Вопреки разуму

— Молодец, — Мария-Луиза прижала руки Андреа к своей талии. Ее возлюбленной наконец удалось затянуть шнуровку на платье. В любую минуту могла нагрянуть Анхен с обедом, а королева предпочитала не афишировать свою личную жизнь перед слугами. Почти два года прошло с тех пор, как она последний раз поддалась порыву вожделения. И тоже с женщиной, страсть к которой ненадолго захватила ее. А после даже вспышки желания ни к кому не возникало — ни к мужчинам, ни к женщинам. Она уже начала про себя думать, что стареет; душой, не телом. Ее тело, нетронутое муками родов, оставалось юным, но разочарованный в жизни разум, наверно сам, без приказа хозяйки, останавливал порывы в самом зародыше. А с Андреа, с этой девочкой-мальчиком, которая, ко всему прочему, не признает за ней права превосходства крови, все произошло так же легко, как во времена ее юности, когда яркая суматоха жизни не оставляла места критическим мыслям. Впервые ее отношения не зависят от ее происхождения! Если быть честной самой перед собой, это радует. Неужели, ей на самом деле так надоело быть королевой? Она ощущает облегчение — как бывает, когда тяжелое платье снимаешь после бала, с утягивающим корсетом впридачу. И еще азарт и радостное волнение от мысли, что удержать Анди зависит только от нее самой. Нет, она никогда не шантажировала друзей и возлюбленных, не ставила их в зависимое положение. Но всё равно, периодически она не могла побороть подозрение, что влюблялись не столько в нее саму, сколько в ее титул. И еще, она давно заметила, что когда в отношениях наступало охлаждение и обе стороны понимали, что расставание неизбежно, ей самой всегда приходилось делать первый шаг к разрыву. Была бы она глупее, это, наверно, тешило бы ее самолюбие. Андреа. Как хочется увезти эту упрямицу подальше от ее революции! Она же в этом движении из-за своего спасителя и ментора. Ульрих открыл для нее мир, полный новых идей, дал ей цель в жизни. Но, вместо того, чтобы оградить от опасностей, обрек Анди еще на больший риск, чем тот, которому она подвергалась на улицах. По крайне мере, в их королевстве уже более ста лет, как прекратили отрубать руки за воровство. Хотя, официально древний закон никто и не отменял. А пойманных революционеров повесили тоже руководствуясь не отмененному старому закону — за государственную измену может быть казнен даже ребенок. От одной мысли, что Анди тоже могли схватить, внутри все холодеет. Но сейчас, в самом начале их отношений, попытка переубедить ее, будет опрометчивой глупостью. Остается надеяться, что Анди сама скоро разочаруется в борьбе за лучшее мироустройство. Надолго ли это у них с Андреа? То, что девочка искренне очарована ею, сомневаться не приходится. А что она сама? Первый показатель того, что это не мимолетное увлечение — ей не хочется, чтобы Анди сейчас ушла. А бывало, когда после удовлетворения страсти ей просто хотелось остаться одной. Внутри все поет — был бы рядом инструмент, с энтузиазмом сыграла бы, например, одну из сонат Моцарта для клавесина. Андреа всё равно не поймет, если она случайно сфальшивит. Анди обрадовалась предложению и они, не дожидаясь Анхен с обедом, спустились в музыкальный зал. Просторное помещение приятно удивило Луи — светлый зал, в барочном стиле. Правда, не так роскошно украшенный, как обычно во дворцах, но для этого замка — приятная неожиданность. На возвышении стояли два клавесина и арфа, а сцену полукругом окружали сидения с лазурной обшивкой. — Для тебя, моя дорогая возлюбленная, — она шепнула на ухо Андреа и села за клавесин. Моцарт. Его музыка — как лучи солнца, могут растопить сугробы печали. Его безвременная кончина — тяжелый удар и для всех любящих музыку людей, и для нее лично. Она сыграет Анди одну из своих любимых его сонат. Правда, не ту, которую Амадеус посвятил ей. А, точнее, сочинил для нее, за ее клавесином, уже на рассвете. Он был тогда в зените своей славы, а она гостила несколько месяцев в Вене. Тоже, как и Андреа, был, в общем-то, мужчиной не в ее вкусе. Но ее привлек его блистательный гений, а игристое вино и