Забытый герой

Прошло всего несколько часов после того, как лагерь Эмилии покинул лагерь с мертвым телом их друга и рыцаря Нацуки Субару. Холодная аура гнева Эмилии все еще ощущалась по всему поместью Круш, понижая температуру в каждом уголке особняка. Все те, кто оставался внутри, не могли ничего поделать, кроме как дрожать от пронизывающего холода и ждать, когда начнет теплеть. Когда солнце опустилось за горизонт и луна начала занимать свое место, температура тоже понизилась, сделав и без того низкую температуру невыносимой. Просто прогулка по поместью была настоящим ледяным адом, который никто не хотел терпеть. И все же, они не могли по-настоящему жаловаться. В конце концов, немного холода было милосердием по сравнению с тем, что могла бы сделать Эмилия. Она могла бы заморозить всех намертво, превратив поместье в зимнюю пустошь. Нет, вместо этого она проявила милосердие и ушла, разорвав союз между Круш и ее лагерем. Это был лучший результат для всех, кто работал или даже находился в пяти ярдах от поместья. Да, позволить им жить было самым милосердным поступком, который сделала Эмилия. Милосердным для всех, за исключением некоего рыцаря-кота, одиноко сидящего на кровати королевских размеров. Его рыцарский наряд был испачкан кровью, а уши обвисли на макушке. Он пустым взглядом уставился в пол перед собой, дрожа, когда дотронулся до своей шеи, она показалась ему ... холодной. Не холодной, как при низкой температуре в поместье, холодной, как будто он чувствовал, что все его тело было заморожено. Он даже все еще мог чувствовать руку на своей шее, крепко сжимающую его горло, когда он выдыхал белый туман. Прошло несколько часов, но он помнил это так, словно это произошло несколько секунд назад. Феликс Аргайл, величайший целитель всего королевства и бывший рыцарь герцогини, Круш Карстен, точно помнил, что произошло. Он помнил печаль всех, кто находился в комнате, когда они проливали бесконечные слезы над телом мертвого рыцаря с волосами цвета воронова крыла. Он вспомнил гнев Они, собирающейся избить невинного великого духа за ее собственные действия. Он помнил гнев полуэльфийки Эмилии, готовой заморозить его ниже шеи, он помнил страх, который он испытывал, когда его кровь начала замедляться, его органы замерзали изнутри, а температура его тела снижалась с каждой секундой, когда ее рука была на его шее. Он помнил, как думал про себя, что хочет жить, а не погибнуть от рук полуэльфа. Он хотел увидеть другое завтра, хотя он отказал в другом завтра невинному молодому человеку. И все же он хотел бы вернуться в тот момент, когда Эмилия держала руку на его горле. Теперь он жалел, что полуэльф не заморозил его намертво, не разбил его тело на триллионы кусочков и не развеял по ветру. Может быть, если бы она сделала это, грехи, которые он совершил в этой жизни, могли бы быть стерты и искуплены его смертью, и наказания, которое, как он знал, скоро грядет, можно было бы избежать. Если бы она это сделала, он смог бы отдохнуть с толикой покоя в своем разуме и сердце. Но этого не произошло и никогда больше не повторится по единственной причине, по которой его пощадили, - это из-за женщины, которой он имел честь служить. Круш Карстен даровала ему милосердие. Его госпожа спасла его от гнева Эмилии, который он так справедливо заслужил. В обмен на свой последний акт милосердия она произнесла четыре простых слова, которые полностью разбили его сердце. "Он не мой рыцарь". Эти слова эхом отдавались в его голове постоянно, даже после того, как она оставила его одного. Он вспомнил отвращение в ее глазах, когда она смотрела на него сверху вниз, вспомнил, как она говорила, что тот, кто убивал и убивал одного из своих, не может быть рыцарем под ее началом. Она была права, его леди всегда была права, и она была оправдана ... но Феликсу было все равно. Он хотел быть рядом с ней, он всегда был рядом, это не могло так закончиться! Он не знал, чтобы он делал, если бы не мог служить ей. "Леди Круш-сама.... Я сделал это для вас…Я не... - он задохнулся, слезы навернулись на его глаза. Он должен был подготовиться к тому, что в конце концов ему придется встретиться лицом к лицу со своей леди. Будь то сегодня или завтра, он знал, что скоро произойдет последнее общение с госпожой, которой он служил. Ему нужно было подготовиться, подготовить, что сказать, что делать, как действовать, потому что все это определит всю его оставшуюся жизнь. Сегодня был последний день, который он мог провести в этом поместье. Если бы он не попытался убедить ее, кто знает, что бы случилось. Он может быть вынужден вернуться домой, вернуться в состояние чистой нищеты, дерясь с незнакомцами, чтобы поесть, возможно, ему даже придется продать свое тело, чтобы прожить день. Неважно, как сильно он пытался думать о том, какой была бы его жизнь без леди Круш рядом с ним, это закончилось бы ужасно. У него заболела голова, когда он начал думать обо всех способах, которыми его жизнь могла бы пойти совершенно наперекосяк, если бы он не попытался сделать что-то прямо сию секунду. У него все еще было время, ему просто ... нужно было убедиться, что то, что он сказал, было не чем иным, как совершенством. "Я-я не знал, Субару не был культистом. Во всем виновато обжорство, да, во всем виновато обжорство. Все из-за Чревоугодия, Чревоугодие заставило меня сделать это. Если бы Чревоугодия там не было, ничего бы этого не произошло ". Феликс задрожал. Его тело начало напрягаться, поскольку каждое произносимое им слово давило каким-то невидимым грузом на его плечи. Вес, независимо от того, как сильно он пытался стряхнуть его, не исчезал, и это почти раздавливало его Бессознательно его левая рука потянулась к правой, нежно потирая ее снова и снова, но это никак не успокоило его нервы. Пока случайно, когда он потирал гладкими пальцами свою не менее гладкую кожу, один из его когтей не вытянулся и не вонзился глубоко. Когда Феликс снова потирал себя, коготь оставлял небольшую линию на его теле. Сначала это задело, и рука Феликса дернулась на месте от внезапной боли. Из небольшого пореза, который он случайно нанес себе, начала вытекать ярко-красная жидкость, но с этим быстро разобрались, поскольку тело Феликса естественным образом излучало небольшой синий свет над раной и заживило ее само по себе. Человеческое тело всегда было чувствительно к боли, даже самые незначительные ее проявления могли заставить кого-то на секунду прекратить все, что он делал, чтобы потерпеть и изо всех сил постараться не испытывать этого ощущения. И все же для Феликса это было странно. Хотя боль давно утихла, он все еще мог испытывать это ощущение. Это все еще очень, очень больно, и он не хотел когда-либо снова испытывать такую боль, но в то же время это было хорошо, слишком хорошо. На секунду эта боль была там, ему показалось, что все проблемы в мире исчезли, но все они вернулись в одно мгновение, как только она зажила. Неуклонно его когти скользили по поверхности его кожи, мягко скользя в течение нескольких мгновений, прежде чем вонзить их в себя и начать царапать. Он царапал и царапал без конца, ощущение жжения усиливалось с каждым небольшим ударом его когтей по коже. Сначала он зашипел от боли и хотел отстраниться, но что-то в его теле не позволило ему этого. Его когти глубже впились в кожу, когда образы разгневанного и исполненного отвращения лица его леди медленно начали исчезать. Чем глубже он погружался, тем больше забывал об этом, и тем яснее становились его мысли, и, хотя боль была странной, она была своего рода приятной. Странное блаженство охватило его тело, когда царапины продолжали появляться и исчезать. Это блаженство опьяняло его. Все глубже и глубже, настолько глубоко, что неглубокие порезы становились все больше и серьезнее, позволяя его темно-красной крови вытекать до того, как они могли полностью зажить и еще больше испачкать его рыцарский наряд. Легкая улыбка появилась на лице целителя, его мысли становились все яснее и яснее, пока одна мысль не всплыла на поверхность. Сначала он сказал что-то такое, чему его сердце и разум не хотели верить, но теперь, когда его мысли прояснились, его разум стал намного более открытым для этой идеи. Нет, это была не идея, это была правда. Его разум, наконец, принял правду, которую его сердце так не хотело видеть. "Да, во всем виновато обжорство. Леди Круш поймет, что я сделал это ради нее. Она добрая, она наверняка поймет. Я могу быть рядом с ней, я-я-могу. Я могу помочь ей выиграть королевский отбор, я могу помочь ей осуществить ее мечту..." Продолжая шептать что-то себе под нос, Феликс почувствовал, что его тело становится легче, когда он впервые за несколько часов встал с огромной кровати. Его ноги подкашивались под давлением веса его собственного тела, его разум все еще не мог избавиться от образов того, как его леди смотрела на него. Взгляд, который он никогда не ожидал получить за все свое существование, теперь все еще снова и снова прокручивался в его голове, и он ничего не мог сделать, чтобы избавиться от него. Несмотря на это, он справился и пошел. Он двигался медленно и неуверенно, но каким-то образом держал спину прямо; он не мог выглядеть совсем жалким. Его шаги были еще слабыми, но становились громче по мере приближения к своей цели. Его темп не изменился. Звук собственных шагов почти затуманил его разум, но он все еще оставался сосредоточенным, думая о каждом исходе, который мог разыграться, когда он прибудет в офис своей дамы. Его разум наводил его на приятные мысли, каждый результат заканчивался тем, что Круш прощала его, как только он объяснял историю. Ярость в ее глазах снова превратилась бы в любовь и заботу. Эта мысль заставила его неосознанно улыбнуться. Не успел он и глазом моргнуть, как уже был за пределами места последнего упокоения Нацуки Субару, готовый направиться к офису своей дамы и- "Это он?" Уши Феликса дернулись, когда он услышал голос, доносящийся с левой стороны коридора. Голос говорил слабым шепотом, который невозможно было услышать ни одному человеку, но благодаря его получеловеческой родословной, он говорил совершенно ясно, как будто они стояли прямо рядом с ним. "Да, это тот, кто убил сэра Нацуки, этот сэр Нацуки, тот, кто помог нашей госпоже", - ответил другой голос, звучащий с полным отвращением. Поскольку Феликс чувствовал, как их взгляды прожигают его спину, реакция, которую они дали, заставила Феликса изо всех сил прикусить губу, причинив небольшой урон, но не настолько, чтобы у него действительно пошла кровь. "Убил!? Я слышал, но не думал, что это правда!" другой голос ответил со вздохом. Ответ заставил Феликса посмотреть вниз, на покрытый ковром пол. Он уже знал, что натворил, он смирился с этим, но, черт возьми. Ему не нужно было слышать это снова и снова, как непрерывный цикл. Его разум уже делал это, но голосом его леди. Ему не нужно было слышать это от других людей. "Так и есть. Он замучил его до смерти. Как подло замучить человека до смерти, к тому же героя и рыцаря. Я удивлен, что его не повесили за то, что он сделал, и вот он здесь, в своей рыцарской форме, ведет себя так, как будто он этого заслуживает. " Феликс слышал гнев в тоне голоса. "Я действительно заслуживаю этого, я спас бесчисленное количество жизней", - подумал Феликс про себя, кусая кончик губы. "Смотри, она тоже испачкана кровью, может быть, это кровь сэра Нацуки?" "Почти наверняка, со слов других моих коллег, он пришел прямо сюда с мертвым телом сэра Нацуки, и на него попало много его крови. Это, без сомнения, был сэр Нацуки. Я почти удивлен, что он вообще показался здесь." "И все же ... он рыцарь. Я не могу поверить, что он служит леди Карстен. Это трагедия - даже находиться с ним в одной комнате, зная, это … меня тошнит. Что, если он внезапно решит сделать то же самое с нами? Посмотрите, что он сделал с сэром Нацуки, и он ведет себя так, как будто не сделал ничего плохого ". Тон отвращения в голосе быстро сменился беспокойством, когда он произнес это в страхе. Это, в свою очередь, заставило разум Феликса на мгновение остановиться в чистом шоке, его рот бессознательно широко открылся, а маленький зрачок, который был у него в глазах, исчез, когда слова голоса достигли его уха. Он был целителем; предполагалось, что он должен был приносить утешение, когда люди видели, как он ходит вокруг. Однако, сейчас? Они боялись, что он может пытать их, убить их так же, как он сделал с Субару. Это было почти чересчур, чтобы справиться. Он хотел уйти, но его тело было приковано к месту невидимыми цепями. "Не беспокойтесь, я слышал из первых рук, что леди Карстен поступила правильно, исключив его. Такой человек, как он, не заслуживает находиться даже в двадцати милях от нашей леди. Его следует отправить в песчаные дюны, по крайней мере, там он не сможет никому причинить вреда ". "Я не могу не согласиться". Феликсу ничего не оставалось, как уставиться на одну из дверей, ведущих в другую комнату, и сжать руку в кулак, продолжая подслушивать разговор. Они ничего не знали. Да, он причинил боль Субару, да, он убил его, он понял и принял этот факт. Тем не менее, они не знали почему и вместо этого продолжали говорить за его спиной, как будто он был монстром. Все, что он хотел сделать, это повернуться и объяснить, что на самом деле произошло, что на самом деле побудило его совершать такие поступки. Но ... у него не хватило духу повернуться и посмотреть им в лицо. Как бы сильно он не хотел противостоять им и изо всех сил пытаться объяснить, почему он должен был пытать Субару и почему это была не его вина, его тело было слишком зациклено на том факте, что каждое произнесенное ими слово было правильным. Даже когда он пытался бормотать что-то себе под нос, у него изо рта не выходило ни слова. Каждый раз, когда он открывал рот, чтобы заговорить, ни одно слово не вырывалось наружу. Это было почти так, как если бы слова, которые он хотел произнести, застряли у него в горле, душа его, пока он не проглотил обратно. Это не имеет значения. Ему нужно было приберечь свои слова для леди Круш. Да, ему нужно было приберечь свою энергию для того, чтобы все объяснить. Как только он изложит свою версию событий, тогда все может пойти- "Разве это не правда, ... хотя, кажется, с ним что-то не так. Он некоторое