай ощущает, что тот явно стал тверже, чем до начала прелюдий. А это очень показательный успех. — Отвратительно сосешь. Ты в курсе? — отзывается Накахара-сан, стоит Дазаю с пошлых хлюпом оторваться, придерживаясь заданного темпа рукой. — Как умею. — Я уж думал, что ты всем на первом знакомстве предлагаешь свои услуги. — Не всем, — Дазай невинно сводит брови к переносице, надеясь, что сможет надавить на жалость. Или хотя бы снизить градус грубости и издевки. — Только Вам. — Только мне? — и кажется, это даже срабатывает. — И чем обязан? Во имя поддержания интриги, Осаму не отвечает на вопрос, вновь прижимаясь губами к головке и жмурясь при слишком глубоком толчке в горло. Челюсть сводит, ногти впиваются в бедра, голову кружит, но стоит руке в перчатке провести по затылку и сгрести в кулак каштановые волосы — сил почему-то становится больше. Накахаре-сану нравится? Нравится же? Давясь привычными во время минета хрипами, Дазай расслабляет горло и берет глубже. От внезапного желания угодить Чуе и возможности наконец-то получить от него похвалу — приятно сводит в паху, что он неосознанно издает тихий стон удовольствия. — Зубы, Дазай. Накахара настолько резко одернул его за волосы, что парень аж опешил. Выпуская член изо рта и кашляя от попавшей не в то горло слюны, он испуганно уставился в синие глаза напротив. Надежда на нотку нежности, благодарности все еще грела внутри, но Чуя только грубее потянул его на себя, заставляя зажмурится в ожидании удара. — Какой ты грязный, — и видимо, мольбы Осаму были услышаны, потому чужой голос зазвучал мягче, а рука в перчатке осторожно скользнула по нижней губе. — Думал, ударю тебя? Парень медленно кивнул, с удивлением глядя на аккуратно вытирающего ему рот Чую. Тот слегка улыбнулся, скользя большим пальцем по губам, оттягивая и приоткрывая их, чтобы провести по нижнему ряду зубов и небу. И Дазай охотно поддался ему, довольно прикрыв глаза — не верилось, что настолько интимный жест делает именно Чуя. Так что хрипота и боль в горле на следующую неделю определенно окупили себя. Правда, грубая кожа перчаток отдавала горьким привкусом сигарет во рту, поэтому Осаму совсем легонько прикусил чужой палец, словно играя и отстаивая границы дозволенного. Чуя на это хмыкнул, опустив руку на чужую щеку, и парень, неведомым для себя порывом, потерся о чужую ладонь. — Ласка нравится? — вновь усмехнулся Накахара, наблюдая за поплывшим от мягких касаний Дазаем. Тот вновь кивнул, мельком посмотрев на чужие губы, в надежде, что сейчас его притянут целоваться, но… — А мне нет. …его ожидал лишь грубый толчок обратно на ковер. Упав на и без того саднящие локти, Осаму уже был готов залиться гневной тирадой и уйти к чертям, как его схватили за ноги, резко перевернув на живот и потянув на себя. Рвано вздохнув от неожиданности, Дазай хотел приподняться, но на спину тут же опустилась твердая рука, надавливая: — Лежи на месте. Что же, весьма интересное у него обозначилось место — фактически, он лежал на Чуе. Подбородок устроился на его туфлях, живот расположился на вытянутых прямо ногах, собственные колени были расставлены по обе стороны от бедер Накахары, а щиколотки едва касались спинки дивана. — Подождите! — дернулся Осаму, когда его обувь вместе с носками слетела на пол. — Куда собрался? — парень ойкнул, когда его рывком вернули на прежнее место. — Мы еще не закончили. — Но… — Н-но? — передразнил его Чуя, буквально вытряхивая его из брюк с бельем. — Что "но"? Передумал делать мне приятно? Дазай ничего не смог ответить на это — голос пропал, а покрасневшее от смущения лицо буквально раскалывалось от жара при настолько открытой и откровенной позе. Хотелось просто сквозь землю провалится, лишь бы не светить задницей перед исполнителем, которому он до этого вечера и слова сказать не мог. — Может, взять тебя на сухую? — безразлично бросил Накахара, сминая обеими ладонями ягодицы перед собой. И Дазай с непривычки подался вперед, словно неосознанно стараясь уйти от прикосновений — его никто никогда до этого так не трогал. — Что думаешь? — Не надо, Чуя. — Чуя? — Осаму вскрикул от грубого шлепка по ягодице, вмиг покрасневшей вдоль отпечатка руки. — Какой я тебе "Чуя"? — Накахара-сан, — исправился тот, жмурясь. — Так лучше. Дазай вновь вздрогнул, когда между бедер капнуло и потекло что-то холодное и липкое. Не нужно быть гением, чтобы догадаться что это далеко не смазка — Чуя на него плюнул. Мерзко и с пренебрежением. Так, как и положено им по статусу. И это неравенство в