присущее им обоим чувство юмора быстро их сблизило. Она подняла глаза и встретила восхищённый взгляд своей новой возлюбленной. Незаслуженно, но всё равно приятно. Доигрывая, она уже старалась делать это максимально совершенно. — Ты, надеюсь, слышала о Моцарте? Анди кивнула в ответ, — Ульрих брал меня на концерт, года два назад. Он был гениален! Здесь ее юная возлюбленная недалека от истины — такая музыка останется в веках. Амадеус заезжал в их королевство во время своего турне по Германии. Ночь в Шенбрунне осталась в прошлом, но они с удовольствием перекинулись непринужденными фразами во время банкета. Он не жаловался, но было ясно, что сильно нуждался. Леопольд, в отличие от Иосифа, не покровительствовал музыкантам. Она пообещала Моцарту должность их придворного капельмейстера, если тот не получит более престижного предложения в Вене. Правда, для этого ей сначала предстояло избавиться от пребывавшего на этой должности родственника очередной девки ее венценосного супруга, какой-то третьесортной певички. Но, год назад, когда она уже решила это дело со своим мужем, пришла весть о смерти Амадеуса. — Он же тоже из Австрии? Он же и во дворце у вас играл; ты его знала лично, Луи? — девочка — молодец, уже фамильярничает не стесняясь. К революции примыкают самые смелые. Главное, чтобы при свидетелях случайно их не подставила. — Да, конечно, Моцарт был приятным и любезным собеседником, — ответила она и приступила к следующему сочинению, еще одной сонате Моцарта, которую могла играть наизусть. Уже доигрывая последние аккорды, она обнаружила, что у нее есть еще одна слушательница — Лизхен. Внучка барона тактично стояла у противоположной стены с нотами в руках. — Фрейлин Лизхен, какая приятная неожиданность, вижу, вы не против присоединиться к нашему импровизированному концерту, — обратилась к девушке Луи и постаралась улыбнуться как можно приветливей. Неожиданность, на самом деле, не была приятной, но она надеялась, что Анди понимает разницу между светскими манерами и искренним расположением. Хотя, может понять все буквально и приревновать — она же видела эту девушку в ее постели. Но нет, Анди не дурочка, тут же успокоила она себя и оказалась права. — Как вы себя чувствуете, фрейлин Лизхен? — поинтересовалась Андреа, повернувшись к девушке. Но внучка барона ее проигнорировала, подошла к Марии-Луизе и сделала глубокий церемониальный реверанс, — Ваше Величество, я лучше зайду позже, когда вы закончите. Я собиралась сыграть для себя и не хочу оскорблять ваш слух не салонными вещами, — произнесла она с высокомерием серьезного музыканта, случайно услышавшего не достойную его ушей безделицу. Нет, она не могла плохо сыграть эту заученную до тонкостей и, в общем-то, не сложную вещь. А кто вообще такая эта девчонка, чтобы судить творения великих композиторов? Губа у Лизхен прошла, а на левую сторону лица она спустила завитой локон, который немного прикрывал неумело припудренный синяк вокруг глаза. Кто знает, не будь эта девчонка такой языкастой, может и сумела бы избежать изнасилования и побоев. — Я уже закончила, не будем навязывать вам наше скромное общество любителей легкой музыки. Идёмте, Андреа, — Луи резко поднялась и отошла от инструмента, — Хотя, и любопытно узнать, что вы имели в виду под не салонной музыкой. Я не вижу здесь органа или оркестра. — Да пожалуйста слушайте, Ваше Величество, я просто предупредить хотела, что вам может не понравится, — уже неуверенно промямлила девица, видимо, испугавшись ее насмешливой холодности. Дальше пикировать с маленькой нахалкой не хотелось. Луи молча кивнула, показала Лизхен жестом на инструмент и заняла сидение рядом с Анди. То, что внучка барона играет намного лучше нее, стало ясно на первой минуте. Ре минор, что-то рвущее душу и незнакомое. Наверно, изначально было написано для нескольких инструментов. Может, церковное? Может, Бах? Луи помнила одну его вещь для четырех клавесинов, но это было что-то другое. Пальцы девушки с неподдельной страстью метались по клавишам, заставляя инструмент издавать невероятные звуки. Она играла с полузакрытыми