Квартет. Осколки воедино.

      Миона       Что-то с Гарри не так! Именно эта мысль не давала мне покоя с тех самых пор, как мы прошли проверку крови и очищение от всего сваренного неким Слизнортом. С тех самых дней я стала замечать незначительные, до этого не мелькавшие в поведении брата странности. Манеры и обороты речи, как и прежде, были сухими и скупыми на детали. Он не вдавался в подробности, не акцентировал на чем-то внимание, а отвечал короткими фразами. Внешний вид все такой же растрепанный и несобранный, почерк кошмарный, а вот в остальном…       Есть целый ряд причин, даже записанных в блокнот, которые я начала замечать, а из-за этого подозревать, что с братом что-то происходит, или уже произошло. Начались подозрения с малого, незначительного. Он перестал грызть кончик пера, когда нервничал, а иногда писал другим хватом. Потом, в один из дней пропала привычка потирать переносицу от дужек очков, казалось, они вообще не приносили ему дискомфорт. Дальше отказ от некоторых блюд в меню, до этого Гарри любимых.       И с каждым разом подозрения и мелочи перерастали в более крупные. Пункты все прибавлялись и становились не пылинками или соринками, а целыми уликами в доказательной базе моих подозрений. Каким-то образом, брат стал располагать умениями, которыми до этого не владел и которым научиться за пару дней невозможно, даже при учителях-гениях, или сильнейших аврорах министерства. А знания о некоторых проклятиях, темных существах, жестоких и кровавых периодах в истории, по возрасту нам не подходящих — пугали. Рональд этого или не замечал, или просто не думал об этом так, как я, восхищался или подшучивал, что я его укусила и заразила.       Помимо этого Гарри стал чаще отлучаться по личным причинам, пропадая до самой ночи, да и самих ночных прогулок стало больше обычного. Он, накрывшись мантией-невидимкой, или же без нее, с плеером и музыкой в ушах, бродил по коридорам и заброшенным кабинетам замка, возвращаясь под утро, как раз ко времени подъема. Эта ночь не стала исключением. Гарри взял плеер, надел наушники и покинув гостинную, со словами — бессонница, пошел гулять, дыша ночным воздухом.       — Я непременно узнаю, что с тобой происходит, братец, — бормотала я себе под нос, спешно покидая гостиницу, прихватив с собой мантию, взятую у Гарри еще днем.       Нагнала я брата в коридоре учебных классов, он шел вперед неспешно, что-то под нос себе напевая, но шепотом, или только губами, так как звука его голоса слышно не было. Он двигался медленно, неспешно, без определенной цели, как и всегда, просто гулял. Но прогулка и последующий крепкий сон был под угрозой, в коридоре появился дежурный, которым оказался профессор Снейп.       — Не спится, мистер Поттер? — привычное обращение к брату, но вот где яд и ехидство? Уважение, ни намека на презрение и ненависть. Еще странность в список уже отмеченных. Как и еще одна, произнесенная профессором Люпином:       — Лорд Поттер, — вежливая манера разговора и уважительное обращение, как к находящемуся выше статусом, а так же легкий поклон словам сопутствующий.       Брат, ни капли такому обращению и тону не удивившись, выключает плеер, снимает наушники и на что-то еще произнесенное Римусом отвечает улыбкой и тихой, почти беззвучной фразой, до меня так и не долетевшей. Слишком далеко я от них стою. Обращение лорд Поттер и то коснулось слуха на грани шелеста листвы, и благодаря моим тренировкам. Остальную часть разговора я услышать и разобрать не смогла. Профессора и брат еще о чем-то говорили, кого-то обсуждали, вид имели раздраженный, даже злой, в особенности профессор Снейп, когда громче остальных слов брат произнес имя «Мар», с которым зельевар должен был сам разобраться.       — Что же у тебя за тайны такие, брат? — снова задалась я вопросом, так как улик и деталей дела становилось все больше и больше. Появлялись имена и вот такие вот разрывающие шаблон обыденности моменты, как уважение профессора Снейпа к Гарри, и обращение профессора Люпина к брату, как к лорду Поттеру, хотя, кольцо и титул лорда ему лишь светит.       Кусочки пазла еще не все перевернуты картинкой вверх, есть еще те, что спрятаны цветной стороной от глаз. Уверена, я на правильном пути и не ошиблась, когда предположила, что с братом что-то произошло. А все то, что сейчас увидела и услышала, тому доказательства.       Но на этом прогулка брата по ночным коридорам Хогвартса не закончилась. Он шел дальше, вперед, в глубь темноты коридора аудиторий, все так же, под музыку. А я за ним. Повторяя каждый шаг, заворачивая за тот же угол, неспешно и тихо шла тенью, след в след.       — Кароста? — удивилась я, когда Гарри резко поменял траекторию и что-то, а точнее кого-то схватил и вытащил из темноты на свет. Крыса Рона, не показывающаяся ему на глаза уже больше недели. Крыса, которую друг посчитал закуской Живоглота, в чем меня и обвинял. А тут оказалось… — Куда? — не поняла я следующих действий брата.       