положении, отсутствие возможности вставить свое "я" и пойти наперекор исполнителю выше — заставляли нервничать еще сильнее. Снимая перчатку зубами, Накахара устроил руки на ягодицах, разводя их для удобства. Но стоило двум влажным, холодным пальцам огладить покрасневшее кольцо мышц, готовясь войти — Осаму с такой силой подался вперед, что Чуя едва успел уберечь его от падения: — Что ты так дергаешься? — Накахара-сан… — выдохнул Дазай и, закрывая рот рукой, промямлил что-то в ладонь. Ему было ужасно стыдно говорить об этом, но страх о негативном опыте, который закрепится с ним на всю жизнь — все же взял верх. — Чего? — Чуя, уже замахнувшись шлепнуть своего подчиненного, остановился, расслышав тихое: — Вы у меня первый. Глупо было надеяться на то, что Накахара-сан будет с ним осторожнее, но Осаму хотя бы попытался. Да, он заранее подготовился, проведя больше времени в душе, чтобы все точно прошло гладко. Но то, что его могут взять на сухую, еще и без долгой прелюдии — стирает все тщетные попытки растянуть себя пальцами предварительно. От затянувшейся тишины Осаму измученно приоткрыл глаза, готовясь собрать вещи и уйти — неудивительно, что все так быстро закончилось. Но не успел он обернуться, чтобы все объяснить, как Накахара рывком подтянул его выше, заставляя уткнуться носом в колени: — Так бы и сказал. "Будто Вы меня спрашивали," — хотел буркнуть Дазай, но влажный мазок между ягодиц заставил его заткнуться, хлопнув себя по губам. Ох… черт. Наклонившись ниже, Чуя повторил движение, медленно ведя языком от мошонки до копчика и задерживаясь на анусе. Прижимаясь губами к коже, он перехватил юношу покрепче, ловко лаская круговыми движениями сжавшиеся мышцы. И если ранее Осаму казалось, что краснее он уже быть не может, то как же он ошибался. — Руку убери. Послушаю тебя хоть, — лениво отозвался Накахара, капая больше слюны и сильнее утыкаясь лицом в расставленные бедра. Но Дазай и слова проронить не мог, выгибаясь под меняющийся ритм и шепча что-то несвязанное в ладонь. Кажется, он даже не слышал, концентрируясь на непривычных ощущениях и на том, чтобы колени от удовольствия не разъезжались слишком сильно. Черт, почему ему никто не говорил, что это настолько приятно? — Слышишь плохо? Осаму заскулил от очередного горящего на коже шлепка, неловко вытягивая дрожащие руки перед собой. Его тело настолько рьяно реагировало на подобного вида ласку, что Дазай едва помнил, как оказался здесь. Пускай тот факт, что тебя крепко держат, не позволяя отстранится, и бесстыдно вылизывают — ужасно неловкий; нужно отдать должное — это действительно помогло расслабиться и унять тревогу. Стало жарче. Жутко хотелось стянуть пиджак с рубашкой, но остатки одежды, как будто защищали Осаму от полной потери самообладания. Хотя, в сложившейся ситуации речи о чем-то подобном быть не должно — Чуя безоговорочно ведет этим вечером. Как скажет, так и будет — в руках исполнителя сконцентрирована власть, контроль и тело Дазая. Тихонько скуля в ладонь, Осаму жмурится, сильнее выгибаясь под толкающийся внутрь него язык — казалось, что еще чуть-чуть и он получит долгожданную разрядку. Вот так пойдя на поводу своих желаний, он и совершил непоправимую ошибку — постарался потереться членом хоть о что-то. — Эй, вот это мне не надо, — последующий глухой шлепок приводит Осаму в чувства, заставляя свети вместе дрожащие бедра. — Только попробуй капнуть мне на брюки. — Извините, Накахара-сан, — Дазай подавился вздохом, когда Чуя наконец-то оторвался от него, брезгливо вытерев рот после проделанной работы. — Вернись в прежнюю позицию. Так будет удобнее, — Осаму покорно кивнул, сползая ниже. — Надеюсь, ты чистый. — Чистый, — резко вздохнул парень — первый палец без труда вошел внутрь, сходу начав движение. — Готовился заранее? — Дазай вновь кивнул под тихий смешок. — Мне льстит. — Знал бы, что вам так нравится делать другим больно — был бы предусмотрительней. — Знаешь ли, — Чуя фыркнул, с трудом проталкивая второй палец. — Не каждому я соглашаюсь задницу вылизывать. — Мне льстит. Несмотря на новый, еще более сильный удар по гудящим от напряжения бедрам — Осаму был чертовски доволен своим ответом и реакцией Накахары-сана. Пускай, виду он не подавал, кусая запястье от колющей растяжки — ему безумно понравилось дерзить и дразнить Чую. В эти секунды казалось, что стена иерархии между ними рушилась — оставалась только внезапная, нетипичная для других зарождающаяся химия. Из мыслей вырвал третий, подстраивающийся к другим палец, от которого