Квартет. Осколки воедино.

      Флимонт       Учебный год закончен. Все оцепеневшие от взгляда василиска спасены, возвращены к жизни. Экзамены отменены, результаты годовых соревнований факультетов за кубок школы и кубок по квиддичу — оглашены. Кубок за первое место по квиддичу взяли мы, а кубок школы — Слизерин. Мы с друзьями собирались по домам, обсуждая планы на лето. Невилл будет с бабушкой и с другой родней, Симус с мамой и папой отправятся в отпуск, в теплые страны, Рон пока не знает полных планов на лето, но уверен в одном:       — Мы каждый год навещаем Чарли в Румынии, уверен, этот год будет таким же, — смотрит на меня, говоря, — как жаль, Гарри, что нам нельзя взять тебя с собой. Мама с папой друзья семьи, а не опекуны, — я отмахнулся, говоря:       — Может, в следующий раз, — а сам думаю, кто же мой магический опекун, если не Молли и Артур? Ведь кроме маггловских должен быть и магический, если нет рядом крестного. А вот где он? Без понятия.       То, что им является Сириус — в курсе. Все же он лучший друг, как и Римус. Джеймс говорил мне о своих планах, приглашал на крестины, но мы с Юфимией были не в лучшем виде, болезнь уже точила наши тела и магическую составляющую. Умерли мы незадолго до гибели Джея и Лили, резко и необъяснимо. Шли на поправку, и неожиданно здоровье скатилось вниз, а болезнь оборвала нашу жизнь. Внука увидели, именем предка нарекли, благословение наследнику рода дали, титулы лорда и леди сыну и невестке передали и на том спасибо.       — Гарри, — толкает меня в плечо Рон, — о чем думаешь?       — О Дурслях, — моментально придумал ответ.       Врать друзьям не хорошо, но ему рано еще правду рассказывать. Года через три может быть поймет, а пока рано. Да и не в том он положении. Связан по рукам и ногам директором, как и его семья. Уверен, он обвешан закладками и опоен зельями не меньше моего. Семейный дар Уизли — Зельеварение, как и у Принцев. Но Принцы — темные зельевары, а Уизли — светлые. Этот дар, который несет в себе Артур, хорошо проглядывается у близнецов, Перси так же один из лучших зельеваров на своем потоке, у Джинни неплохие задатки зельевара, если бы Рон старался, то и ему бы был доступен этот предмет. Так что тут явное вмешательство извне.       Да и Гермиона ведет себя слишком странно для магглорожденной, только попавшей в мир магии. По поведению — аристократка из какого-то забытого или нового рода. Слишком сильно она выпячивает свое «я». Не в ее характере это поведение. Она девочка воспитанная, с манерами, из приличной семьи и тут вдруг раз — зазнайка и заучка, не дающая продыху профессорам, с бесконечным потоком слов и книжных знаний, сухих цитат без намека на свои мысли. Нехарактерное для такого типа людей поведение.       Их очистить от всего наведенного будет необходимо. Но это будет после того, как я разберусь со своими ограничениями, блоками и закладками. Благо, василиск своим ядом и феникс слезами ослабили до минимума их влияние, в противном случае было бы плохо. Как мне попасть в банк и пройти проверку крови, сбросив с себя всю отраву — вопрос хороший. Об этом я подумаю у Дурслей, а пока иду с Роном, Гермионой, Невиллом, близнецами и остальными друзьями на поезд. Еще каких-то несколько часов и я буду вне досягаемости бородатого директора. Вне своих владений Альбус надо мной не властен. Может лишь приглядывать и наблюдать чужими глазами. Вмешаться, если что-то пойдет не по его плану — не сможет. И это меня радует.       ***       Лето!       Жара и пекло!       Отдыхать бы, да загорать, потягивая из стакана холодный чай со льдом, а я на этом солнцепеке ковыряюсь в земле, пропалывая палисадник Петуньи. Но лучше это, чем уборка по дому и мытье машины Вернона. Прополол, полил и свободен, занимайся своими делами в комнате до вечера. А я и занимался, общался с одним идиотом, выбросившим жизнь на помойку.       Тетрадь Мара я припрятал, никому ее не показал и увез из школы с собой. Было большое желание разобрать ее на составляющие, и я бы это сделал, если бы не одно «но», находящийся на страницах осколок души друга, магически-кровного брата, которому я обещал помочь вернуться к жизни и разуму.       — Фил, что там? — спросил Реддл, материализуясь со страниц. Он может это сделать потому, что я сливаю в тетрадь излишки магии. Детское тело и взрослая душа, ядро подстраивается и каналы перестраиваются, магический поток расширяется и увеличивается резерв. Но тело пока не готово к таким объемам, и если бы не дневник, лежал бы в горячке несколько дней. А так я скидываю лишнее, закрепляю эффект кровью и руной усиления, давая возможность Реддлу временно покидать страницы дневника, общаться со мной.       — Не маячь над душой, Мар! — ругался я шепотом, чтобы не привлечь внимания магглов, — мне время надо и библиотеку Поттеров, а лучше Блэков, в идеале Гринграссов, но и семейная на первое время пойдет. Я на память так тебе и не скажу, вычисления не сделаю.       — Вот учился бы ты на Слизерине… — начал очередной раз друг, вспоминая оплошность внука, и его отказ от предложения шляпы учиться на зеленом факультете. А я каждый раз напоминал:       — Это происки Альбуса, ты прекрасно об этом знаешь, — говорю, а Мар соглашается. Директор активно промывает людям мозги, как сам, так и с помощью своего окружения. Внука запугали темными магами и будущим Пожирателя, попади он на Слизерин.       — Знаю, — говорит Мар, и хотел еще что-то сказать, но не успел, во входную дверь позвонили, из гостиной раздался крик Петуньи, зовущей меня.       Реддл вернулся на страницы, а я отложив записи, пошел встречать ту, кого мечтаю сырой силой в землю вогнать, по самую макушку, как гвоздь в доску. Воспоминания внука наполнены слезами и болью, которые в себе несут визиты это толстой дамочки с собачкой. Пса бы выдрессировать и научить манерам, а ее сдать в лечебницу или психбольницу. Но я не Гарри, а Флимонт, и у меня эта дамочка с собачкой так просто за поганые слова о Джеймсе и Лили не отделается. Сырой магией воспользуюсь, стихийный выброс организую, но прокляну так, что никакой малефик не снимет, и целитель не исцелит.       — Это снова ты! — возмущалась тетка, смотря на меня свысока, словно я чернь, или грязь на подошвах ее туфель, — на! — скомандовала она, передавая мне свои чемоданы и зонт.       Не заметил, как ясное небо и палящее солнце резко сменилось тучами и проливным дождем. Чтобы лишний раз не нарываться, отнес вещи в гостевую комнату, а потом спустился на кухню, помогая тетке накрывать на стол и подавать еду. И терпел разговоры Дурслей долго, не обращал внимания, когда внука, а уже меня поливали грязью, говорили, что им нужно было отказаться от Гарри еще тогда, в 81-м году, сдать в приют, или в полицию. А она, если бы внука подкинули к ней, оставила бы на крыльце, или скормила бы бродячим собакам.       Петунья, в отличие от Вернона, когда услышала подобные слова, резко замерла, схватилась за сердце, забыла на несколько секунд как дышать. Посмотрела на меня. В ее взгляде я читал страх и просьбу не вредить. Судя по всему слова Мардж были неприятны и ей. Но она не глава семьи, возразить не может. И я это прекрасно понимал. Терпение мое было на пределе, но я сдерживался, до последнего.       Точкой отсчета стали слова о родителях. Для всей маггловской родни Джей был алкоголиком, тунеядцем, а Лили его приживалкой. Мардж изрядно напилась бренди, не следила за языком и мыслями, говорила то, о чем потом пожалеет и за что сполна от меня получит:       — Все дело в матери! Если сука попалась с изъяном, то и щенки будут ненормальные! — вот тут терпению пришел конец. Пет это понимала, видела, и представляла последствия, а они не заставили себя долго ждать. Магия отзывалась, накалялся вокруг меня воздух, били во все стороны разряды, как и положено при стихийном выбросе. Выговор мне не вынесут, из школы не исключат, а месть наконец-то свершится. И направляя весь свой гнев и магическую энергию в жирную бочку, которая носит имя Мардж Дурсль, говорю на грани парселтанга:       — С-с-с-саткнис-с-с-сь! Закрой свой поганый рот! — глаза горят силой, зрачок явно вытянулся, а я требую: — забери слова обратно! — но она лишь оскалилась и сказала, поднимаясь со своего стула, тыча мне пальцем в грудь:       — Послушай меня щенок! — каждое слово сопровождалось ударом в плечо, больно и ощутимо, продолжая говорить: — Не тебе указывать мне, что делать, паршивец! — и на последнем слове кроме удара получил и толчок, ощутимый. От него я отлетел к кухонному шкафу. Больно приложившись спиной о край столешницы, до точек перед глазами, прошипел на змеином:       — Ну все, тварь! — она наливала себе очередной стакан, опустошая его залпом, заедая куском копченой колбасы. Но кусок встал ей поперек горла. Проклятие, посланное мной начало действовать.       Мардж быстро надувалась подобно воздушному шару, ней расходилась одежда, летели во все стороны пуговицы, висящие на шее бусы, рассыпались по столу, тарелкам, чашкам, полу. Крик стоял на всю гостиную. Особенно тогда, когда она стала подниматься вверх, уносясь в открытую дверь, ведущую на задний двор. Но она пока еще не улетела, а продолжала надуваться. Да и Вернон держал ее за руки, несмотря на пса, вцепившегося ему в ногу. Проклятие активировалось почти на сто процентов, каких-то десять-пятнадцать процентов и будет из тетки Мардж воздушный шарик.       