С крысой в руках, под ее писк и попытку выбраться, вырваться и сбежать, прибавив шагу, он шел в знакомом мне направлении, в туалет Миртл. А я за ним. Но по какой-то причине я отстала, и догнала его уже тогда, когда происходил странный разговор, опять же шепотом, едва уловимо, обрывками, отдельными словами и просто именами, и в котором, помимо брата участвовали еще три голоса.       Первый — низкий, с хрипотцой, принадлежал взрослому мужчине, не сдерживающемуся в выражениях и брани, но точно не Сириусу или профессорам. Второй — так же прошедший переходный возраст и перестройку связок, но не грубы и хриплый, а скорее глубокий и бархатный, при этом с легким флером холода. Третий — тоже взрослый, но противный и писклявый, от которого резало уши. Этот голос, из четырех присутствующих, звучал тише других. Я смогла разобрать лишь «Лорд вернется… меня заберет … взмах … палочки» и на этом все, речь писклявого закончилась. Повеяло странной магией и почти неуловимым запахом паленой шкуры.       Мне было очень интересно, что же там на самом деле произошло, но увы, время позднее, освящения почти нет, а глаза, даже привыкшие к ночному полумраку не помогут, да и подойти ближе я не решаюсь. Мантия надежна, меня не увидят, но мало ли… лучше перестраховаться и наблюдать со стороны, чтобы иметь возможность сбежать раньше, чем обнаружат.       Пылкие и эмоциональные обсуждения, перемешанные с неизвестной мне бранью, явно на другом языке, доходившие до меня лишь обрывками слов или фраз, разбавлялись некоторыми именами, сокращенными и постоянно повторяющимися в речи. Мар, Тони и Фил. Из того сумбурного шепота, который доходил до меня, я смогла понять, что Тони — этот тот самый мужчина, с низким, хриплым голосом, не стесняющийся в выражениях, Мар — второй взрослый, с приятным голосом, явно не обделенный манерами и сдержанностью, а вот Фил — это брат, так как оба взрослых обращались к нему именно так:       — … уже, Фил? — долетел до меня обрывок фразы, произнесенной шепотом, как раз исходивший от некого Мара, на который ответил брат, но так, что я не разобрала ни слова. Как и последующего разговора этой троицы. Дальше, пойманные моим слухом слова, исходили от некоего Тони:       — … а … дерьмо … Фил.       Фил — странное сокращение. Имя бы узнать, может, тогда появится нить к еще каким-нибудь уликам, которые помогут разгадать эту тайну, окутавшую брата, словно паутиной. С этими мыслями и рассуждениями я вернулась в комнату девочек и легла спать, с решением после уроков подойти к профессору МакГонагалл и узнать у нее о Поттерах, был ли в роду некий Фил. Уснула быстро, как и проснулась. А дальше завтрак и уроки, на которых я только и думала о ночной прогулке и брате, к которому обращались по странному имени Фил.       Когда пара по Трансфигурации была закончена, я осталась, сказав друзьям, что догоню их в большом зале. Рон и брат не удивились, особенно зная мою любовь к дополнительным заданиям и расширенному курсу тем. На ту же причину подумала и профессор МакГонагалл, когда увидела меня все еще сидящую на своем месте. Но на ее вопрос, какую я тему бы хотела изучить углубленней, я сказала:       — Профессор МакГонагалл, я не по учебе, — на удивленный взгляд декана, пояснила, задав вопрос: — а в роду Поттер был кто-нибудь с сокращённым именем Фил? — выпалила я, почти на одном дыхании тот самый, терзающий мои мысли подозрениями и загадкой вопрос.       — Да, — ответила она. — Был. Флимонт Карлус Поттер. Гарри он приходится родным дедом. Близкие и друзья называли его просто Фил. — Флимонт, он же Фил! Вот оно! Радовалась я одной из разгадок по моему списку. И пусть размотать предстоит еще целый клубок, одно я знаю наверняка — имя. Оно принадлежит дедушке Флимонту, а это значит… — Вот, взгляни, — показала она мне старенькое, потертое, колдофото, на котором изображено четыре мага, представляющих факультеты, набравших за учебный год наибольшее количество балов. — Это фото было снято в 1943 году. Здесь я, — показала на себя молоденькую профессор, — это Абрахас Малфой, — такой же платиновый блондин, как и его потомки, с хмурым и вечно-недовольным взглядом, — Плутоний Лавгуд, дедушка Полумны, — он и правда напоминал мне Луну, но в мужской версии, — и Флимонт Поттер, — но на фото где был изображён…       — Гарри?!       Я в ступоре, не веря глазам, смотрела на колдографию, где был запечатлён мой брат. Такие же черные, в беспорядке вихры, круглые на переносице очки, зеленые, как малахит глаза, открытая и широкая улыбка, небрежный внешний вид, только старше, ненамного, но старше. Так будет выглядеть брат в шестнадцать лет, в этом я не сомневалась.       — Как же они похожи! — воскликнула я, не в силах оторвать взгляд от старой карточки четверки.       — Тоже поражены их сходством, мисс Грейнджер? — по-доброму усмехнулась профессор, забирая фото из моих рук. Это ее вещь, я не спорила. А она, словно невзначай, добавила: — Гарри и Флимонт действительно на одно лицо. В особенности сейчас…       «Одно лицо» — эта фраза, сказанная деканом просто так, плюс фото в ее руках с изображенным в молодости дедом, плюс то, что я вчера увидела, услышала, и о чем неустанно думаю, натолкнуло меня на мысль, бредовую, сумасшедшую, из-за которой меня явно в Мунго упекут, скажи я кому-нибудь, но все же:       — Дедушка Флимонт, неужели ты…