Дазай жалобно заскулил, втягивая живот и напрягаясь всем телом. — Тебе больно? — Чуя остановился. — Могу оставить эту работу тебе. Хотя так стоило сделать изначально. — Нет-нет! — поспешил отозваться Осаму. Если сейчас тот прервется, то растяжка затянется на час с лишним, и мафиози просто наскучат его неопытные попытки подготовки. — Все нормально. — Да я вижу, как ты едва терпишь, — Накахара нарочно развел два пальца на манер ножниц, вызывая тихое шипение. — Лучше покажи как ты сам бы делал. Чувствуя пропавшую заполненность, Дазай со злости сжал зубы — Накахара-сан ужасный человек, но спорить с ним попросту бесполезно. Поэтому, ворча оскорбления под нос, он все же приподнялся, выпрямив одну руку на пол, а вторую убрав за спину. Поглаживая воспаленный от растяжения анус, Осаму поочередно вводит в себя пальцы, двигаясь с предельной осторожностью — пусть хоть кто-то позаботиться о нем этим вечером. Выбранная поза ужасно неудобная — тело напряжено, опорная рука затекает, а ноги разъезжаются в стороны по дивану. Приходится выгибаться, переминаясь на коленях, лишь бы проникнуть в себя глубже и нащупать простату. Хорошо, что Чуя хотя бы притих — никто не издевается над ним в столь открытом положении для мастурбации. И все же разница, когда тебя растягивает кто-то и ты сам — колоссальная. А если это делает еще и человек, который тебе нравится — ощущения, без преувеличений, крышесносные. Чуя же определенно умело владеет своими пальцами, просто нарочно мучает. Непонятно только, зачем он вообще пошел на растяжку, раз ему уж настолько сильно все равно на очередного подопечного? В этом есть скрытый подтекст? — Вижу, ты не то, чтобы особо опытен даже в этом. — А вы, значит, часто растягиваете парней помладше у себе в кабинете? Чуя усмехнулся, наконец-то возвращая руки обратно, ведя по задней стороне бедер. Чувствуя легкие мурашки, Дазай прикусил губу, лишь бы сдержать улыбку. Наверное, на его лице уже ни одного светлого места не осталось — все алое, не только от смущения, но и от притока крови из-за наклона вниз, что неудивительно — он почти перевернут на сто восемьдесят градусов. — Не пойму, ты трахаешь себя или растягиваешь для меня? — Осаму вздрогнул от нового, вполне заслуженного шлепка — он вправду заигрался. — Я стараюсь! Вам же все равно. — Ты прав, — согласился Чуя. — Но мне уже надоели твои "нежные" попытки, — прикладывая палец к непрерывно движущейся руке, он с легкостью толкнулся внутрь, подстраиваясь под темп зажмурившегося от натяжения Осаму. — Решил помочь тебе только потому, что не терплю слезы. Двигаться синхронно не выходило от слова совсем — Чуя ускорялся, набирая темп, Дазай замедлялся, в попытках снизить болезненные ощущение, а потом и вовсе сдался, убрав руку. Накахара, не медля, занял его место тремя своими пальцами, доводя растяжку до приемлемого уровня: — Хватит с тебя, — очередной шлепок и Осаму скатывается с чужих коленей носом в ковер. Сейчас хотелось просто уснуть в этом мягком ворсе, но это отнюдь не возможно. Особенно, когда без спроса тянут за бинт на голени. — Не трогайте! — Дазай резко обернулся, грубо шлепнув по запястью изумленного мафиози. — Что это за… — Вас не касается. Спрятав под бинтом открывшиеся на ноге порезы, Осаму встает и с такой злостью сдергивает с себя пиджак, что тот едва не трескается по швам. Быстро расправляясь с пуговицами рубашки, Дазай смотрит в пол, избегая зрительного контакта. Вот уж кому, но явно не Накахаре-сану стоит знать, что происходит с ним за стенами Портовой мафии. Парень скидывает остатки одежды и галстук на пол, уверенно и без колебаний, подходя к дивану и садясь на колени Чуи. Тот смотрит на него как обычно, без доли уважения, но оно сейчас и не требуется — уже перешли к последнему этапу. Поерзав на чужих коленях, Осаму тяжело вздыхает, пытаясь прийти в себя — и все же, момент с бинтами значительно сбил настрой. — Что застыл? — спокойно интересуется Чуя, закидывая руки на бортик дивана, и у Дазая вновь срывает тормоза. — Вы заткнуться можете или нет? — Это я должен молчать? — мафиози тут же меняется во взгляде, отчего в горле сворачивается тугой ком страха, возвращая те же ощущения, как в начале встречи. И Осаму, не находя нужных слов, сглатывает, покорно прикрыв глаза. — Извините, Накахара-сан. Парень устало выдыхает, заводя руку за спину, чтобы подстроить чужой член под себя. Прежнее возбуждение постепенно возвращается, стоит Дазаю второй рукой огладить себя, касаясь пальцами острых ключиц, талии, сжимая пальцами соски