время не двигался". Почти мгновенно второй из голосов закончил говорить. Цепи Феликса наконец были разорваны, и, в свою очередь, его разум. Сначала он не понял этого из-за того, что был так сосредоточен на двух голосах, разговаривающих друг с другом, но то, что они сказали, было правдой. Он не сдвинулся ни на дюйм, он все еще был в той же позе, просто смотрел на дверь перед собой. Он не двигался, казалось, так долго. "Ммм, это может быть из-за того, что он смирился с тем, что его больше не будет рядом с леди Карстен. Он всегда был ... одержим, когда дело касалось ее". "Не нужно повторять мне дважды, я видел, как он ведет себя с ней. Временами довольно жутко, я удивлена, что леди Карстен могла с этим мириться. Ну, по крайней мере, она никому не обязана". Разум Феликса на долю секунды замер от слов, произнесенных голосом. Все, что он мог сделать, это разочарованно опустить голову и повернуть налево, в направлении, где находился офис Круш. Двумя собственными руками он закрыл оба уха, крепко зажал их и пошел. Раньше они высоко ценили его, были благодарны за его способность к исцелению. Он всегда радовался случайному вмешательству в разговоры со своим обостренным слухом, когда был рядом. Но сейчас он хотел только отрезать себе уши, чтобы ни один из их голосов никогда больше не смог проникнуть в них, даже ценой того, что он навсегда потеряет свой обостренный слух. Феликс Аргайл прошел через весь особняк, чтобы добраться до офиса Круш. Каждый шаг, который он делал, казался более медленным, чем предыдущий, мешая ему бежать и мчаться к кабинету своей леди. Все это время его тело, казалось, становилось все слабее и слабее с каждой мелочью, которую он делал. Он также чувствовал на себе пристальные взгляды горничных и оставшихся людей, которые оставались в комнате Субару в тщетной попытке привести его в чувство. Они смотрели на него, у каждого из них был свой тип взгляда, но большинство из них можно было свести к двум простым словам: `Страх и гнев" Никто из них не произнес ни слова, но он точно знал, о чем они думали. Все они думали об одном, только об одном слове. "Убийца". Это все, кем они считали его, хладнокровным убийцей, кем-то, кто, если бы ему дали шанс сделать это снова, сделал бы это без малейших колебаний. Вот почему они всегда ускоряют шаг, когда он приближается к ним. Они не хотели быть следующими Нацуки Субару. Это просто должно было быть причиной, иначе почему они смотрели на него с таким страхом, который можно было бы вызвать при виде члена культа ведьм. Иначе почему бы они всегда не осмеливались даже встретиться, по крайней мере, с его фигурой. Это не имело значения. Ему не нужно их одобрение, ему не нужно, чтобы они видели в нем человека или даже целителя. Ему нужна была только его леди. Со своей леди он мог вынести все что угодно. Круш-сама была всем, что ему было нужно в жизни, помогать Круш-сама было единственной целью в этой жизни, другой у него не было. Так что пока он мог смириться с постоянными пристальными взглядами, устремленными прямо на него, даже с теми, которые он мог видеть, когда закрывал глаза. После того, как Феликс, казалось, целую вечность медленно шел по нескольким длинным коридорам, изо всех сил стараясь не обращать внимания на постоянные пронзительные взгляды разочарования, отвращения и даже откровенного страха, Феликс наконец добрался до двери кабинета Круш. Он излучал странный, но яркий свет под сияющими магическими драгоценными камнями впервые с момента возвращения в поместье. Впервые за все время он вздохнул с облегчением, и его бешено колотящееся сердце учащенно забилось при мысли о том, что однажды он поговорит со своей дамой, глядя на дверь. За этим стояла его цель, самый важный человек во вселенной. Оно начало биться медленно, но не от облегчения, что он наконец добрался до двери, а теперь от беспокойства, облегчение и возбуждение, которые он когда-то испытывал, глядя на дверь, исчезли в одно мгновение. Когда дверь перед ним увеличилась в десять раз по сравнению с обычными размерами и просто неподвижно стояла перед Феликсом. Теперь она сияла над ним, как священная вещь, к которой не могли прикоснуться его нечистые руки. Целитель почувствовал себя маленьким, слабым, бессильным, когда дверь перед ним, казалось, засветилась золотым светом. Почему это происходило именно сейчас? Он так много раз входил в эту дверь и выходил из нее на протяжении всей своей жизни. Обычно он просто радостно входил без каких-либо колебаний и занимал место рядом с ней. Однако сейчас что-то говорило ему "нет", кричало ему, что было бы лучше, если бы он просто ушел. Что он недостоин взглянуть или даже подумать о том, чтобы войти в дверь и встретиться с прекрасным лицом своей госпожи. Ее мягкие, нежные глаза и уверенное поведение всегда уверяли его, что все в порядке, но теперь, каждый раз, когда он пытался запечатлеть этот успокаивающий образ в своем сознании, он всегда заменялся ее разочарованным, сердитым взглядом, а также смертельными взглядами из лагеря Эмилии. Он все еще испытывал леденящее ощущение того, что его кровь замерзла от внутренней части шеи вниз, что заставило его еще раз бессознательно прикоснуться к своей шее. Она все еще была ледяной, и отпечаток руки полуэльфа все еще казался свежим, с кусочками льда на нем. Он не мог не дрожать при мысли о том, что случилось бы, если бы полуэльфийка поступила с ним по-своему; он мог быть мертв, если бы его леди опоздала всего на секунду. Черт, для незрелой девочки она была сильной, очень сильной. Она всегда была такой могущественной? Глупый вопрос, конечно, она была ... В конце концов, она была ключевым игроком в победе над великим кроликом и спасении Пристеллы. Они всегда недооценивали Эмилию из-за ее невинной натуры, но теперь, из-за Субару и его собственных недавних действий, она больше не могла сдерживаться, видя тело своего павшего рыцаря. Из-за своих действий, и только из-за своих действий, Феликс привел к распаду почти нерушимого союза, и, что хуже всего, Феликсу не хотелось признавать, что, убив Субару, он, возможно ... разрушил шансы своей леди на победу в королевском отборе. Нет. Он не мог так думать. Как только он поговорит со своей дамой, все будет хорошо. Публика еще не знала, даже если так ... Он мог сказать, что это был несчастный случай. Нет, о чем он только думал, это был несчастный случай. Во всем виноват архиепископ, конечно, его госпожа поймет. "Просто постучи в дверь, Феликс, объясни Круш-сама все и будь рядом с ней". Целитель что-то пробормотал себе под нос, делая шаг к двери, подходя все ближе и ближе. Он слышал, как его сердце колотится в груди, как барабан. У него был странный ритм, это было почти так, как если бы его сердце произносило слова "Беги". Если бы целитель знал лучше, он мог бы предположить, что его сердце пытается увести его от двери. Напротив, его разум произносил мягкие утешительные слова, придавая его телу всю необходимую силу, чтобы переступить с ноги на ногу, приближая его к цели, подавляя громкое биение его сердца, которое отчаянно пыталось заставить целителя отвернуться. Такие слащавые слова, которыми Феликс и его разум так нежно делились, удерживая его в оцепенении ложной надежды. Что я еще добавил? "Она простит тебя". "Это была не твоя вина". "Леди Круш так добра". "Если бы Обжорства никогда не было, ничего бы этого не случилось". Все это время его сердце продолжало биться быстро-быстро, пока он не оказался прямо перед дверью, и оно не успокоилось. Его сердце не справилось со своей работой, и ложные иллюзии в его уме отняли весь день. Прежде чем целитель смог по-настоящему осознать, что он делает, его рука была сжата в кулак, и он трижды тихо постучал в дверь. На несколько секунд с другой стороны двери воцарилась тишина, и в этой тишине Феликс уже собирался развернуться и пойти обратно в свой квартал, когда его остановил мягкий, но повелительный голос, донесшийся с другой стороны двери. "Я сказала, чтобы меня не беспокоили", - произнес голос за дверью. Этот голос принадлежал никому иному, как кандидату на драконий трон Лугуники Круш Карстен. Хотя в ее голосе все еще звучала та добрая и командирская натура, которую Феликс так любил, она звучала немного ... резко. Если Феликс не знал лучше, то она также казалась очень, очень раздраженной из-за того, что кто-то, спотыкаясь, постучался к ней в дверь. "К-К-Круш-сама, это я Феликс. Фе-... Я хотел бы поговорить с вами". Феликс дрожал, когда говорил, его ноги дрожали.. Он не мог позволить себе вести себя как прежний Феликс, потому что сейчас ему нужно было вернуться к тому моменту, когда он впервые встретил свою леди. Когда она впервые освободила его сердце и душу, он не мог быть Феликсом; ему нужно было просто быть Феликсом Аргайлом. Возможно, если бы он сделал это и вел себя смиренно, его леди простила бы его. Круш несколько секунд ничего не говорила, и Феликс сделал тоже самое, с тревогой ожидая ответа. Вскоре он получил свой ответ, услышав громкий вздох, донесшийся из-за двери. "У меня нет к тебе никаких дел. Ты уедешь завтра на рассвете. Я уже сказала горничным собрать твои вещи. Уходи, - заговорила Круш. На этот раз ее тон был еще резче и серьезнее. Феликс уже мог чувствовать жар от ее прожигающего насквозь взгляда. "Н-но Круш-сама, пожалуйста, мне нужно с вами поговорить. Я хотел бы объяснить...". "Здесь нечего объяснять", - произнесла она с потусторонним спокойствием, как будто то, что она сказала, было чем-то нормальным для любого, но не для Феликса в том виде, в каком она говорила. Это пробрало его до костей, он ждал, что она продолжит говорить, но в течение нескольких секунд больше ничего не было. В этой паузе стояла полная тишина, которая резко контрастировала с окончанием разговора. Слишком много эмоций было скрыто за этим молчанием. "Ты убил рыцаря, причем рыцаря кандидата. Ты не имеешь права что-либо объяснять!" "П-пожалуйста, Круш-сама, я знаю, что я сделал. П-я искренне сожалею о том, что я сделал, но, пожалуйста, дайте мне ... привилегию войти и поговорить с вами по этому вопросу, - медленно произнес Феликс, изо всех сил стараясь скрыть отчаяние в своем голосе. Его лицо было прямо над дверью, достаточно тихо, чтобы любой подслушивающий ничего не услышал, но достаточно громко, чтобы Круш услышала его. Круш снова остановилась на минуту, звук постукиваемого дерева был слышен с другой стороны двери, и, по иронии судьбы, каждый стук соответствовал ритму сердцебиения Феликса. "Очень хорошо, у тебя есть пять минут. Не трать мое время. Вильгельм, открой дверь, пожалуйста". "Как пожелаете, миледи". За дверью раздался голос старого недовольного мужчины. Вскоре после того, как он заговорил, дверь немного приоткрылась, недостаточно большая, чтобы Феликс мог пролезть, а всего лишь небольшая щелка, чтобы он мог высунуть глаз. К большому разочарованию старика, хотя он уже ожидал этого, Феликс Аргайл действительно был по другую сторону двери. Он опустил голову и не осмеливался посмотреть в лицо старику, он ничего не сказал Феликсу, но, как и все остальные, мог сказать, что старый дворецкий был в ярости на него. Из всех в поместье Вильгельм должен был быть вторым по ярости, если не самым разъяренным. В конце концов, Субару был тем, кто помог ему отомстить за свою жену, спас его госпожу и бесчисленное количество жизней солдат во время битвы с белым китом. Он считал мальчика внуком гораздо больше, чем своего собственнго, и, услышав, как кого-то, кого он ценит как внука, замучили до смерти руками человека, живущего в его собственном доме, Вильгельм был вне себя от ярости, хотя и не показывал этого и оставался спокойным и собранным из-за ошибок своей юности, смешанных с опытом возраста и взросления. Чтобы еще больше не портить благородный вид своей дамы, он оставался тихим и пассивным. Феликс знал, что так долго это не продлится. Стоит ему сказать что-нибудь, что сильно расстроит демона меча, и его госпожа позволит ему делать то, что он пожелает. Феликс был бы разрублен мечом демона пополам так быстро, что у него даже не было бы времени ни моргнуть, ни регенерировать. Он был бы отправлен в загробную жизнь, быстрой и безболезненной смертью, которую демон меча счел недостойной для человека, из-за которого последние мгновения жизни его внука были в постоянной агонии. "Я искренне надеюсь, что ты здесь не для того, чтобы еще больше опозорить имидж Субару-доно или нашей леди", - прошипел он. когда он неохотно открыл дверь, ровно настолько, чтобы Феликс мог протиснуться без каких-либо проблем или дискомфорта Феликс просто кивнул, его тело тряслось, пот стекал вниз, и он начал проходить мимо демона-мечника.Можно было видеть, как капля пота стекает сего затылка. Все это время он поворачивался и шел к прилично большому коричневому столу, а прямо за ее столом сидела сама Круш Карстен. "Говори, Феликс Аргайл, в чем дело? Тебе обязательно объяснять? Мое терпение по отношению к тебе иссякло." Круш нахмурилась, сузив взгляд на Феликсе из удобной позы своего кресла. На ее лице не отразилось никаких эмоций при виде человека, которого она когда-то считала рыцарем. В ее глазах не было нежности, просто холодный нейтральный взгляд, который почти соответствовал взгляду человека, не хранящего никаких эмоций в своем сердце. Феликс много раз видел ее бесстрастное лицо раньше, но теперь он был на той стороне, и один этот факт разбил сердце Феликса еще больше. "Я-я сначала хотел бы поблагодарить вас за спасение моей жизни от Эмилии-сама. Ваше милосердие не знает границ..."..Леди Круш, - заговорил он и поклонился так смиренно, как только мог. Круш, с другой стороны, не купилась на это, и ее лицо по-прежнему оставалось таким же нейтральным, как всегда. Однако ее взгляд немного ожесточился, поскольку она точно знала, что пытался сделать ее ... бывший рыцарь. Она провела с ним годы, бок о бок, рука об руку, и, черт возьми, иногда они даже делили одну комнату. Так что этот его поступок ... был ... просто немного разочаровал ее. Она знала, как низко он пал, но… подумать только, что все было так плохо. "Пожалуйста, не заблуждайтесь, я сделала это не по своей доброте. Я помешала Эмилии заморозить вас окончательно из-за большой услуги, которую вы оказали стране и мне. Ты спас бесчисленное количество жизней, так что взамен я спасла твою, но будь осторожен . Я спасла тебя только один раз, если с тобой что-нибудь случится еще раз, я не вмешаюсь ". - Резко заявила Круш, глядя прямо на целителя, обостряя свой взгляд, почти захлебываясь собственными словами, все это время она отчаянно пыталась и преуспела в сохранении невозмутимого лица. Она никогда не думала, что ей придется сказать это другу...