Подверженная проклятию тетка, надутая на сто процентов, до отказа, улетала в небо. Вернон пытался ее остановить, задержать и удержать, но бесполезно. Смотря на это, мне становилось легче, гнев стихал, а слова ее стирались из памяти. И не у меня одного. Ко мне незаметно для Вернона подошла Петунья и шепнула едва слышно:       — Спасибо, Гарри. Я давно мечтала о дне, когда Мардж получит сполна за свой поганый язык и все те гадкие слова, которые она говорила о Лили. И прости меня, если сможешь, — я отмахнулся, сказав, что все понимаю и вижу, а потом протянул ей бумагу на разрешение посещения Хогсмида, она быстро подписала, а я ушел собирать вещи.       Много времени это не заняло, я и так был на низком старте, готовый вызывать «Ночного Рыцаря» и уехать в Котел на оставшееся лето. Перед тем, как спуститься вниз, открыл клетку с Хедвиг, выпустил ее, отправив к Хагриду. Она благодарно курлыкнула и взмыла вверх. А я, по пути к двери был перехвачен Верноном, который требовал:       — Верни тетку! Сделай все, как было! — Он пытался хватить меня за руку, или за грудки, чтобы встряхнуть, но я выставил вперед палочку, угрожая, а он, отступая назад, испуганно говорил: — тебе нельзя колдовать вне школы! Тебя исключат!       — Проверим? — предлагаю я, направляя палочку, невербально зажигая на ней огонек магии, — видишь! — показал на кончик палочки и наливающуюся силой голубую точку, — если знать некоторые нюансы, то не исключат и не поймают. Отойди, маггл! — рыкнул я, выставляя руку с палочкой вперед. Дурсль шарахнулся, сжался в комок и заскулил. А я незаметно кивнул тете на прощание и ушел.       Идя по улице, вызывав автобус, уловил чужое присутствие. Шевеление кустов и дыхание. В полной ночной тишине можно и биение сердца услышать, что уж говорить о дыхании и шелесте листвы. Сидя на обочине, ожидая транспорт, надеялся увидеть того, кто меня преследовал. И увидел. В кустах показался черный пес, более известный, как грим. Усмехнулся, улыбнулся и поздоровался:       — Здравствуй, Сириус! Давно не виделись!       Только один волшебник обладает такой анимаформой. И это он — Сириус Орион Блэк, крестный Гарри, точнее уже мой крестный, попавший в Азкабан ни за что. Его оговорили, подставили и даже не удосужились проверить Сывороткой Правды и взять воспоминания. Упекли в Азкабан на 12-ть лет, выставили в глазах всех Пожирателем Смерти, предателем и убийцей друзей и магглов. Хотел сказать, что знаю всю правду о нем, но не успел, прибыл автобус. И пока Стен Шонпайк втаскивал мои вещи в автобус, быстро сказал Сириусу, сидящему в кустах и наблюдающему за мной:       — Захочешь пообщаться и все обсудить, найди меня в Дырявом Котле, — а потом зашел в автобус, назвал место, и пока ехали, перекинулся парой слов с кондуктором. Он читал Пророк, на первой полосе статья о побеге Блэка, а так же некоего Бартемиуса Крауча-младшего.       — Они первые, кому удалось сбежать из Азкабана. Никто до этого не мог, а они смогли. Как? Вот в чем загадка!       Нет никакой загадки. Анимагия! Вот и вся разгадка. Дементоры не обращают внимания на животных, с них практически невозможно взять пищу, с них не считываются эмоции. Так Сириус и сбежал. А Бартемиус за компанию. За мыслями о крестном и последователях Мара мы приехали. Странно, но меня встречал подручный Фаджа. Министр удостоил меня своим вниманием, приглашал на разговор. Не отказался, отдал вещи и шел за провожатым.       Разговор с министром магии был коротким. Мне погрозили пальчиком за стихийный выброс магии и надувание тетки. Применив на маггле проклятие среднего уровня, я отделался нареканием и просьбой не шалить. Смешно. После сказали, что она исцелена, воспоминаний о произошедшем нет, неприятных последствий для здоровья тоже. А жаль. Потом министр перевел тему разговора на другую тему, завуалировано намекнул на то, что мне нужно держаться подальше от Сириуса, ведь он убийца и приспешник Темного Лорда. Чтобы не вызывать подозрений и лишнего внимания — пообещал, а мысленно посмеялся.       Как был трусом и тряпкой, так им и остался. Но не мне его судить, он человек такой. К тому же окружение влияет. Давно бы треснули его по голове чем-нибудь тяжелым, скинули розовые очки, через которые он смотрит на мир, было бы все по-другому. Но не моя эта задача, а его окружения. Отмахнувшись от мыслей, попрощался и покинул Фаджа, спускаясь к Тому — бармену и владельцу по совместительству. Заказал у него ужин и номер до конца каникул. Отсыпал монет и взяв ключ, еду — поднялся к себе. Поел, принял душ, переоделся и спать. А завтра в банк, дел много, а времени на их реализацию осталось мало.