Квартет. Осколки воедино.

      Несколькими часами ранее…       Римус       — И что мне теперь делать, Рэм? — спрашивает Сириус, сидя на полу моей комнаты, среди устроенного им беспорядка, но уже успокоившийся и отошедший от новости о том, что в тело его крестника переселился Флимонт. Друг прошел через три из пяти стадий: — отрицание, гнев, торг, остановившись на депрессии. Сгорбившись, запустив в волосы руки, стягивая с силой кудри. Он смотрит в пустоту и задает мне этот вопрос уже пятый раз, — как и еще один: — когда ты планировал мне рассказать о том, что Гарри — это Флимонт? — а потом: — и планировал ли? — этого вопроса еще не было, как и ответа на предыдущий. Его он, как и объяснения, получает сейчас:       — Я услышал непонятный и необъяснимый разговор в библиотеке между мальчиком, которого тогда еще считал Гарри и Драко Малфоем. Они обсуждали Северуса, его нехарактерное принципам состояние и поведение, — на имени змеиного зельевара Сириус фыркнул и скривился, говоря:       — Прости, Рэм, но твой избранник у меня поперек горла стоит, — и еще раз передернув плечами, сказал: — вкус у тебя, Рэм, — фразу он не продолжил, так как говорить о том, что тот, кто мне нравится яд в чистейшем виде, бесполезное занятие. Мое сердце было отдано ему еще тогда, на четвертом курсе. А то, что его разбили… Те слова, сказанные обо мне в тот момент исходили совершенно из других уст. Северуса я не виню, но осуждаю, что он не смог при его-то сущности заблокировать сознание и кровь от действий извне.       — Так мне продолжать? — Сириус отпустил волосы и сел на мою кровать, как в детстве подминая под себя ноги, смотря пристально и внимательно слушая. Я рассказывал: — так вот. Они с младшим Малфоем обсуждали Сева и то, что он сделал находясь под внушением или зельем, ведь в противном случае, без этих обстоятельств, он на такое не решился бы. Что именно Северус сотворил? Не могу сказать, не моя тайна. Думаю, Флимонт скажет, если ты у него спросишь.       — Спрошу! Я из него непременно все до капли выжму! — снова входил в стадию злости друг, вставая на ноги, наворачивая очередной круг по моей комнате, — а пока ты, Рэм. Говори, что еще утаил! О чем еще не рассказал?       Меня мучил еще один вопрос, на который я так и не нашел полноценный ответ. Лишь подозрения и предположения, не подтвержденные фактами. А именно о личности младшего Малфоя, который ну никак не подходил под свой внешний облик и поведение.       Несомненно, во время учебного процесса эти двое ведут себя, как и раньше, собачатся и ругаются, делая гадости друг другу на глазах двух факультетов. Наедине же… Сперва, я грешным делом подумал на их намечающиеся отношения, но после реакции Флимонта на слова о тяге к блондину убедился — нет, при том категорически.       — Вижу, есть что сказать! Выкладывай! — снова забрался ко мне на кровать с ногами Сириус, смотря, ожидая. А я поделился всеми, полученными в ту ночь воспоминаниями, особенно об обращении Малфоя к Филу и наоборот. И стоило мне назвать короткое имя: «Аб», Сириус тут же побледнел, так как того, чье имя подобным образом сокращают, старались не упоминать вслух. Мог появиться и тогда призвавшему его не поздоровится.       — Абрахаса называть коротким именем не рисковал никто, — напоминаю другу, который все еще не отошел от мысли и возможной новости о том, что этот Песец так же вернулся в мир живых, заняв тело своего внука.       — Знаю, Рэм, поэтому и не могу понять, с какого перепуга Флимонт Абрахаса коротким именем назвал, и наоборот? Насколько я помню, отец Джея не водил тесной дружбы со слизеринцами. Пересекался, дела общие вел, на каких-то раутах и вечерах общался, но чтобы входить в ближний круг? — а именно в ближний, ведь именем Аб его называли только двое, не считая Темного Лорда. Это верный друг и соратник по убеждениям — Долохов, и пропавший много лет назад лорд Октавиус Принц, дед Северуса. И все.       — Странно все это, — говорю, уходя в мысли, ловя взглядом, ползущий по одеялу солнечный луч. Поспать мне так и не удалось. А те два часа погоды не сделают. Но все же… — давай расходиться, Сириус. Подремать перед завтраком, чтобы задавать нужные и точные вопросы все же нужно. Поэтому вали к себе. Дай поспать оставшееся время, — демонстративно укладываюсь на подушку, закрываясь с головой одеялом, сгоняя с кровати друга.       — Ухожу уже! — вымученно сказал Сириус, покидая мою комнату, закрывая за собой дверь. А я, как только щелкнул замок, а глаза закрылись, провалился в сон. Утром, через три часа, ко мне постучались в дверь, приглашая спуститься к завтраку. Откинув одеяло, потирая глаза и ноющую переносицу от большого количества информации, встал с кровати, переоделся, привел себя в порядок. Махнул палочкой, заправляя кровать, складывая пижаму в ящик, пошел на завтрак. Опираясь на трость, спускаюсь по лестнице, слыша разговор Флимонта и Вальбурги, к которому присоединился и Сириус.       — Фил, ты рассказывал, что Гарри жил с магглами, родней Лили, — старший Поттер не отрицал, говоря, что так оно и есть.       Мальчик жил в ужасных условиях, его жизнь — это слившееся в долгие одиннадцать лет испытание, состоящая из унижений, оскорблений, ущемлений, побоев и голодовки. Ведь за каждую провинность, даже крохотную, мальчика запирали в чулане и морили голодом неделями, давая лишь воду и корку хлеба. Слушая слова Флимонта, Сириус закипал от ненависти и гнева. Ведь он знал, кого именно благодарить за такое обращение и стечение обстоятельств.       — Альбус, сука! Ты за все заплатиш-ш-ш-ш-шь! — с силой сжимал руки в кулак друг, сдерживая порыв перенестись камином в кабинет директора и оттаскать того за колокольчики, висящие на бороде. Влить ему в глотку все то, чем он опаивал ребенка и явно не его одного. Но сдерживался только потому, что Флимонт сказал: — У меня есть план, как вывести Альбуса из игры, сделать его отбросом общества, — Сириус спросил, как именно? Что для этого понадобится? Флимонт лишь улыбнулся, пряча улыбку за чашкой с чаем, при этом не смотря в глаза Сириусу, а куда-то вдаль. — Увидишь. — Вот и все, что он сказал. Сириус звучно и громко опустился на стул рядом, требуя разговор по другой теме:       — Поговорим о тебе, Флимонт!       — Поговорим. — не стал отказывать другу в разговоре старший Поттер. — Задавай свои вопросы, Сириус, — говорит лорд, снова отпивая чай из чашки, заедая глоток куском запеканки.       — Почему ты не сказал мне в тот день, в Дырявом Котле, кто ты на самом деле? Вел себя, как Гарри! Называл крестным! Планировал ли вообще говорить правду о себе? — на все озвученные вопросы Флимонт ответил:       — Не скажу! — и даже ухмыльнулся.       — Ты! — Сириус потянул было руки к воротнику Фила, но тот ответил, отбивая желание с ним связываться:       — Я сказал, что ты можешь задавать вопросы, Сириус. Но это не значит, что я на них отвечу. Предпочту оставить планы на будущее в свое личное пользование, — Бродяга зло рыкнул, сжал кулаки еще сильнее, выпуская морфью сущность, раня себя своими же когтями, а Флимонт продолжал: — это дело рода Поттер, а не Блэк. Альбус, дерьма фестральего кусок, навредил моей семье, и мстить за всех тех, кого я потерял, и по чьей вине погиб, мой удел, Сириус. Ты же можешь отомстить ему за Рега и Ориона, а так же за тех, кто по внушению и принуждению зелий и закладок этого бородатого козла, отдал жизни во имя Света против Темного лорда! Я же буду мстить ему за Юфи, Джея, Лили, Гарри, Карлуса с Дореей и всех Поттеров, которые погибли от его длинных, паучьих лап.       — В твоем списке есть те, кто был дорог и важен мне. И мстить за них, я хочу не меньше твоего. Так что прими как данное, Флимонт, я за твоей спиной, и готов в любую секунду воткнуть палочку в глотку Альбуса, обходя стороной твой план мести!       На этом разговор был закончен, так как Сириус, не получивший в итоге ответов на свои вопросы, покинул столовую, возвращаясь к себе в комнату. Я же остался, чтобы задать один единственный вопрос, но ждал, пока леди Блэк покинет стол, чтобы вернуться к себе, как и Сириус. И как только мы с Флимонтом остались одни, он сам меня спросил:       — Что ты хотел узнать, Римус? — положив руки на стол, переплетая пальцы, смотрит на меня пристально, пронзая насквозь зеленью глаз, словно читая, как книгу, вводит во временный ступор, но вопрос свой я не забыл. Задал:       — В тот день, когда вы с Малфоем обсуждали Северуса, его поступок и то, что он не мог так поступить по своей воле, не получив при этом отдачу от магии, я услышал, как вы со слизеринцем обращаетесь друг к другу.       — Вот как ты узнал… — усмехнулся Флимонт, сверкнув на меня малахитовой бездной глаз, — а я-то думал… — но что именно он думал, я так и не услышал. Он же продолжил: — Северус чист, Римус. Все то, чем его поил и оплетал Альбус кануло в небытие. И более на него это не возымеет действие, — сердце пропустило удар, следом еще и еще, а душа, метящаяся в агонии, наконец-то успокоилась. Сама собой на губах появилась улыбка, а по щеке скатилась слеза которую я тут же смахнул.       — Спасибо, — и только хотел покинуть стол, как Флимонт спросил:       — Но это не тот вопрос, который ты хотел задать, Римус. Что тебя интересует? — напомнил о разговоре с Сириусом, и мне не хотелось бы оказаться в его шкуре, получить такой же ответ, как и он. Но Флимонт, словно зная о чем я подумал, сказал: — я отвечу, обещаю, — но все же уточняя: — если задашь свой вопрос правильно.       — Правильно, значит… — задумался я, — что ж. В тот же день, в библиотеке, я слышал короткое имя одного вездесущего слизеринца из твоих уст в отношении Малфоя. Он ведь вернулся, как и ты, в тело своего внука? — усмешка, переросшая в тихий смех и похвалу:       — Точный и правильный вопрос, профессор Люпин. И ответ на этот вопрос: «Да», думаю, он вас устроит.       Ответ меня устроил, а вот появление Абрахаса Малфоя в мире живых — нет. Только зная этого Полярного Лиса, приносящего беды одним лишь своим именем, избавиться от него в этот раз будет не так-то просто. В прошлый раз, если верить слухам, гуляющим в Лютном, его скосила Драконья Оспа, модифицированная и усиленная, сжирающая организм в разы быстрее. Наслана она проклятием по приказу Альбуса. Спастись от такой разновидности сложнее, шансов почти нет. И Абрахас не выжил.       — Надеюсь, мне не стоит напоминать о том, что следует молчать… — я кивнул, поднимаясь и покидая столовую, а Флимонт добавил: — Счастливого Рождества, Римус. Пусть этот Сочельник будет самым счастливым за все те прожитые тобой в одиночестве и страдании года! — пожелал мне Флимонт вслед. А я пообещал, не только ему, но и себе, что этот Сочельник, а с ним и Рождество будет воистину самым счастливым за прошедшие года.       Отступление       Кабинет профессора Зельеварения       Сочельник.       Пора поздравлений и праздничного пирога и напитков. А так же подарков, которые, хмурый и холодный профессор Зельеварения не получал много лет, как и не дарил, считая это бесполезным занятием и ненужным моментом получения непрактичного хлама. А учебники по зельеварению своему крестнику не считаются. Но это Рождество и Сочельник для зельевара были особенными.       В этот год, скинув с себя все поводки, ограничения, вытравив зелья, он может быть собой, и деть то, что желает сердце и душа. Поэтому, в своем кабинете, втайне от посторонних глаз, профессор Снейп аккуратно заворачивает подарок любимому человеку, от которого не ожидает получить взаимность и прежнюю яркость чувств, но на это надеется.       К подарку прикладывается записка в зеленом конверте, написанная красивым, педагогическим почерком. Всего одна строка: «С любовью и надеждой. Сев.» Вот и все, что несла записка, прилаженная к подарку. Северус надеялся, что Римус не откажется от теплого, связанного из шерсти комплекта из шапки, варежек и широкого, оплетающего в несколько слоев, как змея шею шарфа. А если не примет… то ничего не поделаешь.       Отправив подарок с личным домовиком, профессор вернулся к непосредственным обязанностям — деканству и профессорству. Ведь эссе и контрольные сами себя не проверят. А их у него несколько десятков, и все с третьего курса. За проверкой работ и руганью на одного конкретного охламона, просиживающего штаны на его предмете, Северус не заметил, как пролетело время, а с ним наступил праздничный ужин в Большом Зале, на котором он, как профессор и декан факультета был обязан явиться.       — Ненавижу все эти застолья! — ругался и возмущался зельевар добровольно-принудительной обязанностью быть среди празднующих, все же присоединяясь к ученикам и профессорам, сидящим за общим столом.       Выбрав в компанию МакГонагалл и Стебль, самых адекватных профессоров, не навязывающих свою компанию. Его пытался приманить к себе директор, но сидеть рядом и есть что-то, как и пить Северус теперь опасается. Нравится быть свободным и чистым от всяких примесей его добродетели. Время в компании Минервы и Помоны прошло незаметно. И подошел момент подарков. Северус хотел покинуть зал, так как знал, что ему никто и ничего не подарит, как:       — Северус, это тебе! — говорит Хагрид, протягивая аккуратно-сложенный сверток темно-зеленого цвета с серебряным бантом, а так же с приложенной запиской, в простом белом конверте.       На вопросы Помоны и Минервы, кто подарил ему подарок, Северус не ответил, но почерк, этот любимый почерк, слегка торопливый, но по-своему прекрасный он не перепутает с другим. Записка несла так же одну строчку: «С любовью и согласием. Рэм.», а в подарок профессор тут же влюбился и не смог устоять от примерки.       Теплая, с глубоким капюшоном, широкими рукавами и длинным, свободным подолом, черная мантия, с зеленой меховой отделкой, грела не только тело, но и душу. Ведь этот год оказался и правда особенным. Человек, сердце которому он отдал много лет назад, еще в юности, простил его и принял вновь. И более их никто не разлучит.