нет человек перед ней не классифицировался как друг, но все же. Она никогда не хотела никому этого говорить, особенно Феликсу, но теперь у нее не было выбора. "Я понимаю...." Феликс начал с печального шепота, когда он поднял свое тело и выпрямился, хотя он все еще не нашел в себе сил посмотреть прямо в глаза своей леди. Целитель молчал еще 10 секунд, собрав все мужество, которое у него осталось внутри, сделав глубокий вдох, прежде чем заставил себя продолжить говорить. "Я-я знаю, то, что я сделал с Субару-куном, было ... ужасно. Непростительно, но…это была не моя вина. Я-я-я не ва..." "Прости?!" Круш повысила голос громче, непреднамеренно хлопнув руками по своему гладкому столу, отчего образовались трещины, поскольку она не могла поверить в то, что только что услышала. Ей потребовались все силы, чтобы не встать. Феликс, находясь в центре вспышки ярости Круш, чуть не подпрыгнул и не сделал шаг назад, но, к счастью, его тело не сделало еще одного, потому что всего в шаге от него был сам демон меча. В отличие от Круш, он не был шокирован, нет, темная аура, окружающая его, и его дрожащая рука сказали Феликсу все, что ему нужно было знать. "Феликс! Я сказал тебе НЕ позорить имя Субару-доно, и все же ты стоишь здесь. Я ДОЛЖЕН БЫЛ БЫ ПРИРЕЗАТЬ ТЕБЯ ЗА ТАКИЕ БЕССМЫСЛЕННЫЕ СЛОВА!" Вильгельм закричал, выдыхая почти весь воздух, который у него был в легких, когда он приготовился схватиться за свой меч. К счастью, там была некая зеленоволосая герцогиня, которая подняла руку прямо перед его лицом, ее глаза все еще были полны шока, когда она смотрела на своего бывшего рыцаря сверху вниз. Любое сочувствие, которое у нее было в глубине души, казалось, полностью исчезло, поскольку она просто не могла поверить в то, что слышала. Был ли человек, совершивший худшее преступление, которое кто-либо мог совершить, убийство, и не просто какое-либо убийство, а убийство другого королевского рыцаря с помощью пыток, стоять в одной комнате с ней и пытаться убедить ее в своей невиновности? "Пожалуйста, послушай меня…Я не хотел..." Феликс попытался продолжить, но он мог чувствовать подавляющую ауру гнева, которая исходила от демона меча. Это было так сильно, что заставило Феликса немного попятиться в страхе. Если бы не явное отчаяние от желания вернуться к услугам Круш, он, возможно, выбежал бы за дверь, убежал так далеко, как только мог. Даже тогда он, возможно, даже не избежит того, что демон меча зарубит его. "Феликс", - безучастно сказала Круш, ее голос был немного ниже, чем раньше.. " ….Я-я-я д-д-не знал, что это Субару. Это все было Обжорство, если бы он не стер мне память ". Феликс заикался, слезы навернулись ему на глаза, когда он взглянул на сердитое лицо своей дамы. Он начал тяжело дышать, когда его окружение начало становиться размытым и мрачным с каждым произнесенным им словом. "ФЕЛИКС!" На этот раз Круш закричала. "Я...я... НЕ ХОТЕЛ! Это была не моя вина, я не хотел причинять боль Субару-куну, обжорство заставило меня сделать это. Это все из-за него, он забрал воспоминания и имя Субару и заставил меня совсем забыть о нем. Я-я-я, Ф-ф" у него началось учащенное дыхание, он знал, что ситуация изменилась к худшему. Он мысленно проклинал себя за то, что не подумал об этом и не прислушался к своему сердцу, но теперь это не имело значения. Это был его последний шанс, если он не убедит свою леди сейчас, все будет кончено. Феликс, даже не дав себе времени вздохнуть, начал длинную тираду В последней отчаянной попытке убедить свою леди, со слезами на глазах и небольшим количеством соплей из носа. Но, несмотря на это, какой-то неведомой силой он выкарабкался и продолжил говорить. "ФЕЛИКС ВСЕГО ЛИШЬ ХОТЕЛ ПОМОЧЬ! ФЕЛИКС ВСЕГО ЛИШЬ ХОТЕЛ ПОМОЧЬ леди КРУШ ВОССТАНОВИТЬ ЕЕ ИМЯ! Если… если бы не обжорство, все было бы хорошо, Феликс бы этого не сделал. Это все было ради вас, Круш-сама, все, что я делаю, это ради вас. Я сделал это только потому, что думал, что Субару-кен был архие..." "ХВАТИТ!" На этот раз Круш закричала изо всех сил, ее слова эхом разнеслись по всей комнате. Ее присутствие в этот момент требовало уважения и порядка, и это было так ошеломляюще. Наряду с ее обжигающей яростью Феликс отчетливо видел стиснутые зубы, руку в перчатке, крепко вцепившуюся в стол. Выражение лица Круш было таким, какого Феликс никогда раньше не видел; ее самый ненавистный враг не испытывал таких сильных эмоций, как это. Ее ярость была настолько выражена, что он мог бы поклясться, что ее окружал красный демон, нашептывающий ей на ухо, чтобы она обрушила на него весь свой гнев. В этот момент Феликсу захотелось убежать. На самом деле, он собирался развернуться и убежать, но краем глаза увидел демона-мечника Вильгельма. На этот раз его меч был уже не в ножнах, а выставлен на обозрение всего мира. Его глаза были скрыты темнотой, и он не сдвинулся ни на дюйм, но Феликс мог видеть ошеломляющую красную ауру жажды крови, окружающую его. Голос в его голове беззвучно прошептал: "Сделай один шаг за эту дверь, пока она не закончила, и ты покойник". Феликс сделал большой глоток, соответствующий размеру его страха. Он отчаянно оглядел комнату в поисках способа исправить эту ситуацию. Обычно он обращался к леди Круш, которая была бы доброй и понимающей, но возникла проблема: именно его леди испытывала к нему такое сильное презрение, и он понятия не имел, как это остановить. "Кр..." "МОЛЧАТЬ!" Она оборвала его, это единственное слово, которое она произнесла, рассекло воздух, как изящный меч, вонзившись прямо в сердце Феликса. "Изначально я собиралась предоставить тебе привилегию остаться здесь на ночь, но нет. Как ты смеешь, Феликс Аргайл? Как ты смеешь стоять передо мной и начинать нести такую чушь! Ты сделал все это ради меня? Ты пытал и убил ОДНОГО из НАШИХ СОБСТВЕННЫХ СОЮЗНИКОВ РАДИ МЕНЯ?!" - Спросила она своего бывшего рыцаря, пристально глядя ему в глаза, нет, в саму его душу, крепко держась за нижнюю перекладину своего стола, оставляя при этом маленькую незаметную трещинку. Она выбежала из-за стола и начала медленно приближаться к нему. Каждый шаг, который она делала, подводил ее все ближе и ближе к целителю, который был парализован страхом. Хотя после того, как она оказалась прямо перед его лицом, она вспомнила все хорошие времена, которые они провели друг с другом. Она могла бы соблюсти приличия и немного успокоиться; она выдохнула свою ярость одним глубоким вдохом, прежде чем схватить лицо своего бывшего рыцаря и заставить его извиваться в ее руках, заставляя его смотреть прямо ей в глаза. "Ты пытал и убил Нацуки Субару ради меня? Если это было ради меня, почему ты действовал за моей спиной?! Если это было для меня, почему вы не сообщили мне о том, что делаете?! Если это было для меня, почему я не был первым, кого уведомили о поимке культиста, который, возможно, помог бы восстановить мои воспоминания?" "Ппото" "Нет никакого "потому что", Феликс! Факт остается фактом: ты убил и замучил кого-то за моей спиной, того, кто бесчисленное количество раз спасал наши жизни, а также тысячи других. Феликс ... ты НИКОГДА БОЛЬШЕ не будешь моим рыцарем. И ты больше не будешь служить этому королевству, я дарую тебе последний акт милосердия ". Круш говорила с холодной яростью, сжимая лицо целителя мертвой хваткой Она швырнула Феликса на землю, как кусок отвратительного мусора. Единственное, что мог сделать целитель, это едва держаться на ногах, когда он смотрел в янтарные глаза своей леди, в те, в которые он раньше смотрел в поисках утешения, но теперь в те, в которые он смотрел с непреодолимым страхом. "За эти слова тебя следовало бы зарубить прямо там, где ты стоишь, но я этого не сделаю. Слушай меня ясно, ты будешь исключен из моего поместья, твоя одежда уже упакована. Твоя рыцарская форма будет сожжена и превратится в ничто иное, как пепел, как символ клятвы, которую ты предал. Никогда больше ты не будешь носить то, что хотя бы отдаленно напоминает рыцарскую. Если у тебя есть хотя бы намек на честь, ты сделаешь именно так, как я сказал.. Я ЯСНО ВЫРАЗИЛАСЬ?!" Феликс не мог говорить, когда Круш закончила говорить ... его разум был ... сломлен. Он не мог в это поверить, Круш действительно произнесла все эти слова? Она действительно говорила такие обидные вещи своему рыцарю? Он никак не мог слышать все эти вещи. Действительно ли его леди сказала бы все это ему из всех людей? Ее друг и ее рыцарь, человек, который посвятил свою жизнь исполнению каждого ее желания и думал только о лучшем для нее. Круш могла сказать, насколько Феликс был сломлен; она, очевидно, могла сказать это по тому, как он все еще был заметно потрясен после того, как она закончила говорить ... Но ей было уже все равно. Почему она должна? У нее не было причин беспокоиться о жизни убийцы, даже если это был ее бывший рыцарь.. Она сжала зубы от досады на стоявшего перед ней целителя и перевела взгляд на Вильгельма. Мужчина все еще был зол, хотя все же он, казалось, успокоился и держал руки за спиной, подальше от меча, которым он наверняка разрубил бы Феликса пополам.' "Ммм... Вильгельм, убери его с глаз долой. Сообщи служанкам, что он должен покинуть поместье немедленно", - строго сказала Круш, отворачиваясь от Феликса с легким цоканьем. "Как пожелаете, миледи". Вильгельм смиренно поклонился. Прежде чем схватить Феликса за волосы и вышвырнуть его из комнаты, как тряпичную куклу. Даже не потратив времени чтобы убедиться, что с его бывшим другом все в порядке, он наблюдал, как кошачья морда ударилась о ковровый пол. Вся пыль и грязь с ковра разлетелись и поплыли, оседая на его лице и еще больше на его рыцарском снаряжении. Вильгельм бросил на него последний безжалостный взгляд, на этот раз не из жажды крови, а скорее как предупреждение. Даже не говоря ни слова, Феликс мог сказать, что старик говорит ему никогда не возвращаться, если только он не хочет, чтобы его кишки испачкали стены. Двери закрывались легко и почти бесшумно,но звук закрывающихся дверей был в 10 раз громче, чем Феликс когда-либо ожидал. Звуки закрывающейся перед ним двери чуть не разорвали его барабанные перепонки благодаря тому, что его обостренный слух полностью сосредоточился на двери. Единственное, что он мог сделать, наблюдая за происходящим со слезами на глазах, это поднять руку в ее направлении и умолять. Он умолял о каком-нибудь способе, чтобы его леди передумала, умолял о чуде, которое заставило бы ее распахнуть дверь и снова взять его за руку, умолял ее отказаться от этих обидных слов и позволить ему служить ей. Он хотел видеть ее элегантные глаза и слышать ее голос, но не с таким гневом и отвращением, которые она демонстрировала ему всего несколько мгновений назад. В тот момент он пообещал себе во всем, что было близко и дорого его сердцу, что он никогда больше не совершит ничего опрометчивого без разрешения своей дамы. Он дал бы клятву дракону никогда не причинять вреда ни одной невинной душе, не проведя надлежащего расследования. Он с радостью отдал бы свою душу и тело, чтобы вернуться в прошлое и получить еще один шанс освободить Субару. Затем, после того, как все будет сказано и сделано, он как следует поговорит со своей дамой о том, как они могут восстановить ее воспоминания. Не действовать за ее спиной и сохранить доверие, которое он давно заслужил, чтобы оно все еще оставалось, это было то, чего он хотел. Он молился Од, чтобы ему была предоставлена такая возможность. Он закрыл глаза, слезы потекли и запятнали красный ковер, снова открыл глаза, и из них потекло еще больше слез Феликс не знал, чего он ожидал, когда умолял Од дать ему еще один шанс. Он не знал, почему ожидал оказаться рядом со своей женщиной, когда откроет глаза. Ворох воспоминаний снова зажмурил его глаза. Он увидел это, ясное, четкое, нетронутое, залитое таким количеством красок, что его слезам стало неисчислимо много. Он снова был в своем элегантном синем платье, увлеченный пустой болтовней с Круш. Его леди проверит и убедится, что с ним все в порядке, как она делала всегда ... но эти воспоминания никогда не могли стать его настоящим. Когда глаза Феликса открылись, он обнаружил, что все еще находится в поместье Круш на полу, все еще в своей окровавленной, покрытой пылью и грязью форме. Пока он смотрел на дверь, события случившегося были все еще свежи в его памяти. Феликс начал плакать, один, и никто, кроме него самого, не мог его утешить. "Феррис сожалеет, он сожалеет. Пожалуйста, прости меня. Мне жаль, Субару, мне жаль, старина Уил. Мне жаль. Леди Круш, пожалуйста, дайте мне еще один шанс, - выдавил он, умоляя, его рука все еще была высоко поднята, все пальцы вытянуты в воздухе, указывая в направлении дверной ручки. Он попытался пошевелить ногами, но невидимая сила удерживала его на земле, не давая даже на дюйм приблизиться к двери. Голос в его голове, который когда-то утешал его и довел до этого момента, вернулся, на этот раз не обеспечивая никакого утешения, а наоборот. Теперь оно тоже было против него, кричало и унижало его за его собственные глупые поступки. Он мог поклясться, что оно смеялось над каждой мелочью, которую оно говорило. "Убийца" "Целитель, который забирает жизни, какая ирония судьбы". 