и не рискуя спускаться ниже — кажется, он все еще не готов. Но отступать поздно, а медлить недопустимо. Факт того, что не для своего удовольствия Осаму тут — зверски подначивает переломить себя. Вот только стоит ему приподняться в попытках "сесть" на член — мышцы, как по сигналу, сжимаются, не давая пошевелиться ни на дюйм. Чуя на чужое ерзанье скептически выгибает бровь, и Осаму начинает нервничать сильнее — черт, они столько времени потратили на растяжку, неужели все закончится именно так? Будь это не первый раз Дазая, будь на месте Накахары кто-то другой, не испепеляющий тебя ядовитым взглядом, будь нормальная смазка, а не слюна — было бы значительно легче. Но сейчас они здесь. И Осаму правда старается пересилить себя, сжимая зубы и наклоняясь ближе к дивану: — Руки, — шипит Чуя, стоит парню коснуться его плеч. — Накахара-сан, мне больно, — зато честно. В первый раз прокатило, отчего хочется верить, что к нему проявят капельку сочувствия дважды. — Ничем не могу помочь. Я сделаю только больнее. — Раз Вас трогать нельзя, уберите хотя бы руки с дивана. Словно принимая очень серьезное решение, Чуя медлит, ведя взглядом по обнаженному телу. Бледная кожа напротив покрылась мурашками от возбуждения и сквозняка в кабинете, свежие бинты местами спали, держась на святой вере и выступающих костях, а белесые шрамы подсвечивал приглушенный свет люстры. Взгляд Накахары-сана нечитаем, и Осаму жмет шею в плечи, не зная куда себя деть — и все-таки, неловко, когда тебя так детально рассматривают. Особенно, когда дело заходит за собственное тело, измученное ненавистью и селфхармом. Остается только гадать, что таится в чужих, неозвученных мыслях: желаемое восхищение или же отвращение к гниющим ранам и кривым ребрам. Дазай никогда не узнает отношение мафиози к нему. Даже если Чуя, опуская руки, сравнил его с хрупким хрусталем, идущим трещинами вдоль порезов. Стараясь не касаться исполнителя под собой, Осаму опирается руками о бортик дивана и начинает медленно, с предельной осторожностью, опускаться вниз, жмурясь от давления, но не останавливаясь на полпути. Головка с огромным трудом, но все же скользит внутрь пульсирующих стенок, позволяя судорожно вздохнуть и выдохнуть. Стирая капельку пота со лба, Осаму втягивает живот, поднимая и опуская бедра, рвано двигаясь, в попытках опуститься на член полностью. "Да вы шутите?" — проносится в голове сразу после щелчка зажигалки за спиной — Чуя спокойно затянулся и, вернувшись в прежнее положение, выдохнул в чужое лицо. Едкий дым заполонил легкие, заставляя Осаму прокашляться. — Хочешь? — Накахара дразняще покрутил сигаретой в зубах. — Я Вас ненавижу. Вы знаете об этом? — Ненавидишь в таком-то положении? — Чуя окинул взглядом полностью обнаженного парня, мечущегося в попытках насадиться на чужой член. И Дазай, не выдерживая столько издевок, неуважения, вызванного стыда, как с цепи сорвался: — Вы самый мерзкий, самый отвратительный, самый жестокий, самый… — Чуя резко схватил его за лицо, сдавливая щеки до онемения. — Хочешь еще что-то сказать? — поинтересовался он, усиливая хватку пока чужие губы не сложились в трубочку. Осаму мгновенно покачал головой. — Славно. Не убирая руку, Накахара-сан вновь затянулся, но в этот раз придвинулся ближе, почти касаясь кончиком своего носа чужой скулы. Но в знак протеста и нежелании подчиняться, Дазай вцепился в чужое запястье, оттягивая и уворачиваясь, на что Чуя лишь сильнее перехватил его лицо, вжимаясь ногтями в щеки и притягивая к себе. Сердце сумасшедше стучало, когда они столкнулись взглядами так, словно бросали вызов, соревновались друг с другом. Даже зная, кто неоспоримо возьмет верх в конце. Злость, ненависть, мятеж кипели в висках, но несмотря на это, Дазай думал лишь об одном: ему это нравилось. И каким бы Чуя Накахара ни был на самом деле — жестоким, холодным, грубым, плевать, любым — на его гоняющем кровь сердце навечно вырезаны инициалы правой руки Портовой мафии. Осаму зажмурился, чувствуя мерзкий вкус дыма на языке, направленный прямо ему в рот вместе с выдохом. Голова закружилась, размывая картинку перед собой, но свой собственный, внезапно расцарапавший горло вскрик приводит в себя, стоит обеим рукам исполнителя оказаться на талии, одним рывком, до упора опуская вниз. — Сука… — хрипло простонал парень, откидываясь назад, в ту же секунду, как его отпустили. Ощущения, будто молния вдоль позвоночника прошлась и все еще пропускает мелкие разряды электричества по телу. — Ну что, я помог тебе? — Очень… — кряхтит