глазами, лишь изредка переворачивая ноты. Интересно, фальшивит ли Лизхен? Если это действительно Бах, то не всякий профессиональный музыкант еще решится играть его музыку. Звуки, как волны, накрыли ее и Луи пришлось задержать дыхание и прикусить язык, чтобы остановить слезы. За такую проникающую в самые глубины души игру, за такое священнодействие можно простить все прошлые и будущие дерзости! — Это божественно, — произнес дрожащий мужской голос, когда отзвук последнего аккорда затих и в зале воцарилась тишина. В больших карих глазах стоящего за ними кучерявого брюнета были слезы, которых он нисколько не стеснялся, — Передать небесную гармонию музыки великого Баха на одном клавесине! Вы действительно настоящая королева, ваше величество, — мужчина низко поклонился. Ну что ж, на расстоянии Лизхен вполне можно принять за тридцатилетнюю женщину, — — Должна вас разочаровать, молодой человек, но королева не посягнула бы на сольное исполнение творения такого гения, как Бах, — Мария-Луиза улыбнулась. Мужчина понял свою ошибку и невнятно пролепетал извинения. — Фрейлин Лизхен, вы действительно бесподобны, — Мария-Луиза обратилась к юной баронессе, — Как вам вообще пришла в голову подобная идея? — Ей еще было любопытно, что это за вещь, но показывать свою музыкальную неэрудированность не хотелось. — Благодарю за похвалу, но это всего лишь игра для себя, для души, — скромно ответила исполнительница. Она рассказала, что дедушка брал ее с собой в поездку по городам Германии, где ее и заворожила музыка Баха, особенно его религиозные произведения. Она привезла сюда все ноты, которые только удалось достать, а ее учитель, покойный маэстро, который жил у них в замке, переписал ее любимые вещи для исполнения на клавесине. — Вы лютеранка, фрейлин Лизхен? — подобный шаг вполне вписался бы в характер барона-оппозиционера. Девушка вздрогнула. В их католическом королевстве подобное не приветствовалось. Можно было лишиться и земель, и титула. — Да полноте, моя дорогая баронесса, вам нечего бояться в обществе двух революционеров и королевы-пленницы, — она усмехнулась и бросила взгляд на Андреа. Ее возлюбленная всякий раз начинает сердиться и поджимать губы, когда Луи напоминает ей о своем положении. Помолчав с минуту, девушка призналась, что да, ее дед перешел в лютеранство, а она дала ему слово, что примет веру своего мужа, которого он и искал для нее среди лютеранской знати. И, что, будучи в городах Германии, они часто посещали богослужения. — Мне было лет двенадцать, когда я заглянул в христианский собор. Там играли литургию Баха. У меня даже возникла мысль перейти в христианство, чтобы стать музыкантом в капелле. Я поделился своими мыслями с братом, а тот рассказал отцу. Целую неделю потом было больно сидеть, — молодой мужчина грустно улыбнулся. — Это Аарон, он прекрасный скрипач и часовщик! — с теплотой в голосе объяснила Анди. Было понятно, что молодой еврей — ее хороший друг. — Про часовщика не буду спорить из ложной скромности, а про скрипача это ты уже слишком, Анди — так, играю для души, — Аарон благодарно улыбнулся. — И что же вам помешало потом, когда вы выросли, перейти в христианство? — с явной враждебностью спросила Лизхен. — Не хочу вас обидеть, многоуважаемая фрейлин, но отвечу честно — уже в юности я стал много читать и познакомился с книгами и идеями, которые вы наверняка не одобрите. И постепенно отошел от религий вообще, хотя и верю в Единого Создателя нашего мироздания, — мягко объяснил Аарон, — Но это не мешает мне уважать религиозные чувства других людей и восхищаться гениальными пассионатами и ораториями. Несмотря ни на что, революционеры все больше импонировали Марии-Луизе своими свободными взглядами. — Как мне помнится, у Баха есть вещи для клавесина и скрипки, — Луи с вызовом посмотрела на Лизхен и тут же перевела взгляд на Аарона. И сразу испугалась своих слов, подумав о втором клавесине. Играть с кем-то вместе, да еще такую сложную музыку? А ведь дерзкая девчонка может выступить с подобным контр предложением. — Я был бы просто счастлив смузицировать с