'Ты позоришь леди Круш, она поступила правильно, прогнав тебя с глаз долой. Твоя жизнь в любом случае ничего не стоит." -Признайся, ты наслаждался каждой секундой, когда пытал его. Это было не о леди Круш, это было все о Феликсе Аргайле, пытающем культиста ведьм, потому что слышать крик одного из них было так приятно.' "Это неправда!" Феликс закричал изо всех сил, ударив кулаком по земле и качая головой. Голос продолжал говорить и говорил, ложь продолжала наслаиваться, и Феликс собрал остатки сил, которые у него были, чтобы блокировать это. Ему не нравилось причинять боль Субару, совсем нет. Он пытался раздобыть информацию для леди Круш, вот и все… Пока целитель пытался отрицать то, что говорил ему голос, его разум начал возвращаться ко временам в тюрьме, показывая ему все моменты, когда он входил в темную тюремную камеру Субару и как безжалостно тот пытал его: обжигал его вены, помещал мини-бомбы с манной внутрь его тела и наблюдал, как он пытался дышать и умолял Феликса освободить его. После нескольких часов пыток культиста Феликс всегда наносил последний удар, будь то нанесение ударов по рукам, ногам или сломанный нос. Он покидал тюрьму ... испытывая странное чувство удовлетворения, и это соблазняло его, зная, что цикл продолжится снова. Снова, и снова, и снова Феликс попадал в тюрьму, подвергал пыткам Субару, который признавал свою невиновность и повторял процедуру, и цикл просто продолжался снова и снова. Это был постоянный цикл, единственное, что менялось, - это методы, которые применял Феликс ... и улыбка на его губах. С каждым криком, с каждой мольбой о помощи, исходящей от Субару, на лице целителя появлялась небольшая усмешка, маленькая садистская усмешка, которая становилась только шире, когда он делал шаг перед трясущимся и окровавленным телом Субару, которое вздрагивало в попытке убраться с дороги. Ухмылка становилась все шире и шире с каждым визитом, она становилась все больше и больше с каждым криком. Это росло и росло по мере того, как в голове Феликса проносились воспоминания о месяцах мучений, пока усмешка не перестала быть даже ухмылкой, а превратилась в садистскую улыбку, яркую и широкую для Субару. "Перестань улыбаться", - тщетно твердил Феликс. У него не было рук, чтобы пошевелить ими, и у него не было тела, чтобы пошевелиться, потому что, если бы он это сделал, он бы бросился на себя и ударил его со всей силы. Увы, он ничего не мог сделать, кроме как наблюдать от третьего лица, как его двойник из его воспоминаний подходит к Субару с широкой улыбкой на лице, медленно вытаскивая кинжал из своего бока. Кинжал, зажатый в его руке, был дан ему леди Круш для самозащиты. Феликс никогда не был величайшим бойцом. Если бы дело дошло до этого, если бы драка между ним и Субару действительно произошла и Субару не был в таком слабом состоянии. Субару довольно легко выбил бы ему зубы, а Феликс оказался бы на его месте, умоляя освободить его. Кинжал блестел гордой печатью дома Карстен в самом низу, в середине этой печати был маленький зеленый драгоценный камень, сияющий в глазу целителя. Этот кинжал не предназначался для того, чтобы отнимать жизнь, и даже не был залит кровью, если только это не было абсолютно необходимо ... И все же Феликс был здесь, в ужасе наблюдая, как его коллега начал вращать ножом и встал перед избитым, сломанным и едва дышащим Субару. "Знаешь, ты мог бы сделать это намного проще для Феликса, если бы только сказал мне. Мне не пришлось бы этого делать. Феликсу не нравится использовать свои нежные руки, чтобы причинять людям боль ", - говорил коллега по воспоминаниям, улыбка на его лице все еще была видна Субару, когда он стоял прямо перед мальчиком, прикованным к стене. Держа нож прямо у его щеки, он нанес небольшой порез, позволив свежей крови невинного человека запачкать нож, предназначенный для защиты от опасных врагов. "Я не знаю". Последовал монотонный ответ Субару. Он был слишком уставшим и слабым, чтобы сказать что-то еще. Он что-то проворчал после того, как закончил произносить эти три слова, боль от простого произнесения была слишком сильной. Он чувствовал, как его жизнь медленно ускользает с каждой попыткой произнести губами еще несколько слов. "Ня, это просто очень плохо. Я думаю, Феликсу придется ... пойти на радикальные меры". Воспоминание Феликс говорил со смесью разочарования и чистой радости в голосе, почти так, как будто он ожидал и был рад услышать тот же результат. "Пожалуйста", - шепотом взмолился Феликс про себя, со страхом в сердце наблюдая, как его коллега поднял окровавленную и покрытую синяками руку Субару и прижал ее к стене, заставляя его пальцы вытянуться и показать каждый по отдельности. Он медленно поднял нож и прижал его к пальцам Субару. "Пожалуйста, - умолял Субару, слезы медленно выступали в его глазах, когда он смотрел на кошачьего целителя, который изо всех сил пытался освободиться от своих цепей. С одной широкой улыбкой и очень испуганный и трясущийся Субару, двойник Феликса надавил на нож еще сильнее и одним махом отрезал ему два пальца. Субару истошно закричал и забился всем телом. Феликс увидел, как он возится с кинжалом, нежно потирая печать, и в его глазах загорелся огонек. Феликс мог видеть, что сияние выглядело так же, как и в его глазах, когда он проводил время с Круш наедине: наслаждение. Безумный блеск в его глазах от крови, криков и пыток был наслаждением. "Остановись, остановись!" Феликс кричал на себя, изо всех сил пытаясь освободиться от своих воспоминаний, чтобы ему не пришлось видеть больше ложных интерпретаций .... Подождите, но могли ли они действительно быть фальшивыми, если этот Феликс передразнивал каждое произнесенное им слово? Да, конечно, так и должно было быть, он не улыбался, когда причинял боль Субару. То, что показывал его разум, должно было быть ложью. На его лице не было улыбки, он должен был выглядеть неохотно; целителю не может нравиться мучить людей. НЕТ! Это был не он! Даже если это было .... Это было ради общего блага, он был неправ, но он пытался поступить правильно. "Я не хотел причинять боль Субару!" "Я сделал это для леди Круш, я только хотел помочь". "Я ТОЛЬКО ХОТЕЛ ПОМОЧЬ!" - закричал Феликс изо всех сил, и вот так он был свободен. Его больше не было в его памяти, он вернулся .... все еще перед дверью. Пот с разных участков его лица стекал водопадом по подбородку. В его дыхании был тревожный ритм, который заставлял его дрожать. Ему нужно было перевести дыхание, он мог, по крайней мере, контролировать это. он поймал себя на том, что почувствовал на себе осуждающий взгляд, заставивший его повернуть шею в нужном направлении, где он увидел трех слуг…смотревших на него, как на сумасшедшего .... Он ведь ничего не сказал вслух, не так ли? ….. После этого момента, для целителя все происходило быстро. Это было почти так, как если бы время вокруг него ускорилось, а его разум был слишком медленным, чтобы что-либо обрабатывать. Каждый раз, когда он моргал, ему казалось, что он находится в совершенно другом месте и времени. Не имело значения, был ли он морально не готов к этому, миру просто было все равно, что он чувствовал в данный момент, и он двигался дальше. Он снова сидел в своей комнате, пыль и грязь с коврового покрытия на полу все еще были видны, когда он неподвижно сидел на последней кровати, на которой Субару когда-либо спал. Его разум все еще пытался осмыслить то, что произошло всего несколько мгновений назад. Единственный вопрос, который он мог задать себе, был: 'Неужели это только что случилось, неужели моя леди действительно никогда не захочет, чтобы я снова был рядом с ней?Почему он улыбался, когда причинял боль Субару в своих воспоминаниях? Это должно было быть ложью, верно, просто дурным сном, в котором он все еще жил и проснется в ту же секунду, как закроет глаза. Все вернется на круги своя. В комнату вошли слуги, их лица были скрыты от взгляда Феликса, поскольку они просто опустили сумки с чемоданами. Часть его одежды разорвалась при ударе, но никто не потрудился помочь ему починить ее и просто ушел. Некоторые даже намеренно наступали на его одежду. Обычно, он бы огрызнулся на такое грубое отношение и закричал небесам, что любой, кто ведет себя подобным образом, не заслуживает того, чтобы служить такому прекрасному, элегантному, совершенному человеку, как его леди Круш Карстен. Но он был бы лицемером, если бы сделал это, тем более что она лично сказала ему, что он не годится служить ей за совершенные им преступления. Поэтому единственное, что он сделал, это промолчал, собрал все обратно и аккуратно положил обратно в свою сумку, изо всех сил стараясь скрыть слезы, наворачивающиеся на глаза, когда он это делал. Он был перед чем-то ярким, чем-то горячим, один, вокруг него никого не было. Он услышал слабое потрескивание янтаря, когда поднял глаза от покрытого мхом травяного пола. Из того, что он мог сказать, он был на заднем дворе своей дамы перед походным костром. Огонь ярко горел, и его красные языки пламени, казалось, были направлены прямо вверх и пронзали ночное небо над ним. То, как янтари танцевали вокруг пламени, почти ввело его в транс. Транс, из которого он не выходил, пока пламя по-настоящему не погасло. Причина, по которой он прервал завораживающий танец углей, разгорающихся от костра перед ним, заключалась в том, что прямо посреди пламени он увидел что-то белое, чисто белое с пятнами крови на нем. Он был погружен в огонь, медленно сгорая кусок за куском, превращаясь в ничто, кроме черного пепла, который медленно рассеивался среди пламени. Белая форма выглядела странно знакомой. Это почти выглядело так, нет, это выглядело точно так же, как его рыцарская форма, которую он носил, по ощущениям, секунду назад. В одно мгновение Феликс посмотрел вниз, и от того, что он увидел, у него перехватило дыхание. На нем не было его красивой белой формы с ужасными пятнами пыли и крови, на нем даже не было его обычного синего платья. На самом деле, он был одет так, как никогда не думал, что наденет даже в шутку. На нем был серый профессиональный костюм с белыми полосками, почти по всему телу. Пока Феликс неподвижно стоял перед пламенем, потрясенный тем, почему на нем такая одежда, его мысли вернулись к ужасному разговору, который состоялся у него со своей дамой несколько секунд назад, по крайней мере для него. Он помнил каждое слово, которое слетело с губ Круш, когда она сделала свое заявление о том, что произойдет с Феликсом, но его разум сосредоточился на одном. "Твоя рыцарская форма будет сожжена и превратится в пепел как символ клятвы, которую ты предал". Медленно его взгляд вернулся к танцующим углям костра, и прямо посередине его рыцарский мундир превратился в пепел. В ту секунду, когда Феликс действительно заметил это, у него не было времени остановить то, что только что произошло. Несмотря на то, что было слишком поздно, Феликс бросился к огню, слезы свободно текли из его глаз, когда он поднял руки, чтобы каким-то образом выхватить последний кусочек смысла своей жизни из бесконечно голодного пламени. Даже если это был всего лишь пепел, ему нужно было что-то, что напоминало бы ему о том, кем он был когда-то, чтобы он мог остановиться и улыбнуться старым добрым временам. Однако было уже слишком поздно. Даже пепел от униформы, казалось, исчез в пламени, и все, что он мог сделать, это упасть на колени, глаза расширились, и слезы капали глубоко на зеленую траву. Последнее, что символизировало для него нечто большее, чем убийство в глазах всего мира, теперь сгорело дотла, как и предсказывала Круш. Он нарушил свою клятву служить своему королевству со справедливыми намерениями и спасать жизни слабых и беспомощных, забрав жизнь невинного молодого человека. И теперь у него ничего не было. Он был никем. Он был просто Феликсом Аргайлом, получеловеком с удивительной способностью к исцелению, но слабым и бессильным в любых других аспектах. Сейчас он стоял за пределами поместья Круш. На небе не было ни солнца, ни луны, поскольку небо было закрыто темным покрывалом. Вся окружающая местность вокруг него была погружена во тьму. Единственным источником света, который сиял отчетливо, был свет свечей и каких-то волшебных светящихся драгоценных камней, которые освещали поместье Круш позади него. Впервые за долгое время Феликс почувствовал страх. Он уставился в темноту за пределами поместья Круш. Куда бы ни падал его взгляд, везде была только черная пустота, на многие мили вокруг не было видно ничего, кроме травы под ногами. Он вздрогнул при мысли о том, чтобы покинуть комфорт особняка и вернуться в неизвестность, не имея ничего, кроме своих целительских способностей и ума… хотя было доказано, что его смекалка не работает, когда дело доходит до игры на выживание. Феликс не хотел возвращаться туда. Он не хотел возвращаться к тому состоянию одиночества и бесцельных скитаний, чтобы выжить и встретить новый день. Он не хотел возвращаться к состоянию одиночества, без своей леди и друзей рядом с ним. Мысль о том, чтобы остаться одному, была настолько ошеломляющей, что он фактически сделал шаг назад вместо того, чтобы шагнуть вперед, как первоначально намеревался. Он не хотел уходить в темноту, когда свет был прямо у него за спиной. Удобная кровать, люди рядом с ним, даже если они ненавидели его, и, наконец, свет. Он хотел повернуть назад, повернуть назад и вернуться к свету и снова чувствовать себя комфортно. Нет ... ему не нужно было уезжать на сегодняшний вечер. Круш все-таки милосердна. Она добрая и понимающая и, несомненно, дала бы ему еще один шанс. Все, что ему нужно было сделать, это обернуться, умоляя Круш остаться в последний раз, и все было бы просто- Теперь он был в нескольких футах от поместья Круш, идя в кромешной тьме, ориентируясь только по ночной траве и слабым очертаниям белых зданий на заднем плане. Он не знал почему, но его тело не переставало дрожать, пока он продолжал переставлять одну ногу перед другой. Он постоянно потирал левую руку вверх-вниз левой рукой, чтобы согреться, но это было не из-за холода в воздухе. Ночной бриз был комфортным, обеспечивая идеальное количество холода, которое контрастировало с дневной жарой. Для любого другого это было бы идеальное время, чтобы поспать под звездами, но для Феликса это, должно быть, было худшее время в его жизни. Ему было холодно, очень холодно от всего, что произошло до сих пор. Он вздрогнул, пытаясь вспомнить, что именно произошло мгновение назад. Только что он собирался вернуться в поместье, а в ту секунду, когда моргнул, был уже в нескольких ярдах от него. Таща свой чемодан, до краев набитый одеждой и его личными вещами. Единственный вопрос, который он мог задать себе, был, почему он здесь? Его план был прост: он развернется, поговорит с Круш, останется на ночь и уйдет, чтобы ей никогда больше не пришлось видеть его лица. Это было просто и обязательно бы сработало. Он не понимал, почему идет глубокой ночью. Волки могли появиться из ниоткуда и сожрать его