Дазай, царапая ногтями колени за спиной, что стали его новой "опорой". В животе ужасно сводит и, кажется, так быть не должно, но — о господи, спасибо — Чуя вошел полностью. Вот бы еще дал время отдышаться, но тут игра работает по другим правилам. — Вытри себя. Накахара кивает на истекающий предэякулятом член перед собой, вновь ложась на диван, предварительно поерзав бедрами — не одному Осаму эта мучительная пытка приносит дискомфорт. Поразительно, что исполнитель все еще стойко держится, не заламывая руки и не сгребая в кулак волосы — Дазай то наслышан на периодических "собраниях" Портовой мафии в Публичных домах, куда его, очевидно, не брали. До этого дня по крайней мере. Думая о том, что он так-то легко отделался сегодня, юноша измученно размазывает свой же предэякулят по бинтам, замечая в процессе… небольшую странность. Или большую, судя по тому, что в нижней части его живота хорошо заметны очертания чужого члена. — Говорю же, худой очень, — хмыкает Чуя, глядя на явно шокированного Осаму, с опаской касающегося неестественной выпуклости в своем теле. — Ты в курсе, что в мафии важны не только умственные способности, но и физические? — он медленно ведет рукой от чужого бедра к ребрам, постукивая, словно пересчитывая их друг за другом. — М? — Дазай вздрагивает, приходя в себя, стоит Накахаре, случайно или нет, провести большим пальцем по соску. — Замолчал наконец-то? Осаму хочет надерзить, что у исполнителя нет ни того, ни другого, но, седлая чужой член, он в слишком невыгодном для себя положении — вряд ли его органы спокойно переживут долбежку с таким-то сюрпризом. Поэтому парень осторожно, стараясь не совершать лишних движений, ставит руки на бортик дивана, наклоняясь ближе к лицу напротив: — Так может потренируете меня сами? — Я уже… — Чуя на секунду прерывается, потому что Дазай начинает медлительно ерзать, потираясь, покачивая бедрами, но не вставая полностью. Это особо нервирует исполнителя, явно не собирающегося терять контроль этим вечером. — Тренирую тебя. Но Осаму не пальцем делан, не так ли? Поэтому он ловит момент, опускаясь ниже — теперь их губы так близко друг к другу, что на коже теплом ощущается чужое томное дыхание, а голоса сливаются в один. От близости Чуя не отстраняется, лишь наблюдает, чуть вздергивая подбородок и смотря свысока, из-под ресниц. И Дазаю кажется, словно он подкрался к редкой кобре без права пошевелиться, а то спугнет. Или будет сразу убит смертоносным ядом. — Правда? И как? — юноша игриво улыбается, наклоняя голову к плечу. Он едва сдерживает себя от милого потирания носом о нос мафиози и еще более тесного контакта с ним, потому что… пускай Накахара-сан первый сломает эту нерушимую стену статуса и иерархии. — По-своему. И пока у тебя худшие результаты. — Хорошо, что "пока", — тихо вздыхает Дазай, с большим трудом приподнимая и опуская бедра в попытках начать двигаться. Чертовски узко, но нужно перетерпеть. — Значит, что в этом деле у меня будут успехи, — он не заметил, что они оба перешли на шепот, прикрывая глаза в удовольствии от легких притираний. — Тем более, с такой твердой выдержкой у тренера. — Не волнуйся, я выпускаю только полностью удовлетворенных учеников. Дазай на этом не сдерживается, резко хватая Чую за плечи обеими руками — господи, как же невыносимо сильно он хотел так его обнять. Уткнуться носом в шею, насладившись запахом парфюма и кожи, запустить пальцы в мягкие, рыжие волосы, почувствовать тепло чужого тела, пускай и в одежде, сжать крепко-крепко человека, в которого он так давно был влюблен. Но не успевает парень устроиться и насладиться, как руки на спине сцепляются, словно капкан, прижимая тело к телу, а бедра под ним исчезают. Осаму громко вскрикивает, содрогаясь всем телом, стоит Чуе резко войти и выйти, сразу набирая бешеный темп. — Подождите… — хватает ртом воздух Дазай, выгибаясь и приподнимаясь, но его держат настолько крепко, что даже оттянутые назад рыжие волосы, не останавливают только ускоряющегося Накахару. — Я устал тебя ждать, — и голодный укус зубов о оголенное плечо тому подтверждение. — Накахара-сан… Последнее, что произносит Осаму перед тем, как раствориться в своих же непозволительно громких стонах. Дыхание сбивается слишком быстро, в горле пересыхает, а шлепки напару с влажным хлюпаньем заполняют комнату, подкидывая вверх и обратно. Слишком резко, что ноги разъезжаются в стороны, слишком грубо, что боль от хлопков прокатывается колющими судорогами по телу, слишком душно, что стоны сменяются