вами, фрейлин Лизхен, — Аарон тут же ухватился за подброшенную Луи идею и умоляюще посмотрел на девушку своими печальными глазами. — Что? Что вы сказали? — Лизхен даже не собиралась маскировать презрение. — Не беспокойтесь, фрейлин Лизхен, я уверена, что Андреа не преувеличила и герр Аарон блестяще справится с подобной задачей, — она подарила девушке одну из своих «королевских» улыбок. — Да, конечно, Ваше Величество, — пролепетала девушка, покраснев. Теперь девчонка будет считать ее стервой и покровительствующий нехристям отщепенкой, но она сделала это не только для того, чтобы досадить. Такое музыкальное общение безобидно и полезно; отвлечет Лизхен от горьких мыслей и, может, и избавит от некоторых предрассудков. В конце концов, это же не игра в четыре руки, никакого близкого контакта. И еще, она обожает скрипку, и было бы действительно интересно послушать подобный дуэт. — Зачем ты пригласила ее остаться, вы же терпеть друг друга не можете? — Анди была, как всегда, прямолинейна. Но молодец, правильно поняла ситуацию. И умница, ничего лишнего не сказала при свидетелях. Они уже вернулись в отведенные ей покои и ждали, когда принесут обед. Ее возлюбленная согласилась разделить с ней трапезу, видимо, тоже не спешила расстаться. — Понимаешь, если она не хотела бы нашей компании, то вообще не вошла бы в зал, — объяснила Луи. — Мне вообще захотелось подбить ей второй глаз! Ты ее защитила в ту ночь, собой рисковала, а она еще язвить пытается и театральные реверансы в насмешку выделывает, — не выдержала Анди. Из начитанной серьезной революционерки она вдруг превратилась в уличного хулигана, которым она, наверно, и была пять лет назад. Наверно, не раз с кулаками защищала свою Грету. Неисправимая пацанка! И у нее, рожденной Габсбург, это вызывало прилив необычайной нежности, а не логически предсказуемое отторжение. — Реверанс был традиционный, а в остальном ты права. Только бить никого за меня не надо, — она подошла к Анди сзади, обняла и поцеловала в шею под самым затылком, отодвинув рукой волосы. После отстранилась, отошла и чинно села на свое место за столиком — скоро принесут еду, так что они не могут себе позволить забыться. — Но как она тебя боится, когда ты по королевски говоришь! Надеюсь, Аарона она не будет обижать, он же совсем не знает, как с такими себя вести. А почему она так к тебе? Я думала, знатные дамы должны уважительно с персонами королевских кровей разговаривать. Неужели и во дворце такое было? — с каким-то детским упорством не унималась Анди. Конечно, они совершенно из разных миров, им все интересно друг о друге. Просто, Андреа более непосредственная, не стесняется задавать вопросы, хотя и волнуется при этом, что и упрощает ее речь. — Нет, я никогда раньше с подобным не сталкивалась. Но Лизхен — не дама, хотя и благородного происхождения. Она просто заносчивая шестнадцатилетняя девчонка, по характеру — копия своего деда, которая, из-за навязанного ей затворничества, не часто бывала в обществе других людей. И я для нее — плохая королева, — она рассмеялась и начала рассказывать о конфликте ее супруга с покойным бароном. Им принесли еду и бутылку вина. Анхен зло покосилась на Анди, а потом, уже с участием и искренней улыбкой, посмотрела на нее. Значит, внучка барона еще не успела нажаловаться, а послушно обсуждает репертуар будущего концерта с Аароном, как и обещала. Интересно, как завтра будет с ней себя вести старая служанка? Незаметно приближался вечер. Золотые лучи закатного солнца струились сквозь узкие окна и, вероятно, играли с ее волосами — Андреа заворожённо смотрела на ее голову. Луи помнила комплименты своих прошлых возлюбленных, но глаза Анди казались в разы искренней всех ее прошлых, и мужчин, и женщин, хотя ее возлюбленная и молчала о «струящемся искрящемся золоте» или «божественном ореоле». Глаза Анди еще больше укрепили ее в принятом сегодня решении. Она должна поговорить об этом с Анди. Но не сейчас, когда просто хочется молчать, смотреть на возлюбленную, медленно потягивая терпкое вино, и чувствовать себя счастливой не смотря на революцию.