целиком ... или еще хуже… . Лагерь Эмилии мог затаиться во тьме, чтобы отомстить, но он быстро прогнал эту мысль. Он попытался заставить свой разум вспомнить, что на самом деле произошло, когда он шагнул сквозь этот золотой свет. Целитель получил свой ответ, но ответ был не тот, который он ожидал. Чем больше он пытался вспомнить, тем сильнее его голова раскалывалась от непостижимой боли, почти так, как будто его боль билась в черепе и вот-вот должна была вырваться наружу. Ответ, которого он так отчаянно хотел, был не более чем картинками, мелькающими мимо, как наземный дракон, несущийся по городским улицам, Позволив ему смотреть всего секунду, прежде чем это быстро прошло. Зрелище, которое он увидел, заставило его задрожать сильнее, чем когда-либо. Феликс потер себя сильнее, чтобы созданное тепло превратилось в пламя.. То, что показывал ему его разум, было быстрыми вспышками лиц и предметов. Он снова увидел лицо своей дамы, разочарованное, испытывающее отвращение и полное гнева. Ее рот был открыт, и она что-то кричала ... Он просто не знал, что это было. Впрочем, он вроде как и не хотел знать. В конце концов, его разум отключился от всего этого по какой-то причине. Следующее, что он увидел, был блестящий металл, соединенный с рукоятью – меч, как он мог забыть о такой простой вещи, – крепко зажатый в руках дворецкого в белых перчатках и с белыми волосами. Так же, как и у его леди, на его лице также был чистый, ничем не сдерживаемый гнев, его рука была вытянута в хватательном движении, как будто он собирался схватить Феликса за лицо, все это время его меч был высоко поднят в воздух. Движение его руки было таким, словно старый дворецкий собирался опустить ее и лишить Феликса жизни. Попытался бы Вильгельм убить его? Нет, конечно, нет. Должно быть какое-то другое объяснение. Конечно, Вильгельм никогда бы этого не сделал. Возможно, он убил кого-то, кого считал внуком, но Феликс знал, что это было просто недоразумение, так просто должно было быть, но… жажда крови, которую он увидел в глазах старика, все еще потрясла его до глубины души. Выражение глаз старика почти соответствовало ярости, которую он почувствовал, когда столкнулся лицом к лицу с белым китом, который забрал жизнь предыдущего святого меча и жены Вильгельма; Терезия Ван Астреа, та же ярость, которую он испытывал к белому киту, была направлена на Феликса и только на Феликса. Что бы ни произошло внутри поместья, это должно остаться внутри поместья. Как бы сильно Феликс не хотел знать правду и настоящую причину, по которой он гулял один посреди ночи. Что-то в его груди уже подсказало ему ответ, это была та же причина, по которой его леди выгнала его в первую очередь. Он сказал что-то глупое, о чем ему просто следовало держать рот на замке. Что это были за слова? Он не знал, он не хотел выяснять, в конце концов, неведение было блаженством, и со всем тем, что он испытал всего за один день. Ему нужно было, чтобы это блаженство длилось так долго, как это возможно для человека, или, по крайней мере, так долго, как это позволит судьба. Все, что произошло до сих пор, полностью истощило всю энергию, которую могло накопить его тело, и теперь Феликс шел медленнее, чем когда-либо, поскольку каждый шаг был более вялым, чем предыдущий. Несмотря на это, он продолжал двигаться вперед. Он ничего не мог сделать, кроме как продолжать идти шаг за шагом. Свет поместья Круш становился все дальше и дальше, пока его уже нельзя было разглядеть вдалеке, и Феликс оказался один на городских улицах столицы. Столица казалась устрашающе тихой, когда Феликс остановился и огляделся по сторонам, не обнаружив ничего, кроме темноты и остатков еды, воды или даже клочков волос и одежды на полу, однако после этого там ничего не было. Даже при том, что Феликс знал, что была середина ночи и все разошлись по своим домам, для него не имело смысла. Столица Лугуники была одним из мест, где проживало большинство населения мира, опять же, он никогда в жизни не был здесь так поздно ночью; в это время он уже должен был спать в своей удобной кровати. Но он знал, что там должно было быть несколько отставших, бегающих кошек, маленьких тараканов, подползающих и отбирающих еду у тех, кто остался позади. Однако там ничего не было, только пустые прилавки, покрытые пылью и грязью, которые выглядели так, словно об этом почти забыли. Единственными признаками жизни в столице были слабо мерцающие огоньки свечей в нескольких стеклянных окнах на городских улицах, а случайные слабые голоса, доносившиеся до получеловеческого слуха, давали ему привилегию слышать обрывки разговоров, скрытых за закрытыми дверями, но ни один из них не представлял ценности. По большей части это были просто жители Лугуники, желавшие друг другу спокойной ночи. Все горожане в данный момент либо спали, либо, по крайней мере, готовились ко сну, и Феликсу нужно было сделать то же самое. Бросив последний взгляд на пустые и темные улицы вокруг себя, Феликс продолжил идти вперед, ища место для отдыха. Он бывал в столице несколько раз за свою жизнь, играл в игры, посещал таверны и многое другое. Сказать, что он испытал все, что могла предложить Лугуника, было бы преуменьшением, но, что удивительно, он никогда раньше не посещал гостиницу. Для целителя, который изо дня в день гуляет по городу, а иногда даже посещает другие страны, можно было бы ожидать, что он будет отдыхать по ночам в какой-нибудь гостинице, но нет, он никогда этого не делал. Хуже всего то, что это его первый раз, когда он действительно ищет что-то. Он бродил по столице всего десять минут. Его опыт многократных прогулок по столичным улицам окупился. Наличие ментальной карты, запечатленной в его сознании, позволило ему распознавать здания как контрольно-пропускные пункты и избегать дорог, которые вели в никуда. Феликс стоял перед тем, что он искал, - местом, где он мог бы приклонить голову и собрать все свои мысли воедино. Наконец он нашел гостиницу, но с точки зрения постороннего человека она не была похожа на гостиницу, на самом деле гостиница была бы последним, что кто-то вообще ожидал увидеть, когда впервые увидел ее. Гостиница была маленькой, очень маленькой, почти размером с деревенскую хижину, которую можно было бы найти на опушке леса. А крыша и конструкция гостиницы, за исключением большой зеленой вывески, болтающейся на ней, были почти идентичны крыше хижины. Однако то, что отличало гостиницу от деревенской хижины, было таким маленьким как по высоте, так и по длине. Чего не хватало Гостинице в высоту, так это ее смехотворной длины. Ее длина почти соответствовала половине черного змея, огромного зверя, который одним своим телом почти покрывал целый лес. Феликс несколько секунд молча стоял перед гостиницей, роясь в карманах, пока не нащупал маленький мешочек из тонкого шелка. Он встряхнул пакет в карманах и услышал удовлетворительный звон металла друг о друга, когда тот подпрыгивал внутри него вверх-вниз. Феликс не знал, сколько у него было в кармане, но, судя по звуку, этого было более чем достаточно, чтобы прожить в Гостинице по крайней мере несколько недель без каких-либо забот. С этим знанием и толикой уверенности Феликс снова переставил одну ногу за другой и направился к широко открытой двери гостиницы, приглашающей его войти своим светом. "Здравствуйте, добро пожаловать в гостиницу "Дженерика", меня зовут Дженерик, и для меня большая честь обслуживать вас сегодня", - весело произнес гортанный голос. Приветствие поразило Феликса еще до того, как он переступил порог заведения, и с первого взгляда казалось, что вокруг никого нет. Когда Феликс полностью вошел в гостиницу, он наткнулся на мужчину за темно-коричневой стойкой. Мужчина был крупным, и его широкие плечи идеально подходили к его фигуре. У мужчины были дружелюбные изумрудно-зеленые глаза и добрая улыбка. Дружелюбие. Доброта. Две вещи, которых Феликс уже некоторое время не получал. "Привет", - робко отозвался Феликс, входя в здание и медленно подходя со своими тяжелыми сумками в руках к столу хозяина гостиницы. Он опустил голову, не желая встречаться ни с кем взглядом, даже со случайным незнакомцем в этот момент. Он просто хотел, чтобы его проигнорировали, вычеркнули из существования. Как неподходяще, особенно для того, кто когда-то был уважаемым рыцарем. Ему нужно было гордиться собой, высоко поднимать голову и идти уверенно, но из-за всего, что произошло до сих пор, от этой уверенности не осталось ничего, кроме пустой пустоты, которая, возможно, никогда не будет заполнена.. "Ах, не самый лучший из дней, я полагаю?" Тон владельца гостиницы быстро сменился с веселого на сочувственный, когда он заметил язык тела и тон голоса целительницы перед ним. "Да, я думаю, ты мог бы сказать и так, ня". "Не хотели бы вы поговорить об этом?" "Нет..." тихо ответил Феликс, его кошачьи уши опустились ниже, чем когда-либо. "Я понимаю, ты не хочешь разговаривать с незнакомцем, не так ли ... Ну, я могу что-нибудь для тебя сделать?" "я... Я просто хотел бы остаться на несколько дней, может быть, на неделю", - ответил Феликс, аккуратно опуская свои сумки на наполовину отполированный пол. Он достал из кармана маленький мешочек с монетами и положил его прямо перед трактирщиком, который молча осмотрел мешочек. Мешочек был маленький, но толстый и до краев наполненный монетами, так что на самом деле из мешка торчало множество кусочков монет. "Понятно, ну, это будет ... десять медяков, если ты планируешь остаться на целую неделю". "Десять кусков меди? Это странно дешево", - начал Феликс, приподняв бровь, глядя на свои монеты, его глаза расширились в замешательстве, поскольку он ни на секунду не мог понять, что гостиница будет стоить эквивалент пяти аппа, что было сущей дешевкой. Этого определенно было недостаточно, чтобы описать цену гостиницы. Если бы Феликс тоже захотел, он мог бы выйти на улицу и найти десять медяков всего за несколько секунд. "Обычно это стоит тридцать серебряных за ночь, но поскольку тебе, похоже, так не везет, я не хочу поступать так с мужчиной. Для всех ... Нет, неважно, у меня есть привычка непреднамеренно угадывать вещи правильно." "Но у меня есть монеты, более чем достаточно, чтобы заплатить за всю неделю, так что..." Прежде чем Феликс смог отказаться еще больше, мужчина закрыл рукой его лицо, и Феликс неохотно закрыл рот. Трактирщик улыбнулся, на мгновение склонился над своим столом и достал большой свиток и гусиное перо, только что обмакнутое в чернила. "Десять медяков, и это окончательно. Вам не обязательно быть таким скромным. Теперь, могу я узнать ваше имя для протокола? Я должен следить за всеми, кто приходит переночевать", - спросил трактирщик, начиная записывать в свиток. "Феликс…Аргайл", - неохотно ответил целитель, его рука снова повернулась к плечам и начала царапать и исцелять себя. Хозяин гостиницы позволял ему жить по дешевке из жалости ... и ему это ни капельки не нравилось. Он ценил его доброту, но кто-то вроде него не заслуживал такого обращения. Не после того, что он сделал ... и не после того, как его лишили всего, что имело хоть какой-то истинный смысл в его жизни. "Феликс Аргайл, то есть королевский рыцарь, рыцарь Круш-Карстена, Феликс Аргайл?" Трактирщик перестал писать и снова посмотрел на целителя. Его глаза расширились от шока, и широкая улыбка начала бесконтрольно появляться на его лице, его руки дрожали от волнения, когда он оглядывал целителя с головы до ног. "Да ...." Феликс пробормотал ответ, изо всех сил стараясь игнорировать титулы, которые он когда-то имел и потерял только этим утром. "Для меня большая честь наконец-то познакомиться с вами!" Мужчина уронил все материалы, которые он собрал, чтобы взять руки Феликса в свои Феликс был ошеломлен внезапной переменой в поведении, его удивление разделилось между его лицом и руками, которые были поглощены огромными ручищами мужчины. "Я так и не успел сказать "Спасибо"! Я знаю, что вы, вероятно, спасаете сотни жизней каждый божий день, но среди этих сотен вы спасли одну, которая мне очень дорога", - объяснил трактирщик. Ему не потребовалось много времени, чтобы заметить лицо Феликса, и в одно мгновение он отпустил руки Феликса и пришел в себя, удерживая шаткую подставку, когда он снова наклонился, чтобы продолжить писать на свитке. Феликс расслабил лицо. "О?, это ничего не значило, ня… Феликсу нравится помогать людям. Я счастлив, что смог спасти человека, которого ты держал близко к сердцу", - ответил целитель, его голос был немного громче, чем раньше. "Я должен был знать, что величайший целитель во всем королевстве будет таким скромным". Трактирщик рассмеялся, закончил писать и закрыл свой свиток, зашнуровав его обратно под стол вместе с пером. "Я обязан тебе жизнью, Феликс Аргайл. Ты спас жизнь моей жене, когда на нее напал мерзкий культ ведьм в Пристелле. Без тебя я бы не смог держать ее в своих объятиях. Она плакала и..." "Твоя жена нья?" "Ты, наверное, ее не помнишь, но она самая великолепная женщина, которую ты когда-либо видел. Она всегда носит с собой широкий меч и у нее повязка на глазу. У нее также тонна мышц на теле!" Мужчина продолжал и продолжал, его улыбка становилась все шире, и на его лице был виден чистый розовый румянец, когда он думал о своей прекрасной жене. "Извините...." Начал Феликс, его тон звучал немного разочарованно. "Я не помню, кто это". "Да". Трактирщик вздохнул, его улыбка исчезла на несколько секунд, но быстро появилась на его лице, как будто она никогда и не покидала его. "Конечно, нет. Как я могу ожидать, что ты запомнишь одного раненого среди моря других раненых, даже если это самый красивый человек в мире. Ну, в любом случае, это не имеет значения, я не хочу отнимать слишком много вашего драгоценного времени. Вы пришли сюда за комнатой, и ваш благодарный Дженерик с радостью вас обслужит ". Трактирщик закончил говорить с разочарованием, но на его лице все еще играла улыбка. Не сказав больше ни слова, он отвернулся от целителя и оказался лицом к стене с ключами позади себя, которая сначала была скрыта его большим телом. Феликс слегка повернул голову к мужчине и уставился на стену. Каждый ключ отличался друг от друга, сортируясь по материалу, из которого они были сделаны. Внизу был ряд бронзовых ключей, несколькими рядами