сдавленным хрипом. Дазай не знает, что приоритетнее во всем этом "слишком", случайно смахивая шляпу с чужой головы. Сгребая рыжие волосы в кулак, он надеется, что ему все же удастся контролировать хоть что-то в этой ситуации. Но это не так, и все, на что он способен сейчас — что есть силы стиснуть Чую в объятиях, прижаться горящей щекой к виску и… отпустить. И это работает. Боль неохотно начинает стихать, и Накахара, чувствуя, как чужие мышцы расслабились вокруг него, приспускается ниже с дивана, вновь набирая привычный темп. Несмотря на то, что теоретически Дазай находится сверху — парень не шевелиться, просто замерев в одном положении, стоя на коленях. Чуя же выполняет всю работу сам, двигая бедрами то плавно волной, то резко толкаясь, подчиняя партнера своему темпу. — Господи, какой же ты узкий… — все же шепчет Чуя в покрасневшее ухо, чуть замедляясь, тем самым, давая время на передышку обоим. — Но… Вам же… нравится это? Честно говоря, Дазай не мог ответить на этот вопрос и самому себе: насколько ему-то приятно. Даже если откинуть весь пережитый стресс и болезненные ощущения — слишком нереальным казался подобный исход событий. Кто бы мог подумать, что вечер подарка от Мори в виде "непримечательного знакомства" обойдется сексом с Накахарой-саном? Вот Дазай и не мог в это поверить. Даже не так: он был не готов принять такой подарок судьбы. Но он определенно хотел, чтобы этот момент не заканчивался. Чтобы он навсегда растворился в этих тихих вздохах, в этих теплых руках, в этих секундах, когда их связывала не только работа, мафия, мир формальностей и статуса. А нечто большее.Пускай и неискреннее.
— Сойдет, — отзывается Накахара, жадно прикусив не скрытую бинтами ключицу. Он хотел было продолжить, но Осаму сам оторвался от него, откинувшись назад. — Моя задача сделать Вам приятно, так что, — невинно сведя брови к переносице, он самостоятельно задвигал бедрами. — Возможно, так вам больше понравится? — Думаешь, мне будет нравиться смотреть на твое лицо? Не зная что ответить, Дазай неловко улыбнулся. Осознание сказанного приходит не сразу. Сперва по коже острыми иголками пробегает холод, а затем горечь и обида, подобно раскаленной стали, обжигают и туманят разум. Легкие сдавило, перекрыв кислород — слова ранили так, как ранят звенящие осколки от пуль противников. Только еще в сотни раз больнее. Ведь Накахара-сан, как был, так и останется таким же холодным и равнодушным к нему, как было до их первой встречи. И даже те жертвы, на которые он пошел ради их близости — не изменят отвращение Чуи. От внезапного осознания этой простой истины Дазай больше не может здраво мыслить — ненависть к себе, к своему телу, к словам и поступкам пронизывает до кончиков пальцев. Вообще, ненависть — сильное, очень сильное чувство. Оно способно на многое: мотивировать, двигать к цели, устранять конкурентов и существовать во благо. Но другая сторона ненависти, направленная по отношению к себе, может только одно — мучительно убивать изнутри. Дазай был падок на это чувство. И нельзя сказать, что он не пытался бороться с ним — напротив, сегодняшний вечер тому пример. Ведь подавлять свои эмоции к другим может каждый мафиози — это их работа, быть жестокими и хладнокровными, чтобы выжить. И Осаму мог также закрыться от своих чувств. Вот только двигало им по большей части не желание признаться во всем Накахаре-сану, а надежда, что раз он сам не может себя полюбить, то, может, хоть кто-нибудь в этом мире сможет. Но, как и стоило ожидать, даже единственный искренне заинтересовавший Дазая человек его ненавидит. Прикрыв глаза, Осаму опустился на грудь исполнителя, туго сжавшись вокруг чужого члена — так Накахара точно быстрее кончит, и они смогут разойтись. А дома на теле вновь появятся свежие шрамы. — Не обижайся, — повел бедрами Чуя, но с гораздо большей осторожностью, чем прежде. — Служебные романы никогда не приводили ни к чему хорошему, а нам еще работать вместе, да? — Дазай равнодушно повел плечами. Он совершенно не хотел — нет, не мог разговаривать, слушать, мыслить, что есть духу сглатывая рвущиеся наружу эмоции. — Я говорю это по личным причинам. — Если я настолько вам неприятен, то почему Вы изначально не выгнали меня из кабинета, а добровольно согласились на все это? — Накахара тяжело выдохнул, остановив движение. Очень не вовремя наступил этот диалог, к которому они ни при каких обстоятельствах не должны были возвращаться. И неважно каким бы был исход первой встречи. — Сам не знаю… — искренне признался