позже были серебряные ключи, а на самом верху, всего в один ряд, было десять золотых ключей, которые сияли в свете свечи. Трактирщик подошел к своей стене и схватил первый золотой ключ в верхнем ряду. "Я вручаю вам ключ от наших лучших номеров. Пожалуйста, оставайтесь бесплатно столько, сколько вам, возможно, потребуется". Трактирщик развернулся и быстро пошел обратно к Феликсу, наклоняясь и протягивая руки с ключом в середине ладони. Этот странный жест и произнесенные им слова немного отбросили Феликса назад, сбитого с толку тем, что он только что увидел и что только что услышал. Действительно ли этот человек собирался дать ему ключ от самого лучшего номера? "П-подожди. Феликс не может. У него много денег. Тебе не нужно из кожи вон лезть, чтобы–" "Пожалуйста, я твой должник. Ты - единственная причина, по которой я счастлив и у меня все еще есть любящая жена. Это меньшее, что я мог сделать ". Владелец слегка поднял голову и встретился с потрясенным и смущенным взглядом целителя, и шагнул вперед, чтобы поднести ключ поближе к Феликсу. Услышав ответ ... целитель слегка улыбнулся. Странное ощущение тепла наполнило его сердце, когда он услышал, как мужчина благодарен за его услуги, с добротой в голосе и видит в нем не убийцу, а целителя. Впервые за долгое время Феликс забыл обо всем в этот момент: он забыл пытку Субару, взаимодействие между ним и Круш, наполненные жаждой крови глаза Вильгельма. Все, что разрывало на части его разум и саму душу, исчезло на долю мгновения. Кто-то был счастлив из-за него. Он заставил кого-то улыбнуться. В то время как грехи и последствия все еще терзали его разум, на долю мгновения, стоя перед этим общительным человеком, глупый целитель забыл истинную причину, по которой он оказался в этой ситуации. "Ну, если ты настаиваешь, ня, спасибо", - сказал целитель, его акцент снова проявился в полную силу, когда он с радостью взял ключ из рук хозяина гостиницы. Глядя на тонко расплавленное золото, из которого был сделан его ключ, он невольно улыбнулся тому, как легко было найти жилье, к тому же бесплатно. Он мог оставаться здесь столько, сколько хотел. "Сердечно благодарю тебя, ня", - сказал целитель трактирщику, отвесив легкий поклон. "Нет, спасибо, Феликс Аргайл. Ты герой для меня и моей жены. А теперь я рекомендую немного отдохнуть. Я собираюсь закрываться в ближайшие десять минут". "Будет сделано, спасибо", - весело сказал Феликс хозяину гостиницы, сжимая ключ в руке. Он подхватил сумки со своей одеждой и прошел мимо трактирщика в главное помещение гостиницы, помахав на прощание рукой с легким воодушевлением в походке. Гостиница внутри была такой же, какой она была снаружи. За стойкой трактирщика не было лестницы, ведущей наверх, просто прямой узкий коридор с дверями, ведущими во множество разных комнат. Феликс повернул голову направо, направляясь к коричневой двери с табличкой "1". Затем он повернул голову налево и был встречен другой коричневой дверью с табличкой "2". Затем он повернулся обратно к длинному коридору и уставился на изящно сделанный золотой ключ в своих руках с номером 267, выгравированным полностью черным цветом. Посмотрев на ключ, Феликс выдохнул весь воздух из своих легких одним мощным вздохом и начал спускаться по коридору. Пять минут. Феликс шел в общей сложности пять минут подряд и только сейчас сумел добраться до номеров 100 и 101. Наконец-то он был почти у цели. Пот стекал с его лба, когда он заставлял свои больные руки продолжать удерживать тяжелые сумки, наполненные тем, что принадлежит ему. Единственная мысль, которая приходила Феликсу в голову с каждым шагом, который он делал, заключалась в том, чтобы номер лучше поражал его, так как он был лучшим из тех, что описывал хозяин гостиницы. Ради бога, он из кожи вон лез, чтобы освободить место, и даже если это не так…Феликс не стал бы жаловаться. В конце концов, хозяин гостиницы предложил ему эту комнату по дешевке, когда он только познакомился с ним, и совершенно бесплатно, когда он раскрыл, кто он на самом деле. Прошло несколько минут, но он все еще помнил трактирщика. Если бы это произошло прямо в эту секунду, он все еще помнил улыбку, появившуюся на его лице, когда тот назвал его имя. Счастье и благодарный взгляд в его глазах, когда он рассказывал о том, как Феликс спас жизнь его жене и защитил свое счастье, заставили его чувствовать то же самое по отношению к хозяину гостиницы. Взаимодействие между ним и трактирщиком запечатлелось в сердце Феликса. Его разум снова и снова вспоминал тот короткий момент до такой степени, что он не мог удержаться от улыбки. Он помог кому-то. Даже при том, что он не знал этого в то время, его способность к исцелению, его собственные две руки помогли спасти чьи-то жизни. Феликс был целителем, в конце концов, это была его работа - исцелять слабых и невинных, и он именно это и делал. Один этот факт заставил его улыбнуться шире, чем раньше. Феликсу потребовалось еще пять минут, чтобы пройти буквально мимо сотен дверей, пока он, наконец, не остановился у той, которую искал. Номер 267 находился в самом конце длинного коридора. Дверь была деревянной, но цвет, выкрашенный сверху, выглядел как сияющее чистое золото. На секунду это даже ввело Феликса в заблуждение, пока он на самом деле не коснулся его ручки, что оставило его немного разочарованным, но это не имело значения. Золотая дверь была бы слишком тяжелой, чтобы любой нормальный гражданин или богатый дворянин даже смог ее открыть. Феликс достал свой ключ, вставил его в замок и поворачивал до тех пор, пока не услышал удовлетворительный щелчок. Феликс на мгновение остановился, стоя за дверью, когда реальность его ситуации, наконец, начала настигать его разум. На следующую неделю или около того, черт возьми, может быть, на год, то, что находилось за этой дверью, должно было стать его домом и только его. Больше никаких горничных, которые будили бы его и готовили. Больше не будет Вильгельма, который приветствовал бы его, когда он проходил по коридорам, и больше не будет стоять рядом с Круш, подбадривая ее во время дружеских поединков с Вильгельмом. Просто никогда больше не видеть себя в безопасности и комфорте, этот факт ранил его сердце больше, чем что-либо еще в этом мире. Феликс снова был один. Почему он вообще думал об этом? Он был один раньше, он выжил, он мог бы сделать это снова. Он не был рыцарем при рождении, он впервые встретил Круш не в ту секунду, когда впервые научился говорить. И все же ... она была той, кто спасла его, той, кто приютила его. Она была той, кто дал ему друзей и настоящую семью, а он отплатил ей убийством, которое разрушит ее репутацию и союз. Ему нужно было перестать думать о Круш. Ему нужно было войти, составить план, как продолжать жить, потому что это было все, что он мог делать: жить. Сделав глубокий вдох, подавляя свои обиды с дрожащим сердцем, Феликс открыл дверь в свой новый дом. Он был ослеплен светом драгоценных камней на несколько секунд, прежде чем его зрение быстро восстановилось, и он встретился с зрелищем, которое потрясло его до глубины души. Комната, в которой он находился, была огромной и сияющей, соперничающей с комнатой настоящей королевской семьи. Везде, где он оказался, сияло золото. Золотой свет с потолка освещал все, что было на полу. Коричневый пол под ним был таким глянцевым, что он мог видеть свое собственное отражение.. Шкафы, письменный стол, стенной шкаф, даже миска с фруктами и овощами на столе были прямо перед ним, и у него чуть не закружилась голова от волнения. Однако то, что привлекло внимание Феликса, было не золоченой мебелью, самой чистой в комнате, и не тем фактом, что он получил ее бесплатно. Что привлекло внимание Феликса, так это кровать в задней части, обращенная к середине комнаты. Это была не обычная кровать, а кровать королевского размера, достаточно большая, чтобы вместить четырех взрослых мужчин без проблем. Поскольку тело Феликса было равносильно телу девушки ниже среднего уровня, для него кровать была как море пены из шелка и комфорта для него ... может быть… просто, может быть, жизнь была бы не так плоха, как он ожидал, и все благодаря доброте одного человека. "Это ... будет не так уж плохо", - пробормотал Феликс с улыбкой, сжимая врученный ему ключ. Мужчина предоставил ему эту великую привилегию и относился к нему с добротой, когда его собственная дама отвернулась от него. Именно из-за его доброты Феликс улыбался, а не плакал в одиночестве в гостинице за две серебряные монеты с тараканами. Однако Феликс не забыл, почему этот человек сделал это для него. Он спас жизнь своей жене, но ... хозяин гостиницы не знал правды. Он не знал настоящей причины, по которой Феликс был здесь, и даже не спросил, почему он не спит в поместье со своей леди. Что, если он узнает? Что, если он узнает, что Феликс был никем иным, как убийцей? Возьмет ли он обратно каждое сказанное им доброе слово и заменит его ядом и ненавистью ... Точно так же, как его леди поступила с ним, когда он попытался все объяснить. Возможно, это было возможно, но он еще не знал и никогда не узнает. Феликс не мог позволить этому второму шансу ускользнуть из его рук. Он не будет .... Он не хотел оставаться один, когда никто не прикрывал его в углу. Отбросив эти мысли, Феликс поставил свои сумки на землю и начал распаковываться. Он снял всю одежду и личные вещи, взяв каждое девчачье платье и костюм, которые у него были, и повесил их в шкаф. Он разделил их по цвету, тому, как часто он их использовал, и в целом тому, что просто хорошо смотрелось на нем в мгновение ока. То же самое он проделал со своей обувью, поместив туфли соответствующего цвета или то, что хорошо сочетается под каждым платьем. Наконец, заполнив шкаф своей одеждой, Феликс достал из сумки только одну вещь и уставился на нее. У Феликса было не так уж много вещей, о которых он действительно заботился. У него было много одежды и кое-каких украшений, но все это не имело значения. Что имело значение, так это предмет в его руке. Кинжал, который он бережно держал в руке и в сердце, был недавно вычищен, но вонял засохшей кровью, даже когда был спрятан в ножнах. На бутылке кинжала изображен символ льва, обнажающего клыки и издающего свирепый рык. Честно говоря, за все свое время он ни разу не пользовался этим ножом. Он никогда не наносил удара врагу и никогда не блокировал им клинок. Он никогда не использовал его против врага. В одно мгновение Феликс может почувствовать, как его разум возвращается к отрубленным пальцам на ногах, глубоким порезам на плоти и крикам человека, которого он знал как Нацуки Субару. Челюсти Феликса сжались, тем не менее, он вытащил кинжал из ножен. Лезвие было относительно чистым, если не считать нескольких красных пятен. Пятна заставили Феликса вздрогнуть. Он знал, чьи это были пятна крови, он просто не хотел в этом признаваться. Он отбросил саму мысль о том, что может использовать нож, чтобы причинить кому-либо вред, и быстро вложил нож обратно в ножны и положил его на стол. Ему нужно будет почистить его позже. Жизнь в одиночестве станет опасной, и однажды ему, возможно, придется им воспользоваться, для самозащиты, конечно. Ничего другого, ничего больше, как у него всегда было и как он всегда будет. Феликсу нужен план, Феликсу нужна работа. Он не может быть обузой для владельца гостиницы. Феликс не может оставаться здесь вечно. Ему нужен был план, если он хотел продолжать жить комфортной и достойной жизнью. Он достал маленькое перо, чернила и один белый лист бумаги и перенес все это на письменный стол в задней части комнаты. Он осторожно окунул перо в чернильницу, положил его на бумагу и опустил, но это было единственное движение, которое сделала его рука. Он замер в воздухе, чернила с пера капали на бумагу, издавая небольшой всплеск и шум с каждой проходящей секундой. Его первоначальный план состоял в том, чтобы записать потенциальную работу, которую он мог бы получить, но что он мог сделать? Физический труд? Об этом не могло быть и речи, он был слаб, слабее, чем кто-либо в этой стране. Десятилетний ребенок обладал большим потенциалом и силой, чем он мог когда-либо иметь за всю свою жизнь. Он мог быть учителем, он соответствовал требованиям. Он был хорошо осведомлен и мог преподавать биологию. Единственной проблемой были бы непослушные дети, которые наверняка стали бы ему докучать, но это было бы прекрасно. Он любил детей. Теперь единственной проблемой было бы найти школу, в которую его приняли бы. Он записал на бумаге только это: учитель, рассказывающий детям о человеческом теле, о том, как оно работает и как его сохранить. Кто знает, может быть, если он станет достаточно хорошим учителем, некоторые захотят стать такими же медиками, как он. Говоря о медиках, это была его следующая идея. Он мог бы снова стать целителем, но на этот раз для простых людей. Он улыбнулся при мысли о том, как он ходит вокруг, исцеляя людей от травм, которые они могли получить во время случайных драк в баре, с благодарностью в их глазах, когда он убеждается, что всем им лучше. Он улыбнулся, зная, что его способность к исцелению может быть использована больше вне опасных для жизни сражений, знати или гостей, которые приходят в критических условиях. Это была бы простая, но успокаивающая жизнь .... Но это не сработало бы. Он все еще помнил слова своей госпожи, гнев в ее глазах, когда она заявила, что он никогда больше не будет служить этой стране. С его способностями к исцелению, если бы он решил пойти по этому пути, он довольно быстро прославился бы, и эта слава привлекла бы внимание, и слух о таинственной кошке-целительнице, которая, по-видимому, может возвращать людей к жизни на грани смерти, достиг бы ушей некой герцогини. Феликс вздрогнул при мысли о том, чтобы снова встретиться лицом к лицу со своей леди. Ее янтарные глаза горели яростью, когда она кричала на него за то, что он проигнорировал ее приказ. Кричала на него за то, что он осмелился использовать свои способности к исцелению, чтобы завоевать славу и богатство, чтобы он мог продолжать жить в комфорте после того, что он сделал с Субару. Он не хотел, чтобы это произошло. Он никогда больше не хотел видеть гнев в ее глазах, даже если это означало, что он никогда не сможет использовать свою способность к исцелению. "Я ... больше не могу ослушаться леди Круш", - прошептал целитель себе под нос, глядя на белую бумагу перед ним. Было два варианта вместо одного: зарабатывать деньги, став учителем, или процветать на улицах в качестве целителя. Без колебаний он вычеркнул второй вариант. Феликс потратил двадцать минут, пытаясь придумать другие варианты работы, но ему ничего не приходило в голову. Любая работа, требующая физической активности, была невозможна, любая работа, требующая опыта за пределами целительства, обещала быть трудной. У него действительно было образование, чтобы выполнять кое-какую работу, но в целом он не мог придумать ничего, в чем был бы типично хорош. Это расстраивало его больше всего на свете. Кроме своего единственного дара, ему больше нечего было предложить. Он был слаб, беспомощен, и лист бумаги, на котором были перечеркнуты все его варианты, кроме самого первого, показывал это. Разочарование переросло в усталость, когда усталость, наконец, начала овладевать телом целителя. Как бы сильно Феликсу ни хотелось продолжать писать, продолжать думать о том, как он собирается двигаться дальше, ему нужно было поспать. Светящиеся кристаллы в комнате начали тускнеть, что сделало его усталость еще большей, чем была раньше, что стало слишком очевидным из-за его громкого зевка. Сейчас ему нужно было отдохнуть, восстановиться морально, и тогда он мог бы подумать без груза того, что произошло ранее. Он подошел к своей кровати. В ту секунду, когда он добрался до своей кровати и лег, волна усталости накрыла его тело, и одно моргание погрузило его в глубокий сон без каких-либо проблем. В следующий раз, когда Феликс открыл глаза, он был ослеплен теплым золотистым светом. Свет исходил не от кристаллов, которые освещали комнату, в которой он только что находился, потому что в этом сиянии не было никакого тепла. Нет, свет был ... естественным, который мог исходить только от солнца, но этого не может быть. В комнате Феликса в не было окон, вот почему там было так много кристаллов. Однако, когда Феликс встал прямо со своей кровати, протирая глаза и восстанавливая зрение, его дыхание сбилось. Он огляделся по сторонам. Слева от него было окно, выходящее на знакомый внутренний двор с зеленым флагом, развевающимся на ветру по краю. Не только это, но и Феликс был в комнате. Комната была голубой, изысканно отделанной, и эта комната ... принадлежала ему. Так и должно было быть; в его комнате было самое большое окно в поместье, выходившее во внутренний двор. Он любил внутренний двор больше всего. Это было причиной, по которой Круш настроила его так, чтобы у него был лучший обзор. Это могло означать только одно: он вернулся в дом Карстенов, поместье Круш. Это было единственное разумное решение, но оно не имело смысла. Его леди выгнала его, отреклась от него, даже сказала, что никогда не хотела- "Феликс". Целитель остановился в раздумье. Появилось темное существо, стоящее прямо перед ним. Присутствие было не только темным, но и имело ауру гнева, жажды крови, демона, нависшего над ним с острым взглядом. . Медленно, дрожащими руками и стучащими зубами, Феликс заставил себя посмотреть вперед, и то, что он увидел, потрясло его. Он встретился с темным взглядом Демона Меча. Он поднес правую руку к ножнам и чуть-чуть приподнял ее. Это небольшое движение заставило сердце Феликса учащенно забиться, заставив его откатиться к спинке кровати, но далеко это его не продвинуло. Демон Меча был прямо над ним, он уже мог видеть это сейчас, Вильгельм обнажил свой меч и разрубил его прямо пополам из мести. "С вами все в порядке, сэр Феликс", - спросил Вильгельм. Феликс почти задохнулся. В его тоне не было ни капли гнева или жажды крови. Нет, его тон был сочувственным, почти заботливым, и взгляд старого ветерана не был наполнен ненавистью, каким он видел их в последний раз, а заботой. И точно так же темное присутствие, которое ощущал Феликс, исчезло, однако он не понимал, почему это было. "Да ... я в порядке…. старик Уил", - неохотно ответил целитель, на мгновение оглядываясь по сторонам, пытаясь найти выход. Феликс не мог исключить, что добрый поступок Вильхайма может быть уловкой для него, чтобы ослабить бдительность. С другой стороны, от Вильгельма было никуда не деться. Даже если Феликс выпрыгнет из окна, Демон Меча все равно сможет поймать его. Сейчас Феликсу нужно было продолжить разговор. "Где я нахожусь?" "Вы вернулись в поместье Круш по просьбе Круш-сама", - ответил старик, убирая руку со своего бока, чтобы обеспокоенный Феликс чувствовал себя более непринужденно. "Леди... Круш". Феликс опустил голову. "Но она сказала, что больше никогда не хочет меня видеть. Итак, почему я здесь?" Вильгельм кивнул и медленно закрыл глаза. "Да, так оно и было. Однако вскоре после того, как ты ушел, она почувствовала себя виноватой за те слова, которые сказала тебе". "Но она была права… Я убил Субару...." "Да ... непростительный поступок. Однако мы все были переполнены эмоциями из-за того, что не до конца выслушали вашу сторону. Позвольте мне быть первым за мой поступок в поместье. Мне, как дворецкому, стыдно позволять своим эмоциям брать надо мной верх. Вильгельм низко поклонился. "Все.... хорошо, старина Уилл. Я понимаю, почему ты злишься…Я бы тоже злился на себя. Если... кто-нибудь сделает то, что я сделал с Субару в..." Феликс не знал почему, но когда он собирался еще раз произнести имя своей дамы. Ее имя застряло у него в горле, когда он отчаянно пытался выплюнуть его. Почему это было? Он произносил ее имя так много раз, даже когда был обесчещен и изгнан из ее присутствия. Он всегда мог называть ее по имени, он всегда будет вспоминать это с такой нежностью, так почему же. Почему именно сейчас, почему именно сейчас он не мог произнести имя своей дамы. Может быть, это было потому, что у него не было права называть ее Круш или своей леди ... или, может быть. Когда он произнес предложение, в котором фигурировало имя Субару, ее имя было почти невозможно произнести. По его телу пробежала непреодолимая волна сожаления. За этим сожалением последовали искаженные образы того, что он сделал, того, что он сказал, улыбки на его лице каждый божий день, когда он входил в камеру. Каждый раз, когда Субару не давал ему желаемого ответа, его улыбка была ярче самого солнца. И все же сейчас он сравнивал то, что он сделал, с тем, что, если бы кто-то сделал то же самое с леди Круш? Его тело задрожало от стыда за собственное лицемерие ... В этот момент Феликс понял. Если бы он никогда не встретил Круш и с ней случилось бы то же самое, что с Субару, то даже без ее влияния он бы- "Сэр Феликс, с вами все в порядке?" Обеспокоенно спросил Вильгельм, дотрагиваясь до плеча целителя. Феликсу потребовалась секунда, чтобы отдышаться. После этого он проглотил все слова, которые хотел сказать следующими, и заменил их новыми и легкими, способными вырваться из его горла. "Д-да, я в порядке. Мне просто нужно привести в порядок голову.… Вчера столько всего произошло. Это было похоже на сон, один ужасный, ужасный сон". "Понятно..." Вильгельм выпрямил спину. "Ты чувствовал, что этот сон был заслужен?" "Нет-да ... Феликс просто полон сожаления, обо всем. Феликс хотел бы, чтобы он мог все это исправить". Закончив, целитель громко вздыхает, отводя взгляд от демонического мечника и уставившись на синюю шелковую простыню перед собой. Он обнаружил, что слишком устал, чтобы даже поднять глаза и смотреть прямо. Он просто хотел вернуться в постель и еще больше успокоить свой разум. "Прошлое нельзя изменить, однако это не значит, что ты не можешь искупить его. А теперь давай, вылезай из постели. Круш-сама хотела бы с тобой поговорить. Как я уже говорил, она готова дать вам последний шанс объяснить, что вы сделали ". Просто кивнув, Вильгельм, не сказав больше ни слова, повернулся и вышел за дверь. Его шаги были легкими и бесшумными, позволяя Феликсу снова быть в мире со своими собственными мыслями. Его разум кричал на него. Не кричал на него из-за вины за то, что он сделал, не кричал из-за слов его леди, которая отреклась от него, это был крик радости. Леди Круш дает мне шанс объяснить. У меня есть еще один шанс, я могу загладить свою вину перед ней! Улыбка Феликса стала шире, он практически выпрыгнул из кровати, готовый побежать за Вильгельмом. Спасибо Од, спасибо Од, у него был еще один шанс, спасибо Од, что он может вернуть свою жизнь. Он знал, что это было сгоряча. Как и Вильгельм, она, вероятно, потеряла контроль над своими эмоциями, он знал, что его дама не идеальна. Однако, чтобы он мог снова прибегнуть к ее услугам, он должен был быть безупречен. Ему нужно было быть Феликсом Аргайлом, скромным целителем, который совершал ужасные вещи, но хотел загладить свою вину, нет, он не хотел заглаживать свою вину, он должен был, и это именно то, что он собирался сделать. Когда старик вышел за дверь, Феликс был так готов выскочить и немедленно побежать в кабинет своей дамы. Что-то остановило его, когда он подошел к двери, он не знал, что, но его сердце подсказывало ему что-то, и это было через ритм. Последние несколько раз Феликс игнорировал свое сердце, и каждый раз, когда он это делал, это каждый раз оказывалось правильным. Каждый раз, когда Феликс игнорировал единственное, что говорило ему правду и не было ослеплено иллюзией, все, казалось, оборачивалось к худшему. Феликс прямо тогда и там остановился на мгновение, уставившись на открытую дверь своей комнаты. Он несколько секунд смотрел в коридор и на свет, льющийся из окон. Думая о том, насколько близка была его леди, в конце концов, это была не комната Субару, как в прошлый раз. Его комната была намного ближе к комнате леди Круш, всего несколько остановок, и он был бы там, он хотел сделать шаг, но его сердце снова бешено забилось, заставляя его чувствовать себя неловко. Обычно, как и во всех других случаях, он игнорировал свое сердце и делал то, что подсказывал ему разум, но на этот раз он просто закрыл глаза. "Прости, что сомневался в тебе". подумал Феликс про себя и медленно положил левую руку на грудь, прислушиваясь к ритмичному биению струн своего сердца, ожидая, что сердце заговорит с ним еще раз. На этот раз он не стал бы игнорировать, он не позволил бы своему разуму создавать ложное счастье и надежду, он прислушался бы к тому, что происходит в его теле, что имеет в виду его наилучшие интересы. И то, что его сердце говорило ему сейчас .... было приготовиться. Приготовиться к тому, когда он увидит свою леди, потому что это будет единственный и последний Феликс воспользовался временем, которое у него было в одиночестве, но не слишком. Три минуты - это все, что ему было нужно, и три минуты - это все, что он взял. Ему потребовалось три минуты, чтобы походить по своей комнате и собраться с мыслями. Он думал обо всем, обо всем, что сделал не так, когда впервые пришел в офис своей дамы. Он вышел из себя отчаявшимся, слабым, жалким, лишенным чувства чести и обвинил Чревоугодие в своих преступлениях, хотя сам в равной степени виновен, как и архиепископ, которого он так сильно ненавидел. Ему нужно было избавиться от всего этого, потому что именно все эти вещи разрушили его отношения с его дамой, именно по этой причине она была так зла на него после того, как он не взял на себя ответственность. Ему нужно было исправить это, ему просто нужно было открыться, быть правдивым и объяснить, что произошло на самом деле. Тогда, только тогда, он снова завоюет доверие своей леди, укрепив свою решимость до небывало высокого уровня. Феликс подошел к двери в своей комнате и открыл ее, готовый еще раз подойти к своей даме, однако в ту же секунду он сделал это и моргнул. Феликс снова оказался перед своей дверью. По иронии судьбы история повторилась, но на этот раз исход был бы другим, Феликс позаботился бы об этом. Он перестал дышать на несколько секунд, собрал в уме каждую мысль и сформулировал их так, чтобы они были идеальными. Он глубоко вздохнул и прошел через дверь в кабинет Круш. Ничто не могло остановить его. Его взгляд был устремлен только вперед, к своей цели. Несколько слуг видели, как он проходил мимо, и он все еще мог чувствовать их осуждающие взгляды, те же самые, которые он почувствовал, когда его выгнали, но на этот раз с удивлением, не понимая, почему он вернулся. Он не обращал на них внимания и продолжал двигаться, несмотря ни на что, он доведет это до конца. Целитель снова моргнул, и он уже был перед ее дверью, дверью, которую он когда-то находил большой, пугающей, которая возвышалась над ним, но теперь, с этой невыразимой новой уверенностью, дверь была просто обычной дверью. Он шагнул вперед и трижды тихо постучал... И стал ждать. "Войдите". Он услышал знакомый голос, позвавший его. На секунду все его тело, казалось, застыло, когда он открыл дверь, и зрелище, которое его встретило, было почти захватывающим. За дверью, когда солнце светило за ее окном, золотая цепочка на ее военной форме сияла, когда она встала из-за стола, она на мгновение оглядела Феликса с ног до головы, и сначала Феликс почувствовал, как его сердце забилось от страха. Естественный инстинкт его тела убегать и прятаться вернулся в полную силу. Он внезапно отключился, когда Феликс заметил пристальный взгляд своей дамы. Это были не те полные отвращения, злости глаза, что тогда, в поместье, он был командующим и заботливым. Тот, который она дарила ему, тот, который он вспоминал слишком нежно. "С возвращением, Феликс", - спокойно произнесла она. Ее голос был почти тих, но Феликс услышал каждое слово. "Пожалуйста, присаживайся", - продолжила она, указывая на место перед своим столом, когда начала садиться. Еще раз легонько постучав, она увидела, что Феликс немедленно подчинился ее команде и вежливо сел. "Ты знаешь, почему я позвала тебя?" "Да", - ответил Феликс. Не было ни колебаний, ни страха, просто четкий ответ. "Очень хорошо, я ... поступила опрометчиво и позволила своим эмоциям взять верх надо мной. Я не позволила тебе должным образом изложить свою точку зрения", - объяснила она, бросив на Феликса взгляд, которого он давно не видел, лицо, которое он увидел только после смерти любимого человека. Она посмотрела на Феликса с явным сожалением в глазах. Ее руки дрожали, но она изо всех сил