Чуя, и Дазай по привычке выгнулся, стараясь уйти от прикосновений. — Хочешь уйти? — рука нежно скользнула от плеча к позвоночнику и обратно. — Я никому не скажу о сегодняшнем вечере. Сухие губы коснулись плеча, и Осаму вздрогнул, с опаской отрываясь от мафиози. Уставившись на Накахару, как на призрака, он искал хоть какой-то намек на подвох, сарказм, иронию — что угодно, заковыристое и подлое. Ему же показалось? Вероятнее всего, ведь ничего ни во внешнем виде, ни в выражении лица, ни в отблеске синих глаз не поменялось — Чуя был таким, как прежде. Но слова… Интонация и голос звучали иначе. Звучали мягче, теплее. Искреннее. Стоит ли говорить о ласковых касаниях вдоль спины? Казалось, словно с чужой души слетела маска неприступного образа. Слетела всего на долю секунды, позволив тайком подглядеть, что скрыто под непоколебимой натурой правой руки босса Портовой Мафии. Возможно, это всего лишь игра воображения Дазая. Возможно, хитрая уловка Чуи, чтобы сгладить углы и довести дело до конца. А возможно, стена формальностей треснула, пропуская лучи светлой веры в то, что они не так уж и далеко друг от друга. Что бы это ни было — у Осаму, как от сердца отлегло, и он улыбнулся: — Хочу на зло светить Вам своим лицом. — За такие слова тебя бы пополам согнуть, тебе так не кажется? — Диван большой, места хватит. Пару раз качнувшись, Осаму с хлюпом встал с Накахары и, едва держась на дрожащих ногах, перелез на диван. Но не успел он толком расположиться, как Чуя подхватил его под колени и, с легкостью подняв на руки, перевернул к себе спиной. Дазай неловко зашатался, не чувствуя опоры под собой — он буквально был на весу, цепляясь за чужие предплечья: — У Вас фетиш на странные позы!? — Замолчи, — одной рукой держа парня под коленями, а второй подстраивая под него член, Чуя без труда скользнул внутрь пульсирующих стенок. — Перекинь через меня руку. — Я… — подавившись стоном, Осаму резко свел ноги — глубоко. Чертовски глубоко, что каждая мышца в теле дрожит и не слушается. — Я не думаю… что это хорошая… хорошая идея. — Вот и не думай. С легкостью, словно Дазай был обездвиженной тряпичной куклой, Чуя перекинул забинтованную руку себе на плечо, укладывая юношу на себя. Тот жмурится, мыча и кусая губы, но времени попросту нет: оба на пределе. Первый толчок нежный, пробный, второй уверенный, третий грубый — и сначала, и быстрее, и громче. Влажное хлюпанье и шлепки заполняют комнату, отключая разум — они больше не слышат друг друга, жадно глотая кислород. Во рту пересохло, в животе сводит, в голове пустота, а вокруг кромешная тьма. Только они одни в сорванном вздохе. Накахара предупреждающе рычит, когда чужие ногти сгребают рубашку в кулак, а напряжение от горячей плоти рвет какие-либо рамки. Дазаю не легче — от сверх стимуляции ноги ходят ходуном и хочется хоть на стены лезть, лишь бы собрать себя в кучу и не отключиться в процессе. Но пока выходит только тихо скулить что-то в ухо мафиози. Хотя, вряд ли тихо.Удовольствие всегда громкое.
Внезапно, кабинет перед глазами превращается в размытое пятно, а все тело становится легким, как пушинка. Непривычные ощущения пугают — кажется, будто падаешь с высокого обрыва в пустоту, а потом вновь возвращаешься на ноги в реальность. Дазай слабо мотает головой, в попытках сбросить их, как чужое лицо оказывается слишком близко. Чуя не целует, нет, он кусает, оттягивая нижнюю губу до онемения, до первого пореза. Больно, но и отвечать из-за беспрерывных толчков не выходит — язык скользит по небу, собирая за собой сдавленные вскрики и остатки сознания. И это становиться последней каплей. Судороги, словно разряд электричества, пробегают по пылающему телу, ударяя колкими молниями прямо в сердце. Осаму кричит, но своего голоса не слышит, резко стискивая рыжие волосы в кулак. Ох, черт. Это… это слишком. Пульсирующая волна накатывает одна за другой, разбивая на части. Дрожащая рука бьет по чужой груди, умоляя остановить эту невозможную пытку, а голос срывается на хрип от бессилия. Но Дазая не слышат, и он не находит ничего лучше, чем вжаться своими губами в чужие в надежде, что это может помочь пережить настолько сильный оргазм. Поцелуй выходит смазанным, беспорядочным, зубы сталкиваются, слюна капает с подбородка, а тело продолжает нервно трясти, выбивая все оставшиеся силы. Просьбы, мольбы и признания в бреду кажутся чужими, как и стеклянные слезы, осевшие влагой на ресницах. Все становиться таким чужим… странным……только губы Накахары теплые, сухие, и совсем не чужие.
Дазай чувствует, как теряет связь с реальностью, постепенно погружаясь в беспамятство, как в сладкий сон до будильника. Губы в поцелуе совсем перестают шевелиться, глаза неосознанно слипаются, а пульс выравнивается. Все становится невесомым, неважным и неощутимым, словно мир, подобно движению под ним, остановился и замер. От усталости рука стекает с плеча, но тут же возвращается на место чужой силой: — Не спать. — Ч…что? — слабо тянет Осаму, чувствуя легкие хлопки по щекам. — Не спать, говорю. — Да… — Что "да"? — Доброе… утро. Щелкая зажигалкой, Чуя усмехается где-то сверху и только тогда Дазай понимает, что прикорнул у него на плече. Когда это произошло? Как долго? Он отключался или вопрос каких-то десяти секунд? Неясно, ничего кроме того, что ни вставать, ни разговаривать, ни менять позу он не хочет. Хочет спать. Желательно тут, на теплом, крепком плече Накахары-сана, как сейчас. — Не засыпай. Уже одиннадцать. — Завтра выходные. — Но не у тебя. Поедешь завтра со мной рассказать про свой "гениальный план" черным ящерицам. — Пойду… с вами? — искренняя улыбка расцветает на губах и прячется в чужой груди. — Да. Так что вставай и не действуй мне на нервы. — Нет. — Ха? Что значит "нет"? — выгибает брови Чуя, чувствуя, как забинтованные руки, словно удавка, сжимаются у него на шее. — И хватит меня обнимать. — Меня тошнит. — Ты вроде не девчонка. — Дайте мне воды, и я уйду, — Осаму косится на бутылку, оставленную на рабочем столе. — Пожалуйста, Накахара-сан. — Тц. Потушив окурок о пепельницу и недовольно ворча что-то под нос, Чуя выпрямляет руку в сторону бутылки. Активация способности у эсперов происходит по велению сердца, но… не в этом случае. — Что за хрень? — Чуя испуганно косится на свою ладонь, и Дазай, тихо смеясь в кулак, жалеет, что не может видеть, как страх всей Йокогамы побледнел от его незаурядной уловки. — Мы говорили с Вами про козырь для миссии, не так ли? — Осаму немного отрывается от объятий исполнителя, глядя в глаза, которые больше никогда не смогут смотреть на него, как прежде. — Моя способность позволяет аннулировать дар других эсперов. Это и просил обсудить с Вами Мори. — В напарники мне заделался? — Что Вы, нет. Это всего лишь вопрос одной миссии, — юноша невинно хлопает глазками. — Пожалуй, обсудим это в другой раз, Накахара-сан. Теперь у нас будет много времени. Дазай слегка мнется, не решаясь, но все же коротко целует мафиози в кончик носа: — И спасибо, Чуя. — Чуя?! Исполнитель не успевает вскипеть, как юноша спрыгивает на пол, почти падая на ковер от потери равновесия. Ноги неприлично ватные, шевелиться выходит с трудом, еще и сидеть ровно не выйдет следующие пару недель, но это не имеет никакого значения. Дазай Осаму никогда в жизни не чувствовал себя настолько счастливым и вдохновленным, как сейчас.Чуя. Звучит так легко и просто, как будто, так он называл его всю жизнь. Без какого-либо влияния статуса.
Накахара продолжает гневно ворчать на фоне, пока юноша в спешке собирает оставленную одежду, даже не думая слушать. Правда, натягивая брюки, он замечает одну очень непривычную деталь. Холодные мурашки тут же пробегают по коже — бинт, прикрывающий порезы на голени, завязан иначе. Завязан аккуратно, бережно, крепко. Завязан Чуей. — Ты меня вообще слушаешь? — Вас? Нет. — Ты доиграешься, Дазай. Одно мое слово и ты вылетишь из организации. — Не велики потери, — застегивая рубашку, юноша пожал плечами. — Свой интерес я восполнил сегодняшним вечером, — Накахара скрестил ноги. — Ах, и не думайте, что мной можно манипулировать, шантажировать или что-либо в таком духе. В конце концов, я теперь наравне с Вами исполнитель Портовой мафии. — Бросаешь мне вызов? — Что Вы, нет. — Ты младше, а значит всегда будешь ниже меня. — Не считаю выгодным апеллировать своим положением в нашем с вами случае, — чувствуя испепеляющий взгляд на спине, парень быстрым шагом преодолел кабинет, дергая за дверную ручку. — О чем… — Спокойной ночи, Чуя. Или Накахара-сан, — Дазай хитро улыбнулся, взглянув из-за плеча. — Я подумаю, как лучше называть Вас при людях...... исходя из нашего с вами статуса.
_______________
The end
_____