пыталась скрыть это от Феликса ... и потерпела неудачу. "Нет… это не ваша вина, леди Круш… это моя, полностью моя…Я сделал кое-что непростительное, и я понимаю вашу реакцию, но, пожалуйста, знайте, что я сделал все это не просто так". "..." Круш ничего не сказала, но кивнула. Она слегка наклонилась вперед и положила обе руки на стол, терпеливо ожидая, когда Феликс заговорит, прислушиваясь. При виде позы и молчания его дамы сердце Феликса забилось быстрее, как барабан, так громко, что это было единственное, что он мог слышать. Сделав последний глубокий вдох, глядя прямо на нее не с чем иным, как с сожалением и стыдом, целитель наконец заговорил. "Феликс хотел помочь. Феликс имел в виду именно это, когда говорил, что хотел помочь. Я ... не вспомнил Субару из-за Обжорства, но я должен был поступить лучше. Я был так сосредоточен на том, чтобы вернуть вам воспоминания от культиста, что упустил из виду то, что действительно важно для меня, и действовал за вашей спиной. Фе-... Я, Феликс Аргайл, очень сожалею и приму любое наказание, которое вы мне назначите". Феликс низким, спокойным и мрачным шепотом выдохнул все слова изо рта, чтобы обратиться к своей даме. Он чувствовал, что она оценивает каждое слово, сидя неподвижно в удобном кресле, но это не помешало ему посмотреть ей прямо в глаза. Казалось, целую вечность не было ничего, кроме тишины, ни шума снаружи, ни резких движений, не было слышно даже ветра. Все поместье Круш было совершенно неподвижно, когда внезапно зеленоволосая герцогиня встала со своего места и медленно начала подходить к Феликсу. Ее шаги были тихими, когда он ударился об пол. Он задрожал, когда несколько мыслей пронеслись в его голове всего за несколько секунд. Он что, напортачил? Неужели история действительно повторится? Неужели его снова собираются изгнать? Ответ на его вопрос должен был последовать всего через секунду, поскольку Круш уже стояла над ним. Одно ее присутствие заставило его посмотреть в ее янтарного цвета глаза. Эти двое смотрели друг на друга в течение 5 секунд, 5 секунд, которые показались Феликсу 5 годами, застрявшими в потустороннем молчании. Это молчание вскоре нарушилось, когда Круш приоткрыла губы и начала говорить. "Я …Я понимаю". Феликс заметил, что Круш на секунду задумалась."Феликс, я хочу сказать тебе только одно". Круш не сводила взгляда с целителя. Ее взгляд, хотя и добрый, каким он его помнил, потряс его до глубины души. Ему пришлось положить одну руку поверх другой, чтобы она не дрожала. Это было оно, решение, которое должно было определить остаток его жизни.... Он был готов к худшему. Он уже мог представить, как она повторяет те же самые слова, которые произнесла ему в первый раз, когда у них состоялся этот разговор прямо в его момент. История, несомненно, шла к повторению.... так он думал, когда внезапно герцогиня упала на колени и встретилась взглядом с глазами целителя. Она смотрела на него несколько секунд, прежде чем обхватить руками его тело, прижимая его ближе к себе. Он мог чувствовать мягкость ее кожи на своей, ее тепло, распространяющееся по всему его телу и не дающее ему ничего, кроме комфорта. Целитель был потрясен этим внезапным моментом, он был слишком потрясен, чтобы говорить, но его тело все еще двигалось самостоятельно. Он крепче сжал зеленоволосую герцогиню, не желая отпускать ни за что, даже за весь мир. "То, что ты сделал, непростительно ... Но причина, по которой ты это сделал, теперь понятна….это… это почти благородно. Ты действительно сделал все возможное ради меня, и я благодарю тебя за это." Она глубже прижала Феликса к себе. "Мне жаль. Твоя жертва, хотя и напрасная, не будет принята как должное. Ты снова нужен мне на службе, Феликс Аргайл. Мало кто может сравниться с тобой в верности". Впервые за всю свою карьеру целителя он никогда не слышал, чтобы она так говорила. Ее голос дрожал, он чувствовал, как слезы капают из ее глаз на его рубашку. Он не мог в это поверить… означало ли это, что его леди, наконец, простила его? "Леди Круш? Означает ли это...?" Спросил Феликс, затаив дыхание. "Да ... ты можешь вернуться ко мне на службу в качестве рыцаря, но ты должен знать, совет мудрецов этого не простит. Меньшее, что я могу сделать, это сохранить тебя в качестве моего рыцаря". Услышав эти слова из уст своей госпожи, он почувствовал невероятное облегчение. Все тревоги, чувство вины - все это исчезло в тот самый момент, когда Феликс обнял свою даму крепче, чем она обнимала его. "Пока я могу быть с вами, леди Круш, даже если мне придется убирать мусор всю оставшуюся жизнь, ваш прекрасный Феликс будет счастлив", - гордо провозгласил он. Он не стыдился того, что кто-то случайно услышал их. Он знал, что некоторые могут быть против этого решения, но ему было все равно. С Круш на его стороне, он мог снова покорить мир. Феликс Аргайл был ее единственным рыцарем, и ему не нужен был никакой другой титул. "Это мой рыцарь, теперь ле..." БАХ - БАХ - БАХ В голове Феликса зазвенело, когда он услышал громкий стук, и он медленно начал открывать глаза. Солнечного света не было; в комнате царила кромешная тьма. Он едва мог видеть даже свою собственную кровать, но, несмотря на это, он справился и встал. Он хлопнул себя по плечу, чтобы проснуться, и начал осматривать комнату, в которой находился, в поисках источника звука. Кто посмел бы прервать его счастливое воссоединение с леди Круш? Подождите секунду, где он был? Это было не поместье Карстен. Это была не его кровать. Он только что разговаривал с леди Круш несколько секунд назад, и вокруг не было кромешной тьмы. Они только что помирились, он снова был рыцарем и мог стоять рядом с ней. Она только что простила его. Феликс не был тупым. Несмотря на то, что он совершал глупости, и его эмоции слишком часто брали верх над ним, его ум всегда был аналитическим, способным мгновенно воспринимать окружающую его информацию, и, используя контекстные подсказки, он мог без труда ее переварить. Но даже в этом случае реальность ситуации была для него слишком тяжелой, чтобы ее вынести. Он оглядел комнату, теперь полностью привыкнув к темноте, он посмотрел налево, на ближайшую стену. Здесь не было окон, только дерево и стены, никакой синей расцветки или разных украшений, которые он нашел в кровати, хотя замечательного размера, действительно подходящего для короля, это было не совсем в его вкусе. Эта комната не была комнатой Феликса ... Эта комната выглядела почти- нет, точно идентичной комнате, которую ему отвел хозяин гостиницы, но этого не могло быть. Он был со своей дамой. Нет, это должна была быть шутка. Было ли все, что он только что видел, сном? Были ли объятия, которые он получил от Круш, действительно ничем? Он упал на колени, когда, наконец, понял, где именно он находится, слезы начали накапливаться, когда он снова услышал стук, доносящийся из-за его дверей, на этот раз громче и быстрее. Почему он вернулся сюда? Почему он не был с леди Круш? Это не имело смысла, это просто вообще не имело смысла. "Засыпай, засыпай, засыпай", - бормотал он себе снова и снова, снова закрывая уши, чтобы не допустить никакого шума. Снова и снова он повторял одни и те же слова и умолял Од забрать его обратно, отвести туда, где была Круш, где его госпожа простила его и вернула под свое крыло. Верните его в то время, когда он был по-настоящему счастлив, а не в эту тюрьму отчаяния. Он держал глаза закрытыми, пока сдерживаемые слезы в его глазах не стали слишком влажными, чтобы он мог сдерживаться. Он медленно начал открывать их, слезы хлынули водопадом, пачкая одежду, которая была на нем. Как только его глаза открылись, он умолял увидеть солнечный свет, он умолял увидеть окна, он умолял увидеть его рядом со своей дамой, гадающей, не проснулся ли он от ужасного сна. Но все, что он обнаружил, это то, что темнота все еще была там. Ни солнечного света, ни голубой комнаты, ни голубой кровати, просто темная комната. Больше ничего, кроме него и тишины. Все было сном, это была его реальность, реальность, от которой он не мог убежать. БАХ - БАХ - БАХ Громкий стук в его дверь раздался снова, на этот раз громче, чем когда-либо, и как только он затих, он услышал легкое покашливание, а затем голос с другой стороны. "Феликс Аргайл, это Королевские рыцари. Мы требуем, чтобы вы открыли дверь. Если вы не подчинитесь, в течение следующих двадцати секунд мы без колебаний выломаем дверь". Ничего. Феликс ничего не сказал, ничего не мог сделать, ничем не мог пошевелить. Он все еще не мог поверить в ситуацию, в которой оказался. Он услышал голос, зовущий за дверью, но в его теле не было силы, которая позволила бы ему двигаться. Он попытался заговорить, но его рот ничего не мог произнести. "Мы знаем, что вы внутри, немедленно откройте дверь, или мы откроем ее силой. У вас есть еще десять секунд". "..." По-прежнему ничего. Феликс все еще был в оцепенении от замешательства, чтобы говорить, не говоря уже о том, чтобы понять, что на самом деле сказал рыцарь за его дверью. Как и было обещано, после десяти секунд молчания золотая дверь, ведущая в комнату Феликса, была выбита со своего места. Дверь едва не задела Феликса, упав на пол прямо рядом с ним и разлетевшись на миллионы осколков, единственными признаками того, что когда-то это была дверь, были золотые осколки повсюду вокруг него. Не важно, какой хлипкой была дверь, Феликс нашёл в ней некоторое утешение, щит от всех неприятностей, которые, как он знал, ему придется пережить. Оставшись без двери, Феликс почувствовал себя ошеломленным, и когда он услышал приближающиеся к нему тяжелые шаги из-за пределов комнаты, желание бежать, убраться подальше от этого места вынудило его выйти за пределы тела, достигнув его души. Однако он почувствовал, как его схватили за руки и крепко прижали к месту, когда его оторвали от земли. Феликс моргнул. Он больше не был ослеплен и не пялился в землю, как раньше. Вместо этого, в тот момент, когда он поднял глаза, его приветствовали фигуры в белом наряде, который он носил всего несколько часов назад. Наряды, которые означали защиту, наряды, которые, будучи однажды увиденными, заставили бы любого почувствовать себя в безопасности, стандартные красивые наряды королевских рыцарей. Перед ним было десять, возможно, двадцать королевских рыцарей. Половина из них держала мечи наготове на случай, если целитель осмелится выкинуть что-нибудь. Хотя в этом не было необходимости, если бы целитель даже попытался бежать, две силы, удерживающие его, были более чем способны сбить его с ног. Даже если бы он действительно попытался убежать, его психическое состояние не было таким, чтобы он мог что-либо предпринять. "Немедленно наденьте на него наручники, у нас нет времени”- раздался голос с другой стороны двери, за исключением того, что голос был перед Феликсом. Голос теперь звучал отчетливо. Голос принадлежал высокому мускулистому мужчине с рыжими волосами, который, очевидно, был ответственным за эту операцию. Он не мог поверить, что они нашли его так быстро. Он знал, что ему придется встретиться лицом к лицу с королевскими рыцарями, но сегодня? Не через неделю? Даже не позволяя ему мечтать и оставаться в мире, где его леди простила его? Жестокость судьбы не имела границ. Не говоря больше ни слова, два королевских рыцаря позади него мгновенно сняли тяжелый металлический замок, предназначенный для того, чтобы даже самый искусный фехтовальщик или искусные маги не могли пошевелить своими мускулами. Как только эти наручники были надеты на руку Феликса и заперты золотым ключом, двое позади него подняли его прямо к лицу с рыжеволосым капитаном. "Феликс Аргайл, вам предъявлено обвинение в убийстве Нацуки Субару. На некоторое время мы возьмем вас под стражу. Ты будешь предан суду, и твоя судьба будет решена советом мудрецов". Целитель просто кивнул, не говоря ни слова, слишком усталый, слишком морально опустошенный, слишком слабый, чтобы сказать или сделать что-либо еще. На его тихий ответ капитан просто кивнул и развернулся, легким жестом руки подав знак своим людям следовать за ним. Уверенным шагом, опережая других, капитан вышел за дверь. Прогулка за пределами гостиницы была в основном тихой, пока один из королевских рыцарей не открыл рот и не начал высказывать свое собственное мнение о ситуации.. "Я всегда говорил тебе, что эти полулюди все еще имеют зуб на нас. Убийство рыцаря, того, кто при этом убил архиепископа, и вы ожидаете, что я поверю, что это не было спланировано", - сказал он с нотками яда в голосе. "Мы не обвиняем всю расу полулюдей за действия одного подонка. С таким же успехом мы могли бы осудить и каждого человека в мире. Юлиус сделал тоже самое". "О, пожалуйста, Юлиус, делающий что-то подобное по собственной воле, невероятно. Есть что-то подозрительное, и я готов поспорить всей своей душой, черт возьми, я даже поставлю на кон с одной из самих семи ведьм ..." "Следи за своим языком, ты никогда не знаешь, когда ведьма может тебя услышать. Они могут проклясть тебя". "Это просто сказка". "В каждой сказке есть доля правды". "Неважно, давайте просто отведем его в тюрьму. Я не хочу, чтобы еще кто-нибудь из них вышел и мучил нас так же сильно, как кот сэра Нацуки". "Согласен, но еще раз, не сравнивай преступления одного с преступлениями целой расы. А теперь продолжай идти, у нас впереди долгая ночь". Они сопроводили Феликса туда, где он действительно должен был остановиться на ночь. Целитель был рядом с ними, слыша каждое сказанное ими слово благодаря своему сверхслуху. Он не обращал на них никакого внимания, потому что все еще был в ловушке, в ловушке своего собственного разума, в ловушке того временного счастья, которое у него было. Шикарная комната, доброта хозяина гостиницы и мечта о ложной реальности, где он снова был рядом со своей леди. Эти воспоминания были единственным, что позволяло ему идти вперед, но они мало что сделали, чтобы облегчить боль в его сердце и разуме. Единственное, что целитель мог спросить себя, это почему... почему…почему он был таким глупым, доверяя словам великого духа. Почему он мучил невинного молодого человека. Почему он разрушил свою собственную жизнь? В тот момент целитель больше не знал себя, и неопределенность всего этого привела к тому, что его разум медленно скатился в безумие.